Текст книги "Перекрестный огонь"

Автор книги: Мэтью Фаррер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Слева раздался грохот –  повалилась курильница с благовониями. Она бросила на нее взгляд, но заметила лишь пару перепуганных безоружных людей, удирающих прочь. Пригнувшись, Кальпурния продолжила спускаться по рампе к обелиску по левой стороне. Арбитры разомкнули строй щитов для большей подвижности в перестрелке, двое остались охранять упавшего товарища, остальные прикрывали Кальпурнию. Пуля врезалась в броню на плече, пустив трещину, и она снова пошатнулась и выругалась. Эти ублюдки были повсюду. Она пробежала последнюю пару шагов до пьедестала…

Но там никого не было. Пули были мелкокалиберные, пистолетные. Но в радиусе поражения пистолета не было ни одного человека.

Площадь ревела. Вечеринка перешла в суматоху, и люди метались туда-сюда, пытаясь выбраться из-под огня. Но слева их не было, там, где упала курильни…

Баннон высунулся из-за пьедестала, чтобы быстро оценить ситуацию. Пуля врезалась в край его щита и срикошетила рядом с ухом Кальпурнии, так что даже сквозь шлем с подкладкой она услышала ее визг. Она схватила Баннона за плечо и рывком вернула его назад. Вторая пуля выбила кусок из ободка щита.

Нет. Невозможно. Никто не мог рассчитать такой рикошет. Не мог же?

Надо двигаться.

–  Идем. К той перевернутой курильнице. Прикрываться со всех возможных сторон. Считать, что враг может скрываться где угодно. Сейчас!

Они обогнули пьедестал и побежали вперед. Пространство перед ними было пусто, люди толклись по сторонам.

–  Ничего! –  она покрутилась на месте, пытаясь…

Что это? Движение?

Она уклонилась в сторону, вместо того, чтобы выпрямиться и стрелять, и это спасло ей жизнь. Пуля пробороздила бок шлема и сбила его набок –  секундой раньше, и она вонзилась бы в верхнюю губу. Она сорвала шлем и боком, как краб, поспешила удалиться от остальных. Кто бы это ни был, движущаяся цель не усложняла ему задачу.

Без поляризующих фильтров над глазами все источники света в отражающем тумане мерцали и искрились. Она сузила глаза и почти увидела… но тут ей пришлось отбежать на два шага вбок и перепрыгнуть через перевернутый стол, когда две пули пронизали воздух позади нее. Третья ударила в твердую древесину, и Кальпурния выпустила три громоподобных залпа туда, где ей померещились звуки выстрелов. Она неправильно поставила ноги, поэтому отдачей ее развернуло почти на четверть оборота. Попятившись, чтобы сохранить равновесие, она услышала рев еще трех дробовиков, открывших поддерживающий огонь.

Ничего. Туман, слабое эхо, хныканье гуляк, распростертых на земле. Голова гудела –  один из этих выстрелов в голову сделал свое дело, несмотря на шлем, и это ослабляло ее. Усилием воли она заставила себя остаться на ногах.

Во мгле что-то завихрилось. Она послала туда пулю, как раз когда ее догнало отделение. Кальпурния держала пистолет высоко, двигая им туда-сюда перед лицом. Хотелось бы, чтобы это был дробовик, но она хорошо понимала, чего будет стоить мгновение, которое уйдет на обмен оружием с одним из охранников. Стабпистолет гигантского калибра, который ей выдали, был оружием командира, наводящим шок и трепет. Из него арбитры-сеньорис могли производить мощные, разрушительные выстрелы в самые приоритетные цели, чтобы запугать бунтующую толпу и грубо продемонстрировать данную Империумом власть, в то время как другие арбитраторы и снайперы ведут настоящий огневой бой. Постепенно к Кальпурнии приходило неприятное осознание того, насколько ограниченны возможности этого оружия в реальной перестрелке. Отсутствие шлема заставляло ее нервничать почти до тошноты.

Какая-то женщина, лежащая на спине неподалеку, резко вдохнула и дернулась, и Кальпурния едва не застрелила ее, подчинившись рефлексу. Понадобилось мгновение, чтобы понять: это вызвано не паникой, но физической болью, как будто на нее кто-то наступил. Арбитр съежилась в позе эмбриона, прижавшись к самой земле, прицелилась повыше и дважды выстрелила над распростертой женщиной, изо всех сил надеясь, что пули пройдут над любыми случайными встречными, которые могут оказаться рядом. От отдачи она перекатилась и поднялась обратно на ноги. Долю секунды спустя Баннон выпустил очередь в то же место, и вот тогда этой маленькой темноволосой девушке, похоже, пришло в голову, что пора что-то делать. Она завизжала и вскочила на ноги, напугав людей вокруг, которые тоже принялись кричать, и вдруг из дыма поднялось два десятка человек и побежало кто куда, спасая свои жизни. Туман между ними клубился, как будто…

Как будто там был еще один человек, силуэт, пробивающийся сквозь толпу, расталкивая воздух и тела. Кальпурния быстро побежала в ту сторону. Звон в ушах превратился в вой, борющийся с воплями толпы. В отдалении раздался треск: рухнула одна из парадных платформ. Арбитр искала признаки врага и почти что уже могла их увидеть. Там дым двинулся не так, как должно, здесь толпа дрогнула и отхлынула, наткнувшись на нечто невидимое. Оно двигалось вдоль края отступающей массы людей, и Кальпурния практически чувствовала, как по телу ползет его прицел.

Отделение металось, отчаянно ища цель. Времени раздавать им инструкции не было –  пока она объяснит, ее уже убьют. Надо положиться на то, что они откроют огонь следом, когда она заметит противника. Он мог сейчас двигаться на новую позицию или…

Теперь она знала, что ищет, и держала пистолет наготове. Люди, бегущие перед ней, заколебались, толпа расступилась, и один мужчина наткнулся на нечто незримое. Теперь. На одних только нервах и рефлексах, прицелившись едва на миг, Шира Кальпурния выпустила пулю, которая промчалась сквозь пустое пространство и вонзилась прямо в сердце убийцы.

Седьмой день Септисты

Одиннадцать дней до Мессы святого Балронаса.

Празднество святой Рапанны и святого Скея.

Поминовение Второго жертвоприношения колхан. Первая Конгрегация просителей.

В эти дни перед вигилией имперские храмы размещают священников за каждой уличной кафедрой, чтобы те читали проповеди на рассвете и закате. Никто и ни под каким видом не должен на них отсутствовать, кроме как в тягчайших обстоятельствах или из-за вмешательства свыше, ибо эти проповеди нисходят от самого епарха гидрафурского, дабы усилить ум, тело и душу для предстоящих физических и духовных трудов.

В это время Экклезиархия прислушивается к особым молитвам и прошениям. Все те, кому следует просить отпущения грехов, должны были уже обсудить это с местными проповедниками, и сейчас они готовы предстать либо в назначенном им святилище, либо в одной из имперских капелл на склонах Босфорского улья, либо на Высокой Месе, либо у врат Собора.

Также это первый день, в который пилигримы, остановившиеся ниже Собора, движутся через Августеум к пику улья. Следует оказывать подобающее уважение всем, кто носит коричневую мантию паломника. Те, кто направляется к Августеуму через ворота Пилигримов или Аквилы, могут взять с собой небольшое подношение в виде простой пищи или дистиллированной воды, чтобы предложить его пилигримам, идущим мимо по пути к Кварталу Мастеров или по Хиросийской дороге. Если пилигрим подберет еду, положенную кем-либо на обочине, это традиционно считается благим знаком, приносящим счастье. Небольшие сувениры и религиозные предметы, выставленные в Квартале Мастеров, предназначены для той же цели. Как-либо повреждать или перекладывать их считается постыдным и запретным делом.

Участники служб в память о Втором жертвоприношении должны носить на шее или талии маленький камень на шнурке. Образ святой Рапанны могут носить все, кто желает ей поклониться, но образ святого Скея в этот день священен, и к нему имеют право прикасаться и носить его только представители Адептус Министорум.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Куча инфопланшетов наконец обрушилась с пуфа и рассыпалась по полу, постукивая друг о друга, потом раздался глухой удар, с которым упала груда факсовой бумаги, а затем в маленькой квартирке, три дня как новом доме Кальпурнии, снова воцарилась тишина. Она даже не стала убирать руки, прикрывающие глаза. Всего полчаса назад она пообещала себе, что поспит –  лучше заняться всем этим утром на свежую голову, чем загонять себя ночью.

Кальпурния приоткрыла глаз ровно на столько времени, чтобы взять с пуфа бокал и осушить последний глоток выдержанного красного вина. Все еще полулежа в глубоком кресле, она ощутила, как вкус наполнил рот и постепенно перешел в послевкусие, затем нехотя поднялась и отставила бокал в сторону, чтобы его убрали коридорные. Сама идея наличия слуг все еще казалась непривычной, но сегодня вечером арбитр лишь радовалась избавлению от обязанностей. Она чувствовала себя выжатой, как лимон. Формальные обязанности, раны, оставшиеся со вчерашнего –  все утро над ней тряслись личные медики арбитра-майоре, –  неотступная тошнота от вакцин Санджи. Она вспомнила, что не посоветовалась с генетором насчет вина, и задумалась, не могло ли оно как-то взаимодействовать с прививками. Это раздражало –  она обычно не забывала такие вещи. Наконец она вздохнула, глянула в большое окно, где последний дневной свет постепенно покидал небо, рухнула обратно в кресло и потянулась за следующим планшетом.

Это были заметки с первой полной, формальной, рабочей встречи с новыми коллегами в качестве новопосвященного в должность арбитра-сеньорис Гидрафура. Они встретились в богато украшенных покоях арбитра-майоре на одном из верхних этажей самой высокой башни великой крепости Арбитрес под названием Стена. Сидеть за столом с тремя верховными арбитрами, вероятно, самой знаменитой системы в целом сегментуме и без того было нелегко, но вот чего она и не представляла, так это то, что темой встречи будет исключительно она сама. Или, если точнее, подумала она, снова пролистывая свои заметки, темой был тот человек, который очень упорно и почти успешно пытался убить ее предыдущим вечером.

–  Давайте устраним наиболее очевидный вариант первым, –  начал Дворов, откинув назад спинку кресла и вытянув перед собой ноги в сапогах. Арбитр-майоре Криг Дворов, гранд-маршал и великий судебный претор Гидрафура, был человеком с длинным, изборожденным морщинами лицом и сухой отстраненной манерой речи. Почему-то Кальпурния ожидала другого. –  Первым же делом я –  как и вы, я уверен –  предположил, что эта атака была просто местью за то, что наша коллега отправила в нокаут ту юную леди, которая не собиралась уступать ей дорогу. Как ее там звали?

–  Кета Мерколи-Баллайн, –  подсказал мужчина, сидящий за маленьким круглым столом напротив Кальпурнии. –  Или, как она бы наверняка предпочла, благородная леди Кета из досточтимых Мерколи высокого дома Баллайн. Конечно, если бы она не настояла на полном церемониале и использовала краткую форму. Но, впрочем, поведение леди Кеты до того, как наша новоприбывшая коллега попыталась сделать ее чуть цивилизованней, говорит мне, что эта милая дамочка из высшего общества не отличается формальным складом ума.

На последней фразе Кальпурния бросила на него резкий взгляд, но, насколько она могла сказать, в ней не крылось никаких насмешек. Иногда судить об этом было сложно: арбитр-сеньорис Нестор Леандро, первый из троих помощников Дворова, имел утонченные повадки и любил приукрасить свою речь, в чем, по ее мнению, порой перегибал палку. Эта театральная манера хорошо сочеталась с раскатистым резонирующим голосом и красивыми волнистыми волосами серебристого цвета. Кальпурния не удивилась, когда узнала, что Леандро –  завсегдатай театров и опер, а также владеет целой библиотекой речей известных имперских ораторов.

–  Что касается ее, –  продолжал Леандро, –  то нет причин, по которым вы должны были бы слышать о Мерколи или о самой леди Кете. Месса и связанные с ней празднества пришлись как раз на то время, когда Баллайнам действительно хотелось бы привлечь к себе внимание, чтобы компенсировать эффект, произведенный их недавним выходом из соревнования за контракты, связанные с перелетами на Контоскалион. Но среди Баллайнов было много споров по поводу того, как для них обернется значительное присутствие на Мессе –  подорвет ли оно их усилия в этом аспекте или же уверит их союзников, что они сильны и держат ситуацию под контролем, чтобы те продолжали в них вкладываться. Все это было не более чем закулисным шепотом, вы понимаете, это то, что я открыл, содрав несколько слоев безразличия и незаинтересованности. Суть, впрочем, в том, что если бы даже Мерколи-Баллайн имели возможность организовать столь профессиональную попытку убийства, и даже если бы они были настолько глупы, чтобы выдать себя, подстроив ее, и даже если бы они проявили еще большую глупость, избрав целью агента Имперских Адептус, нет никакой логики в том, чтобы делать все это ради никому не нужной дальней родственницы, вертихвостки вроде леди Кеты, которая, насколько я могу сказать, заработала привилегию съездить сюда на Мессу только потому, что семья не знает, что с ней делать, кроме как попытаться свести ее с относительно приличным местным пареньком в надежде на более-менее полезный политический брак. Принимая во внимание все обстоятельства, я подозреваю, что шлепок силовой дубинкой по носу должен быть наиболее интересным событием, которое произошло в ее семье за весь сезон.

–  Вы бы, Нестор, время от времени останавливались да переводили дух. К тому времени, как вы заканчиваете некоторые фразы, у меня уже голова кружится, –  Дворов повернулся к четвертому сидящему за столом. –  Итак, мы все поняли, кто не мог подослать убийцу. Есть идеи, кто мог?

–  Нет.

На роль полной противоположности Леандро едва ли можно было подобрать более подходящего человека, чем арбитр-сеньорис Рё Накаяма. Он был коренаст, а Леандро –  высок, и голос у него был грубый и хриплый, в то время как у Леандро –  гладкий и медоточивый.

–  Нестор прав, на это дело понадобилась куча ресурсов. Не только денег. Связи, доступ к редкому оборудованию и совершенно нелегальным лицам, –  он перевел взгляд на Кальпурнию. –  Вы помните, как передали труп генетору после того, как убили это существо?

Она кивнула. Воспоминания о вчерашнем вечере были несколько разрознены из-за легкого сотрясения мозга, нанесенного пулями, ударившими по шлему, но это она помнила. Пространство между участниками празднества, заполненное лишь дымом и искрами, превратилось в бледное размытое пятно, оно, в свою очередь, стало серо-бурым силуэтом, тот –  шатающимся контуром в дымке, а контур –  падающим телом. Она смутно помнила, как поковыляла вперед и всадила еще две пули ему в спину, а следующим воспоминанием было, как она полулежала на инкрустированном полу святилища Механикус, а Санджа и Хаим созывали сервиторов.

–  Механикус раньше уже помогали нам с подобными проблемами, –  продолжил Накаяма, –  хотя и нечасто. Их магосы-генеторы владеют наилучшими инструментами и умениями для того, чтобы извлекать знания из имеющихся улик. В этом их никто не превзойдет, даже наша собственная лаборатория-вериспекс. На этот раз мастер Санджа взял останки и отдал на работу своим адептам, не дожидаясь, пока его попросят. Даже до того, как мы успели попросить его выдать тело нам. Думаю, он считает это происшествие вроде как личным оскорблением, поскольку оно произошло прямо перед его храмом, и хочет это исправить. Я читал его доклад –  он спрашивал насчет вас, Шира, но вы были на встрече с Кальфус-Меделлом.

Кальпурния на миг позволила себе надежду, прежде чем Накаяма загасил ее.

–  Конечно, они ничего не добились. Они, очевидно, были в ярости, или, по крайней мере, так близко к ярости, насколько это для них возможно. Санджа сначала был уверен, что адепты что-то упустили, но они изучили нашего приятеля при помощи лучших авгуров и инструментов, и все равно сказать им практически нечего. Это мутант? Да. Тренированный псайкер. Так он и не давал себя увидеть. Аугментированный? Конечно. Глаза и моторные области мозга очень усилены, это чтобы сделать из него специалиста по быстрой стрельбе. Можно ли отследить его происхождение? Шансов ноль. После смерти активировался токсический имплантат в пояснице, который нанес огромный ущерб тканям. Когда я попытался докопаться до деталей, Санджа довольно быстро воспользовался своей прерогативой секретности, но ясно как день, что мы уже не получим годного генетического отпечатка. Подобные меры против отслеживания требуют огромных ресурсов и умений, да к тому же незаконны. Псайкерская натура убийцы в любом случае гарантировала ему смертный приговор. Чертовски большие вложения в одного-единственного агента и одну-единственную атаку.

–  Удивите меня, Рё, –  сказал Дворов, глядя в потолок. –  Скажите, что нам удастся отследить оружие.

–  Мы попытаемся, но они, судя по всему, не соответствуют ни одному установленному архишаблону Механикус. Пока что, по крайней мере, так. У магоса Санджи есть довольно продвинутый медицинский кабинет, но это святилище, в конечном счете, не более чем дипломатический пост. Они хотели отослать эти вещи в один из более крупных цехов в улье Константа, но я решил, что не надо позволять им снова помахать своими прерогативами и оставить бионику себе. Не думаю, что мы получим ее обратно, как она есть.

–  Нам, наверное, лучше не давить. Будь с ними полегче, Рё, просто поблагодари их за помощь и вырази надежду, что они найдут бионику интересной. Оформи это так, будто мы делаем им услугу в обмен на быстрое исследование тела. Делегация четвертого уровня, –  Дворов побарабанил пальцами по столу. –  Рё прав. Мне становится дурно от одной мысли о том, сколько сил ушло на подготовку этого человека, на то, чтобы мы не могли его идентифицировать. Шира, если бы напали на любого из нас троих, то мы бы сразу пошли листать досье врагов, и у нас были бы какие-то идеи по поводу того, что могло сподвигнуть их на такие усилия. Но вы в системе всего –  сколько там –  две недели? А на самом Гидрафуре –  считанные дни.

–  Которые я провела здесь, в Стене, –  добавила Кальпурния. –  Вчера я, можно сказать, буквально впервые вдохнула гидрафурский воздух. Я прокрутила в уме все свои действия и не нашла ни одной вещи, которая могла бы вызвать нечто подобное.

–  Тогда я положусь на ваше суждение, –  сказал Дворов. –  Мы не можем исключить ни одну версию, но пока что следует в первую очередь ориентироваться на вариант оппортунистической атаки против нашего порядка в целом. Также мы не можем считать это делом исключительно ульевого или планетарного уровня. Месса святого Балронаса привлекает зрителей со всей системы и еще, насколько я могу сказать, дюжины других систем этого субсектора. Если учитывать все, что нам известно, это вполне может быть какой-нибудь минеральный барон со Шталь-Тэта, который мстит за конфискацию имущества, совершенную по приказу одного из наших коллег за четыре системы отсюда. Просто предположение, Шира, вот и все, –  он заметил, что Кальпурния сделала заметку. –  Вести уже разошлись. Я получил дюжину запросов на аудиенции от самых разных сторон, которые хотят знать, что происходит, или желают провернуть какое-то дело в связи с этим. Кальфус-Меделл, пожалуй, пока самый важный из них, но определенно не единственный.

–  С этим нам, коллеги, придется вести себя изобретательно.

Дворов закончил собрание такими словами:

–  Думаю, мы все согласны, что это прерогатива Ширы –  руководить расследованием собственного неудавшегося убийства. Не надо говорить, Шира, что вам надо будет тесно сотрудничать с этими двоими. Я уверен, что ваша репутация оправдана, но это будет не совсем рутинное расследование.

–  Знание местности, сэр. Я понимаю, –  так она ему ответила.

И она понимала. Она начала подозревать, что карьера, подобная ее собственной, неразрывно связана с невозможностью привыкнуть к постоянным кочевьям с одного мира на другой. Переехать с одной точки в другую на той же планете было просто, как и перемещаться в пределах одной зоны: ее родители оба занимали высокие должности в органах власти Ультрамара, и до того, как пойти в арбитры, она путешествовала чаще, чем большинство людей. Тренировочная станция на Мачиуне была терпима, потому что там было еще семьсот девяносто девять других напуганных новобранцев, но на первом посту, в гарнизоне на Дрейд-73, жилось куда хуже. Она не могла привыкнуть к запаху, к постоянному шуму глыб пемзы, которые несло по каналам, к грубым местным манерам и вечной копоти и пеплу.

МГ-Диэл, Хазим, Дон-Круа, Эфеда. Она была уверена, что полностью прочитала все книги в их библиотеках к тому времени, как ее переводили в другое место, но не могла припомнить ни одного трактата об этом мучительном состоянии, когда тебя забрасывают на незнакомый мир, где нельзя принимать как должное твои самые фундаментальные представления обо всем на свете. Может быть, она как-нибудь напишет об этом сама.

И вот на что она кровь из носу потратит целую главу, пообещала она себе, протянув руку за следующим планшетом, так это на культурный шок. « Факт, на который я хотела бы обратить внимание читателя, –  мысленно написала она, –   состоит в том, что, несмотря на то, что вера и преданность Адептус Арбитрес так же несгибаема, как сам свет Императора, вы, путешествуя по мирам Империума, можете обнаружить, что наш орден относится к своим обязанностям незнакомым вам образом, и вам надо быть готовыми к этому. Приведу в пример мой собственный опыт перехода с Эфеды на мир Гидрафур…»

Кальпурния скорчила гримасу, постучала по новому планшету и стала смотреть, как на него вытекает текст –  заметки с двух других сегодняшних встреч. Две фамилии, двойные, как предпочитает аристократия Гидрафура: Таймон-Пер, Кальфус-Меделл. Один ответственен за катастрофу на площади Адептус, другой –  распорядитель великого религиозного фестиваля, одного из основных праздников гидрафурского года.

Она нажала на запись о Таймон-Пере и скривилась, когда увидела, что оставила пустое место наверху страницы, чтобы записать там, в какой камере будет происходить допрос.

–  Культурный шок, –  повторила она про себя. Для «допроса» вообще не использовалась камера. Леандро провел ее в гостеприимную комнату для аудиенций, где молодой человек, которого она ожидала увидеть в цепях, сидел на кушетке и вдыхал травяные испарения. Первым же импульсом было выбить этому щенку зубы, потом, когда Леандро поприветствовал парня, гнев перешел в изумление, и она поняла, что это будет совсем не похоже на те допросы, к которым она привыкла.

Атиан Таймон-Пер стоял за парадом-карнавалом «Адептус», и оба арбитра быстро поняли, что ему нечего им рассказать –  все заметки Кальпурнии были помечены отрицательными ответами. Нет, никто не подговаривал его к захвату площадей Адептус для проведения праздника. («Это была моя идея, понимаете, тему Адептус никто не поднимал уже годы, и я подумал, ну, это будет оригинально и дерзко, но к тому же и весело, а еще это будет, ну, вы знаете, смело... не правда ли…» –  и его голос постепенно затих, пока оба просто молча смотрели на него). Нет, никто не подходил к нему узнать о времени или маршруте парада. Нет, никто не говорил ему, что через квартал Адептус будет двигаться высокопоставленный арбитр. Нет, он не проверял личные данные, и участников карнавала никто не регистрировал, если не считать чьей-то несерьезной попытки сделать список для конкурса на лучший костюм. Нет, он не знал, что атака была нацелена на саму арбитра Кальпурнию. Нет, нет, все нет.

–  Ни повинной, ни помощи, ни подсказок, –  шепотом выразила она свое мнение, когда они удалились посовещаться.

–  Согласен, но час мы потратили не зря. Весь улей в это время года вечно пребывает в брожении, и, как правило, наступает момент, когда нам надо зримо проявить свою власть. Слух об этом к вечеру распространится везде и всюду, и, независимо от ценности для расследования, известия о том, что мы подвергли молодого аристократа столь резкому допросу, покажет людям, что мы говорили совершенно серьезно, когда вводили комендантский час на время вигилии.

Кальпурния посмотрела мимо него, на Атиана, который нервно ковырял в носу и вытирал палец о нижнюю сторону кушетки.

–  Это… со всем уважением, арбитр Леандро, но мне упорно кажется, что такие известия просто покажут, что мы относимся к этому делу, как к игре в шарады! Если люди позабыли, что Адептус, слуги самого Императора, обладают абсолютным авторитетом, тогда я посоветовала бы набрать побольше карателей и арестовать всех, кто присутствовал на вечеринке. Это бы куда эффективнее донесло мысль. Никому не помешает, что столько потенциальных разжигателей беспорядков пару дней посидят за решеткой. Кажется, некоторым из этих людей очень нужен подобный урок, –  она почувствовала гордость, что ей удалось сохранить голос столь же тихим, как у Леандро.

–  В теории ваш совет совершенно рационален, арбитр Кальпурния, –  мягко ответил тот. –  Что же касается практического применения, что ж… видимо, положение дел на Гидрафуре более сложное и тонкое, чем на ваших предыдущих местах службы, и Арбитрес вынуждены быть более деликатными и осторожными. Мы подгоняем свои действия под обстоятельства, –  добавил он, увидев выражение ее лица, –  и наших действий здесь вполне довольно. Мы уже продемонстрировали свои намерения, когда арбитраторы разогнали этот парад анархии, которым этот молодой человек, как ему казалось, руководил, а теперь мы еще и освежили их заново. Элита Гидрафура привыкла, что арбитры приглашают их на дипломатическую аудиенцию через герольда, с большим вниманием и отдавая должное их рангу, и все вопросы смягчают, завернув в дюжину слоев протокола. А то, что мы привезли этого паренька сюда и напрямую допрашивали без присутствия каких-либо слуг, будет иметь тот же психологический эффект, как и предложенные вами массовые аресты. Но при этом –  без побочного эффекта в виде повышения враждебности со стороны нобилитета и других Адептус, что наверняка сотрет все следы тех, кто на вас напал.

С этими словами Леандро дал сигнал открывать двери. Трое молодых аристократов кинулись внутрь и, галдя, облепили Атиана, который покачивался в театральном волнении и шептал им что-то в ответ, пока не вмешался Леандро.

–  Расследование более не требует вашего присутствия, мой досточтимый юноша из рода Пер. Однако никогда нельзя сказать наверняка, куда занесут нас повороты и изгибы судьбы. Вы должны быть доступны для нас в любое время, так же, как и сегодня, пока мы не сообщим обратное. А пока что, со всем уважением, прощайте.

Эти речи показались ей непривычно мягкими, однако аристократы тут же зашелестели между собой и прекратили, только когда Кальпурния, не в силах сдержаться, легонько постучала дубинкой по краю кушетки.

–  Прежде чем вы уйдете, Таймон-Пер, я была бы очень благодарна, если бы вы вытерли свои сопли из-под нашей мебели.

Все четверо удивленно таращились на нее, пока Атиан, наконец, не понял, что она не шутит, и наклонился с платком в руке и белым от негодования и унижения лицом. По крайней мере, Кальпурния почувствовала себя немного лучше.

Всему свое время и срок, подумала она, потянувшись за очередным файлом. Все должно было происходить гораздо медленнее. Изначально Дворов описал ей четко распределенный по времени период адаптации. Некоторое время, чтобы приспособиться к окружению, полная медицинская подготовка с помощью Санджи, где-то неделя на знакомство с городом, формальное присутствие на Мессе, которое будет означать официальное вступление в должность, время узнать побольше о Гидрафуре и своем новом положении. Она фыркнула и включила новый планшет. Узнать, что подозреваемых тут гостеприимно встречают на галантных официальных аудиенциях и позволяют им держать руки свободными, пока их допрашивают. Понадобится ко многому привыкнуть.

Записки о втором слушании за день ссылались на одно из досье, которые ей выдали по прибытии. Первый экран был полностью занят титулами и почетными званиями, которые ей ни о чем не говорили, пока не было времени поискать, что они значат –  и Кальпурния подозревала, что и тогда у них особого смысла не окажется. Страницу венчало имя: лорд Халлиан Кальфус-Меделл, властью епарха гидрафурского назначенный Распорядителем Вигилии.

Они с Дворовым встретились с лордом в одной из церемониальных галерей над Вратами Справедливости через два часа после того, как выгнали Таймон-Пера. Он был не из десятого сорта, как тот же Таймон-Пер или леди Кета, но обладал таким могуществом, каким только могло обладать гражданское лицо в системе Гидрафур, где доминировал Флот, и это была достаточно весомая сила. Поэтому требовалось вести себя иначе и с несколько большей официальностью: Дворов оделся в старомодную формальную мантию и высокий головной убор судьи и восседал на кафедре, окруженной стражей из младших преторов и герольдов с посохами, на которые были прикреплены стальные таблички с выгравированными на них поучениями из Заповедей Справедливости. Протокол позволял Кальпурнии оставаться в простой черно-серой униформе арбитратора, но, когда она шла к кафедре и отдала честь, одежда показалась страшно неудобной. Дворов кивнул в ответ, а затем двое служителей широко распахнули двери.

Тут же широкими шагами вошел Кальфус-Меделл, крупный мужчина в расцвете лет, с первыми зачатками ожирения на талии и подбородке и профилем, похожим на носовой таран одного из крейсеров линейного флота Пацификус, что кружились на орбите высоко в небесах. Весь в синих и пурпурных шелках, он двинулся прямо к кафедре, не переставая говорить пронзительным голосом:

–  Мои дорогие Арбитрес! Самые ранние вести, которые я получил, гласили, что офицер, ставший мишенью этого злодеяния, выжил. Прекрасная новость, самое то, чтобы смягчить ужасающие известия о том, что такое нападение вообще произошло. Я ехал в улей Константа, когда услышал об этом, и прибыл ради аудиенции с вами, как только смог. Прошу прощения, что это заняло столько времени.

Это мы позволили тебе прийти на аудиенцию, хотела сказать Кальпурния. Кальфус-Меделл остановился, поставив одну ногу на край кафедры, но Дворов, похоже, решил это проигнорировать.

–  Атака оказалась безуспешна, многоуважаемый Кальфус из Меделлов. Арбитр-сеньорис Кальпурния получила легкие травмы, но, как видите, уже выздоровела и вернулась к активной деятельности.

Кальпурния кивнула. Она заметила удивление на лице аристократа и поняла, что тот, увидев ее должностную форму, принял ее за охранницу Дворова. Потом удивленное выражение сменилось на одобрительное. Глаза у Халлиана были зоркие, глубоко посаженные, и явно оценивали ее, подтверждая мнение, которое у Кальпурнии уже сложилось на основании данных из досье. Кальфус-Меделл мог быть помпезен, но не глуп.