Текст книги "Добывайки в воздухе"

Автор книги: Мэри Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава четвертая

Первая их увидела мисс Мензиз, та самая, что верила в эльфов. И, как девчонка, задыхаясь от восторга и волнения, побежала к мистеру Потту.

Мистер Потт как раз заканчивал вывеску «Корона и якорь» для своего миниатюрного трактира и говорил в ответ лишь: «Да», «Нет», «Неужто?». Иногда, слыша, что голос мисс Мензиз лихорадочно повышается, он восклицал: «Поди ж ты!» или: «Подумать только!». Сначала первое из этих выражений тревожило мисс Мензиз, она смущенно замолкала, голубые глаза наполнялись слезами. Но постепенно она стала расценивать его как признак крайнего удивления со стороны мистера Потта, и, когда он говорил: «Поди ж ты!», принимала это за комплимент.

– Но это же правда, – настаивала она, качая головой. – Они живые! Они такие же живые, как мы с вами, и они поселились в Виноградном домике… Да вы сами увидите, если посмотрите, какую тропинку они протоптали ко входу.

Мистер Потт, держа в пальцах пинцет с болтающейся вывеской, посмотрел в глубь сада, на Виноградный домик, чтобы ей угодить. Но вскоре, так и не поняв, о чем она толкует, он хмыкнул и вернулся к своей работе.

– Ну и ну! Скажи на милость! – то и дело говорил он.

Мистеру Потту и в голову не приходило слушать мисс Мензиз, когда она «заводилась», как он это называл. Он кивал ей и улыбался, но ее слова проходили мимо его сознания. Он научился этому, когда жил со своей, покойной ныне, женой по прозвищу «Сорока». Мисс Мензиз говорила таким странным, высоким, переливчатым голосом, употребляла такие диковинные слова и выражения и даже, к ужасу мистера Потта, читала ему стихи. Нет, он ничего не имел против мисс Мензиз, наоборот. Он был рад, когда она приходила; ему нравилась ее длинноногая фигура, нравились ее девичьи повадки, ее радостный смех; она всегда казалась по-детски счастливой; а от ее щебета, как от песни канарейки, у него делалось весело на душе. А в каком долгу он был у этих неутомимых пальцев, которые мастерили одно, чинили другое; они не только умели рисовать, чертить, шить, лепить и вырезать из дерева, они могли также проникнуть туда, куда пальцам самого мистера Потта, толстым и одеревенелым, было не попасть. Быстрая, как вспышка молнии, вот какая она была, жизнерадостная, как жаворонок, надежная, как скала… «У всех нас есть свои недостатки, – говорил себе мистер Потт, – не одно, так другое…» У мисс Мензиз это были «тары-бары».

Мистер Потт знал, что она уже немолода, но когда она сидела рядом с ним на траве, закрыв глаза и обхватив тонкими руками согнутые колени, и трещала без умолку, покачиваясь взад и вперед, она казалась ему чем-то вроде вытянувшейся не по возрасту школьницы. А как хороши были у нее глаза! Скорее, как фиалки, чем незабудки, они освещали – когда были открыты – все ее длинное, худощавое лицо, но она застенчиво отводила их в сторону, если вы смотрели на нее в упор. Сейчас они сияли; поблескивали суставы длинных пальцев, туго стиснутых на поднятых коленях; даже у ее шелковистых, мышиного цвета волос, внезапно появился блеск.

– Понимаете, – главное – не показывать, что вы их увидели. Замереть, застыть… и никогда не глядеть на них прямо, только уголком глаза. Вроде как на птиц, когда не хочешь их спугнуть.

– …их спугнуть, – подтвердил мистер Потт, поскольку мисс Мензиз приостановилась. Иногда, чтобы выказать симпатию к ней и скрыть, что он слушает ее вполуха, мистер Потт повторял конец последней фразы мисс Мензиз, а не то, опережая ее, произносил последний слог. Если мисс Мензиз говорила: «Король и королевство», – он понимающе вставлял: «…во!». Порой, задумавшись о чем-то, мистер Потт ошибался, и, не успевала мисс Мензиз сказать: «…садовая калитка», – как, подхватив, последнее слово, он говорил: «…канава», что обоих приводило в смущение.

– Понимаете, я никак не могу понять, что они такое. Я хочу сказать, по величине и вообще они больше всего похожи на эльфов. Как по-вашему? – настойчиво спросила мисс Мензиз.

– Верно, – ответил мистер Потт, проверяя корявым пальцем, хорошо ли качается на петлях вывеска и стараясь вспомнить, куда он задевал смазочное масло.

– Нет, неверно. Этот человечек с тюком на спине, которого я видела… он пыхтел. Совсем запыхался. Эльфы не могут пыхтеть.

Мистер Потт ничего не ответил, и мисс Мензиз звонко сказала:

– Или могут?

– Что – могут? – спросил мистер Потт, глядя, как раскачивается вывеска, и огорчаясь, что она так скрипит.

– Пыхтеть! – ответила мисс Мензиз, выжидающе глядя на него.

У мистера Потта сделался тревожный вид. О чем она толкует?

– Пыхтеть? – повторил он. – Понятия не имею.

– И я тоже, – весело согласилась с ним мисс Мензиз к его огромному облегчению. – Я хочу сказать, мы в общем так мало знаем об эльфах…

– Верно, – подтвердил мистер Потт. Он снова чувствовал себя в безопасности.

– …и об их привычках. Устают ли они, и стареют ли, как мы, спят ли ночью, ведут ли домашнее хозяйство. Или про их еду. У нас так мало фактов. Мы даже не знаем, что они…

– Едят, – вставил мистер Потт.

– …собой представляют, из чего они сделаны. Вряд ли у них та же плоть и кровь, что у нас.

– Вряд ли, – согласился мистер Потт. И вдруг испуганно взглянул на мисс Мензиз – в его уме звучало непривычное слово; неужели она сказала «кровь»? Мистер Потт положил вывеску и обернулся к мисс Мензиз. – О чем, ради всего святого, вы толкуете? – спросил он.

– О том, что, по зрелом размышлении, эти существа не могут быть эльфами. Да что там! – у этого человечка на штанах была дыра, и он пыхтел и отдувался, поднимаясь на холм. Там есть еще одна – в юбке, а может быть, две, – трудно разобрать, сколько их. Я видела в окне руку, кто-то протирал изнутри стекло. Но чья она – было не разобрать. Белая, как стебель колокольчика, и примерно такой же толщины. Двигалась из стороны в сторону, забиралась во все углы. А потом я нашла очки и рассмотрела ее до локтя. Настоящая рука. Рука, а в ней тряпка. Я не верила своим глазам. И все же в известном смысле это казалось естественным.

– В известном смысле, да, – согласился мистер Потт. Но вид у него был растерянный.

Глава пятая

Для мисс Мензиз началась чуть ли не самая счастливая пора ее жизни, во всяком случае, так ей казалось потом. Она всегда любила наблюдать природу: следила за муравьями в траве, мышами в амбаре, подмечала, как плетут паутину пауки, как строят гнезда птицы. Она могла часами не двигаться с места; глядя, как паук спускается с листка, она чувствовала и себя пауком, и столько раз смотрела, как они плетут паутину, что и сама могла бы ее сплести, причем любой, самой неудобной формы. По правде сказать, мисс Мензиз даже наводила критику на работу пауков?

– Ну куда же ты, глупый… – шептала она пауку, висевшему в воздухе. – Этот лист тебе не годится, он скоро упадет. Попробуй зацепиться за колючку…

И вот теперь, сидя руки вокруг колен, на склоне холма, прикрытая, – так она думала, – большим кустом чертополоха, мисс Мензиз наблюдала за маленьким народцем. И все, что она видела, она описывала мистеру Потту.

– Их трое, – сказала она несколько дней спустя после первого разговора. – Мать, отец и худенькая девочка. Сколько им лет, сказать трудно. Иногда мне кажется, там есть и четвертый… кто-то или что-то, который то появляется, то исчезает. Какая-то неуловимая тень. Но, возможно, – мисс Мензиз радостно вздохнула, – это просто моя…

– …выдумка, – сказал мистер Потт.

– …фантазия, – поправила его мисс Мензиз. – Странно, что вы не видели их.

Мистер Потт, занятый кирпичиками, не ответил. Он решил, что речь идет не об игрушечном Виноградном домике у него в саду, а о настоящем доме под таким названием в Фордэме, и мисс Мензиз передает ему местные пересуды.

– Вы не представляете, что они там делают. Это просто чудо! Парадная дверь не открывалась, наверно, покоробилась от дождя. Весь вчерашний день он трудился над ней, скреб чем-то, похожим на лезвие бритвы. А еще они сняли занавески, которые я сшила для «Короны и якоря» и повесили у себя, так что теперь нельзя заглянуть в окна. Я бы и так не решилась заглядывать; понимаете, близко к ним подходить нельзя. А Главная улица такая узкая. Потрясающе, правда?

Мистер Потт что-то буркнул. Помешивая кашицу из кирпичной муки и клея, он хмурился и сердито сопел. Сплетни о соседях… он этого не одобрял никогда. И мисс Мензиз до сих пор тоже. Болтушка – да, во леди до мозга костей. «Это на нее не похоже, – печально думал он, – заглядывать в чужие окна… нет, совсем не похоже».

А она принялась рассказывать о пальто начальника станции.

– …Понимаете, она взяла его. Вот куда оно исчезло. Она взяла его для него… оно такое красивое, и пуговицы золотые… и он надевает его по вечерам после захода солнца, когда делается прохладно. Я не удивлюсь, если она в один прекрасный день снимет со священника сутану. Ну чем не платье? И по размеру ей в самый раз. Но, конечно, это бы сразу бросилось в глаза. А они умные. Всякий бы заметил, что у священника исчезла сутана. А чтобы увидеть начальника станции, нужно заглянуть внутрь вокзала, а это теперь трудно; он может оставаться голым неделю за неделей, и никто об этом не узнает.

Мистер Потт перестал помешивать кирпичное тесто и возмущенно посмотрел на мисс Мензиз. Она с испугом взглянула в его круглые, сердитые глаза.

– Что такое? – спросила она тревожно.

Мистер Потт глубоко вздохнул.

– Если вы сами не понимаете, – сказал он, – что толку говорить?

– Не очень-то логичное высказывание. – Мисс Мензиз снисходительно улыбнулась и положила руку ему на плечо.

– Но им ничто не грозит, – успокоила она мистера Потта, – у них все в порядке.

Он сбросил ее руку и продолжал мешать, тяжело дыша и грохоча мастерком.

– Им много чего грозит, – сказал он сурово, – от злых языков. Я видел, как сплетни разрушали семьи и разбивали сердца.

Немного помолчав, мисс Мензиз сказала:

– Да мне вовсе не жалко этого пальто.

Мистер Потт фыркнул, но она продолжала:

– По правде говоря, я собиралась сшить им одежду. Я думаю оставить ее на траве, чтобы они нечаянно ее нашли и не догадались, откуда она появилась…

– Так-то лучше, – сказал мистер Потт, соскребая крошку с кирпича.

Мисс Мензиз ничего не сказала. Она молчала так долго, что мистер Потт искоса посмотрел на нее. Сжав колени руками, она сидела и улыбалась в пространство.

– Понимаете, я их люблю, – прошептала она.

Больше мистер Потт ее не прерывал. Если интерес мисс Мензиз проистекает из сердечной склонности, тогда другое дело. День за днем он кивал и улыбался, а мисс Мензиз заливалась соловьем. Нежные, веселые слова обгоняли друг друга и растворялись в солнечном свете, отскакивая от мистера Потта, – редко когда что-нибудь привлекало к себе его внимание. Так было даже в тот знаменательный день в июне, когда мисс Мензиз, запыхавшись, кинулась на траву рядом с ним, чтобы поскорей поделиться своей потрясающей новостью.

Мистер Потт во второй раз просмаливал шпалы и, держа в одной руке жестянку со смолой, в другой кисть, медленно продвигался вдоль рельс, вытянув вперед деревяшку. Мисс Мензиз не переставая рассказывала, тоже, чтобы не отстать, двигалась вместе с ним.

– …и когда она заговорила со мной, – захлебываясь, продолжала мисс Мензиз, – я не поверила своим ушам. Вы бы и сами изумились.

– Возможно, – сказал мистер Потт.

– Такое крошечное создание… и ничуть меня не боится. Сказала, что следила за мной неделю подряд.

– Поди ж ты! – учтиво проговорил мистер Потт и стер с рельс каплю дегтя. – Так-то лучше, – сказал он, любуясь блеском стали. «Нигде ни крошки ржавчины», – радостно думал он.

– Теперь я знаю, как их зовут и все прочее. Их зовут добывайки.

– Догадайки? – переспросил мистер Потт.

– Нет, добывайки.

– А, догоняйки, – сказал мистер Потт, размешивая деготь; банка с ним стояла в ведерке с горячей водой. «Пожалуй, немного загустел», – подумал он, подняв кисточку и смотря на падающие капли.

– Но это не фамилия, – продолжала мисс Мензиз, – их фамилия – Куранты, а это – название их народа – вроде национальности. Они добывают себе пропитание, как мыши… или птицы… бедняжки. Я думаю, они произошли от людей и живут на то, что перепадет от людей же на их долю. У них нет ничего своего. И, конечно, у них нет денег… О, это не важно, – сказала мисс Мензиз, когда мистер Потт сочувственно, хотя и рассеянно покачал головой. – Деньги им ни к чему. Они бы не знали, что с ними делать. Но им нужно как-то жить…

– …и давать жить другим, – бодро подхватил мистер Потт. Ему понравилась эта фраза, и он надеялся, что он еще где-нибудь ее вставит.

– Но они вовсе не мешают жить другим, – сказала мисс Мензиз. – Они никогда не берут ничего существенного. Кроме… ну, я не совсем уверена насчет пальто начальника станции. Но если подумать, начальнику станции оно нужно для вида, а не для тепла. Ведь он сделан из воска. Да оно ему и не принадлежит – сшила-то его я. И уж если об этом зашла речь, самого начальника тоже сделала я. Так что пальто это на самом деле мое. А меня оно не согреет.

– Не согреет, – рассеянно согласился мистер Потт.

– А вот добывайкам еще как нужно тепло. Им нужно топливо, и крыша над головой, и вода, и им очень нужны люди. Хотя они людям не доверяют. И правильно делают, по-моему. Стоит только почитать газеты. Но это грустно, правда? То, что они нам не доверяют, хочу я сказать. Что было бы приятней для человека – вроде меня, например, – чем приютить их под своим кровом? Не то чтобы мне было одиноко, дело не в этом. – Глаза мисс Мензиз подозрительно заблестели, слова стали обгонять друг друга. – Мои дни слишком заполнены, чтобы я томилась от одиночества. У меня столько разных увлечений, я не отстаю от жизни. У меня есть мой старый пес и две птички. Но все равно, это было бы так мило… Я знаю теперь их имена – Под, Хомили и маленькая Арриэтта. Эти создания умеют говорить. Вы только представьте, – она неожиданно рассмеялась, – я буду теперь шить для них с утра до ночи! Смастерю им разные вещи. Куплю, что надо. Я… но мне не надо вам объяснять…

– Не надо, – сказал мистер Потт. – Я вас понимаю…

Но по правде говоря, он ничего не понимал. Ему казалось невежливым, хотя высказать это словами он бы не смог, то, что мисс Мензиз называет семью новых друзей «созданья». Тем более, если они попали в беду… Но, с другой стороны, она всегда выбирает такие странные слова и выражения…

– Наверно, девочка потому и заговорила со мной, – продолжала мисс Мензиз, – что чувствовала себя в безопасности. Они всегда…

– …знают, – услужливо закончил мистер Потт.

– Да. Как звери, и дети, и птицы, и… эльфы.

– Ну, за эльфов я бы не поручился, – сказал мистер Потт. И, если уж на то пошло, он не поручился бы и за зверей; мистер Потт подумал о барсуке, которому он спас жизнь: если бы тот «знал», мистер Потт не лишился бы ноги.

– Чего только они не натерпелись, бедняги! – Глаза мисс Мензиз скользнули вниз и остановились у подножия холма; группки миниатюрных домиков, дымящиеся трубы, церковь, кузница, поблескивающие рельсы – все дышало миром и покоем. – Для них было чудом, сказала мне Арриэтта, попасть в наш городок.

Мистер Потт кивнул. Он подвинулся вперед на два шага и переставил жестянку со смолой. Мисс Мензиз, поглощенная своим рассказом, казалось, ничего не заметила. Обхватив колени, полузакрыв глаза, она продолжала нараспев, словно читала стихи:

– Стояла полная луна, говорит Арриэтта, когда они сюда прибыли. Вы можете себе это нарисовать? Яркий свет, резкие тени. Им надо было занести на берег кучу разных вещей, а легко, думаете, пробраться через камыш, что растет у воды!.. Спиллер – так зовут дикого добывайку – провел Арриэтту по всему городку. Они зашли на вокзал и она увидела все эти фигуры, которые я слепила: женщину с корзинкой, и старика, и девочку – они сидели в ряд на скамье тихо и неподвижно, а за ними – солдат с ранцем. Пестрые от лунного света, падающего на них сквозь деревянную резьбу на вокзальной крыше, они были совсем как живые, говорит Арриэтта, но казалось, что они околдованы или слушают музыку, которая им со Спиллером была не слышна. Арриэтта тоже стояла тихо, глядя во все глаза на их бледные лица, освещенные луной. Но тут внезапно раздался шорох, и прямо по неподвижным фигурам пробежал большой черный жук. Арриэтта увидела, что они неживые. Вообще-то, она не боится жуков, даже любит их, но здесь она завизжала что есть мочи… Она говорит, в кассе растут поганки, а когда они вышли на вокзал, по Главной улице туда и сюда шныряли мыши. А на ступенях церкви стоял священник в черной сутане – безмолвный, неподвижный, и всюду лунный свет.

– Хомили сразу же приглянулся Виноградный домик. И ее можно понять, он и правда радует глаз. Но дверь не открывалась, видимо, разбухла от дождей, а когда они распахнули окно, они увидели, что внутри что-то есть и пахнет сыростью. Спиллер сунул в окно руку и – знаете, что оказалось? – комната заросла травой до самого потолка. Белая, как шампиньоны, ведь росла она в темноте. Так что первую ночь добывайкам пришлось провести под открытым небом.

– Но следующий день, говорит Арриэтта, был чудесным. Яркое солнце, весенние запахи и первая пчела. Понимаете, добывайкам все так хорошо видно – каждый волосок на бархатной спинке пчелы, прожилки и переливы красок на крыльях. Мужчины, – мисс Мензиз рассмеялась, – ну, а как иначе их называть? – очистили дом от сорняков, выкосили их кусочком бритвы и половинкой ножниц. Потом привели в порядок крышу. Спиллер нашел кокон бабочки и подарил его Арриэтте. Она держала его у себя до прошлой недели. Оказалось, что это красный адмирал. Арриэтта смотрела, как бабочка вылезает из кокона. Но когда появились концы крыльев, и все поняли, каких она размеров, поднялась паника. В самый последний момент им удалось вытолкнуть бабочку наружу через парадную дверь. Если бы она расправила крылья, она бы заняла комнату всю-от стены до стены. Представьте, что в вашей комнате оказалась огромная бабочка величиной со слона, и нет никакой возможности выпустить ее! Фантастика! Даже подумать об этом страш…

– …но, – добавил мистер Потт.

– Неделю спустя они нашли вашу кучу песка и, когда углубили пол, засыпали его песком и утрамбовали. Прыгали и топали, колотили и хлопали, целое утро отплясывали, как сумасшедшие. Ну и весело было, говорит Арриэтта. А три недели назад они добыли у вас кирпичное тесто. Вы как раз смешали клей с кирпичной пылью… помните… для последней партии кирпичей? Они наложили его поверх песка, ну, и еще кое-что сделали, и теперь, говорит Арриэтта, пол стал ровный и гладкий… Они подметают его головками чертополоха. Но он еще не расцвел, говорит она, лепестки стиснуты слишком тесно. Позднее они будут удобнее…

Наконец до мистера Потта дошел смысл ее слов…

– Моя куча песка? – медленно сказал он, оборачиваясь.

– Да, – рассмеялась мисс Мензиз, – и ваше кирпичное тесто.

– Мое кирпичное тесто? – повторил мистер Потт и замолчал, – словно обдумывая то, что она сказала.

– Да, – снова засмеялась мисс Мензиз, – но они берут такую малость… самую крошку.

– Мое кирпичное тесто, – повторил мистер Потт. И когда он обернулся к мисс Мензиз, лицо его показалось суровым, даже гневным. – Где эти люди? – спросил он.

– Но я же вам говорила! – воскликнула мисс Мензиз, и, так как он все еще выглядел сердитым, она взяла его мозолистую руку в свои, словно желая помочь ему подняться.

– Пошли, – тихо проговорила она, все еще улыбаясь, – пошли, и я вам покажу. Только не шумите.

Глава шестая

– Главное, – не двигаться, – шепнул Под Арриэтте, когда впервые заметил мисс Мензиз, сидевшую на корточках за кустом чертополоха. – Они не ожидают нас увидеть, и, если ты не двигаешься, на самом деле не видят. И никогда не гляди на них прямо, только искоса. Понимаешь?

– Еще бы не понимать… Я слышала это сто раз. Не двигайся, не шевелись… тихо, спокойно… ползком, тишком… Что толку тогда быть живым?

– Ш-ш, – сказал Под и положил руку ей на плечо..

Последнее время Арриэтта была сама не своя. «Словно, – подумал Под, – у нее камень на сердце». Но обычно она не грубила. Под решил пропустить ее слова мимо ушей: переходный возраст, скорей всего.

Они стояли в жесткой траве, доходившей им до плеч, так что видны были только головы.

– Понимаешь, – прошептал Под, не разжимая губ, – мы ей кажемся цветками или какими-нибудь другими растениями, возможно, бутонами…

– А если ей вздумается нас сорвать? – раздраженно сказала Арриэтта.

У нее ныли ноги, и страшно хотелось сесть на землю; десять минут переросли в пятнадцать, и по-прежнему никто из троих не шевельнулся.

На травинку рядом с Арриэттой взобрался муравей, помахал усиками и поспешил вниз; под листом подорожника спал слизень, время от времени лист колыхался – это слизень ворочался с боку на бок. «Ему, наверно, что-то снится», – подумала Арриэтта, любуясь бликами на глянцевитой, серой с красным отливом, коже. «Если бы отец не был таким старомодным, – подумала она виновато, – я бы рассказала ему про мисс Мензиз, и мы могли бы уйти. Но, на его взгляд и на взгляд мамы, если тебя „увидят“, это позор, чуть не трагедия; надо бросать свой дом, переселяться в чужие края и там начинать все сначала. Легко ли это для них! По их понятиям, с той минуты, как о твоем существовании узнали, жизнь твоя в опасности, и „увиденный“ добывайка должен немедленно скрыться».

При всем том за пятнадцать лет ее короткой жизни Арриэтту «видели» четыре раза. Что за непонятное чувство, спрашивала она себя, так страстно влечет ее к человекам? А в этот – четвертый – раз уже заставило заговорить с мисс Мензиз. Без сомнения, она поступила опрометчиво и глупо, но какой трепет восторга и ужаса ее охватил, когда ей ответило это огромное созданье, когда глаза великанши засияли радостью, а огромные губы раздвинула ласковая улыбка. Стоило однажды заговорить с человеком без всяких дурных последствий, и трудно было устоять от соблазна сделать это еще раз. Арриэтта дошла до того, что сама подстерегала мисс Мензиз. Возможно, потому, что ее истории вызывали у мисс Мензиз восхищение, а Арриэтте – когда Спиллер их покидал – часто бывало одиноко.

Ах, с каким удовольствием она вспоминала о первых днях в игрушечном городке! Как замечательно было кататься со Спиллером в поезде! Они забирались потихоньку в полупустой вагон, а когда поезд трогался, сидели так тихо и неподвижно, будто они, как и прочие пассажиры, были вылеплены из воска. Они кружили по кругу, десятки раз проезжая мимо Виноградного домика, а на обратном пути – пересекая по мостику ручей. Над ними склонялись лица человеков, они видели перед черным ходом в дом мистера Потта ряды туфель и сапог, видели ноги – толстые, тощие, в чулках и босые. Они слышали смех человеков и их удивленные возгласы. Это было страшно и упоительно, но почему-то рядом со Спиллером Арриэтта чувствовала себя в безопасности. За поездом стелился хвост дыма. Такой же дым валил из труб всех домиков – для этого в трубу засовывали пучок промоченной нитратами веревки и прикрепляли его шпилькой-невидимкой. «Вы видели мои шпильки-невидимки?» – как-то спросила мисс Мензиз мистера Потта – на редкость несообразный вопрос. Однако в Виноградном домике Под вытащил крючком тлеющую веревку и зажег вместо этого настоящий огонь, который Хомили подкармливала кусочками сальных свечей, угольной крошкой и смолистыми крупинками шлака.

Не кто иной, как Спиллер, дикарь Спиллер, помог Арриэтте разбить садик и найти для него белый первоцвет, маленькие голубые цветочки незабудки, похожую на папоротник кудрявую травку и заячью капусту с крошечными светло-розовыми лепестками. С помощью Спиллера она засыпала щебнем дорожку и сделала лужайку из мха.

Мисс Мензиз с восторгом наблюдала за этим из своей засады. Арриэтту она видела ясно, но Спиллера, этого добывайку-исчезайку, она разглядеть не могла. То стремительный, то неподвижный, нюхом чующий, где укрыться от чужих глаз, он в любой момент мог слиться с любым фоном и исчезнуть.

Вместе со Спиллером Арриэтта обследовала все остальные дома Литл-Фордэма, удила рыбу и купалась под прикрытием камышей.

«Настоящий мальчишка, – ворчала Хомили. Ей не нравилось влияние Спиллера. – Он не такой, как мы, он совсем другой породы, – жаловалась она Поду в припадке неблагодарности, – пусть он и спас нам жизнь».

Стоя рядом с отцом в траве и думая обо всем этом, Арриэтта вдруг почувствовала, каким бременем легла на нее ее тайна. Она осознала с тревогой, что обыщи родители хоть весь белый свет, они не найдут лучшего места для жизни – целый городок, подогнанный под их рост, где, благодаря посетителям, была на редкость богатая добыча. Арриэтта уже не помнила, когда мать последний раз напевала, возясь по хозяйству, как это было сейчас, а отец что-то беззвучно насвистывал, расхаживая по улицам городка.

Укрытий в Литл-Фордэме было хоть отбавляй, но добывайки в них не нуждались. Между ними и восковыми фигурками почти не было разницы, и по вечерам, после закрытия, Под мог гулять сколько ему вздумается, если он не боялся замерзнуть. А сколько он приносил тряпиц на одежду! У Хомили наконец снова появилась шляпка, и она никогда не выходила без нее из дома. «Погодите, – говорила она, – я еще не надела шляпку». С каким волнением и радостью она произносила магическое слово! Нет, выселять их отсюда нельзя; это было бы жестоко. Под даже приделал к парадной двери замок… с ключом. Это был замок от карманного футлярчика для бус, принадлежавшего мисс Мензиз. Он и не догадывался, кому он обязан этой находкой, ведь мисс Мензиз нарочно бросила футлярчик возле куста чертополоха, чтобы его легче было увидеть. Арриэтта не могла даже намекнуть на это отцу. Стоило ему узнать правду, и их ждала тревога, отчаяние, взаимные упреки и переселение в другое место. Она уже не раз через это прошла.

– О боже, боже, – печально вздохнула Арриэтта, – как мне быть?

Под искоса взглянул на нее.

– Опускайся, – шепнул он, подталкивая ее. – Она отвернулась. Опускайся в траву… медленнее… медленнее…

Арриэтта была только рада это сделать. Головы и плечи добываек понемногу скрылись из виду, и, прислушавшись к тишине, они пробрались между стеблями травы, укрылись на миг за стеной церкви и скоро были в безопасности, проскользнув через черный ход в свой собственный дом.