Текст книги "Всегда лишь она"

Автор книги: Мэрибет Мэйхью Уален

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мэрибет Уален
Всегда лишь она

Marybeth Mayhew Whalen

Only Ever Her

© 2019 by Marybeth Mayhew Whalen

© jamesgreenstudio / Shutterstock.com

© Рогова М., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Эшли Уален Фрели, которая никуда не исчезала

И я сказал: «кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы; далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне; поспешил бы укрыться от вихря, от бури».

Псалом 54:7–9

Пролог. День свадьбы. 1 июня

Он оттягивает ворот рубашки и делает глоток остывшего кофе. Он не любитель кофе, но сейчас согласен на любой напиток – особенно с кофеином. Он так давно не спал, что уже потерял счет времени.

Шериф опирается мясистыми ладонями о стол и тяжело нависает над ним.

– Ладно, мистер Спейси, – изрекает тот. – Вы готовы дать показания?

– Да, сэр, – отвечает Спейси. – Я готов. – И вспоминает, что последний раз сидел напротив Хэла Йорка, еще будучи школьником, задержанный за магазинную кражу. Тогда ему тоже никто не верил.

– Надеюсь, на этот раз вы скажете правду?

Спейси поднимает правую руку, а левую опускает на воображаемую Библию.

– И ничего кроме правды, – отвечает он, надеясь, что его голос звучит спокойно. – Да поможет мне Бог!

– Ну что ж, – говорит шериф. – Выкладывайте.

15–16 мая. Две недели до свадьбы

Энни

Она уже доехала до офиса адвоката, но вдруг осознала, что не может войти внутрь. Она сжимает ручку автомобильной двери, готовая выйти в любой момент. Машина совсем новая, так что дверца распахнется бесшумно – не то что в ее прежней скрипучей развалюхе (покойся с миром, «Джетта»). Теперь ее автомобиль – джип в прекрасном состоянии, взвешенный выбор взрослого человека. Как и ее жених Скотт, вручивший ей машину в качестве предсвадебного подарка, «Хонда Си-Ар-Ви» отличается надежностью и отлично вписывается в картину ее новой жизни в роли миссис Хэнсон. Жизни, которая начнется всего через пару недель.

Она отпускает дверную ручку и смотрит на письмо, лежащее у нее на коленях, – имя выведено аккурат над линией сгиба. Ее имя – нынешнее. Мисс Энни Тафт — пока еще не Хэнсон. Чтобы превратиться в Хэнсон, ей нужно разобраться с делами, и визит к адвокату занимает в их списке не последнее место.

Она разглядывает здание прямо напротив нее. В двухэтажном доме в колониальном стиле может располагаться что угодно: от страхового агентства до стоматологической клиники или бухгалтерской конторы. Она внимательно изучает каждое окно – словно кто-то может следить за ней оттуда. Но за стеклами не видно ни единого лица, никто не подглядывает из-за занавески. Никто и не подозревает, что она здесь.

Энни не позвонила и не назначила встречу, хотя об этом говорилось в письме. Ей не нужна была гарантия того, что адвокат найдет для нее время. Наоборот – пусть лучше попросит ее зайти попозже, а она не сможет этого сделать. В конце концов, дел в ближайшие недели будет невпроворот, и вряд ли она будет заниматься чем-то кроме свадьбы. Тут-то она и скажет себе – и всем вокруг, – что пыталась. Скажет, что поступила правильно. Ей очень важно поступать правильно – уж такой она человек. Но что значит правильно? Вот в чем вопрос.

В ее голове звучит голос тети Фэй, снова и снова повторяя, что же такое, по ее личному мнению, «правильные поступки» (и почему нынешнее поведение Энни таким не является). Обычно советы в людских головах раздают матери, но у Энни это тетя, самый близкий ее человек. Чтобы заставить голос замолчать, Энни переключает внимание на свое отражение в зеркальце на автомобильном козырьке, проверяет, в порядке ли макияж. Потом улыбается, чтобы удостовериться, что помада не попала на зубы. Зубы чистые, а вот губы не помешало бы подкрасить – сегодня она так искусала их, что от утренней помады не осталось и следа.

Энни извлекает из сумочки косметичку и ставит прямо на письмо, чтобы не смотреть на него. Обновляет слой любимой ягодной помады на губах. (У тебя улыбка матери, твердят ей все, и, судя по фотографиям, так оно и есть.) Закончив с губами, она пудрит нос – из-за жаркого раннего лета ее лицо лоснится от пота, даже кондиционер в машине не помогает.

Итак, ей нужно просто выйти из автомобиля и войти в здание. Спустить курок, сжечь мосты, как там еще говорят? Но тут она обращает внимание на свои брови – в ярком солнечном свете стали заметны несколько отросших волосинок, от которых надо немедленно избавиться. Энни извлекает из косметички пинцет и выщипывает раздражающие волоски. Всегда лучше выглядеть на все сто, когда встречаешься с кем-то новым, думает она, а адвокат, безусловно, такой человек. Самонадеянный чужак, без приглашения ворвавшийся в ее жизнь со своим письмом и решивший взвалить на ее плечи больше, чем она может вынести.

Уважаемая мисс Энни Тафт,

в этом письме я хочу сообщить Вам новую информацию о своем клиенте, мистере Корделле Льюисе, который был приговорен к пожизненному заключению в тюрьме без права досрочного освобождения после того, как его несправедливо осудили за убийство Вашей матери, Лидии Тафт. Мне известно, что Вы выступали ключевым свидетелем со стороны обвинения по его делу, и я прекрасно понимаю и разделяю Ваше желание оставить все в прошлом. Однако мистер Льюис, увы, не в силах поступить так же: для него эта история – настоящее и единственный источник надежды на будущее.

Буду признателен, если Вы сможете приехать в мой офис и в рамках короткой приватной встречи позволите мне рассказать о новом повороте в деле Льюиса, а также попросить Вас о небольшом одолжении. Искренне надеюсь, что нам удастся встретиться как можно скорее, так как время сейчас имеет первостепенное значение. Пожалуйста, имейте в виду, что информация, которую я намерен Вам поведать, носит весьма деликатный характер, поэтому очень важно сохранить нашу встречу в тайне. Повторюсь: я полон надежд, что Вы свяжетесь со мной в самое ближайшее время и позволите мне поделиться с Вами действительно потрясающими новостями.

Спасибо, что уделили мне время,

Тайсон Барнс.

Короткого письма Барнса оказывается достаточно, чтобы наполнить Энни чувством вины и заставить приехать на эту встречу – обсудить «небольшое одолжение» убийце своей матери. Но что, если это действительно не он? Дурацкий вопрос не дает ей покоя и требует ответа прежде, чем начнется новая жизнь – жизнь далеко отсюда. Да, таковы ее планы: выйти замуж за Скотта, уехать куда-нибудь подальше и начать все с чистого листа. Когда они это придумали, казалось, что это хорошая идея. Но чем ближе к отъезду, тем больше она сомневается в своем решении.

Энни осматривает лицо в последний раз, поднимает козырек и убирает косметичку в сумочку. У нее урчит в животе, и она думает о предстоящем ланче – еще одной встрече из тех, на которые идешь не по своей воле, а потому, что чувствуешь себя обязанным. Если она не поторопится, то опоздает на встречу, а если адвокат окажется на месте и будет готов к разговору, рискует вовсе пропустить ее. Энни колеблется, раздумывая, что хуже: беседа с адвокатом, пытающимся добиться свободы для Корделла Льюиса, убийцы ее матери, или встреча с журналисткой городской газеты по поводу грядущей свадьбы.

Энни не питает иллюзий насчет журналистки, отлично понимая, что разговор так или иначе сведется к грядущему суду над Корделлом Льюисом. Очевидно, что в этом и состоит ее конечная цель, а интервью – просто уловка. Они с Лорел, так зовут репортершу, вместе учились в школе. Лорел всегда была агрессивной, и Энни сомневается, что она сильно изменилась за девять лет, прошедших с выпускного. Кроме того, годы, проведенные вдали от Ладлоу, и работа на воротил газетного бизнеса наверняка ожесточили Лорел, а освобождение Льюиса обещает стать куда большей сенсацией, чем ее свадьба. Нет, Энни не позволит репортерше обвести себя вокруг пальца. Она будет настороже.

Выбрав из двух зол меньшее – сделать то, зачем сюда приехала, Энни заглушает двигатель. Она войдет внутрь и поговорит с… ее взгляд еще раз скользит по строчкам, проверяя имя отправителя. Она рассматривает подпись, пытаясь представить, что будет дальше. Она скажет на ресепшене, что приехала повидать Тайсона Барнса, и секретарша ответит что-то вроде: «О, конечно, он уже ожидает вас! Сюда пожалуйста!» или же: «Очень жаль, но он сейчас в суде. Мне передать ему, что вы заезжали?».

Как бы то ни было, Энни придется пройти через все это. Она должна войти внутрь и узнать, что адвокат собирается сообщить ей о Корделле Льюисе, проведшем последние двадцать три года за решеткой за убийство ее матери. Судя по письму, Барнс считает Льюиса невиновным, полагая, что тот был осужден по ошибке и что Энни сыграла не последнюю роль в этой охоте на ведьм. Теперь он намерен поговорить с ней об искуплении – о том, что она, как зрелая двадцатишестилетняя женщина, может сделать, чтобы загладить свою вину за поступок, совершенный в трехлетнем возрасте. О том, что это ее шанс все исправить.

Вот только это не так. В ее, Энни, случае ничего исправить уже нельзя. Ее матери не будет рядом, когда через несколько дней она пойдет к алтарю. Ее мать уже не наденет старомодное, но подходящее к случаю платье и не передаст ей семейную реликвию на счастье. Она не будет засыпать ее советами об отношениях, основанных на собственном многолетнем опыте как жены. Ей просто нечего рассказывать – у нее нет и не было этого опыта, ведь Лидия Тафт умерла, когда ей было всего двадцать три года. Даже собственная дочь уже пережила ее.

– Ладно, Тайсон Барнс, – громко говорит Энни сама себе. – У вас пятнадцать минут. И это все, что я могу для вас сделать.

Она открывает дверцу машины и выходит.

Лорел

Она сортирует пакетики сахара по цвету, затем – в алфавитном порядке: «Спленда» перед «Свит’Н’Лоу», после чего выкладывает повторяющийся рисунок из белого, розового, желтого, синего – радугу из пакетиков. Затем она снова осматривает ресторан, уже не скрывая своего раздражения, – и снова безрезультатно. Она смотрит на часы. Энни Тафт опаздывает на двадцать две минуты и, хотя во время ланча Лорел действительно некуда податься, кроме этого места, она недовольна, что приходится ждать так долго. Пять минут – еще куда ни шло. Но двадцать две? Это просто неуважение.

Она сгребает пакетики сахара в беспорядочную кучу, обдумывая способы, которые могут сейчас сделать нашу жизнь слаще. Многие из них некалорийные – только сладость и никакого чувства вины. Не к этому ли мы все стремимся?

Она открывает блокнот и записывает туда свои мысли. У нее могло бы выйти неплохое эссе, думает она, его можно было бы продать какому-нибудь журналу – «Домоводству» или, может быть, «Женскому дню». Лорел записывает названия журналов рядом с набросками идеи, а потом рисует вокруг звезды, чтобы придать себе занятой вид и не выглядеть как человек, на встречу с которым не пришли.

Официантка подходит к Лорел и указывает на стоящий на столе пустой стакан с месивом из подтаявшего льда.

– Принести вам еще воды? – спрашивает девушка. По виду ей не больше двадцати лет, а высоко затянутый хвостик, приподнимающий уголки ее глаз, придает лицу удивленное выражение.

– Нет, спасибо, – отвечает Лорел своим самым добрым и самым терпеливым голосом. К счастью, девушка исчезает без лишних вопросов. Не задав самый очевидный – «Неужели вы все еще верите, что тот, кого вы ждете, объявится?».

Лорел берет телефон и смотрит на экран, раздумывая, стоит ли послать Энни сообщение и спросить, куда та запропастилась. Но так она выставит себя отчаявшейся и навязчивой, а надо действовать с осторожностью. Хотя она якобы пришла в этот ресторан, чтобы поговорить с Энни Тафт о грядущей свадьбе («Событие года!» – не переставала повторять ее мать), у нее здесь имеется свой интерес.

Она думает о будущей книге – той, сюжет которой будет строиться вокруг убитой матери Энни и которая имеет все шансы прославить ее как писателя. Ничего, что она уже пробовала, не срабатывало. А доступ к Энни Тафт поможет это изменить. Так что пусть все идет своим чередом, она не будет слишком давить. А давить-то она умеет – просто спросите ее семью или последнего бойфренда.

Она убирает телефон и, снова достав ручку, перечеркивает «сладкую» идею. Если она хочет стать великим писателем, нужно тратить время на более важные вещи. Эссе про сахар не более чем детская забава, и она может куда лучше. Надо просто сосредоточиться и не порхать от идеи к идее. Куда полезнее будет узнать больше о мужчине, которого собираются выпустить из тюрьмы. Да, лучше потратить время на это. Возможно, ей стоит выйти на его адвоката, задать несколько вопросов. Она думает о профессоре Шарпе, который учил ее: «Худший враг великого писателя – несобранность».

Интересно, что бы профессор Шарп сказал о своей ученице, узнав, что ей пришлось вернуться в родной город после очередного увольнения и пишет она теперь для крохотной газетенки, сравнимой по уровню со школьной стенгазетой. Черт, да «Вестник Ладлоу» даже хуже, думает она. Лорел вспоминает своего «босса» Деймона и содрогается. Все эти фантазии о карьере, которые увлекали ее в студенческие годы, – как же далеко она теперь от этого.

Она сгребает свои вещи в кучу и засовывает их в новую большую сумку, цветастую дизайнерскую вещицу с огромной вышитой монограммой «Лорел» по центру. Сумку ей подарила мать, Глиннис, в честь возвращения домой, словно это какой-то праздник, а не повод для скорби. Затейливый аксессуар, по задумке Глиннис, ей следовало брать в загородный клуб, чтобы тот «придавал ей яркости». «Ты стала такой бледной от всей этой городской жизни», – сетовала ее мать.

Лорел сигнализирует официантке о том, что готова уходить, размахивая кредитной картой. Кредитку Деймон благородно одолжил ей для этого ланча – чтобы подсластить пилюлю, ведь самым громким событием в ее журналистской карьере отныне будет освещение свадьбы Энни Тафт. Впрочем, она не справилась и с этим.

– Вы уходите? – спрашивает официантка, и на этот раз ее удивление искренне.

– Да, – отвечает Лорел, указывая на пустой стул напротив. – Человек, которого я жду, по-видимому, не придет.

– О-о, – протягивает девушка и, опустив руку на плечо Лорел, три раза легко похлопывает по нему. Теперь очередь Лорел выглядеть удивленной.

– Первое свидание? – сочувственно спрашивает официантка. – Я слышала, что лучше встречаться за ланчем, а не за ужином. Не так… очевидно.

– Нет-нет, это бизнес-ланч. Интервью.

– О-о-о. – Официантка понимающе покачивает головой. – Уверена, они нашли кого-то другого, но забыли сказать вам. – Она кивает, соглашаясь сама с собой. – Со мной такое случалось.

– Нет-нет, это не собеседование по работе… – говорит Лорел, не понимая, почему объясняется с официанткой, но все равно продолжает: – Я должна была взять интервью для газеты.

– О! – восклицает девушка, и удивленное выражение снова на месте. – Вы кто-то вроде… журналистки?

– Да, – со сдавленным вздохом отвечает Лорел. – Я кто-то вроде журналистки.

Девушка поднимает брови, всем видом выражая свое одобрение.

– Круто, – говорит она.

Лорел протягивает ей кредитку, хотя официантка, похоже, совсем забыла о своей работе.

– Я хочу заплатить по счету. Мне надо бежать.

Девушка со смехом возвращает ей карту.

– Вам не нужно платить за воду, – говорит она.

Она снова похлопывает ее по плечу, и Лорел пытается вспомнить, когда к ней последний раз прикасался кто-то незнакомый.

– Удачи вам с вашим интервью. – Официантка указывает на пустой стул. – Надеюсь, вы найдете того, кто вам нужен.

Лорел тоже смотрит на стул, где должна была сидеть Энни, и размышляет, как теперь вытянуть из нее историю о свадьбе – или убийстве. Все пошло не так, как она надеялась, и уж точно не так, как мечтала. (В ее фантазиях они с Энни совсем забыли о том, что не выносили друг друга в школе, и Энни изливала ей душу, рассказывая и о свадьбе, и о своих самых сокровенных мыслях, а в финале признавалась, что ей нужна подружка невесты, и упрашивала Лорел поучаствовать в торжестве.)

Лорел бросает рассеянное «спасибо» через плечо и оставляет официантку, ресторан и свое унижение позади, переключаясь на размышления о том, что делать дальше и как уберечь то немногое, что у нее еще осталось.

Кенни

Он наблюдает за женщиной, в спешке покидающей ресторан. Она идет так быстро, что ноги едва касаются земли, а подбородок вздернут в хорошо знакомой ему еще со школы манере. Лорел Хейнс была одной из его постоянных школьных мучительниц. Она ставила себя выше всех в городке и была уверена, что далеко пойдет, когда закончит учебу.

– Так пали сильнейшие… – бормочет он себе под нос, отирая запотевшие стенки бокала с холодным чаем. На дворе май, и весна в Южной Каролине проигрывает бой лету, как и каждый год, что он себя помнит.

– Вы что-то сказали, сэр? – спрашивает его юная официантка. Он настолько увлекся наблюдением за Лорел, что не заметил, как девушка подошла к нему. Всего какие-то секунды назад она стояла у столика Лорел, похлопывая ее по плечу и демонстрируя дружеское расположение, и вдруг очутилась рядом. Кенни радуется, что официантка не слышала его слов – ни к чему изливать личные обиды незнакомцам.

– Нет, – отвечает он, указывая рукой в направлении выхода и стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно. – Я просто засмотрелся на женщину, которая только что ушла. Кажется, я учился с ней в школе.

– Она журналистка, – говорит девушка так, будто сообщает что-то важное. В свое время Лорел любила внушать людям, что она важная, но, судя по тому, что болтают в городе, ее планы стать всемирно известным репортером с треском провалились и она приползла к мамочке зализывать раны. Теперь вершина ее карьеры – сенсационные репортажи «Вестника Ладлоу» об очередном заседании клуба садоводов или сборе средств в поддержку чемпиона младшей лиги.

– Будь хорошим мальчиком, – звучит в его голове голос Энни, но Энни здесь нет. Ее нет ни для Лорел Хейнс, ни для него – она одурачила их обоих. Слышит он и кое-что еще – слова Энни, сказанные сегодня, когда она позвонила ему и стала упрашивать прийти в ресторан.

– Ты не можешь просто оставить меня там с ней, – хныкала она. – Ты должен меня выручить. – (Драматичная пауза от королевы драматичных пауз.) – Ты же знаешь, какой невыносимой она может быть.

Безусловно, стрела попала в цель. В его мозгу тотчас же всплыло воспоминание: лицо Лорел Хейнс, глядящей на него сверху вниз, с ее плоским и вздернутым, как у мопса, носом, и компания ее друзей, столпившихся вокруг понаблюдать, как она изводит его своими ехидными остротами. Откуда она всегда знала, как задеть его побольнее? И кто все время заступался за него? Конечно же, Энни – вот кто. Без поддержки Энни он так бы и остался изгоем и его юность была бы куда более несчастной.

Так что сегодня он здесь, в этом ресторане, чтобы защитить своего старого друга, пусть даже тот и не удосужился объявиться. Он берет телефон и пишет Энни второе сообщение:

Привет, я на месте, не вижу тебя. Опаздываешь? Пожалуйста, скажи, что ты не забыла.

Но ответа нет.

Следующее сообщение уже не такое сдержанное и миролюбивое.

Окей, она только что ушла, и я тоже ухожу. Надеюсь, у тебя есть оправдание своему отсутствию.

Да, иногда он проявляет твердость, чтоб показать ей, что он не мальчик на побегушках и не собирается всю жизнь выполнять ее капризы – особенно когда она выходит замуж за кого-то другого. За кого-то, над кем не издевались в школе. За кого-то, кто даже не из Ладлоу.

Он вздыхает, убирает телефон в карман и отсчитывает деньги для официантки, которая, к счастью, увлечена разговором с другим посетителем. Если ему повезет, он успеет ускользнуть без объяснений. Когда-то он работал на дому и очень мало общался с людьми. Несколько недель назад, когда его девушка на время покинула город, он мог провести целый день, не проронив ни слова, и теперь с удовольствием вспоминает те времена. Они были наполнены покоем.

Выбравшись из ресторана, Кенни оглядывает парковку в поисках машины Энни – той, что Скотт подарил ей на свадьбу. Она обожает запах нового автомобиля и просит принюхаться каждый раз, когда подвозит его. Он всегда соглашается, не признаваясь, что на самом деле он из тех людей, что абсолютно равнодушны к запаху новых машин. Ему нравилось, как пахла ее старая машина – запах недопитого кофе, забытого в подстаканнике, жареной картошки и мыла Энни. Это был ее запах. А новая машина пахнет ничем.

Но Энни нет и на парковке. Она не сидит в автомобиле, собираясь с духом, чтобы выйти, как обычно делает, когда нервничает. Она просто не приехала, снова проделала один из своих трюков с исчезновением. Сделала то, чего большинство жителей городка от нее ожидать не могли. У Энни была репутация лапочки. Но те, кто знает ее получше, знакомы и с темной стороной – той, что пробуждается из-за стресса и из-за всего, что касается ее матери. Учитывая разговоры о парне, осужденном за убийство мамы Энни, и его грядущем освобождении, Кенни стоило бы предвидеть это.

Сожалея о своем последнем сообщении, он достает телефон и собирается написать Энни снова, но тут в его голову приходит идея получше. Он догадывается, куда та запропастилась. И может сделать больше, чем отправить очередное сообщение. Он найдет ее и простит ей исчезновение, как это было всегда.

Клэри

Птица как сквозь землю провалилась. Голубь по кличке Мика[1]1
  Mica (англ.) – слюда.


[Закрыть], ее любимец, не вернулся. Он не просто задержался, как она говорила себе, придя домой со службы и найдя трех остальных голубей в целости и сохранности. Он исчез.

Иногда такое случается – она это знает. Как-никак именно пропавшая птица стала причиной ее собственного решения разводить голубей. Она нашла одну много лет назад, в день, когда ей так хотелось чувствовать себя кому-нибудь нужной, и та птица нуждалась в ней. Так что она знает, такое может произойти и происходит – просто никогда не случалось с ней.

Ей хочется в туалет, и сильно, но она игнорирует позыв, снова пересчитывая голубей, как будто могла обсчитаться. Будто благодаря этому птица магическим образом появится, как кролик из шляпы фокусника. Раз-два-три – вуаля! Конечно, ничего не меняется, и жердочка, где обычно сидит Мика, остается пустой. Клэри представляет его там, как он по своему обыкновению изучает ее, наклонив головку и глядя так, словно видит ее насквозь. Это самый занятный из ее голубей, обладатель переливающихся серебристых перышек на кончиках крыльев, напоминающих ей о камешках, которые они с Энни собирали в детстве, воображая, что это сокровища и прожилки в них по-настоящему серебряные.

Сегодня на похоронах Уилли Макгерта она выбрала Мику на роль покидающей тело души. Остальные три птицы символизировали Отца, Сына и Святой дух – проводников, нужных, чтобы указать Уилли путь на небеса. Наверное, все это слегка чересчур, но всегда утешает скорбящих. Ком до сих пор стоит у нее в горле – так происходило каждый раз, когда она выпускала голубей. Но сегодня все было особенно трогательно – даже ошеломляюще. По всему телу пробегает дрожь, когда она вспоминает об этом – и о том, что Мика не вернулся с остальными.

Она разрешила вдове Уилли, Майре, подержать голубя перед тем, как позволить ему взмыть в небо. Майра поцеловала маленькую головку птицы и выпустила ту в воздух. Голуби взлетели как обычно, но, пока набирали высоту, видимо, заметили хищника, потому что быстро залетели назад под тент, установленный на кладбище. Однако для людей, собравшихся там, это выглядело словно птицы решили вернуться по собственной воле. Три голубя облюбовали в качестве жердочки стебли цветов на крышке гроба Уилли, а Мика предпочел пустое кресло рядом с Майрой.

Все участники церемонии ахнули, когда Мика уселся и начал пристально изучать Майру. Остальные три птицы смотрели на Мику, и казалось, будто Уилли, муж Майры, с которым она прожила пятьдесят четыре года, говорит последнее «прощай», а Святая Троица одобрительно наблюдает. Все умолкли и, как показалось Клэри, задержали дыхание. А потом, безо всякого предупреждения, четверка снова дружно взмыла в небо. В молчании скорбящие поднялись со своих мест, вышли из-под тента и наблюдали за голубями, пока те не скрылись в облаках.

Но Мика так и не вернулся из того полета, и Клэри ломает голову, что могло пойти не так. В отчаянии она выкрикивает кличку птицы. «Мика!» – зовет она, задрав голову к небу.

Громкий шум пугает остальных голубей – всего их четырнадцать, – и они начинают хлопать крыльями. Сила их крыльев порождает шум и поднимает ветер. Двое из них пикируют ей на голову и почти касаются ее лохматых волос, после чего возвращаются на жердочку. Звук затихает, и в голубятне снова воцаряется тишина, которую нарушает только биение ее сердца. Птицы изучают ее своими пронзительными, проницательными глазами. Вот бы она могла спросить их, где Мика. Вот бы они могли ей показать. Но придется искать самой. Никто, кроме Клэри, не способен найти то, что она потеряла.

Энни

– Мне нужно идти, – говорит она, но не двигается с места. Кенни пропускает ее слова мимо ушей, притягивает к себе и, словно старший брат, целует в макушку. Иногда ей хочется, чтобы он на самом деле был ее братом или кузеном – кем-то близким. Пусть местами их отношения и выходят за рамки родственных, они никогда не пересекали черту – после того единственного случая в школе. Будь Кенни членом ее семьи, им не пришлось бы расстаться через несколько недель. Меняешь фамилию – теряешь лучшего друга, думает она и вздыхает.

– Останься, – просит ее он. – Пусть поломают голову.

– О, они уже ломают. Ты не единственный человек, на встречу с которым я сегодня не явилась. Уверена, в телефоне уже пятьдесят семь пропущенных звонков и сообщений. – Она загибает пальцы, перечисляя людей, которые сейчас могут ее разыскивать: – Барбара Тодд из загородного клуба, тетя Фэй, Трейси, Лорел Хейнс…

– Она была в ярости, – говорит Кенни и смеется. – Ты бы видела, в каком состоянии она выскочила из ресторана.

– Пусть встанет в очередь. Наверняка она хотела встретиться только для того, чтобы разузнать о моей матери. Как будто ей есть дело до свадьбы.

– И тем не менее это свадьба года, – возражает Кенни. Он задумывается. – Может, даже десятилетия.

– А ты собираешься все пропустить. – Энни качает головой и недовольно цокает языком. – Стыдись! – Она чувствует, как он напрягается, и шутливо подталкивает его локтем. – Не будь неженкой! Я просто шучу.

Он смотрит на нее. За толстыми стеклами очков его зеленые глаза кажутся больше, чем на самом деле. В этих очках он выглядит как Кларк Кент. Его лоб даже украшает завитушка темных волос. Но если вы снимете с Кенни очки, он не превратится в Супермена. Он просто станет чуть симпатичнее. Он не умеет перепрыгивать небоскребы или взмывать высоко в небо. Но он отлично знает, когда ей нужна защита. Она будет скучать, когда он исчезнет из ее жизни. Она хочет сказать ему об этом, но Кенни опережает ее.

– Может, тебе и правда пора идти, – говорит он и чуть отодвигается от Энни. – Не хочу тебя задерживать, когда все эти люди так беспокоятся.

Она не в настроении спорить и уговаривать его. К тому же ей действительно пора. Так что она просто отвечает:

– Окей. – И добавляет: – Спасибо, что нашел меня сегодня.

– Ты говоришь так, словно это какая-то тайна, – отвечает он.

Энни морщит носик:

– Ну, для большинства так и есть.

– Ты прекрасно знаешь, что я думаю об этом. Ты не считаешь нужным говорить своему жениху, где скрываешься, когда расстроена, зато сообщаешь мне. Что бы это значило?

– Ты знаешь меня… не такой… как знает он. – Она снова приводит тот же аргумент, что и всегда. – Ты знаешь меня дольше, вот и все. И у меня не было особых причин ему рассказывать.

– Их не было, потому что ты не хотела, чтобы он знал, – говорит Кенни. – Ты заставила его думать, что ты маленькая принцесса – розы, единороги, милая улыбочка и так далее. Он попался на тот же трюк, что и весь город.

Она легонько толкает его.

– Ничего подобного.

– Ну да, все так и есть. Ты убедила его – как и весь город, – что излучаешь свет и любовь, что у тебя нет темной стороны. Черт, да ты и выходишь за него только из-за этого. Если бы ты была честна с ним – и честна с собой, – ты бы на это не отважилась.

– Полагаю, ты считаешь, я должна выйти за тебя.

Его лицо искажается от боли, словно она дала ему пощечину. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. Она видит, что он раздумывает, стоит ли ему зайти дальше.

– Ты бы не стала ввязываться в эту бизнес-сделку, которую зовешь любовью, – говорит он. – Ты бы не продалась по дешевке. – Он закатывает глаза и отодвигается, давая ей знать, что разговор закончен. У него тоже есть гордость.

Если бы она хотела, она могла бы сократить эту дистанцию между ними, могла бы все наладить. Но она защищает свою территорию. Они должны отпустить друг друга, предоставить друг другу свободу выбора. Сейчас ей нужно отнестись к нему по-доброму, даже если он принимает эту доброту за жестокость. Она не знает, как все закончится, и не хочет знать, но она уже дала согласие другому человеку. Выбор сделан, и давать ему надежду, что все могло бы быть по-другому, нечестно. И все же… Она наклоняется и целует его, нейтрально, по-дружески, как европейцы делают каждый день.

Он остается неподвижен, безучастен.

– Теперь я пойду, – говорит она, желая, чтобы он заговорил, чтобы остановил ее. Она не хочет уходить, не сейчас. Она могла бы остаться еще на несколько минут. Они могли бы продолжить разговор.

Но Кенни молчит и смотрит в сторону, пока она разглаживает свою помятую одежду. Она стряхивает сосновые иголки и кусочки сухих листьев, прилипшие к ее шортам, и ее взгляд снова падает на то место, где умерла ее мать, место, куда она любит приходить, когда чувствует, что ей плохо и что она запуталась. В последнее время это происходит все чаще, и Кенни – единственный человек, который знает об этом. Ей не хотелось рассказывать кому-либо еще.

Она знает, что это чего-то стоит, что Кенни прав. С ее стороны жестоко притворяться, что все иначе, но не притворяться – значит открыть дверь, которую она отчаянно пытается закрыть. Ей нужно поступить правильно, выйти замуж за правильного человека. И это не Кенни, а Скотт. Кенни, конечно, не понимает этого. Он не знает правил. А она знает – и всегда знала, – чего именно от нее ждут и какова ее роль в этом городе. Энни не может позволить себе выйти замуж за изгоя – даже если это ее старый друг. Она должна связать свою жизнь с мужчиной, который идеально соответствует ей, с тем, кого публика желает увидеть у алтаря через несколько недель. Она должна приносить городу счастье, как делала всегда. Это ее жертва, ее вклад в общее благо. Если ты – единственное напоминание о темных для городка временах, делай все, чтобы нести свет.