Текст книги "Мой голландский миллиардер - 2 (ЛП)"
Автор книги: Мэриан Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Мэриан Ти
Мой голландский миллиардер #2
Пролог
Двадцать два года назад
Попу одиннадцатилетнего Виллема де Конаи сильно саднило. Он желал по-детски захныкать, но всячески с этим боролся. Он старался сохранить свой взгляд ровным, а лицо бесстрашным.
За его спиной закряхтел отец, и мальчик приготовился.
Но всё равно, это оказалось для него неожиданностью.
Так было всегда, когда пряжка на ремне отца, впечатывалась в его кожу, пока он сильнее сжимал кулаки.
Это ещё продолжалось в течение семи минут, и Виллем считал каждую секунду, чтобы как-то отвлечься от боли, пока он не услышал вздох облегчения, который издал отец.
Это был конец.
Но он всё ещё не двигался с места, зная, что это может быть уловка. Однажды, он сразу же попытался уйти, надеясь, что тишина означает, что отец просто отключился в пьяном угаре, но вместо этого, Эдгар избил его до полусмерти, после чего, Виллем ещё неделю не смог появляться в школе.
Он пообещал себе, что больше никогда не повторит свою ошибку.
Секунды сплывали. Виллем, словно в тумане, подумал, что должно быть, его зад кровоточит. Если это так, то придётся самому застирывать пятна на штанах. Эдгар придёт в ярость, если узнает, что кто-то из обслуги доведался про его избиения.
Прошла целая минута.
Эдгар захрапел.
Страх сжал внутренности Виллема, но он всё же сделал шаг. И прежде, чем его стопа успела опуститься на пол, он услышал хохот отца:
– Ты глупый мальчишка. Думал, вот так просто отделаешься?
От удара в спину Виллем рухнул на пол, и почувствовал…
Как отец стал вытирать подошву своего ботинка о спину сына, будто желал его раздавить.
Крик вырвался из уст Виллема.
Его отец сильнее захохотал.
И избиение возобновилось.
К тому времени, когда Эдгар закончил, был почти рассвет, и Виллем изнемогая от боли, не то полз, не то карабкался к столу отца в его кабинете. Это был его шанс, подумал Виллем, чувствуя головокружение. Пока отец и весь дом спит, никто из прислуги не узнает, что он тут делает. Никто не в силах остановить его, пока не будет слишком поздно.
Когда Виллем всё же добрался до отцовского стола, он крепко схватился за его края, и подтянулся вверх. Слёзы навернулись на глаза от боли, пронзившей каждую частичку его тела, но он игнорировал её, не хотел терять ни секунды.
Он набрал номер телефона, заполучить который, было смертельно опасно. И когда на другой линии ответили, он хрипло затараторил:
– Я Виллем де Конаи, внук Королевы Голландии. Моя жизнь и жизни моих братьев и сестёр находятся в опасности, и это важно для нас, незамедлительно с ней поговорить.
***
Вилльямина хотела рыдать от фото травм внука. Многоцветие различных оттенков синего полосами простиралось от спины вниз по его тоненьким ногам, и она даже не могла себе представить силу воли одиннадцатилетнего мальчика, чтобы терпеть такие побои, и не попросить о помощи… вплоть до сегодняшнего дня.
– Любопытно, чем я так согрешила в прошлой жизни, – с горечью спросила она своего советника, – что теперь награждена детьми, которые либо мягкотелые, либо бессовестные.
Эгберт мудро молчал. В своё время, королева была преданной матерью, но строгой и суровой, что касалось воспитания своих детей. Вместо того чтобы прививать им чувство любви, она нагоняла на них страх и негодование, и с годами эти чувства только усугублялись.
Королева вскинула руки, как только отложила фото внука на кофейный столик.
– Где сейчас Эдгар и его жена?
– Им было предложено оставаться в своей резиденции, пока этот вопрос не решится.
Она поджала губы.
– Ты имеешь ввиду, что они пытались уехать, и вам пришлось прибегнуть к услугам охраны?
– Да, Ваше Величество.
Вилльямина начала растирать виски.
– Вы ведь его допросили?
– Да, Ваше Величество.
– И всё, что сказал мальчик, оказалось правдой?
– Потребовалось некоторое время, и применение определённых манипуляций, чтобы он начал говорить правду, но да, Ваше Величество, каждое сказанное слово господином Виллемом, к превеликому сожалению оказалось правдой.
Лицо королевы ожесточилось от услышанного.
– Понятно.
Взгляд Вилльямины стал невидящим, т.к. она окунулась в размышления, пытаясь поставить себя на место внука.
Всё началось, когда Эдгар заподозрил свою жену в измене, и в том, что один из младших детей Николаас, был сыном одного из любовников. После этого, он стал напиваться до беспамятства каждый день, что неоднократно приводило его к безумным вспышкам гнева. Ему хотелось на ком-то выместить свою злость, и Виллем оказался самой удобной бойцовской грушей.
Виллем делал всё возможное, чтобы терпеть побои, потому что знал, стоит ему только кому-то об этом сказать, и Эдгар тут же отправит его в школу-пансион, и тогда его младшим братьям и сёстрам придётся нести бремя отцовского гнева. Но в последнее время, Едгар стал совсем непредсказуемым и неуравновешенным, и когда прошлым вечером, он его силой вытянул из комнаты Ника, Виллем знал, что это никогда не прекратится. Он понимал, что нужно срочно просить о помощи, и решил обратиться к бабушке.
Но до этого не должно было дойти, в отчаянии подумала Вилльямина. Чувство вины тяжёлым грузом легло на её плечи, бремя, которое она знала, унесёт с собой в могилу. Она должна была знать. Боже правый, она должна была об этом знать. Но она была слишком слепа, слишком занята, о Боже, история снова повторяется. Она игнорировала потребности своих детей во благо королевства, и посмотрите, куда это привело. И то же самое повторяется с этим невинными детьми.
Она закрыла глаза, ощущая себя значительно старше своих пятидесяти восьми лет. Как ей удавалось, быть такой внимательной и чуткой в правлении королевством.
А с её семьёй, её плотью и кровью, становиться такой неопытной, как новорождённый ребёнок.
И хоть, она и понимала, что уже слишком поздно что-то изменить в прошлом, она знала, что ещё не всё потеряно для будущего её внука.
Расправив плечи, она спросила:
– Где сейчас Виллем?
– В больнице святой Анны, Ваше Величество. Его личность держится в тайне, и к его палате приставлена круглосуточная охрана.
– Он в сознании?
– Да, Ваше Величество.
– Хорошо.
Встав с места, она стала мерить кабинет шагами – способ, который уже давно доказал свою эффективность в принятии решений.
– Эгберт, хочу попросить тебя отправиться в Амстердам и передать от меня личное послание, – слишком много языков захотят обсудить причину, почему она сама приехала к Виллему, и она не была уверенна, что внук оценит такой повышенный интерес к своей персоне.
– Передай Виллему, что с этого дня, он находится под моим официальным патронатом, и что его родители будут об этом проинформированы должным образом. Ему и его младшим братьям и сёстрам больше нечего бояться, – и когда королевский советник только продолжал выжидающе смотреть, королева вздёрнула бровь. – Можешь идти.
Эгберт был удивлён.
– Э-это всё, Ваше Величество? – Невысказанным осталось его замешательство, почему королева, которая является одной из самых влиятельных женщин на планете, не предложила забрать детей к себе.
Королева покачала головой, мягко ответив:
– Меня удивляет, как после стольких лет служения мне, ты всё ещё остаёшься таким наивным и добросердечным, – тяжело вздохнув, она продолжила, – если это облегчит твою совесть, то ты можешь спросить Виллема, захочет ли он с другими детьми переехать ко мне во дворец. Ты даже можешь приказать ему это, но я тебе скажу вот что, мой дорогой советник, мальчик откажется.
– Должно быть, он не в себе, – удивился Эгберт.
– Нет, с ним всё в порядке, просто он по-другому воспитан. Он знает, что его переезд во дворец, повлечёт за собой скандал, а он этого не хочет. Он знает свои обязанности, – Вилльямина улыбнулась, но взгляд остался холодным. – Это то, что делает его истинным де Конаи, но боюсь, что также, это делает его слишком похожим на меня. Тем, кому непросто сейчас, и кому будет непросто в будущем… полюбить.
1.
Настоящее время.
Солнце играло в волосах Серенити, пока она отстёгивала свой велосипед. У неё был классический чёрный велосипед, старый, но в хорошем состоянии, единственно, что указывало на его принадлежность девушке, была розовая лента, намотанная на руль.
Закончив, Серенити выпрямилась, пробежалась пальцами по рулю, и погладила сидение.
– Готова к пробегу, Фемке? – Она закрыла глаза, и практически увидела, как велосипед кивает ей в ответ, и смиренно ждёт свою хозяйку.
Улыбка заиграла на устах Серенити от причудливости её мыслей, но всё равно, она кивнула в ответ и уселась верхом, располагая ноги на педали.
А затем, тронулась с места.
Амстердам в начале зимы был до невозможности красив, а особенно ранним утром. Деревья, утратившие свою листву, тёмными ветвями разукрашивали оранжевое небо, заставляя любоваться данным творением.
Любимый маршрут Серенити начинался с неспешной прогулки вдоль каналов, к счастью, в ранние часы на улицах было не людно. Оттуда она отправлялась в парк Вондела, убедившись, что держит довольно быстрый темп, потому что местные жители любили быстро скользить между умиротворёнными деревьями парка.
Час спустя Серенити остановилась у своего любимого места с видом на мерцающие воды парка. Облокотив велосипед на толстый ствол дерева, она достала своё одеяло, и расстелила его на траву, прежде, чем усесться на него со своим завтраком: сыр, хлеб, виноград и термос с кофе, который она сама заварила дома.
Серенити наслаждалась едой в полной тишине, смакуя каждым кусочком. Закончив трапезу, она взяла свою книгу – пыльный, карманный томик, купленный на гаражной распродаже. Серенити открыла её на первой странице и тут же, её привлекла надпись, сделанная от руки.
Другу моего детства.
Ах.
Её губы дрогнули. Улыбка померкла. Глаза промокли.
Какая же лукавая и подлая Судьба.
Трясущимися руками она закрыла книгу и положила на покрывало. Она яростно уставилась на то, что окружает её, желая вновь радоваться этой красоте. Но было слишком поздно. Она, словно ослепла.
Всё, что она могла сейчас делать – вспоминать.
В начале, была одна боль, только боль и ничего больше. Боль быть отверженной, боль от того, что все её мечты пали жертвой единого безответного поцелуя.
Серенити была бы счастлива, если бы боль осталась в её душе навсегда. Когда ей было больно, когда чувства разорваны в клочья, было легче не вспоминать.
Но боль прекращалась.
Сейчас её уже не существовало.
Сейчас, всё что она могла вспомнить, было ужасная, мучительная прелесть того, как было прекрасно раньше.
Воспоминания, соединяющие её и... его.
Она закрыла глаза, притягивая колени к груди, молясь, чтобы Судьба больше не посылала ей напоминаний. Но Судьба не слушала её.
– Могу я поинтересоваться, сколько тебе лет?
– Четырнадцать, сэр.
– Ну, а мне двадцать восемь. Это вдвое больше.
Серенити только моргнула.
– Всё равно не старый.
Серенити сильнее прикусила губу, но воспоминания не отступали.
Виллем сделала ей один из первых подарков, пара танцевальных туфель, пошитых на заказ. Она помнила, как затаила дыхании от волнения, своё изумление и трепет, когда она прочитала оставленную им записку.
Для того, чтобы ты парила.
Но больше всего, она вспоминала времена, когда он был просто рядом. Каждый важный миг её жизни, он был рядом. Молчаливый, стойкий, вселяющий уверенность, и надежду на то, что он всегда будет её опорой.
Вот так, она медленно начала плакать.
Когда боль становилась наиболее разрушительной, Серенити начинала ненавидеть его, но не так сильно, как ненавидела себя. Дура, дура, дура, она кричала себе безмолвно.
Но теперь Серенити знала, что это не так.
Она не была идиоткой.
Вместо этого, она была влюблённой женщиной. Голландский миллиардер научил её как любить, вот она и полюбила. Она полюбила его.
А любовь всегда прекрасна, даже если она безответна.
***
Виллем в одиночестве сидел на балконе со стаканом виски в руке. Бутылка на столе была практически пуста, но, не смотря на это, он не был пьян, и не хотел спать. Солнце, наконец-то, начало прятаться за горизонтом, оставляя расписные полосы на тёмном небе. Это было прекрасное зрелище, но его сердце оставалось холодным.
Правда была в том, что всё, что он мог видеть, была она.
Это продолжалось с тех самых пор, как она ушла... а он дал ей это сделать.
Виллем поднёс стакан к губам и опустошил его одним глотком. Жидкость обожгла его горло, и каким-то невероятным образом, это напомнило вкус слёз Серенити, когда она целовала его...
Извергая проклятья, Виллем попытался выбросить мысли о Серенити Роли из головы и швырнул стакан о мраморную балюстраду.
Но как только он рассыпался на мелкие кусочки, все, о чём мог думать Виллем, было, как это напоминает ему тот миг, когда сердце Серенити было разбито у него на глазах...
Твою мать.
Нет.
Он не хотел этого вспоминать.
Он вскочил на ноги и стал расхаживать по дому, но даже скорость, с которой он метался по комнатам, не помогла ему выбросить мысли о девушке из головы.
Было одно воспоминание, которое, действительно, ставило его на колени.
Её губы, мягкие, тёплые, трепетные, прижимающиеся к его...
Её прерывистый и полный мольбы голос...
– Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты просто... просто притворяешься. Просто сдерживаешь себя?
Почему, мать твою, это так сложно забыть?
Каждый день он работал по четырнадцать часов, каждую ночь трахал новую женщину, и никогда не ложился спать трезвым.
Но всё равно, не мог забыть её.
Серенити Роли.
Девушка, которая без лишних слов показала, как сильно она его любит.
Виллем зажмурил глаза, как только её образ заполонил его мысли, но было поздно.
– Сири.
Виллем использовал краткое имя, которым абсолютно эгоистично напомнил ей все годы, когда она была только его Сири.
Но когда она вновь взглянула на него, он понял, что больше не является её героем, которым она его считала, и это привело его в ярость.
– Т-ты действительно хочешь знать ответ? – Он вспомнил, как предательски дрогнул её голос, и как он почувствовал себя полным подонком, за то, что был таким эгоистом.
– Мне правда, нужно на это отвечать? – Уже тогда он понимал, как это грубо звучит, но всё равно сказал это. Потому что понимал, что ярость нужна, чтобы скрыть вину. А ещё, чтобы скрыть страх, в существовании которого, он не мог признаться даже себе.
– Т-тогда, мне нужно, чтобы ты встал.
И он сделал это, не смотря на то, как всё нутро кричало бежать, как можно дальше от неё, пока его мир не пошатнулся под её воздействием.
– Теперь что? – Отрезал Виллем.
– П-подойди сюда.
И как последний ублюдок, он проигнорировал все свои внутренние маяки, и снова сделал именно так, как просила его она.
Он подошёл к ней.
Воспоминание заставило его чертыхаться и запустить руки в волосы. Чёрт подери. Каким же самодовольным ублюдком он был. Она была его девятнадцатилетней практиканткой. Он был её тридцатрёхлетним боссом. Он на десятки световых лет превосходил её в опыте, но всё же, позволил ей командовать собой.
Это было единственно предупреждение, которое ему требовалось.
Но он предпочёл прикинуться глухим, а теперь расплачивается.
Кулак Виллема врезался в мраморные перила.
– Будь проклята, – слова сами вырвались из него, но Виллем не был уверен кого он проклинает Серенити, или саму Судьбу.
Всё, что он знал – ничего не выходит.
Он не сможет её забыть, и Виллем не знал правильно это ли или нет, но он презирал за это именно Серенити.
Однажды, он уже позволил себе быть слабым из-за любви к семье.
Больше он не позволит этому повториться, даже ради Серенити.
2.
Всхлипывая и шмыгая носом из кабинета генерального директора компании «Де Конаи», выбежала девушка, заставляя всех присутствующих побледнеть от своего вида.
– Это уже седьмая, – с тревогой прошептала Андреа своей коллеге в приёмной. В течение последнего месяца, Виллем де Конаи выставил шесть помощниц, и девушка, поспешно собирающая свои вещи со стола, должно быть, номер семь.
Рейчел только открыла рот ответить, но тут вновь отворилась дверь кабинета генерального директора, и они вместе с Андреа тут же опустили головы, завидев Виллема де Конаи.
Голландский миллиардер был безукоризненно великолепен, как всегда, его блондинистые волосы создавали прекрасный контраст тёмному костюму, сшитому на заказ. В прошлом, каждая женщина офиса соперничала, чтобы поприветствовать босса первой. И если повезёт, получить знаменитую улыбку миллиардера – крошечную, мимолётную, но такую захватывающую.
Но за последние два месяца, той несчастной, на которую падёт его внимание, грозило быть разорванной на куски.
Даже с опущенными глазами, Андреа и Рейчел видели, как миллиардер прошёл мимо рыдающей помощницы, не моргнув и глазом.
Бедная девочка, подумала Рейчел. Рядом с ней, Андреа опустилась на колени за стойкой, делая вид, что что-то ищет, Рейчел хотела последовать её примеру, но было слишком поздно.
– Рейчел, – миллиардер внезапно остановился возле стойки рецепции.
Побледнев, она прохрипела в ответ:
– Да, сэр?
– Свяжись с бухгалтерией, и скажи выплатить моей ассистентке месячное жалование, а затем обратись в отдел кадров для поиска замены.
Она чрезмерно активно кивнула.
– Поняла, сэр.
– Спасибо, – миллиардер кратко кивнул, прежде чем войти в свой персональный лифт.
Когда дверь, наконец, закрылась, весь офис вздохнул с облегчением. Ну, практически весь, учитывая, что ассистент № 7 всё ещё рыдала за своим столом.
Андреа бросилась к девушке, обняла, повторяя:
– Ну, Ну, это не твоя вина.
Номер семь вновь всхлипнула.
– Я не знаю, что сделала не так, я просто поприветствовала его «Доброе утро, мистер де Конаи», и всё, – последнее слово вырвалось с новым приступом рыданий. – Он одарил меня взбешённым взглядом, сказал, что я нарушила правило № 1 и сказал, что я уволена.
– Что ещё за правило № 1? – Рейчел присоединилась к кругу сотрудников, собравшихся вокруг девушки, и не сдержала своего любопытства.
– Не называть его мистер де Конаи. Я должна была говорить «господин», и да, он говорил мне это, но откуда мне было знать, что это настолько серьёзно?
Все начали кивать в знак поддержки, потому что уже слышали то же самое от других уволенных ассистенток. В начале, им казалась эта история смехотворной, но после ухода ассистента № 3, все работающие на администрационном этаже, изменили своё мнение.
По какой-то неведомой причине, миллиардер теперь призирал свою собственную фамилию.
– Должно быть, и Серенити ушла из-за этого, задумчиво сказала Андреа, когда они с Рейчел вернулись за свою стойку.
– Но она всегда называла его мистер де Конаи, – напомнила подруга.
Андреа закатила глаза.
– Глупышка, разве ты не понимаешь, Серенити – сводная сестра Шейн Роли. Босс и его непостоянная девушка поссорились, и поэтому он уволил Серенити, и теперь не хочет, чтобы ему что-то напоминало о сёстрах Роли.
***
– Ты ужасно выглядишь, Виллем, – послышался голос из ноутбука, как только Виллем сел в лимузин. Он взглянул на водителя, но тот, делая вид, что ничего не слышал, закрыл за ним пассажирскую дверь.
«Должно быть, Мартин боится новой волны гнева», мрачно подумал Виллем. Нужно поговорить с ним в ближайшее время.
– Ты слышал, что я сказал, – потребовал голос из ноутбука.
Поворачиваясь лицом к экрану ноутбука, Виллем вежливо ответил:
– И Вам, доброго дня, Ваше Величество.
Он уклонялся от её видео звонков на протяжении многих дней, он должен был догадаться, что Вилльямина не из тех, кто поймёт его намёк на то, что он не желает с ней говорить.
Королева Континийская только улыбнулась.
– Ах, и никакой «бабушка». У тебя опять мрачное настроение.
Лицо внука слегка смягчилось.
– Так и есть, – нехотя признался он, – но не для тебя, бабуля.
Если бы общественность узнала способ общения бабушки с внуком, то пришла бы в полнейший шок. Будучи на виду, они всегда держались учтиво, но отстранённо, чтобы скрыть роль Виллема в принятии решений, касательно семьи де Конаи.
Только те, кто работал в замке, знали правду о том, что Виллем имел столько же силы и власти, как и сама королева из всего клана де Конаи.
– Проблемы с женщиной, несомненно, – пробормотала Вилльямина.
Виллем не обманывался тоном бабушки.
– Не вмешивайтесь, Ваше Величество, – Виллем был уверен, что королева уже задействовала все свои возможности, чтобы выяснить детали их отношений с Серенити, о которой она всегда очень тепло отзывалась.
– Ох, значит, ты всё же признаешь, что есть проблемы?
– Ба, – его голос звучал мягко.
Она подняла руку в успокаивающем жесте.
– Да, да. Я понимаю. Не буду вмешиваться, – блеск в её глазах погас, и голос звучал обеспокоенно. – Просто, хочу быть уверенной, что ты в порядке, дорогой.
– Я в порядке, – и тут же сменил тему. – Кстати, вчера вечером говорил с Гейбом. Кажется, он не скоро вернётся, – третий сын наследного принца на престол, вызывал волну интереса прессы своим долгим отсутствием в королевстве.
Вилльями какое-то время хранила молчание.
– Нам пока не стоит насильно его возвращать, – наконец сказала она, тем самым давая понять Виллему, позволяет отвлечь себя. С этим внуком, любое её вмешательство, будет рассматриваться, как угнетение его независимости. И после того, что ему пришлось пережить в детстве, Вилльямина знала, что она скорее навредит себе, чем снова заставит чувствовать Виллема слабость.
Когда пришло время оканчивать разговор, Виллем приложил усилия, чтобы его голос звучал как раньше.
– Скоро увидимся, ба.
– Конечно, – но он видел, что волнение не покинуло её выцветших голубых глаз. Виллем устало прикрыл глаза, откидываясь на сидение.
В его жизни царила грёбанная неразбериха, и даже королева, находившаяся за тысячу километров, видела это.
Нужно было что-то делать, но что?
В его кармане завибрировал мобильный, и Виллем вздохнув, выудил его.
Это было текстовое сообщение от старшей сестры Серенити.
***
– Выглядишь ужасно, – сказала Мелани своей падчерице вместо приветствия, когда та вошла в столовую. Этими словами она пыталась задеть Серенити, но в ответ она только улыбнулась, пропустив сказанное мимо ушей, занимая своё обычное место за столом.
«Стерва», подумала она. Мелани знала, что многие зовут её падчерицу «Виллем младший», как его бывшего ассистента, и тот факт, что Серенити была совершена, и так подходила миллиардеру, неимоверно её выводило из себя.
Неужто, мир сошёл с ума? Даже сам Виллем де Конаи знал, насколько Серенити далека от совершенства. Мелани ни секунды не верила тому, что Серенити покинула работу, из-за чрезмерной усталости.
«Ну да, конечно», думала Мелани, глядя на свою бледную падчерицу. Определённо, миллиардер нашёл её скудную личность скучной и утомительной, но был слишком воспитанным для того, чтобы сказать ей правду.
Единственной идеальной чертой Серенити было чувство стиля в одежде, неохотно подумала Мелани, а в остальном, девушка была абсолютной неудачницей. Единственное, в чём она преуспела – был балет. Так нет же, нужно было ей поломать ногу, и тем самым довести её бывшего мужа до самоубийства.
Воспоминание о смерти Дэниэля Роли, заставило Мелани стиснуть зубы, и она прошипела девушке:
– Мне нужна плата за следующий месяц аренды наперёд, – эта девчонка виновата в смерти Дэниэля, она виновна в том, что ещё получает алименты отца, и должна работать, пока её ровесники купаются в роскоши.
– Хорошо, мадам.
Быстрое согласие должно было удовлетворить Мелани, но вместо того, она стала ещё более раздражённой.
– Полагаю, ты считаешь меня жадной?
– Нет, мадам.
– Ты ведь знаешь, что я не обязана была брать над тобой опекунство, могла просто сдать социальным службам.
– Да, мадам.
И так продолжалось постоянно. Серенити привыкла, что мачеха винила её во всём, и какая-то часть её верила тому, что говорила Мелани.
Если бы она просто танцевала, как того хотел Дэниэль, её отец не был бы мёртв. Мелани всё ещё имела бы свои деньги. А она знала бы Виллема де Конаи, как парня Шейн.
Когда Мелани сделала глубокий вдох, Серенити подумала, можно ли уже приступать к еде. В животе начало урчать, напоминая о том, что она забыла хоть что-то съесть после возвращения домой.
Посчитав, что ей нечего терять, Серенити потянулась за половником, насыпать себе супа.
– Тебя что, не учили манерам, – зашипела Мелани. – Нужно дождаться твоей сестры!
Серенити тут же отдёрнула руку, и положила её на колено.
– Прошу прощения, – она не стала уточнять когда Шейн к ним присоединиться, чтобы ещё больше не гневить мачеху.
Минуты стекали, и не было ни единого знака от Шейн. Её желудок вновь заурчал, на этот раз достаточно громко, чтобы это могла услышать Мелани. Она почувствовала на себе пронзительный взгляд мачехи, но продолжала изучать свою тарелку, прикидываясь полным невежеством.
Всего два года, подумала Серенити, стараясь ободрить себя. Дэниэль Роли был довольно специфичным во всём, что касалось контроля. Он решил, что Серенити будет иметь полный доступ к своему трастовому фонду, только если она будет продолжать жить с мачехой до двадцати одного года. В противном случае, она обязана жить на свои собственные деньги, пока ей не исполнится тридцать лет.
Ещё два года, всего лишь два года, Серенити повторяла про себя. Но чем больше она об этом думала, тем больше сомневалась, а стоят ли этого деньги. Возможно, ей нужно рискнуть, и просто уехать? Не только из дома мачехи, но и из Голландии тоже. Быть может, если она начнёт всё с чистого листа, будет проще забыть унижение, которому она сама себя подвергла перед мужчиной, который не желал её.
Серенити принялась жевать губу, обдумывая все «если», которые могут преградить её путь, и настолько потерялась в собственных размышлениях, что была застигнута врасплох, когда дверь в столовую распахнулась, и в комнату вбежала Шейн.
– Мама, он идёт! – Голос Шейн дрожал от волнения.
– Кто? – Потребовала Мелани, вскакивая на ноги.
– Виллем!
Серенити замерла.
– Я пригласила его на ужин, и полагала, что мы отправимся в ресторан, но он сказал, что в настроении отведать домашней еды, так что я пригласила его к нам, – и будто внезапно вспомнив, что есть ещё кто-то в этой комнате, Шейн резко повернулась к Серенити. – А ты, – её голос звучал предупреждающе, – не имею ни малейшего понятия почему Виллем тебя уволил, и что бы там ни было, не смей сегодня испортить вечер. Тебе лучше быть паинькой, иначе, я превращу твою жизнь в ад.
