Текст книги "Слепцы (ЛП)"

Автор книги: Мэтью Фаррер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Если ты хотел запутать меня в какой-то смехотворной иллюзии на боевую тему, Дешен, у тебя не было ни шанса. Неужели ты решил, что она покажется реальной хоть одному человеку, когда-нибудь действительно державшему в руках оружие? – Шира вкладывала презрение в свои слова, чтобы противник сосредоточился на её голосе, а сама тем временем медленно продвигалась вперед. – Какой-нибудь пацан, пускающий слюнки на пропагандистский плакат с комиссаром Каином, мог бы поддаться, но я?

Она заметила вспышку гнева в глазах псайкера. Хорошо: заставь его разозлиться и потерять концентрацию. Пистолет, казалось, был отлит из цельного свинца, но Кальпурния уже наполовину подняла его.

– Ах, ну да, маленькая мисс воительница, мне следовало знать, что тебе не понравится фантазия о битве, в которой ты побеждаешь. Ты ведь такая малышка, и уже далеко не юная, судя по лицу, и, конечно же, эти шрамы... Хм, вы только посмотрите.

Шире показалось, что она куда-то плывет, и ноги уже почти не держали её. Колено задрожало, подогнулось, и Кальпурния, чуть не упав, ударилась о грубую скалобетонную стену. Дешен прерывисто захохотал, срываясь на вскрики и судорожные вдохи.

– С воспоминаниями сложнее, чем со страхами, их тяжелее подавлять. Посмотрим, насколько тяжелы твои.

Она успела сделать ещё шаг и уже поднимала пистолет, когда внутри неё начало вздыматься нечто мерзкое – Шира вернулась туда. Вернулась в место, которое порой возникало в её снах. Да, сейчас она бодрствовала, но всё равно вернулась туда, туда, где все они лежат мертвыми позади неё, сплетения неподвижных конечностей и ярких отблесков белого света на панцирной броне. Вздымающийся запах их крови смешивался с вонью порохового дыма и жженым смрадом от лазерных ожогов на проржавевших металлических стенах.

Есть там и другой запах, странный и резкий химический оттенок – как будто органический, но столь же нечеловеческий, как голос в ушах Кальпурнии и руки, обхватившие её плечо и голову. Со звуком рвущейся кожи зазубренное лезвие разрезало подбородочный ремень, и шлем арбитра свалился с неё.

– Немного поэтично вышло, – произносит тот голос, – мы остались один на один, только мы и вся эта кровь на полу. Вот и конец настал. Конец этой маленькой поэтичной дуэли, и через мгновение я буду здесь совсем один... – и Шира понимает, что он уже заносит клинок, лезвия готовы рассечь ей глотку, но противник смещается для чистого удара и она видит перед собой крупнокалиберный стаббер проктора.

Шира наносит удар сапогом назад. Нога не слушается её по всей длине, поэтому она не попадает в сустав, но лишает врага равновесия и бросается вперед, головой на тройное острие ножа. Коготь вонзается ей в лоб, прорезает три линии опаляющей боли по направлению к волосам. Кальпурния падает ничком. Уже со стаббером в руке арбитр перекатывается на спину, пока липкая кровь заливает ей левый глаз. Она стреляет, стреляет, и её крики смешиваются со скрипучими агонизирующими воплями создания над ней...

Блеск в глазах Дешена уже не означал гнева. Это был страх, и Шира спросила себя, осознает ли это сам успокоитель.

– Не умерла тогда, – сказала она голосом, таким же странным и чужим, как и её руки и ноги. – Не умру теперь.

Из-за сдавленной груди Кальпурния едва дышала и только успела пробормотать: «Император мой...», как нечто вновь обрушилось на неё. Оно оказалось не ударом, но чем-то более мягким и тошнотворным, поползшим по Шире, как огромная амеба. Ловкими маленькими пальчиками оно нашло трещины в её разуме и разложило воспоминания женщины, словно пасьянс, отыскивая боль, отыскивая страдания...

...она пытается удержаться на кварцевом склоне под жестким отраженным светом созвездий орбитальных кузен Хазима, но меткая пуля раскалывает ей панцирь. Кальпурния падает целых несколько секунд, приземляется в опаляющую пыль и...

...оказывается в холодной тесноте канализационного туннеля. Они были уверены, что просто довершают зачистку, поэтому не озаботились встать подальше от колосниковой решетки, которая внезапно вылетела наружу. Из отверстия, даже не замедлившись, бросается нечто блестящее, и Шира, не успев выкрикнуть приказ, лишается огромного куска плоти в бедре. Создание перерезает ей артерию, и Кальпурния падает, поддавшись шоку и окрасив стену алыми струями. Позади неё грохочут дробовики...

...а она, собрав все силы, поднимается по ступеням в сопровождении безмолвного великана. Его дробящая клешня, дрели и цепные клинки покрыты кровью Арбитрес и Сестер. Её рука и плечо – безвольно повисшее месиво мучительной боли. Шира едва может идти, но созданию позади приказано довести её до самого верха, где она должна умереть...

Кальпурния подняла пистолет не до конца, и пуля только оцарапала ногу Дешена. Он не привык к боли, он не ждал этого, поэтому вскрикнул и пошатнулся. Глаза псайкера блестели беспримесным страхом.

«Сосредоточься на этом, – велела себе Шира, выбрасывая из головы последние клочки бредовой дымки. – Он слабеет, додави его».

– Боль – это... иллюзия... тела... – произнесла она. – Отчаяние – это... иллюзия... разума...

– Как тебя одолеть? – задыхаясь, прошипел Дешен. В его правом глазу расплывалось красное пятно, и успокоитель, казалось, не замечал безумия обращенного к ней вопроса. – Как мне... о, вот оно. Ну, подожди.

Он сумел хихикнуть.

– Ну, разумеется, тебя пугает не боль, верно? Не страдания и не страхи. Они слишком грубы для тебя.

По коже Ширы вновь поползли мурашки, голос Дешена начал казаться ей ровным, лишенным оттенков.

– Если я не могу заставить тебя испугаться, тогда вот что, вот что, вот что заставит тебя отчаяться!

Вторгшиеся в её разум ползучие пальчики амебы отыскали слабое место, скользнули вокруг него и надавили.

Шира Кальпурния Люцина хмыкнула, вылезая из койки. Заранее нервничая, она быстро осмотрелась, пытаясь понять, что упустила. Сигналы пробуждения для утренней смены уже наполовину отзвучали, и в любой момент могло начаться чтение Книги Закона через вокс-рожки. После этого у неё осталось бы несколько минут, чтобы добраться до столовой перед тем, как зазвучит ежедневная проповедь.

Кальпурния натянула форменные брюки – слишком узкие, они налезали тяжелее, чем должны были, в этом месяце её уже наказывали за плохую физическую форму – и сунула ноги в сапоги. Когда началась проповедь, Шира кое-как управилась с броней и тут же кто-то надел ей шлем на голову. Она не знала, кто именно; соседи по казарме уже получили достаточно групповых взысканий, чтобы научиться приглядывать за ней.

Сегодня проповедь велась в форме гомилии, обращенной против терпимости к крамольным речам. Длилась она четыре минуты, громогласно разносясь из вокс-рожков в каждой комнате, а также из ящиков, которые держали на сгибах рук прокторы, шагавшие по казармам. Проходя мимо Кальпурнии, проктор Тодзау окинул её взглядом, но двинулся дальше и вышел из общей спальни отряда. Пока что Шире везло.

Когда арбитры выбежали из длинного общежития, она отставала от всех на полшага; разрыв увеличился до трех к моменту подъема по лестнице в столовую. Кроме того, Кальпурния уже задыхалась. Ещё полчаса спустя она кое-как тащилась к привратным ангарам и тихо, почти неслышно постанывала: во время завтрака Шира пролила себе на грудь протеиновую смесь и запачкала орла, вышитого над сердцем. Неуважение к святому символу – два удара дубинкой проктора с минимальным зарядом. Кроме того, её послали в казармы переодеться. У Кальпурнии была запасная чистая униформа, только она её не погладила, должна была, но вот просто не погладила. Шира надеялась, что под броней этого никто не заметит.

Отделение Кальпурнии последним забралось в своего «Носорога», ждали только её. Не было ни ругательств, ни жалоб, ни оскорблений. Все они знали, что она знает, что они думают о ней. Арбитр Шира плюхнулась на сиденье, и мотор взревел.

Тем утром пепельные облака опустились низко, и небо Дрейда-73 приобрело сочный оттенок синяка. Пемзовая взвесь в каналах шуршала и хрустела, серный ветерок гнал по улицам хлопья горячей золы.

Сегодня её отделение было свободно от строевой и огневой подготовки, что означало более длинный маршрут патрулирования. Сначала к трудовым отрядам, занятым перетаскиванием контейнеров со шлаком на фабрики, для внезапной проверки того, как местные контролеры справляются с заключенными. Здесь Кальпурния справилась неплохо, поскольку от неё требовалось только стоять в строю. Потом, когда у неё ещё не начали болеть руки от тяжести дробовика, арбитры выдвинулись на одну из площадей синдархов, где пикт-соглядатаи детективов обнаружили многочисленных граждан, собиравшихся без разрешения.

Пока отделение медленно шагало по плазе, горожане поспешно делали вид, что заняты своими делами, но затем группка, слонявшаяся возле дистиллятора воды в центральном обелиске, начала глазеть на Арбитрес. Первой это заметила Шира и тут же впала в ступор: нужно сделать предупредительный выстрел? Или палить по ним? Или предупредить кого-то? В итоге она склонилась к предупредительному выстрелу, повела дробовиком, но тут проктор указал на зевак дубинкой и проревел, чтобы они расходились или готовились к последствиям.

– Спасибо за сигнал, арбитр, но я их видел, – пробормотал он Кальпурнии, когда арбитры снова усаживались в «Носорога». Шира не знала, стыдиться ей или нервничать – она ведь собиралась стрелять, но просто махнула дробовиком. А проктор поблагодарил её, решил, что она хорошо выполнила свою работу.

Постоянно думая, как бы не испортить себе день после этого комплимента, Кальпурния, разумеется, так и сделала. Она слишком неуклюже двигалась во время следующей высадки и заработала удар плечом в грудь. Ухватившись за корпус «Носорога», Шира устояла на ногах и проглотила оскорбление. Ей настолько часто приходилось так поступать, что она уже и не замечала этого. Кроме того, её почти наверняка толкнули неумышленно. Отделению уже надоело заниматься чем-то подобным.

Затем – долгий пеший обход бульваров и закоулков Семнадцатого округа. В записях крепости-суда слишком часто встречались доклады о плохой посещаемости храмов и безответственному отношению к работе, так что пришло время выправить положение.

На втором часу патрулирования у Кальпурнии уже болели ступни и саднили мышцы. Пытаясь скрыть это, она останавливалась и заглядывала в боковые аллеи, одновременно перенося вес с одной отбитой пятки на другую, или опускалась на одно колено, якобы для проверки сектора обстрела, напрасно надеясь, что в ноги вернутся силы. В конце концов, из вокс-обруча прозвучало: «Ты нас не обманешь, женщина». После этого крохотные остатки гордости заставили Ширу кое-как продержаться ещё полчаса, но затем она сдалась и уже просто волочила ноги, а дробовик едва не валился у неё из рук. Кальпурния так устала, что почти не волновалась о собственном позорном виде, но только почти, поэтому на ступенях акведука, где Шира догнала отряд, она болезненно восприняла наказание.

– Дисциплинарное бдение сегодня вечером, Каль, сорок минут, – пробурчал проктор Нальбем, повернувшись к ней спиной. Шира кивнула. Примерно этого она и ожидала.

Сидя в «Носороге», некоторые арбитры рискнули обменяться шутками о том, что произойдет с официальными лицами, которые довели Семнадцатый до такого состояния. Двух чиновников уже арестовали. Затем ведущий арбитр устроил им экзамен, требуя процитировать законы и уложения, согласно которым производились бы новые задержания. Пока остальные почти хором выкрикивали абзацы из Лекс Империка, Кальпурния неопределенно шевелила губами следом за ними, делая вид, что тоже помнит ответы. Она знала, что никто ей не поверит.

В полдень, на стрелковом рубеже, Шира снова показала свою неуклюжесть. Впрочем, процент попаданий оказался приемлемым, так что дополнительных наказаний она не получила. Кальпурния смотрела на других бойцов, на то, как оружие танцует у них в руках: из перевязи и обратно, из кобуры и обратно, огонь, перезарядка. Они быстро, уверенно двигали кистями, и Шира знала, как отличается от них. Низенькая полноватая женщина, которая неправильно ставит ноги, до сих пор не умеет справляться с отдачей и постоянно роняет патроны и магазины. Как и все остальные, Кальпурния разобрала и почистила оружие, торопясь поспеть вовремя, и побрела в казарму с опущенной головой.

Дисциплинарное бдение проходило на ступенях часовни, где Шира стояла на коленях за дверями, глядя на широкую стальную аквилу внутри. Кальпурния не была настолько тщеславной, чтобы решить, будто с неё не сводит глаз двуглавый орел или Император, воплощенный в нем. Глаза самой женщины чесались и слезились, она прерывалась и спотыкалась на словах молитвы. Бойцы в казармах сейчас читали выдержки из юридических и священных текстов, спорили и проверяли друг друга в знании законов, оружия, истории Арбитрес, тактике и судебной теологии. Шира немногое пропускала; она и так уже не пыталась участвовать в этих разговорах. Ей не удавалось вспомнить отрывки, которые приводили сослуживцы, она путала имена, неверно цитировала законы, и всё это своим тихим застенчивым голоском, который обязательно заглушал кто-нибудь другой. Другим арбитрам было лучше в её отсутствие.

Наконец, бдение Кальпурнии подошло к концу, и пришедший священник закрыл двери, пока она поднималась с натертых коленей. Он не поприветствовал Ширу, поскольку уже привык к ней.

По дороге в казарму она, как обычно, споткнулась, хотя очень хорошо знала дорогу. Этим вечером выругался только один арбитр откуда-то с дальнего конца спальни – он не знал о старой доброй Кальпурнии и шуме, всегда производимом ею при возвращении с дисциплинарных наказаний. Шира прошла мимо сослуживцев, которые сидели, беседовали и не обращали на неё внимания. Измотанная, она рухнула на койку, зная, что нужно раздеться, что иначе завтра будут проблемы, но сейчас Кальпурния хотела только одного – уснуть и забыть об этом, просто уснуть и, возможно, завтра всё будет в порядке.

Что угодно, лишь бы не думать об этом месте, этом выгоревшем, пропахшем золой мире, который должен был стать первым этапом её будущей грандиозной карьеры. Первый этап растянулся на почти двадцать лет, и Шира всё ещё оставалась арбитратором низшего чина, ни на шаг не приблизившись к лычкам ведущего арбитра с тех пор, как покинула Мачиун. Ни на шаг не приблизившись к благородным Кальпурниям, портретами и статуями которых любовалась на Иаксе. Ни на шаг не приблизившись к тому, чтобы принести семье почет собственными достижениями. Неудачница, отщепенка, никто для Арбитрес и никто для Кальпурниев – ей хватало ума понять это.

На протяжении двадцати лет здесь появлялись целые поколения законников, которые служили рядом с Широй, узнавали больше неё и двигались дальше. Они быстро обучались не обращать внимания на Кальпурнию, игнорировать отверженную женщину, застрявшую на угловой койке. В каждом гарнизоне встречался человек, подобный ей.

Шира прижала кулаки к лицу. Вот так всё и шло, и не собиралось меняться. Если бы у неё были силы изменить положение, она бы уже сделала это. Так что вот, сказала себе арбитр, это твоя жизнь, а вокруг – земля, на которой никогда не взойдет семя Кальпурниев. Ей хотелось начать пить, чтобы забыться, но сослуживцы всегда с ухмылкой отбирали алкоголь из её пайка, а Шире не хватало храбрости возразить им. Последний раз она держала в руке бутылку на гарнизонных торжествах после Свячельника, когда Нальбем тоже напился и залез к ней в койку. Кальпурния была на несколько лет старше его, и годы её не щадили, так что женщина понимала – он пришел к ней без истинного желания. Когда они закончили, Шира уже знала, что Нальбем делал это просто из сочувствия. Он жалел её, и никто даже не стал издеваться над ней из-за этого...

Тут Кальпурния разревелась, и началось самое скверное: всем по-прежнему было наплевать, поскольку такое повторялось слишком много ночей и стало просто ещё одной частью общего веселья. Ещё одна ночь, когда Жирная Каль рыданиями помогает себе уснуть на койке в углу. Какая бессмысленная трата спального места.

Через некоторое время Шира уселась; на её щеках оставались липкие дорожки слез. Вокруг неё обвивались голоса и смех, доносившиеся с другого конца спальни. Женщина отрешенно уставилась на сапоги, стоявшие возле койки – сапоги, которые никогда не сверкали, как у других, сколь бы долго и тщательно она их ни чистила.

Ну что ж, подумала Кальпурния, займемся ими. Всё равно ей нескоро удастся заснуть, так можно занять себя делом. Сердито утерев слезы, Шира пообещала себе, что больше плакать не будет, но она уже много раз обещала себе это прежде.

Нанося полироль на сапоги, Кальпурния почувствовала себя как-то странно. Голоса сослуживцев утратили оттенки, будто в комнате изменилось давление. Не обращая на это внимания, Шира сосредоточилась на чистке, хотя чувство только усиливалось.

Просто продолжай работать, сказала она себе. По крайней мере, с этим ты справишься. Тут ещё можно чего-то достичь. Двадцать лет как арбитратор, и ты только сейчас учишься правильно чистить сапоги.

Ну и прекрасно, мысленно огрызнулась Кальпурния. Двадцать лет как арбитратор и научилась правильно чистить сапоги? Если потребуется ещё два десятка, чтобы вызубрить Тридцать Принципов, и ещё два десятка, чтобы не спотыкаться при высадке, ничего страшного. Освещение быстро моргнуло, но Шира проигнорировала это. Если это, подумала она, все навыки, которыми я овладею за шестьдесят лет – значит, так тому и быть, и это замечательно, потому что тогда я проведу жизнь...

...она закрыла глаза в приступе головокружения...

...исполняя свой долг. «Исполняя свой долг». Эта мысль как будто укрепила её, и Кальпурния произнесла её вновь, сначала про себя, затем вслух.

Несмотря ни на что, я проведу жизнь, исполняя свой долг.

Шира положила сапог, почти не глядя на него. Она встала, с неясной легкостью опираясь на пол. Разговоры из освещенного конца спальни казались вымученными, голоса – дребезжащими.

Не понимаю, почему эти двадцать лет я жила в таком ничтожестве, подумала Кальпурния. Не понимаю, почему не поняла этого раньше. Император хочет, чтобы я была здесь. Император хочет, чтобы я исполняла мой долг. Мой долг... пусть незаметный, но как я могу быть несчастлива, если принимаю его всем сердцем?

Тени коек и шкафчиков выглядели странными, стены комнаты сходились под незнакомыми ей углами, и почему воспоминания об этом месте казались такими давними? Почему она помнила, как отдает приказы Нальбему, а не... не...

Шира медленно шагнула в толпу болтающих, смеющихся законников. Никто из них не обратил на неё внимания, как будто женщина была призраком. Спальня словно бы лениво вращалась вокруг Кальпурнии. Закрыв глаза, она вновь обратилась к самой себе, превратив слова в молитву.

«Бог-Император на Троне Твоем, если долг мой – жить и умереть здесь, тогда поднеси мне чашу сию, и я выпью её до дна. Твои законы – воля Твоя».

Фразы рождались в голове у Ширы, будто впервые приходя ей на ум, но, вновь открывая для себя каждый новый принцип, она чувствовала, что следовала ему на протяжении всей жизни.

Мое место там, где требует мой долг. Мои достижения – то, что дает мне долг. Я – Шира Кальпурния Люцина из Ультрамара, и я буду всем сердцем верна моему долгу. Я – Шира Кальпурния, я... я...

Я – не эта женщина.

Пол словно вздымался под ней, и, распахнув глаза, она увидела лампы, и других людей, и тени, и всё казалось размытым пятном, прозрачным, как фантом, бессмысленным узором, оборачивающимся и оборачивающимся вокруг неё. Жалкая размалеванная декорация окружала её, нарисованная изнутри на яичной скорлупе, и как будто достаточно было просто вытянуть руку и надавить...

...и она почувствовала, как мир-скорлупа вздрогнул и завертелся...

...а потом... он...

...ТРЕСНУЛ...

Эпилог

Первым, что не удивило Кальпурнию, на станцию явился Ордо Еретикус. Его прдставители прибыли на борту стройного крейсера линейного флота Пацификус, приписанного к Высокой Септийской станции. Солдаты Инквизиции в строгих серых плащах наводнили ангар, и каждый, кто проходил там, оказывался под испытующими взглядами красноглазых прицельных установок и лицевых пластин из светлого керамита, таких же, какие носили агенты Лоджена со своей хамелеоновой броней.

После штурмовиков вышли Сестры, девять женщин в белых цветах Священной Розы; на их лицах застыло недовольство, вызванное приказом явиться в такое место. Две из них остались позади, скрестив над рампой длинные церемониальные сариссы, остальные окружили стазис-клетку, в которой на корабль перевозили тело Антовина Дешена. Внутри сохраняющего поля всё было подернуто дымкой, но Шира могла различить лицо псайкера. Его рот оставался разинутым в гримасе ужаса и отчаяния, появившейся, когда Кальпурния вырвалась из иллюзии.

«Ты не...», успел сказать Дешен, и «Никто не мог...», и «Никто никогда...», а затем она вышибла ему мозги.

– Говорят, что даже Черные Корабли не могут обнаружить каждого из них, – сказала стоявшая рядом Реде.

Детектив-соглядатай перестала скрывать свой чин. Она, как всегда, облачилась в черную униформу арбитратора, но открыто надела красный воротничок и такой же кушак, а также ланьярд и эполеты. Кальпурния, к некоторому своему удовольствию, различала, кто из флотского персонала разбирается в званиях Арбитрес, по тому, как они старались избегать Лазку. Иланте не обращала на неё внимания, но, опять же, у неё была уйма дел – требовалось организовать работу успокоителей и проинформировать Даста об астропатах, достойных возвышения на пост Мастера. По большей части, они с Широй избегали друг друга. Никто из астропатов как будто не удивлялся открывшейся правде о Реде, что совершенно не удивляло Кальпурнию.

– Я слышала истории о ведьмаках, пробравшихся в Администратум, Гвардию, кто знает куда ещё, – продолжала Лазка. – Они могут целыми годами оставаться нераскрытыми. Как вы думаете, почему псайкерам это удается, и почему они думают, что смогут избежать наказания?

– Детектив, я ведь не инквизитор, – пожав плечами, ответила Шира. Она не сводила глаз с клетки и окруживших её кольцом Сестер в белых доспехах. – Всё, на что мне хочется обратить внимание – их опыт. Я думаю, что в конце концов сила Дешена начала сказываться на его состоянии.

– И это меня беспокоит, – вздрогнув, сказала Реде. – Подумать только, пока всё это происходило, в надзорном зале не заметили ни единой нотки...

– Понимаю вас, но я говорила о другом, – перебила Кальпурния. – Мне не кажется, что в него вошло что-нибудь, какая-то... тень. Я считаю, когда в разуме человека разрастается подобная сила, она вытесняет всё остальное, чтобы занять освободившееся место. Судя по вашим же отчетам, Дешен всегда был жестоким типом, начинающим преступным ублюдком, но пробудившиеся способности раздули его психику, как воздушный шарик. Произошедшее сделало преступника ещё более ущербным. Неудивительно, что ближе к финалу Ренц уже не мог его контролировать.

– А, Ренц...

Не было смысла откладывать суд над мажордомом и перевозить его на Стену. Детектив просто усадила его на расстрельном стенде и зачитала выдержки из собранного досье, де’Мок несколько раз вступил с формальными ссылками на статьи законов, касающихся преступлений Тикера, а затем Шира нажала на спуск. Весь процесс занял у них меньше двух часов.

Впрочем, сразу после этого Кальпурния отправилась в часовню, и Реде пошла вместе с ней. Женщины не говорили друг с другом, но долго молились там вместе. Их мысли были заняты судом и казнью – и пониманием, что впереди будет ещё много таких процессов, когда Лазка вскроет мошеннические схемы, по которым действовала маленькая клика Тикера Ренца.

– Арбитр-сеньорис, я... – начала детектив, но тут же умолкла. Поставленную на колеса клетку с останками Дешена уже довезли до основания рампы, и человек в сером плаще, как у штурмовиков, разговаривал с сестрой-палатиной, возглавлявшей группу. Шира увидела, как он закончил беседу и направился к ним с Лазкой.

– Завершив работу здесь, я сама явлюсь на Гидрафур, – вновь начала Реде, – чтобы ответить за недобросовестное исполнение обязанностей в Башне.

В её голосе звучало сожаление, но не затаенная злоба. Кальпурния печально подумала, что, учитывая, с кем сейчас говорила Лазка, она вряд ли могла чувствовать себя уязвленной при упоминании суда над нею самой.

– Думаю, мы увидимся, – добавила детектив, – когда меня призовут к арбитру-майоре давать показания по вашему делу. Даст и Оровен уже подробно расписывают всё, они добавили к списку обвинений кое-что из совершенного вами здесь.

Шира позволила себе легкую улыбку. Даст пришел в сознание за день до этого и первым делом приказал отвезти его в кабинет Реде, где он собирался просмотреть её отчеты. Вторым делом ведущий каратель объявил о завершении расследования и протянул руку за знаками различия арбитра-сеньорис. Кальпурния отдала их, испытав далеко не такую сильную душевную боль, как ожидала.

Койку Даста в апотекарионе участка теперь занимал Бруинанн, который едва мог связно мыслить после одной из сильнейших атак Дешена, оставивших ожог на его разуме. Корабль Арбитрес, прибывающий забрать Ширу, должен был доставить эдила на Стену для дальнейшего лечения.

– Оровен говорит, что с отвращением работал над новыми обвинениями против вас, – начала Реде, – если вы можете себе такое представить. Я хотела сказать, что сообщу арбитру-майоре...

– Правду, – перебила Кальпурния. – Вы сообщите ему правду, именно то, что вспомните о событиях, происходивших здесь.

Шира увидела, что собеседница повернулась и смотрит на неё.

– Я больше не страшусь своего долга, детектив-соглядатай. И буду исполнять его, что бы он ни потребовал от меня, поскольку такова воля Императора. Да, странный учитель преподал мне этот урок, но я держусь за него обеими руками. Мой долг как арбитра... это то, что я есть, к добру или к худу.

– Арбитр Кальпурния? – спросил молодой мужчина в сером плаще. Черная бархатная шапочка на голове незнакомца не полностью скрывала аугметические вставки, и один из его глаз был ясным зеленым имплантатом, блестевшим, как стекло. На груди у него была приколота розетта.

– Мы уже отбываем, арбитр... о, Арбитрес, – поправился мужчина с непринужденной улыбкой и кивком в адрес Лазки. – Тело у нас, и наши агенты уже работают внутри Башни. Довольно скоро возникнет необходимость в беседе с детективом Реде, но сейчас...

– Понимаю, сэр. Спасибо, что подошли поздравить нас, – Шира щелкнула каблуками и слегка поклонилась. Мужчина вернул поклон, продолжая улыбаться.

– Прошу извинить отклонение от протокола, но мне было дано отдельное указание передать следующее. Инквизитор Стефанос Жоу выражает вам признательность за проделанную работу и заявляет, что, ни в коем случае не требуя положительного ответа, счастлив предложить вам совершить перелет до Гидрафура на борту «Эон Аквилифера».

У Реде расширились глаза, но Кальпурния только улыбнулась.

– Пожалуйста, передайте инквизитору мои ответные благодарности и поклоны, – сказала она, – но долг призывает меня оставаться под арестом, а кто мы...

– ...без нашего долга? – с этим мужчина вновь поклонился. – Было приятно поговорить с вами, арбитр. Я так понимаю, что, когда «Аквилифер» отчалит, к докам уже подойдет крейсер Арбитрес – очевидно, подкрепления для вашей зачистки, дамуазель детектив? Не сомневаюсь, вам недолго останется ждать отбытия. Как бы то ни было, я надеюсь, что долг пока ещё не призовет вас в камеру смертников, и говорю я не только от своего имени.

Он развернулся на каблуках и зашагал прочь, не оглянувшись ни разу.

– Вам нужно работать, детектив, – произнесла Шира Кальпурния. – Не стану вас задерживать. Думаю, какое-то время я просто спокойно постою здесь.

Лазка начала было что-то говорить, но передумала. Отсалютовав, она ушла, тоже не оглядываясь. Отвернувшись, Шира пронаблюдала за тем, как Сестры поднимаются по рампе. Начали запечатываться переходные шлюзы.

Уже осталось недолго. Она сядет на корабль до Гидрафура и предстанет перед судом. Процесс больше не пугал её, как и то, что могло произойти после него. Кальпурния больше не сомневалась в себе. Она увидела свою суть без внешней шелухи и поняла, что не нужно бояться.

«Я готова, – подумала Шира. – Я готова вернуться домой».

К О Н Е Ц

Перевод: Strochan

Книга с сайта: WarhammerGames.Ru