Текст книги "Обратная сторона космонавтики"

Автор книги: Мэри Роуч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мэри Роуч
ОБРАТНАЯ СТОРОНА КОСМОНАВТИКИ

С космической благодарностью

Джею Манделу и Джил Бялоски

Обратный отсчет

Для ученого, занимающегося разработкой ракет, Вы – настоящая проблема. Вы самый проблематичный механизм из всех, с которыми только можно иметь дело. Вы и ваш флуктуирующий метаболизм, ваша слабая память, ваша сложнейшая структура. Вы непредсказуемы. Непостоянны. Вам нужны недели на приведение в форму. Приходится волноваться о достаточном количестве воды, кислорода, еды, что понадобится вам в космосе, о том, сколько дополнительного топлива уйдет на приготовление креветок к ужину или на разогрев блинчиков с говядиной. Тогда как фотоэлемент или сопло двигателя постоянны и непритязательны. Они не выделяют отходов, не паникуют и не влюбляются в командира экипажа. У них нет эго. Им не мешает отсутствие гравитации, и они прекрасно обходятся без сна.

Но, на мой взгляд, Вы – самое лучшее, что только могло произойти с ракетной инженерией. Человек – это механизм, делающий весь процесс покорения космоса бесконечно интригующим. Найти организм, каждая клетка которого стремится к выживанию и процветанию в мире кислорода, гравитации и воды, чтобы поместить этот организм в пустоту космоса на месяц или год – что может быть абсурднее и в то же время более захватывающим? Все, что считается само собой разумеющимся на Земле, должно быть пересмотрено, еще раз изучено, проверено – взрослые мужчины, воспитанные женщины, выпущенный на орбиту шимпанзе в скафандре. Здесь, на Земле, были созданы странные модели открытого космического пространства: капсулы, которые никогда не полетят; больничные палаты, где месяцами лежат здоровые люди, симулирующие отсутствие силы тяжести; краш-лаборатории, где на Землю бросают трупы, имитируя приводнение.

Пару лет назад один мой друг из НАСА работал в 9-м корпусе Центра космических исследований им. Джонсона. Это здание с макетами шлюзовых камер, люков и капсул. На протяжении нескольких дней Рене то и дело слышал прерывистый скрипучий звук. В конце концов он решил узнать, в чем дело. И вот что он увидел: «Какой-то несчастный малый в скафандре движется по бегущей дорожке, подвешенный на здоровенном приспособлении, имитирующем гравитацию на Марсе. А вокруг – огромное количество компьютеров, таймеров, средств связи и толпы взволнованных лиц». Читая его письмо, я подумала, что в космосе можно побывать, и не покидая Землю. Ну, если и не в настоящем космосе, то в дешевом аттракционе из серии «фантазии наяву». Что-то вроде того, где я и провела последние два года.

Из всех миллионов страниц документов и докладов о первой высадке на Луне ни одна не говорит больше (мне, по крайней мере), чем небольшой доклад, представленный на Двадцать шестой ежегодной конференции Североамериканской вексиллогической ассоциации (вексиллогия – наука о флагах). Доклад назывался «Где флага раньше не бывало: политические и технические аспекты водружения американского флага на Луне».

Все началось еще за пять месяцев до запуска «Аполлон-11». Недавно созданный Комитет по символам и их использованию в первой высадке на Луне собрался, чтобы обсудить правомерность водружения там американского флага. Согласно подписанному Соединенными Штатами «Договору по космосу», существует запрет на притязания на суверенитет над небесными телами. Возможно ли было водружение флага без заявления «прав собственности на Луну»? Предложенный позднее план об использовании миниатюрных флажков всех стран был отвергнут после рассмотрения. Флаг все же будет поднят.

Но не без помощи Отдела технических служб НАСА, как оказалось. Дело в том, что флаг не может развеваться без ветра, а на Луне нет атмосферы как таковой, а следовательно, нет и ветра. И хотя сила тяжести на Луне в шесть раз слабее земной, ее достаточно для того, чтобы приспустить флаг. Для надежности к шесту флага была приделана поперечная балка, а к верхнему краю самого флага пришита панель. Теперь уже будет казаться, что «звездно-полосатый» действительно развевается на свежем ветерке (созданная иллюзия была до того убедительна, что стала причиной десятилетних споров и пересудов о реальности самой высадки на Луне). Хотя в действительности флаг напоминал скорее занавеску с патриотическими мотивами, нежели настоящий символ государства.

Но на этом трудности не заканчивались. Где найти место для флагштока в тесном, переполненном отсеке лунного модуля? Инженерам было поручено создание складных флагштока и опорной панели. Но места все равно не хватало. Уже начали думать о том, чтобы разместить всю установку лунного флага (как «почтительно» стали называли теперь флаг, флагшток и опорную панель) снаружи посадочного модуля. Но это бы значило, что ему придется выдержать температуру в 1100 °C от расположенного рядом двигателя посадочной ступени, а тест показал, что флаг плавится уже при 150 градусах. Тогда в Отделе конструкций и механики из алюминия, стали и термофлекса был создан специальный защитный футляр.

И только все начали думать, что флаг наконец-таки готов, как кто-то заметил, что астронавты из-за герметических скафандров будут сильно стеснены в движениях, в том числе и в возможности взять что-либо рукой. Смогут ли они извлечь составные части флага из футляра? Или же они будут тщетно хватать воздух руками на глазах у миллионов? И смогут ли они раскрыть раздвижные сегменты? Был только один способ ответить на эти вопросы: собрать экипаж и провести серию испытаний по сборке флага.

И вот тот день настал. Флаг был тщательно упакован, еще более аккуратно водружен на лунный модуль и отправлен на Луну. А там, как уже известно, складная панель не раскрылась на необходимую длину, а почва оказалась настолько твердой, что Нилу Армстронгу едва удалось воткнуть флагшток больше, чем на 15–20 см, так что создавалось впечатление, что двигатель взлетной ступени просто сдувает этот флаг.

Добро пожаловать в космос! Не то ограниченное пространство, что можно увидеть по телевизору, с его триумфами и трагедиями, но что-то среднее – небольшие забавные случаи и каждодневные достижения. Именно эта поистине человеческая и порою просто абсурдная борьба, а совсем не героические, полные приключений истории привлекли мое внимание. Астронавт «Аполлона», который боялся, что именно из-за его тошноты во время утренней «прогулки» будет проиграна гонка покорения Луны, и поэтому старался говорить как можно больше, чтобы сдержаться. Или воспоминания первого в мире космонавта Юрия Гагарина о том, как он шел по красной дорожке перед Президиумом ЦК КПСС, приветствуя тысячную толпу, и вдруг заметил, что шнурок на его ботинке развязан, и ни о чем другом больше думать не мог.

По завершении программы «Аполлон» астронавты дали интервью, ответив на широкий круг вопросов. Вот один из них: если во время «прогулки» один из астронавтов умрет, что вы сделаете? «Бросим его», – ответили астронавты. И это был правильный ответ: любая попытка вернуть тело погибшего товарища может поставить под угрозу жизни других членов экипажа. Только человек, на личном опыте познавший всю опасность вступления на борт космического корабля в скафандре, мог так недвусмысленно произнести эти слова. Только тот, кто почувствовал свое ничтожество в бескрайней Вселенной, может понять, что быть похороненным в космосе для астронавта значит то же, что для моряка смерть в море – это не неуважение, это великая честь. На орбите все по-другому: метеоры мелькают где-то внизу, а солнце восходит посреди ночи. Исследования космоса – это в какой-то мере и исследование того, что значит быть человеком. От чего именно и на какой срок мы можем отказаться? И чего нам это будет стоить?

Однажды я нашла тот самый момент – 40-я минута 88-го часа полета «Джемини-7», – который стал для меня сосредоточием всей жизни астронавта и объяснил, почему меня так сильно привлекает эта тема. Джим Ловелл, астронавт этого самого корабля, докладывает Центру управления полетом о том, что ему удалось заснять на пленку: «Прекрасный кадр с полной Луной на фоне черного неба и слоистых облаков, окутавших покоящуюся где-то внизу Землю». Через несколько секунд его товарищ по экипажу Фрэнк Борман сообщает: «Борман выбрасывает урину. Урина примерно через минуту».

А через две строки находим у Ловелла: «Вот это зрелище!» Мы не знаем, о чем именно говорил Ловелл, но, скорее всего, не о Луне. По воспоминаниям нескольких астронавтов, одну из самых красивых картин в космосе можно увидеть, когда Солнце освещает замороженные капли жидких отходов. Космос не просто сосредотачивает в себе все великое и смешное. Он размывает границы этих двух понятий.

1. ОН УМЕН, НО ЕГО ПТИЧКИ НЕБРЕЖНЫ
Япония выбирает астронавтов

Прежде всего нужно снять обувь, будто при входе в дом в Японии. Взамен вам предложат пару специальных голубых виниловых тапочек с логотипом компании Японского агентства по космическим исследованиям (JAXA).Большие буквы логотипа компании наклонены вперед, словно вот-вот оторвутся от земли и на огромной скорости вырвутся в открытый космос. Изоляционная камера, где вас попросят надеть такие тапочки, – это автономная структурная единица в корпусе С-5 штаб-квартиры JAXA в городе науки Цукуба. Это здание на неделю должно стать родным домом для десяти финалистов конкурса на должность одного из двух астронавтов Японского корпуса. Еще месяц назад там не было ничего примечательного – помещение со спальными местами, отделенными друг от друга занавесками, и еще одна обыкновенная комната с длинным обеденным столом и стульями. Но это было раньше. Сегодня там размещены пять скрытых камер, позволяющих психиатрам, психологам и менеджерам компании наблюдать за претендентами. И решение о том, кто получит право носить логотип JAXA на скафандре, а не на тапочках, во многом будет зависеть от произведенного на этих наблюдателей впечатления.

Главная задача данных испытаний – понять, кем на самом деле являются эти мужчины и женщины и подходят ли они для жизни в космосе. Образованный, целеустремленный человек может легко скрыть отрицательные стороны своего характера в интервью [1]1
  Однажды какой-то психиатр НАСА спросил у астронавта Майка Муллейна, какую эпитафию тот хотел бы видеть на своей могиле. Муллейн ответил: «Любящий супруг и преданный отец», хотя в действительности, как он в шутку признался в своей книге «На орбите», «я готов продать жену и детей в рабство за один полет в космос».


[Закрыть]или анкете, которые помогают отсеять только кандидатов с очевидными расстройствами личности, а вот продолжать что-то скрывать на протяжении недели под пристальными взглядами профессионалов далеко не так просто. Как сказал один из психологов компании JAXA Нацушико Инои, «сложно быть белым и пушистым все время». Изолирующая камера позволяет, ко всему прочему, оценить способность человека к работе в команде, его лидерские качества и поведение в конфликтных ситуациях – качества, которым невозможно дать оценку исключительно по результатам интервью. (НАСА изолирующих камер не использует.)

Наблюдение ведется из комнаты этажом выше. Сегодня среда, третий день «заточения». Наблюдатели сидят за длинными столами с блокнотами и чашками кофе перед рядом мониторов системы видеонаблюдения. Сейчас их трое: университетские психиатры и психологи пристально смотрят на экраны, словно покупатели в супермаркете, а по одному из телевизоров идет какое-то ток-шоу.

Инои сидит отдельно, за пультом управления камерами и звуком перед еще одним рядом уже, правда, небольших мониторов. В свои сорок лет он является высококвалифицированным и ценным специалистом в сфере космической психологии, хотя во всей его внешности и манерах есть что-то, отчего непроизвольно хочется протянуть руку и ущипнуть его за щечку. Как и большинство мужской части сотрудников компании, он носит тапочки с открытыми носами поверх носков. Как американке, мне сложно понять весь этот «тапочный этикет» японской культуры, но думаю, это говорит о том, что JAXA стал еще одним домом для своих сотрудников. На эту неделю уж точно: смена Инои начинается в 6 утра и заканчивается только после 10 вечера.

Сейчас на мониторе видно одного из испытуемых. Он вынимает из картонной коробки пачку довольно больших конвертов. На каждом конверте стоит буква от «А» до «J», являющаяся идентификационной буквой испытуемого. В конверте – инструкции и плоская, прямоугольная, завернутая в целлофан посылка. По словам Инои, это материалы для теста на терпеливость и точность под давлением. Участники разрывают конверты и достают листы цветной бумаги. «Это тест на… Простите, не знаю точного слова по-английски. Что-то вроде бумажного искусства».

«Оригами?»

«Да, точно! Оригами». За пару часов до этого я заходила в туалет для людей с ограниченными возможностями в коридоре здания. На стене там висела странная панель с рычагами, переключателями и цепями. Прямо как в кабине настоящего шаттла. Я дернула за цепь, ожидая, что польется вода, а оказалось, что вызвала медсестру. Думаю, еще не скоро приду в себя. У меня на лице так и написано: Ага.Ну, а следующие полтора часа мужчины и женщины, сражающиеся за право стать японскими астронавтами, героями нации, будут делать бумажных журавликов!

«Тысячу журавликов», – добавляет подошедший к нам главный врач-специалист JAXA Шоичи Тачибана. Все это время он молча стоял позади. Он и предложил этот тест. По японскому поверью, человек, сделавший тысячу бумажных журавликов, обретет крепкое здоровье и долголетие. (И этим даром, очевидно, можно поделиться: в палатах больных обычно подвешивают таких журавликов на длинной нитке к потолку.) Позднее Тачибана положит одного такого журавлика размером с кузнечика мне на стол, а на подлокотнике дивана в углу появится крошечный динозаврик. Он как один из тех жутких киношных злодеев, которые проникают в дом героя, оставляя за собою крошечных зверьков-оригами, чтобы дать понять, что он здесь был. Или, знаете, просто парень, увлекающийся оригами.

Испытуемые должны закончить журавликов до воскресенья. По всему столу разбросаны листы бумаги, их яркие цвета кажутся еще выразительнее на сером фоне комнаты. Кроме планировки здания и лежащих повсюду ракет, JAXA удалось воспроизвести уникальный серо-зеленый цвет, который использует НАСА для покраски стен с внутренней стороны. Нигде больше я не встречала даже мазка такого цвета. И вот пожалуйста!

Уникальной особенностью теста тысячи журавликов является хронологическая запись работы каждого испытуемого. Как только журавлики готовы, участники должны нанизывать их на одну длинную нить. В конце всего срока «заключения» у испытуемых заберут их цепочки журавликов и проанализируют. Это оригами многое расскажет о своем создателе: сказываются ли на качестве его журавликов временное давление и возрастающее напряжение? И насколько первые десять журавликов отличаются от десяти последних? «Ухудшение качества говорит о неспособности сохранять спокойствие в стрессовой ситуации», – говорит Инои.

Как мне объяснили, 90 % работы на Международной космической станции (МКС) связано со сборкой, ремонтом или обслуживанием самого космического дома. А это рутина, зачастую выполняемая в скафандре при ограниченном количестве кислорода. Астронавт Ли Морин так описывал свою работу при установке среднего отсека фермы МКС, которая соединяется с различными лабораториями: «Там было 30 болтов. Я лично вкрутил 12». И, не сдержавшись, добавил: «Так что получается два года образования на каждый болт». В системной лаборатории по разработке летных костюмов Центра космических исследований им. Джонсона есть специальный перчаточный бокс, в котором имитирует космический вакуум, отчего всунутые туда перчатки раздуваются. В этом боксе с перчатками лежит один из тех мощных карабинов, которые используют астронавты для крепления себя и инструментов к станции при работе снаружи. Застегнуть в перчатках такой карабин подобно попытке раздать карты с надетыми на руки варежками для духовки. От простого сжатия кулака ваша рука устает уже через минуту. И здесь нечего делать человеку, который легко сдается и начинает действовать бессистемно.

Проходит час. Один наблюдатель переключает свое внимание на ток-шоу, в котором какой-то молодой актер рассказывает о своей свадьбе и о том, каким прекрасным отцом он собирается стать. А испытуемые сидят в это время за столом и тихо работают. Пока лидирует участник А, ортопед и любитель айкидо. У него уже сорок журавликов, в то время как большинству оставшихся удалось сделать лишь семь-восемь. Инструкции занимают две страницы. Мой переводчик Саюри тоже складывает тетрадный лист. Она уже на пункте 21, где нужно надуть журавлика воздухом. В инструкциях нарисовано крошечное облачко, а рядом – стрелочка, указывающая место на птичке. Все это имеет смысл, только если вы уже знаете, что делать. В противном же случае это нечто поистине сюрреалистичное, мол, «поместите облачко внутрь птички».

Главными принципами отбора первых американских астронавтов являлись смелость и харизма. Все семь астронавтов проекта «Меркурий» должны были вести активный образ жизни или некогда работать летчиками-испытателями. Это были мужчины, кому по долгу службы приходилось иметь дело с рекордной высотой и почти запредельными сверхзвуковыми скоростями и которые не понаслышке знали, о состоянии, когда в полубеспамятстве рискуешь разбиться на реактивном самолете. Вплоть до «Аполлона-11» каждый следующий шаг НАСА включал в себя много нового: первый космический полет, первый выход на орбиту, первая «космическая прогулка» астронавтов, первая стыковка, первая высадка на Луне. Постоянно приходилось преодолевать серьезные проблемы.

Но каждый следующий полет делал космические исследования чуть более шаблонными. Можно даже сказать, скучными. «Забавные случаи по пути на Луну: немного, – писал астронавт „Аполлона 17“ Юджин Сернан. – Надо было захватить пару кроссвордов». Свертывание программы «Аполлон» означало переход от исследований к экспериментам. Собирая орбитальные лаборатории – «Скайлэб», «Спейслэб», «Мир», МКС, – астронавты не выходили за границу земной атмосферы. Они проводили эксперименты в невесомости, налаживали связь, запускали спутники Министерства обороны США, устанавливали новые туалеты. «Жизнь на „Мире“ была очень земной, – делился своими воспоминаниями астронавт Норман Тагард в журнале об истории покорения космоса „Квест“. – Самой большой моей проблемой была скука». Майк Муллейн описывает весь свой первый полет в нескольких словах: «переключил несколько тумблеров, чтобы выпустить пару спутников связи».

Но первопроходцы есть всегда, и НАСА гордится всеми ими, пусть о них и не пишут на первых полосах газет. Так, например, члены экипажа STS-110 «впервые все выходы в открытый космос проделали через шлюзовой отсек станции». Согласно документам времени эры спейс-шаттлов, составленным рабочей группой психологического отбора астронавтов НАСА, «способность переносить скуку и недостаток стимуляции» является одной из непременных характеристик кандидата.

На сегодняшний день существует две разновидности астронавтов (можно даже сказать – три, если считать специалистов по полезной нагрузке, под категорию которых подпадают учителя, недалекие сенаторы [2]2
  Среди астронавтов, использующих свое положение для получения места в Сенате, и сенаторов, применяющих свое влияние для поднятия рейтинга за счет миссии НАСА, наберется практически сенатский кворум (Джон Гленн даже умудрился поработать в двух направлениях – вернувшись в космос в качестве 77-летнего сенатора). Но однажды такая уловка привела к совершенно неожиданным результатам, когда Джеф Бингаман победил бывшего астронавта, а позднее сенатора штата Нью-Мексико Харрисона Шмитта лозунгом: «А что он сделал для вас на Земле?»


[Закрыть]и арабские принцы – любители приключений). Летчики отвечают за управление полетом, астронавты-исследователи проводят научные эксперименты, осуществляют починку корабля и запускают спутники. Они, конечно же, лучшие из лучших, но совсем не обязательно храбрейшие. Это врачи, биологи, инженеры. Сегодняшние астронавты в одинаковой мере герои и «ботаники» (работающие на МКС астронавты JAXA больше похожи на астронавтов-исследователей НАСА; на МКС у них имеется лабораторный модуль под названием «Кибо»). По словам Тачибана, самым тяжелым для астронавта является не его работа, а тягостное ожидание – неуверенность, получишь ли вообще разрешение на полет.

Когда я впервые познакомилась с астронавтом, я еще не знала о делении на пилотов и исследователей. Для меня все астронавты были подобны тем, что я видела на фотографии экипажа «Аполлона»: безликими иконами за золотыми шлемами, прыгающими как антилопы в поле слабой гравитации Луны. Астронавта звали Ли Морин. Исследователь Морин, крупный, любезный мужчина, при ходьбе слегка заворачивал одну ногу внутрь. На нем были хлопчатобумажные брюки и коричневые туфли, на его рубашке пестрели кораблики и китайские розы. Он рассказал мне историю о том, как участвовал в проверке смазочного вещества для аварийного трапа на стартовом комплексе шаттла: «Нас обвязали и намазали попы этой смазкой. А затем мы прыгнули на этот трап, и все получилось. Так что полет шел дальше по плану, и космическая станция все же была построена. Я гордился самим собой», – серьезно заключил он.

Помню, как смотрела Морину вслед – милая походка и выпачканный в целях науки маслом зад – и думала: «Боже мой, они ведь просто люди».

Образование НАСА во многом было обязано сказочной мифологии. Образы, зародившиеся еще во время первых полетов, остались практически неизменными до сегодняшнего дня. В официальных глянцевых журналах НАСА многие до сих пор носят скафандры и держат шлемы у себя на коленях, словно давление в фотостудии Центра космических исследований им. Джонсона может упасть в любой момент. Хотя в действительности астронавт проводит в космосе лишь около одного процента всей своей службы и только один процент этого времени должен носить скафандр. Когда мы познакомились, Морин входил в состав рабочей группы кабины космической капсулы «Орион». Он отвечал за обзорность и размещение компьютерных мониторов. А между полетами астронавты проводят время на конференциях, собраниях различных комитетов, выступают перед школьниками, работают в центре управления полетами или же, как они сами говорят, управляют столами и кафедрами.

Но это не значит, что отваге там нет места. Среди тех же обязательных качеств астронавта значится «способность действовать, несмотря на неизбежность катастрофы». Необходимо, чтобы все члены экипажа сохраняли ясность мысли, даже если что-то пойдет не так. Некоторые отборочные комитеты (например, Канадское космическое агентство – ККА) уделяют особое внимание умению находить выход из любой ситуации. Некоторые яркие моменты процедуры отбора астронавтов ККА за 2009 год были размещены на сайте компании. Это оказалось настоящее реалити-шоу. Участников отбора отправили в специальную лабораторию, где они учились спасаться из горящих космических капсул и тонущих вертолетов. Они прыгали с огромной высоты в бассейн вниз ногами, в то время как искусственные волны достигали 1,5 метров. Звучащий на заднем фоне саундтрек из какого-то боевика только усиливал напряжение (похоже, что ролик все же больше стал похож на развлекательное шоу, нежели на документальный фильм).

Как-то я спросила Тачибану, планирует ли он устроить участникам отбора какой-нибудь сюрприз, чтобы проверить их способность справляться с непредвиденными ситуациями в стрессовой обстановке. Он ответил, что у него была идея сломать туалет в изоляционной комнате. Опять же, далеко не то, что я ожидала услышать, но по-своему гениально. Здесь уже видео не будет сопровождаться литаврами (хотя лучше не зарекаться), но это уже более реальная ситуация. Сломанный туалет – это не просто куда более показательно для космических путешествий, но, как вы увидите в главе 14, уже само по себе стрессовая ситуация.

«Вчера, пока вас не было, мы задержали обед на час», – добавил Тачибана. Маленькие вещи могут рассказать о многом.

Никак не предполагающие, что поздний обед или нерабочий унитаз являются частью проверки, испытуемые вели себя естественно. Когда я только начинала писать эту книгу, я пыталась стать участником имитации полета на Марс. Я прошла первый круг отбора, и тут мне позвонили, кто-то из Европейского космического агентства. Было уже полпятого утра, и я не посчитала нужным сдержать свое недовольство столь поздним звонком. Только впоследствии я поняла, что, скорее всего, это была проверка. И я ее не прошла.

НАСА использует похожую тактику. Они звонят претенденту и сообщают о необходимости еще раз провести некоторые тесты на физическую выносливость и о том, что сделать это нужно уже завтра. «На самом деле это просто проверка. Проверка на то, готовы ли они расстроить все свои планы, чтобы стать одним из нас», – говорит планетолог Ральф Харви. Участники программы поиска метеоритов в Антарктике ANSMET время от времени подают заявки на должность астронавта. (Антарктида – очень близкий аналог космоса, и считается, что те, кто может приспособиться к ее условиям, психологически готовы к изоляции и ограничениям космического полета.) И не так давно Харви позвонили по поводу одного из его подопечных. «Сказали, что завтра у него первый полет на Т-38 и они хотели бы, чтобы я там присутствовал как наблюдатель и давал оценку его действиям. Я, конечно, согласился, но знал, что мое присутствие им не понадобится: они просто хотели проверить уровень моей уверенности в кандидате».

Еще одной причиной проверки поведения астронавтов в стрессовой ситуации является ограниченный выбор занятий на борту корабля. «Скажем, поход в магазин, – говорит Тачибана, – вы себе позволить не можете». Или спиртное. «Или понежиться в ванной», – добавляет Кумико Танабле. Он специалист по связям с общественностью, так что, думаю, в ванной поваляться он любит.

Принесли обед, и все десять испытуемых встали, чтобы открыть контейнеры и расставить тарелки. Затем они снова сели за стол, но никто не взял в руки палочки. Можно подумать, они чего-то боятся: если я начну есть первым, будет это означать, что я лидер по натуре или что я просто нетерпелив и избалован? Участник А, врач, находит идеальное решение. «Bon appetit», – говорит он всем присутствующим и берет палочки. Так же поступают и остальные, но положить еду в рот не спешит никто. Хитрецы! Я все же поставлю на участника под буквой А.

Со времени расцвета эпохи исследования космоса изменилось еще что-то. Экипажи шаттлов и орбитальных лабораторий в два или три раза больше команд «Меркурия», «Джемини» и «Аполлона», а полеты исчисляются не днями, а неделями и месяцами. Это ведет к тому, что список необходимых астронавту качеств тоже изменился. Теперь это должны быть люди, умеющие ладить с окружающими. Все в том же списке необходимых, по мнению НАСА, астронавту качеств находим «умение относиться к окружающим с пониманием, уважением и сочувствием; адаптивность, гибкость, справедливость; чувство юмора; умение строить прочные и доверительные межличностные отношения». Современному космическому агентству не нужны отчаянная смелость или бравада. Им требуется Ричард Гир из фильма «Ночь в Роданте». [3]3
  Это был десятичасовой перелет в Токио.


[Закрыть]Следует обладать умеренной уверенностью в себе и «здоровым» азартом. Как справедливо отметила один из первых психиатров НАСА Патрисия Санти, «кто захочет работать рядом с самовлюбленным, заносчивым и бесчувственным человеком?».

Японцы идеально подходят для жизни на космической станции. Им не привыкать к тесноте и отсутствию личной свободы. Они легче и компактнее, нежели среднестатистический американец. И что, возможно, еще важнее, они воспитаны быть вежливыми и держать свои эмоции при себе. Моя переводчица Саюри, например, настолько тактична, что никогда не сдаст в кафетерии кружку, не стерев с нее предварительно следы помады, объясняя это советом своих родителей: не надо волновать спокойную гладь пруда. «Быть астронавтом – значит ежедневно быть в напряжении», – заметила она. «Да, из них получатся отличные астронавты», – согласился со мной Роджер Крауч, член экипажа космического шаттла, с которым я переписывалась во время моего пребывания в Японии.

Я продолжила развивать свою теорию с Тачибаной. Мы спустились в фойе, чтобы поговорить, и присели на низкие скамеечки. На стенах над нами висели портреты астронавтов корпуса JAXA. «Все, что вы говорите, верно, – ответил он мне, а его коленка подпрыгивала то вверх, то вниз. (Его начальник как-то рассказал мне, что дергающаяся нога Тачибаны – нечто вроде сигнала опасности во время интервью с будущими астронавтами. Впрочем, как и неудачная попытка наладить зрительный контакт. Так что до конца разговора мы с его начальником смотрели исключительно друг на друга.) – Мы, японцы, склонны подавлять эмоции и изо всех сил стремимся к сотрудничеству, адаптации. Мне даже кажется, что некоторые из наших астронавтов ведут себя слишком уж хорошо». Нельзя в течение долгого времени совершенно подавлять свои эмоции. Рано или поздно все равно взорвешься, пусть и где-то в глубине души. По словам Тачибаны, «большинство японцев склонны скорее к депрессиям, нежели истерикам». К счастью, астронавты JAXA уже несколько лет тренируются вместе с астронавтами НАСА, и за это время они стали куда решительнее и больше похожими на американцев.

В предыдущей группе претендентов был человек, которого удалили за то, что он выказал чересчур много раздражения. А еще другого – за то, что он, наоборот, был слишком спокоен, а значит, пассивен. Тачибана и Инои ищут ту самую «золотую середину». Прекрасным примером этого идеала мне показалась астронавт НАСА Пегги Уитсон. Недавно я слышала, как кто-то из НАСА сказал ей, что не может найти фотографии, которые недавно сделали члены ее команды. Если бы я потратила все утро на то, чтобы сделать пару снимков, а некто их просто засунул куда-то, я бы сказала: глаза разуй и поищи получше. А Уитсон ответила: «Не проблема. Сделаем новые».

Что еще должно отсутствовать у хорошего астронавта?

«Храп, – говорит Тачибана. – Если он слишком сильный, вас удалят из списка претендентов. Это мешает спать другим».

По данным ежедневной газеты «Янцзы ивнинг пост», медицинское обследование китайских астронавтов исключает кандидатов с неприятным запахом изо рта. И не из-за опасности возникновения заболевания десен, но, как сказал один из медицинских сотрудников, проводящих осмотр, Ши Бинг Бинг, «в стесненном пространстве неприятный запах изо рта будет беспокоить других членов команды».

Обед закончился, и теперь два – уже три, подождите, четверо! – испытуемых вытирают стол. Мне все это напоминает одну из тех ручных моек машин, где небольшая армия работников с салфетками в руках, двигаясь по кругу, протирают ваше авто до блеска. А вот посуду мыть не надо. По инструкции, грязные тарелки и прочая утварь помещаются обратно в пластиковый контейнер с идентификационными буквами каждого претендента, а сам контейнер – в «шлюзовую камеру». Чего испытуемые не знают, так это того, что грязная посуда ставится затем на тележку и едет на «фотосессию». В конце эти фотографии, так же как и оригами, будут изучать психиатры и психологи. Я видела снимок посуды, оставшейся после вчерашнего ужина. Ассистент фотографа открывал каждый контейнер и держал карточку с буквой претендента и датой так, словно он находился на месте преступления, и полиция делала его фото анфас.