Текст книги "Дикарь (ЛП)"
Автор книги: Миа Шеридан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Джек приземлился на сухие ветки и двинулся в направлении блестящего предмета, похожего на голубой металл. Он удивленно моргнул, отодвинув толстый слой листьев в сторону и увидев… машину. Ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя и соединить воедино это огромное металлическое существо из другого мира, с тем, в котором он жил сейчас.
«Что она здесь делает?»
Может быть, это была машина того, кто пытался убежать от врагов, кто забрался в эту глухомань, ища укрытие?
«Как давно она здесь стоит?»
Под ногами хрустнуло. Джек наклонился, заглянул в разбитое лобовое окно и отпрянул, увидев скелеты внутри. Одежда висела на костях, и по ее виду он мог сказать, что один из них был мужчиной, а другой – женщиной.
Ещё один луч солнца осветил что-то блестящее на сиденье. Джек потянулся за ним, вытащил из машины и раскрыл ладонь. Серебряный кулон с крошечным отверстием сбоку. Джек ногтем подцепил его и кулон раскрылся. Внутри была крошечная фотография мужчины, женщины и ребёнка.
«Семья».
Желудок Джека скрутило от горечи, когда он смотрел на их улыбающиеся лица.
Он с интересом разглядывал людей, изображенных на фотографии. Мужчина слегка улыбался, одна рука лежала на плече женщины. Улыбка женщины была широкой и сияющей, светлые волосы – красивыми и яркими. Но именно ребёнок привлек его внимание. Эта девочка заставила его замереть. Что-то было в её глазах… что-то, что заставило его сердце биться быстрее, а кожу покрыться испариной. Он сжал кулон в руке и двинулся к задней части машины, к слегка приоткрытому багажнику.
Джек нажал на него. Металл заскрипел, поднимаясь. Внутри лежали кучи мокрых листьев и что-то похожее на одеяло, но уже сгнившее от сырости. Он отодвинул его в сторону и увидел синий рюкзак, почти не тронутый непогодой. Джек расстегнул молнию и заглянул внутрь. Там было несколько исписанных блокнотов. Ему хотелось тут же узнать, о чём в них говорилось, но он заставил себя подождать, положил вещи обратно в рюкзак, застегнул его и повесил на плечо.
Что-то похожее на возбуждение запело в нем. Прошло так много времени с тех пор, как его мать отдала ему детские книги, которые теперь он знал наизусть. Те, которые он доставал много раз в день, чтобы прочесть, и чтобы помнить, как выглядят слова. Помнить, как они ощущаются во рту и в голове, какие картинки и ассоциации вызывают. Может быть, в рюкзаке и не было рассказа или книги, но в нем было что-то новое для изучения.
Новые слова… они были… лучом света в темноте.
Джек повернулся к отвесной стене каньона и начал подниматься. Он и завтра может придумать хороший способ умереть. Сегодня у него появились новые слова. И он уже не чувствовал себя таким одиноким.
Глава двадцать шестая
Харпер
Наши дни
Харпер постучала в уже знакомую дверь и отступила назад. Как всегда её сердце пропустило несколько ударов о того, что скоро она окажется рядом с Лукасом.
Дверь открылась. Лукас поглядел на Харпер с выражением чуть менее настороженным, чем в первые два визита, когда она оказывалась на его пороге совершенно неожиданно. Конечно, у неё не было возможности предупредить о своём появлении, но всё же…
– Привет.
– Привет.
Харпер сунула руку в большую сумку, висевшую у неё на плече, достала записные книжки мамы и протянула их Лукасу.
– Они принадлежат тебе.
На лице Лукаса промелькнуло сомнение, с примесью легкой настороженности.
– Нет. Я всего лишь их нашёл. Они твои.
Харпер покачала головой и достала толстую книгу из сумки. Она передала «Графа Монте-Кристо» Лукасу и увидела, как его глаза вспыхнули от удивления, удовольствия и восторга.
– Я подумала, она может тебе пригодиться, чтобы лучше понять смысл маминых записей.
Лукас не пытался отказаться или вернуть книгу, как сделал с заметками. Он взял её и прижал к груди, словно та была драгоценностью.
Харпер посмотрела поверх плеча Лукаса, разглядывая пляшущие отблески огня на стенах.
– Можно мне войти? Я не задержусь надолго.
Лукас молча отступил назад.
Харпер зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Она положила блокноты на пустую кровать рядом с дверью, и он на мгновение задержал на них взгляд, прежде чем снова посмотреть на Харпер.
– Я бы хотела, чтобы записи моей мамы были у тебя.
– Но почему?
– Потому что… Мне кажется, они были предназначены именно тебе.
Лукас нахмурился.
– Что ты имеешь в виду?
Харпер вздохнула и подошла к нему поближе.
– Я сама не совсем понимаю, что имею в виду. Просто… я так чувствую. – Она покачала головой. – Я не всегда прислушиваюсь к своей интуиции или внутреннему голосу, но думаю, эти блокноты должны быть у тебя, вот и всё. Я не обдумывала всё это очень тщательно. Просто привезла их сюда, и надеюсь, ты не против. К тому же, я кое-что узнала сегодня днём и хотела… В общем, я хотела расспросить тебя об этом, узнать твоё мнение, потому что…
– Харпер.
Лукас произнес её имя, ничего больше, но в его голосе звучала нежная, мягкая мольба похожая на: «Прошу, помедленнее. Дыши. Я пытаюсь понять тебя», и этого оказалось достаточно, чтобы Харпер перестала мямлить и собралась. Она чувствовала, что Лукас смотрит на её, изучает и пытается понять, как никто другой. Даже не смотря на то, что не всегда знает значения слов, которые она использует.
– Агент Галлахер позвонил мне сегодня днём и сообщил, что найдены доказательства, что моих родителей застрелили.
– Застрелили? Чем? Стрелами?
– Нет-нет. Пистолетом.
– Я думал, они погибли в аварии.
Харпер села на кровать; металлические пружины мягко скрипнули.
– И я так думала. Я всегда считала, что мы трое попали в аварию, а машину просто не могли найти. Я верила в это всю свою жизнь. Даже несмотря на то, что место, где нашлась машина, было странным, – она наморщила лоб, – то, что она была найдена на дне того каньона, лишь подтверждает их слова... Я так, так запуталась… Я не знаю, что думать, что чувствовать. – Она на мгновение замолчала. – Ты кого-нибудь видел возле этого каньона? Или, возможно, знаешь что-нибудь, что могло бы объяснить произошедшее с ними?
Лукас сделал несколько шагов к кровати и сел на неё, пружины издали глубокий, громкий скрип.
Харпер стала ещё острее ощущать его присутствие, силу его мужественного тела; его колено оказалось всего в нескольких дюймах от её, это нервировало и вместе с тем дико волновало.
– У меня нет для тебя ответов. Однажды, спускаясь вниз по каньону, я увидел, как солнце освещает что-то на дне. Машина была почти полностью покрыта ветками и листьями. Когда я заглянул в окно, то… увидел их там. Кулон лежал на сиденье. Багажник был приоткрыт, а внутри лежал только синий рюкзак. Я взял его с собой и снова полез наверх. Иногда я возвращался туда, сам не знаю, почему. Может быть, потому что твоя мама казалась… реальной, живой. Я так хотел… даже не знаю... Наверное, я хотел отблагодарить её. Она… её слова… её мысли… они поддерживали меня, с ними мне хотелось жить.
Харпер моргнула, слезы жгли ей глаза. Лукас сказал, что навещал их, чтобы приободрить её, показать: её родители не были одни. Но это и ему помогало не чувствовать себя таким одиноким.
«Ты разбиваешь мне сердце», – подумала Харпер, затаив дыхание.
– Я знала, что права.
– В чём?
– Эти заметки предназначены тебе.
Лукас улыбнулся своей неуверенно-очаровательной улыбкой, Харпер улыбнулась в ответ, застенчиво проведя пальцем по одной из открытых пружин.
– Чему ты научился у неё?
– У твоей мамы? – Он на мгновение прищурился, глядя в окно, очевидно, серьезно обдумывая вопрос. Когда он снова посмотрел на неё, то спросил: – Ты читала её? Книгу, о которой твоя мама рассказывала в классе?
– Граф Монте-Кристо? – Харпер одарила его сияющей улыбкой. – Да, дважды, и смотрела фильм.
– Фильм? Есть ещё и фильм?
Она улыбнулась. Ей нравилось, что он задавал вопросы скорее как утверждение, словно для того, чтобы повторить новое слово, новую информацию, а не услышать подтверждения.
– Да, и очень хороший. Так не всегда бывает, когда экранизируют книги. Ты когда-нибудь… ты когда-нибудь смотрел кино? – Харпер чувствовала себя неловко, но если не спрашивать и не задавать вопросы, то она никогда не узнает Лукаса получше, а ей так этого хотелось. Она провела с ним достаточно времени, чтобы понять – Лукас не спешит рассказывать о себе.
– Я никогда не смотрел кино, но слышал о нём, когда был ребенком. И я смотрел телевизор.
Харпер кивнула.
– Кино – это как телевизор, только на большом экране. – Харпер было странно говорить подобную фразу человеку примерно одного с ней возраста. – Как бы то ни было, «Граф Монте-Кристо» – одна из моих самых любимых историй. Она о мести, но в большей степени, как мне кажется, о прощении.
– Я попытался понять историю только из того, что писала и думала о ней твоя мама. И по вопросам, которые она задавала. Я не знал этого слова раньше – месть. Это значит злиться, а потом сводить счеты. Но твоя мама была похожа на тебя. Она думала, что эта история больше о прощении. – Лукас сделал паузу. – Твоя мама считала, что большинство людей – хорошие. Она надеялась, что её ученики будут думать так же.
– А как ты считаешь?
Его губы слегка дрогнули.
– Но я ведь не её ученик.
– Ученик. Ещё какой. Я думаю, ты изучил её мысли и идеи – то, что она находила важным и ценным – более внимательно, чем любой мальчик или девочка из её класса.
Казалось, Лукаса это обрадовало.
– Возможно. Но… не знаю, верю ли я, что хороших людей больше, чем плохих. Я не знаю достаточно о мире за пределами этой книги. А я её ещё даже не читал. Но твоя мама заставила меня почувствовать… – Казалось, он подыскивает подходящее слово.
– Надежду? – предположила Харпер.
Они посмотрели друг на друга.
– Надежду, – повторил он. – Да. Твоя мама дала мне… надежду. Она научила, что в мире есть и хорошее, и плохое. До нее я этого не знал.
– То есть ты думал, что в мире есть только плохое?
– Я… не был уверен. Дрисколл так думал.
– Дрисколл? – Она нахмурилась. – А что ещё думал Дрисколл?
– Не знаю. Мне было всё равно.
Лукас отвернулся, явно не желая больше говорить о Дрисколле. Однако через мгновение он снова посмотрел на Харпер. Леа наклонила голову и скользнула взглядом по его лицу. У него были такие красивые глаза – голубые с золотом, закатно-голубые, миндалевидные, с длинными густыми ресницами. Они резко контрастировали с мужественным видом всех остальных черт лица – загорелой кожей, острыми скулами, квадратной, покрытой щетиной челюстью. И очевидной силой его мускулистого тела. Харпер не стала любоваться его телом. Она запретила себе. Она была уже достаточно взвинчена. Взволнованна. Смущена.
Раз Лукас не хотел рассказывать о Дрисколле, она не будет продолжать расспрашивать и лучше вернется к теме, о которой ему, казалось, удобно говорить.
– В некотором смысле… возможно, ты знаешь мою маму лучше, чем я. Или по крайней мере… другую её сторону. Мама для меня всегда была отражением заботы и дома, всего прекрасного и уютного, чего у меня с тех пор так и не было.
Она взглянула на Лукаса, обдумывая свои слова.
– Я не знаю, может быть, я боюсь, что чтение… – она кивнула в сторону записей, – как-то затуманит и исказить мои другие воспоминания о ней.
Лукас пристально смотрел на неё. Харпер не могла понять выражение, застывшее на его лице.
– Что? Почему ты так на меня смотришь?
– Потому что ты – честный человек. Я могу это сказать. Хотел бы я… если бы я только мог.
Харпер не совсем поняла, что он имел в виду, но почувствовала, что это был комплимент. И всё же он был не совсем прав.
– Я не всегда честна, – выпалила она. – Иногда храню некоторые вещи внутри себя… И довольно часто, на самом деле.
– Правда?
Лукас выглядел смущённым, и Харпер тихо рассмеялась.
– Иногда я много болтаю, чтобы уклониться от определённой темы или если не хочу что-то рассказывать.
Лукас задумался, а затем улыбнулся, будто она прояснила то, что его смущало, и выглядел при этом непередаваемо милым.
– Держать свои чувства при себе – это совсем не то же самое, что лгать. Разве не так?
– Наверное. Что ты держишь в себе, Лукас?
Он грустно вздохнул, но всё же ответил:
– А что я не держу при себе? У меня нет другого выбора.
Харпер покраснела, слегка поморщившись от собственной бестактности.
– Это был глупый вопрос. Я…
– Нет, не глупый. На самом деле, деревья, птицы и все лесные животные знают мои секреты.
Иногда я захожу в чащу леса и кричу их с вершины скал. И все вокруг замирают, чтобы послушать.
Она тихо рассмеялась.
– Тебе становится легче, после того, как ты их выпускаешь наружу? Даже просто в лес?
– Да, – он ухмыльнулся, и сердце Харпер пропустило удар. – Попробуй как-нибудь.
– Может быть, я так и сделаю.
Они сидели, улыбаясь друг другу. Это мгновение было тягучим и будоражащим из-за того, что происходило между ними. Химия, волнение, глубокое любопытство – все элементы неоспоримой тяги между мужчинами и женщинами, которых влечет друг к другу. Так было с начала времен. Эта тяга возникала повсюду. На танцах и в ресторанах. В барах и офисах. В пещерах и хижинах посреди дикого, тёмного леса.
– В любом случае, – сказала Харпер, вставая и поднимая свою сумку с пола у кровати. – Я кое-что принесла и надеюсь, теперь ты мне поможешь. Это взятка, так что ты не можешь отказаться.
Лукас нахмурился, он явно был озадачен.
– Взятка?
Харпер улыбнулась.
– Своего рода плата. Но я просто пошутила. Это скорее подарок, ни к чему не обязывающий. – Она вытащила из сумки бутылку апельсиновой газировки и, подняв её, улыбнулась Лукасу.
Его глаза загорелись от восторга.
– Апельсиновая газировка.
– Да.
Харпер медленно открутила крышку, чтобы шипучка не разбрызгалась, и протянула бутылку Лукасу. Секунду он смотрел на неё, а затем сделал большой глоток и отпустил с… не слишком довольным выражением. Он держал бутылку перед собой, снова изучая, затем сделал её один глоток и поморщился.
– Не так вкусно, как ожидал? – спросила Харпер, сдерживая смешок.
– Нет… не так.
Харпер рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать. Ей очень хотелось поцеловать Лукаса и почувствовать вкус апельсина на его губах. Но она быстро отогнала эту мысль.
– Как бы то ни было, мне нужна твоя помощь.
– В чём?
– С этой картой. – Она подошла к столу, за которым они обедали недавно, села на один из табуретов, разложила карту и положила рядом ручку.
Наступили сумерки, поэтому Лукас зажёг две свечи у окна и отнес их к столу, занял другой табурет и посмотрел на карту.
– Чем я могу тебе помочь?
– Я подумала, что было бы полезно отметить некоторые участки на этой карте для агента Галлахера. Мне просто необходимо что-то сделать, чтобы помочь раскрыть убийство родителей.
По спине Харпер пробежал холодок. Она всё ещё не могла поверить, что действительно произносит эти слова, или что они по-настоящему были правдой.
«Мои родители убиты».
Это не сделало потерю острее, не сделало Харпер печальней. Но теперь в ней горел огонь. Желание найти ответы. Она узнала, где находились её родители. Вопрос, терзавший её всю сознательную жизнь, был закрыт. Но теперь перед ней возникли два новых, неожиданных: кто и почему?
Она слегка встряхнула головой, пытаясь вернуться к действительности.
– Но, хм, мне бы хотелось услышать твоё мнение, прежде чем я это сделаю.
– Конечно.
Она взяла красную ручку и поднесла к карте и проследила ею путь по шоссе.
– Итак, это дорога из Мизулы в Хелена Спрингс.
В нескольких милях от шоссе были неизвестные, неизученные пещеры. Харпер всегда думала, что их-то и искали туристы, которые обнаружили ее. Но теперь, учитывая, где была найдена машина её родителей, это казалось сомнительным.
Она указала на другую область карты.
– Примерно здесь дом Дрисколла, а здесь твой. – Она нарисовала два квадрата на зелёной зоне леса и взглянула на Лукаса.
У него между бровями залегла небольшая складка, когда он сосредоточенно следил за тем, что она делала.
– Это река Оулвуд, – продолжила Харпер и проследила длинную извилистую линию, которая представляла собой реку, идущую от шоссе, соединяющего Мизулу с Хелена Спрингс, минуя дом Лукаса и дальше. – А вот здесь нашли машину моих родителей.
Она нарисовала крест в низовье реки, у подножия горной гряды.
– Хорошо, – сказал Лукас, слегка наклоняясь к Харпер.
Пламя свечей замерцало, и внезапно атмосфера стала такой интимной, такой жаркой, когда их головы склонились друг к другу, когда они говорили приглушёнными голосами, словно они были одни на всём свете. Харпер гадала, каковы его губы на вкус, решится ли он поцеловать её, и вообще знает ли, как это нужно делать.
– Хорошо, – хрипло повторила она и неловко прочистила горло.
Жар медленно поднялся по шее, затем прокатился по всему телу с внезапностью и стремительностью, поразившей и полностью выбившей Харпер из колеи.
– Тебе холодно? – спросил Лукас, когда она потерла руки.
– Нет. Нет… Э-э, значит, – она попыталась сосредоточиться и постучала пальцем по пустынному участку между шоссе, соединяющим Хелена Спрингс, Мизулу и реку Оулвуд, – именно здесь я обычно работаю гидом. И это то самое место, где я искала машину моих родителей.
Она поднесла ручку к губам и слегка прикусила кончик.
– Почему? – спросил Лукас.
Харпер взглянула на него – его взгляд был прикован к её губам. Она убрала ручку и снова посмотрела на Лукса. Его глаза слегка расширись, но затем он перевел взгляд на карту, разрывая момент притяжения.
– Почему? Ах, ну, потому что это удобное место для охоты и походов, но также и потому, что рядом пролегает дорога, по которой, как я предполагала, мои родители ехали в ту злосчастную ночь. Туристы, которые нашли меня, не смогли указать точного места, но власти подобрали нас здесь. – Она показала место на карте. – Всё указывает на то, что машина моих родителей находится в этом районе. Я никогда не искала дальше, потому что река здесь сворачивает в Эмити Фоллс. Я не смогла бы выжить, упав с трёхсотфутового водопада. И власти решили сосредоточить свои поиски именно в этом месте. Вертолёты искали машину в этой зоне.
Харпер снова постучала ручкой по губам, размышляя. Через мгновение она разочарованно вздохнула.
– В любом случае, я до сих пор не знаю, какое отношение всё это имеет к убийству моих родителей. Я просто подумала, что, может быть, всё это привнесёт немного ясности.
Лукас молчал, не отрывая глаз от лежащей перед ними карты, над которой мерцала свеча, высвечивая горы и долины, которые могли бы дать ответы на множество вопросов, кружащихся вокруг них обоих долгие годы. Когда он снова встретился с ней взглядом, выражение его лица было серьезным, в уголках рта читалось опасение.
– Мне кажется, я видел вертолеты, которые искали твоих родителей. А если так, то, получается, меня привели в лес в ту же ночь, когда убили твоих родителей.
От шока у Харпер перехватило дыхание, озноб сковал тело.
– Как же так… Ты уверен? Могло ли это быть совпадением?
– Я больше никогда не видел вертолёты. И они летали прямо над этим местом. – Он указал на то место на карте, где, как всегда считала Харпер, разбилась машина её родителей.
Харпер задержала там взгляд и вновь взглянула на Лукаса. Она была совершенно сбита с толку.
«Как могло случиться, что мы оба оказались в лесу в одну и ту же ночь? Меня спасли. Его... нет…»
– Я… – Лукас поджал губы, его глаза были особенно тёмными и глубокими в мерцающем отблеске свечей. – Я тебе всё время обманывал. Агента тоже.
– Обманывал? – прошептала Харпер со смесью страха и замешательства в голосе. – В чём?
– Это касается моего имени. Меня зовут не Лукас. Меня зовут Джек.
Глава двадцать седьмая
Джек
Наши дни
Харпер, моргнула, глядя на Джека, в удивлении приоткрыв рот. Джек нервничал, но всё равно его кровь закипала, стоило ему взглянуть на её розовые манящие губы.
– Джек? Я не понимаю. Почему ты назвался Лукасом? – Она выглядела обеспокоенной, и это вызывало в нём… он не мог подобрать слов, чтобы описать свои эмоции, лишь понимал, что меньше всего на свете хотел бы напугать Харпер. Особенно когда он всё время думал о её губах и о том, как ему нравится сидеть рядом с ней, вдыхая её сладкий, женский аромат и…
Джек быстро встал, отошёл подальше и прислонился к стене у окна.
– Я не врал, сказав, что не знаю своей фамилии. Кажется, меня назвала женщина по имени Альма, Альмара или Альмина, но я точно не помню. Она растила меня почти до восьми лет, и я называл её Бака. Иногда она говорила на другом языке. Я не знаю, на каком именно, и не знаю, где мы жили и почему меня забрали у неё.
Харпер выглядела ошарашенной.
– Что значит, тебя у неё забрали?
– Я имею в виду, что оказался здесь, и не знаю, как и почему. – Это было правдой. Хоть и частично. Джек ещё не был готов рассказать всё остальное.
– Ты думаешь, твоя Бака, привезла тебя сюда?
– Я… я не знаю.
Харпер, похоже, была совершенно ошеломлена и растеряна.
– В этом нет никакого смысла. Кем была твоя мама? А твой отец?
Лукас помолчал.
– Кажется, моя мама отдала меня Баке. Я точно не знаю. Не помню. И… я ничего не знаю о своем отце.
– Почему ты солгал? Разве тебе не нужна помощь, чтобы разобраться во всём этом?
Джек глубоко вздохнул, запустив пальцы в волосы. Ему хотелось рассказать о скале, о войне, которой не было, о том, как его обманули, но он пока не знал наверняка, что можно рассказывать Харпер, а чего не стоит.
…Никому не говори, что я была здесь…
– Я солгал, потому что не знаю, кому можно доверять, – признался он.
Джеку хотелось довериться Харпер. Именно это желание по-настоящему удивило его, ведь он так долго верил только самому себе. Полагался только на себя. Но ему хотелось увидеть, как озаряются её большие тёмные глаза… пониманием, участием. Он хотел поделиться своими тревогами и проблемами с другим человеком. Но сомневался, потому что Харпер заставляла его чувствовать себя неуверенно, заставляла кровь бурлить в его жилах.
«Она – женщина, которую он хотел назвать своей».
Харпер вглядывалась в его лицо, будто могла найти ответы на свои вопросы, просто посмотрев на него.
«Ещё не время, – подсказал Джеку внутренний голос. – Но скоро, если ты решишься».
Джек отвернулся, схватил банку с едой, которую принесла Харпер, и обернулся.
– Ты голодна?
Харпер взглянула на банку, потом снова на него.
– Да, – пробормотала она. – Лукас… Джек … как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
– Я прожил свою жизнь как Джек. До тех пор… пока я не попал в здание шерифа.
Харпер нахмурилась.
– М-м-м… Джек, я хочу, чтобы ты знал, что можешь мне доверять. Я хотела бы помочь тебе, если ты позволишь. – Она снова посмотрела на банку, которую он всё ещё держал в руке. – И да, я бы с удовольствием поужинала.
Снаружи уже стемнело, а свечи отбрасывали тени на стены. Сколько раз Джек сидел за этим столом, ел, и ему было холодно и одиноко? Особенно после смерти Щенка. Особенно тогда. Но сейчас он чувствовал близость с другим человеком, которую никогда не ощущал раньше. Он чувствовал себя … умиротворённым. Но также ощущал дикий… ужас. То, что он начал привязываться к Харпер, напомнило о семье, которую у него отняли, обо всех тех приятных моментах из прошлого, которые потерял. Воспоминания словно острый ледяной нож медленно пронзали его, разрезая и разрывая, причиняя боль, как все те раны, которые оставили глубокие шрамы на его коже.
«Если не хочу боли, то не должен привязываться к ней… ведь рано или поздно она непременно уйдёт».
Харпер улыбнулась, не отрываясь от еды.
– Что? – спросил Джек.
– У меня так в первый раз.
Он наклонил голову, и она счастливо рассмеялась.
– Свидание с… откровенными разговорами, едой из банки и всё это при свечах.
– Свидание?
Её улыбка погасла.
– О. Я не имела в виду, что это свидание. Но… я имею в виду, что это могло бы им быть. Я не хочу, чтобы ты думал… это не то… во всяком случае, это хорошо – вот что я имею в виду. – Харпер опустила глаза, но потом взглянула на него.
Джек вспомнил, что она рассказывала о себе.
– Ты много говоришь, а это значит – ты чего-то недоговариваешь.
Харпер рассмеялась.
– Возможно, мне не следовало выдавать себя. – Но взгляд у неё был теплый, ласковый и она улыбнулась. – Мне нравится проводить время с тобой, вот что я хотела сказать.
– Но почему?
Она моргнула.
– Почему мне нравится проводить время с тобой, Джек?
Он медленно откинулся назад. Ему нравилось слышать свое имя – настоящее имя, – ему нравилось слышать, как она его произносит.
– Да.
Харпер смотрела на него несколько секунд, слегка вздернув подбородок.
– Потому что я нахожу тебя интересным и добрым. Ты меня удивляешь, но по-хорошему. Мне нравится то, что ты говоришь, и мне нравится наблюдать, как ты открываешь для себя что-то новое. Я восхищаюсь тем, как ты выживал здесь один все эти годы. – Она посмотрела в сторону. – Нет, восхищаться – недостаточно сильное слово. Я в восторге, что ты сумел выжить в диком лесу, и я уверена, что не могу представить и половины того, с чем тебе пришлось столкнуться. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь доверять мне настолько, чтобы рассказать о своём прошлом. Ты ценишь правду, Джек, и это она и есть.
Губы Джека дрогнули.
«Она мне нравится», – подумал он и изумился.
Джек помнил это ощущение… Привязанность – так оно называется? Да, это было именно оно. Чувствовать тепло от другого человека, своего… родного, нравится быть рядом. Не желание спариваться – хотя оно тоже было. Приятное ощущение… Привязанность – это хорошо. Симпатия, которую нельзя отнять, уходя. Она всегда будет с Джеком, независимо от того, оставит Харпер его или нет. Ему было радостно сознавать, что есть ещё одна вещь, которую никто не сможет у него украсть.
Харпер ему нравится. И эта симпатия принадлежит ему. Вот и всё.
В то же время он чувствовал себя виноватым. Как он мог ценить правду и одновременно быть лжецом? У него было так много вопросов о мире, о жизни и людях, так много того, что сбивало с толку. Верил ли он, что скрывать информацию от кого-то – это совсем не то же самое, что лгать? Была ли какая-то разница?
«Нет», – подумал Джек. Он сталкивался и с тем и с другими, и когда правда вскрывалась – боль была одинаковой.
У него было много сомнений и вопросов. Его мозг походил на пустой сосуд, мысли метались туда-сюда, летали вихрем, одна сменяясь другой. Так быстро, что он не мог ухватиться, почувствовать твердую почву под ногами. Эти новые чувства, возникшие только потому, что ему стало важно мнение этой женщины, буквально сбивали с ног. Она стала важной. Он хотел, чтобы она доверяла ему. Он хотел ей нравиться.
– А что ценишь ты?
– Я?
– Да. Что для тебя важнее всего?
Харпер молчала, похоже, всерьез обдумывая его вопрос.
– Стабильность, я думаю… любовь. – Её щёки порозовели, и она отвела взгляд.
«Неужели ей стыдно желать любви? Интересно, почему? Она тоже потеряла людей, которых любила. Если, несмотря на это, она всё ещё хочет полюбить – она очень смелая».
– Есть ли она у тебя в жизни… любовь?
Харпер выдохнула и слегка рассмеялась.
– Ты можешь быть очень прямолинейным, если этого захочешь.
– Я задаю неправильные вопросы? – Ему стало стыдно. Он не знал, как обсуждать свои мысли с другими людьми. Иногда он даже не знал, как разговаривать с самим собой.
– Нет. – Она покачала головой. – Нет. Ты спрашиваешь всё верно. Да, в моей жизни есть любовь. Я люблю своих друзей, и я люблю детей из школы-интерната, в которой работаю. – Она снова улыбнулась, но во взгляде застыла грусть и пролегла тень тоски.
– Ты любишь мужчину?
«Пожалуйста, скажи: «Нет».
– Нет, – прошептала Харпер, встретившись с ним взглядом, потом резко встала и глянула в окно. – О, боже! Ты только посмотри!
Снег падал быстро, большими пушистым хлопьями, и это значило, что близится долгая и яростная метель. Джек видел это раньше, много раз. Он знал, что будет дальше.
– Кажется, ничего хорошего.
Джек встал, подошёл к входной двери и открыл её. Порыв ледяного ветра ударил ему в лицо, заставляя отступить назад.
– Это ледяная буря. – Он понял это, как только увидел эти пушистые хлопья, смешанные с льдинками.
Харпер подошла к нему, прикрывая лицо рукой, и закрыла дверь.
– Боже, как неожиданно и быстро она началась. Я должна уйти прежде, чем она совсем разойдётся.
Джек повернулся к ней.
– Уже поздно.
Харпер встретилась с ним взглядом.
– Я потеряла счёт времени. – Она посмотрела в окно, нервно качнула головой, достала из кармана телефон и посмотрела на него. – Связи нет. Но я уже оказывалась в такой глуши. Иногда, самое главное – найти нужное место и всё заработает.
Джек не понимал, о чём она говорит – он знал, что такое телефон, но не знал, как он работает. Предмет в её руке был для него загадкой, но он не задавал вопросов. Меньше всего ему хотелось, чтобы она видела в нём ребёнка.
– Мне нужно идти к своему грузовику. – Харпер схватила куртку.
– Я пойду с тобой.
– Нет, всё в порядке. Я сейчас вернусь.
– Я пойду с тобой, – повторил Джек, не желая отпускать её одну под завывающий ветер.
Он быстро надел пальто и ботинки, распахнул дверь и прищурился от злого, ледяного ветра, обжигающего лицо. В ледяной буре очень легко заблудиться. Один неверный шаг или поворот – и вдруг ты уже не знаешь, где находишься, и видишь дерево прямо перед собой, только когда на него натыкаешься.
Джек заслонял собой Харпер от ветра, пока они шли наугад к тому месту, где стоял грузовик. И только оказавшись на расстоянии вытянутой руки, смогли его разглядеть.
Однажды Джек заблудился в подобной ледяной буре. Помниться, он присел на корточки рядом с Щенком и чуть было... Он отогнал от себя эти воспоминания. Не хотел сейчас об этом думать.
Харпер, наклонив голову, обошла Джека. Ветер задул сильнее, порывистее, сорвал капюшон с её головы и разметал волосы. Харпер рассмеялась – но смех был высокий, как у испуганной птицы, – и забралась в грузовик. Джек последовал за ней и захлопнул дверцу, спасаясь от яростного ветра, который колотил по грузовику, пробираясь в щели, изо всех сил стараясь добраться до них. Шум ветра немного стих, хотя грузовик трясло, а дом был невидим за лобовым стеклом.
– Боже мой, – сказала Харпер, откидывая назад волосы. В них, словно драгоценные камни, сверкали в слабом свете, исходящем от телефона, который Харпер снова достала из кармана, кристаллики льда.
Она грустно вздохнула, затем подняла телефон и начала водить им из стороны в сторону.
– Блин, черт… ах. Дерьмо!
Она делала это ещё с минуту и, наконец, опустила руки.
– Телефон не ловит сигнал. Никак. – Она повернулась к Джеку. – Не думаю, что мне стоит садиться за руль. Я, скорее всего, врежусь в дерево, пытаясь добраться до дороги, или съеду в обрывы по обочинам. Я просто подожду здесь. Уверена, буря скоро утихнет. – Харпер посмотрела на Джека широко раскрытыми глазами, словно, ожидая, что он скажет.
