Текст книги "Помело и волшебная шишечка от кровати"

Автор книги: Мэри Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава четырнадцатая
В прошлое!

Во времена царствования короля Карла Второго в Лондоне жил чародей……

Шесть точек поставлены здесь для того, чтобы читатели успели вспомнить, что такое чародей.

Чародей жил в маленьком домике в Чипплгейте. Комната его находилась в верхнем этаже, и подниматься туда приходилось по узкой крутой лестнице. Чародей был очень нервным человеком и не выносил дневного света. На это были две важные причины. Во-первых, в детстве чародей ходил в подмастерьях у другого чародея. Старый волшебник был толстым веселым человеком, но в присутствии посетителей становился надутым и важным, будто сова, кутался в длинную темную мантию, отороченную мехом, – в общем, делал все необходимое, чтобы вызвать уважение и благоговейный трепет. Он выглядел таким же неприступным, как мэр, и таким же мрачным, как прокурор.

Молодой чародей, которого, кстати сказать, звали Эмилиус Джонс, работал очень усердно, стараясь досконально изучить таинственное ремесло. А работы было много. Именно он холодными лунными ночами ловил на кладбище кошек, бродил по речным берегам в поисках семи белых камней одинакового размера, обмытых последней волной прилива. Именно он толок в ступе травы и ползал по водостокам за крысами.

А старый чародей посиживал себе у огня, положив ноги на табуретку, попивал белое сухое вино и, кивая головой, приговаривал: «Неплохо, неплохо, мой мальчик».

Молодой чародей часами работал при свете свечей, изучая небесные карты и учась читать судьбы людей по звездам. Он крутил глобус на подставке из черного дерева до тех пор, пока голова у него тоже не начинала кружиться. Душными вечерами он бродил по пыльным дорогам, разыскивая медяниц, гадюк и полосатых улиток. Ему приходилось взбираться на высокие башни за летучими мышами, воровать в церквях воск, чтобы наделать свечей, продувать выпачканные зеленой слизью пробирки и склянки – и так на протяжении многих часов, пока кровь не начинала стучать у него в ушах, а глаза вылезать из орбит.

Когда старому чародею настала пора умирать, он послал за своим подмастерьем. Едва тот пришел, чародей сказал ему:

– Мой мальчик, я должен тебе кое-что открыть.

Эмилиус положил руки, покрытые пятнами, на колени и почтительно опустил глаза.

– Да, сэр? – прошептал он.

Старый чародей устроился поудобнее на подушке.

– Это о волшебстве, – объяснил он.

– Да, сэр? – повторил Эмилиус.

Волшебник лукаво улыбнулся в потолок:

– Так вот. Никакого волшебства нет.

Эмилиус поднял на него изумленный взгляд.

– Вы имеете в виду… – начал было он.

– Я имею в виду то, – спокойно перебил старик, – что сказал.

Когда Эмилиус слегка пришел в себя (полностью, надо сказать, он так никогда и не оправился), старый чародей продолжил:

– Все равно это доходное дело. Я содержал жену и пятерых дочерей в Дептфорде с экипажем, четверкой лошадей, пятнадцатью слугами, французским учителем музыки… Даже своя небольшая барка ходила у меня по реке! Три дочери удачно вышли замуж. Два зятя работают в суде, а третий – на Ломбард-стрит. – Старик вздохнул. – Твой отец, упокой Господь его душу, щедро заплатил мне за твое ученье. Если я и бывал суров, то это лишь из чувства долга перед ним. Дела мои в порядке, семья обеспечена, так что это помещение и все, что в нем есть, я оставляю тебе.

Он сложил руки на груди и замолчал.

– Но… – нерешительно начал Эмилиус. – Я ведь ничего не знаю! Как изготовляется приворотное зелье, например…

– Подкрашенная вода, – усталым голосом ответил чародей.

– А предсказания будущего?

– Детская игра. Если не вдаваться в детали, то все, что бы ты ни предсказал о будущем, рано или поздно сбудется. А если и не сбудется, волноваться об этом не стоит. Они все равно забудут. Выгляди торжественно, не убирай комнаты чаще одного раза в год, вспомни латынь, которой тебя учили в школе, смажь глобус, чтобы он крутился плавно, – и… да улыбнется тебе удача!

Это было первой причиной, почему Эмилиус был нервным человеком.

Вторая причина заключалась в том, что в царствование доброго короля Карла все еще была мода отправлять ведьм, колдунов и вообще тех, кто имел хоть какое-то отношение к волшебству, на виселицу. Таким образом, Эмилиус вполне мог по милости недовольного посетителя закончить свою жизнь вовсе не так, как бы ему хотелось.

Он бы с удовольствием вышел из дела, но все его наследство было потрачено на изучение магии. Кроме того, Эмилиус не обладал достаточно сильным характером, чтобы начинать все сначала. Из-за этих страхов и волнений Эмилиус состарился раньше времени. Он был худым и ужасно нервным. Он вздрагивал, услышав писк мыши, бледнел, увидев блик лунного света, подскакивал на месте, когда в дверь стучался слуга. В тысяча шестьсот шестьдесят шестом году Эмилиусу было тридцать пять лет, но выглядел он, будто древний старик. Когда шум шагов доносился с лестницы, он немедленно начинал бормотать заклинания (те немногие, что знал наизусть), стараясь произвести впечатление на посетителей. Однако если на улице вдруг появлялась королевская стража, Эмилиус в мгновение ока оказывался за клавикордами и принимался музицировать. Это был отвлекающий маневр: Эмилиус притворялся бездарным музыкантом, по чистой случайности унаследовавшим дом чародея.

Однажды вечером, услышав шаги, донесшиеся снизу, он вскочил со стула, наступил на кошку, которая тут же истошно заорала, словно сотня злых духов, схватил пару сушеных лягушек и пучок белены, зажег фитиль, который плавал в миске с маслом, посыпал его серой, отчего тот стал гореть синим пламенем, забормотал какое-то первое пришедшее на ум заклинание и уставился на дверь, готовый в любую секунду принять величественный вид или прыгнуть за клавикорды.

Через минуту в дверь постучали.

– Кто там? – спросил Эмилиус, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы в случае чего сразу задуть синее пламя. Из-за двери раздались шепот и шарканье ног, затем три голоса, похожие на серебряные колокольчики, одновременно произнесли:

– Трое детей. Мы заблудились.

Эмилиус растерялся. Он рванулся было к клавикордам, затем вернулся к синему пламени. Наконец остановился между ними, в одной руке держа глобус, в другой – нотную тетрадь.

– Войдите, – сказал он угрюмо.

Дверь открылась, и на фоне темного коридора чародей ясно различил троих детей, белокурых и довольно странно одетых. Платья их были как у лондонских подмастерьев, но с шелковыми поясами. Все трое были такими чистенькими, что в Лондоне семнадцатого столетия казались пришельцами из другого мира. Их кожа сияла, и чуткие ноздри Эмилиуса уловили приятный аромат, словно от свежих цветов, но со странной примесью.

Эмилиус задрожал. Его колени подогнулись, и он едва не упал. Затем недоверчиво оглядел предметы, которые сопутствовали только что прочитанному заклинанию. Могли ли две сушеные лягушки и пучок белены вызвать странных гостей? Эмилиус изо всех сил старался вспомнить латинскую фразу, которую только что произнес.

– Мы заблудились, – повторила девочка голосом, ясным, как горный хрусталь. – Мы увидели, что у вас горит свет, и поэтому поднялись спросить дорогу.

– Куда? – проговорил Эмилиус дрожащим голосом.

– Куда угодно, – ответила девочка. – Мы совсем потерялись. Мы даже не знаем, где мы.

Эмилиус откашлялся.

– Вы в Чипплгейте, – хрипло произнес он.

– Чипплгейт? – удивленно переспросила девочка. – В Лондоне?

– Да, в Лондоне, – прошептал Эмилиус, отодвигаясь к камину. Его страх усилился. Откуда же они пришли, если даже не знают, что находятся в Лондоне?

Старший мальчик сделал шаг вперед.

– Простите, – сказал он вежливо с легким акцентом, – не могли бы вы сказать, в каком мы столетии?

Эмилиус вскинул дрожащие руки перед лицом, словно пытался избавиться от наваждения.

– Сгинь! Сгинь! – хрипло пробормотал он. – Возвращайтесь туда, откуда пришли!

Девочка растерялась и захлопала ресницами. Потом оглядела темную неубранную комнату с разбросанными повсюду пергаментными рукописями, стеклянными пузырьками, черепом, стоящим на столе, и клавикордами, освещенными свечами.

– Извините, если мы побеспокоили вас, – проговорила она.

Эмилиус подбежал к столу. Схватив сушеных лягушек, пучок белены и миску с маслом, он швырнул их в огонь, выкрикивая заклинания. Миска, лягушки и белена зашипели, затем вспыхнули. Эмилиус отчаянно затряс руками, затем повернулся, и его глаза едва не вылезли из орбит.

– Вы все еще здесь? – прохрипел он.

Девочка еще быстрее захлопала ресницами.

– Мы сейчас же уйдем, – пообещала она. – Скажите только, какой это год?

– Сегодня двадцать седьмое августа тысяча шестьсот шестьдесят шестого года от Рождества Христова.

– Тысяча шестьсот шестьдесят шестой год, – повторил старший мальчик. – Король Карл Второй…

– Пожар Лондона будет через неделю, – оживленно сообщила девочка, непонятно чему радуясь.

Лицо старшего мальчика тоже оживилось.

– Чипплгейт? – спросил он. – Выходит, этот дом может сгореть. Пожар начнется у королевского булочника на Паддинг-Лейн и двинется вниз по Фишстрит.

Эмилиус упал на колени, с мольбой воздевая руки. Его лицо было искажено страхом.

– Умоляю! – вскричал он. – Уходите! Уходите! Уходите!

Девочка посмотрела на него и вдруг улыбнулась.

– Мы не причиним вам зла, – сказала она, подходя ближе. – Мы всего лишь дети – дотроньтесь до моей руки. – И она положила свою руку на судорожно стиснутые руки Эмилиуса. – Мы всего лишь дети, – повторила она. – Из будущего, – добавила и улыбнулась своим спутникам, будто сказала что-то очень умное.

– Да, – подтвердил старший мальчик с довольным и несколько растерянным видом. – Так оно и есть. Просто мы дети из будущего.

– И все? – еле слышно прошептал Эмилиус и поднялся на ноги. Он был потрясен происшедшим.

Самый младший из детей выступил вперед. У него было лицо, как у ангела.

– Можно посмотреть сушеного аллигатора? – спросил он.

Эмилиус снял с крючка под потолком чучело и молча положил на стол. Затем сел на стул у огня. Он дрожал мелкой дрожью, как от холода.

– Какие еще несчастья должны обрушиться на нас? – спросил он мрачно. – Кроме, разумеется, пожара, который сожжет этот дом.

Маленькая девочка присела на табуретку напротив.

– Мы не слишком сильны в истории, – сказала она. – Но мне кажется, что вашего короля казнят.

– Это был Карл Первый, – возразил старший мальчик.

– Ах да! – вспомнила девочка. – Извините. Мы могли бы посмотреть в учебнике, когда вернемся домой.

– Не стоит, – сдавленно проговорил Эмилиус.

Наступило молчание.

– У вас уже была чума? – нарушила молчание девочка.

Эмилиус содрогнулся:

– Нет, спасибо милосердному Провидению.

– Вот и отлично! – сердечно воскликнул старший мальчик.

Девочка поворошила кочергой дрова, чтобы они разгорелись поярче. Эмилиус подбросил еще одно полено и понуро сел на табуретку. Выходит, старый волшебник обманул его: заклинание сработало! Дети казались безобидными, но кто поручится, что в другой раз заклинание и волшебные предметы не приведут в дом чертей или даже самого дьявола?

А Эмилиус не знал, как отменить заклинание. Поэтому все, кто явится по его зову, навсегда останутся здесь, в доме! Никогда Эмилиусу уже не чувствовать себя в безопасности! Никогда он уже не посмеет бросить в огонь серу и прочесть заклинания! Никогда не осмелится вскипятить суп из лягушачьей икры и наперстянки! Никогда больше не произнесет он ни слова по латыни и не закрутит небесный глобус, предсказывая будущее! Его неуверенность тут же будет замечена посетителями. Практика немедленно уменьшится. Недовольные донесут на него королю. Эмилиусу придется бежать, прятаться в грязных лачугах или крысиных подвалах. А потом его ждут тюрьма, позорный столб, публичная порка или даже виселица!

Эмилиус застонал и уронил голову на руки.

– Вы плохо себя чувствуете? – дружелюбно спросила девочка.

Эмилиус сунул полено поглубже в огонь. Затем взглянул на кроткое лицо девочки.

– Дети… – проговорил он, словно чему-то удивляясь. – Надо же, я никогда не знал, что значит быть ребенком.

– Вряд ли такое возможно, – благоразумно заметил старший мальчик.

– Вы всегда жили в городе? – спросила девочка.

– Нет, – ответил Эмилиус. – Раньше я жил в деревне. Но это не то. Я хотел сказать, что я забыл, как это – быть ребенком.

– Может, это от того, что вы уже старенький? – предположил старший мальчик.

Эмилиус подскочил, как ужаленный.

– Мне всего тридцать пять лет! – воскликнул он.

– У вас была трудная жизнь? – спросила тогда девочка.

Эмилиус поднял глаза. «Трудная жизнь?» – подумал он про себя.

– Да, похоже, это так. У меня была трудная жизнь.

Внезапно он почувствовал сильное желание рассказать им о годах бесполезного труда, об опасностях профессии чародея, об одиночестве… Он мог без боязни говорить обо всем с этими странными детьми: ведь если ему удастся натолкнуться на правильное заклинание, они снова перенесутся в будущее.

Эмилиус отодвинул отороченную мехом мантию подальше от огня.

– Не много, я думаю, найдется жизней печальнее моей… – начал он тихо. Затем Эмилиус рассказал о том, как его, еще совсем маленького, посылали собирать лекарственные травы, о том, как его били за воровство засахаренных слив, о том, как он ненавидел таблицу умножения и носил в школе бумажный колпак за плохие отметки по латыни. Затем он поведал о своем ученичестве в Лондоне, о трудностях и разочаровании, о страхе, который испытал, оставшись без наставника, о посетителях, которые часто не оплачивают счета…

Пока дети слушали, свечи оплыли густой восковой бахромой, а огонь в очаге медленно угас. Все были так поглощены рассказом, что не слышали, как сторож выкрикивал часы, не видели занимающегося за окнами рассвета.

– Да, – заключил Эмилиус со вздохом, – я не оправдал честолюбивых надежд своего отца. Если честно, мне удалось скопить немного золота, но лучше бы уж я был простым ветеринаром в Пеппериндж-Ай!

– Пеппериндж-Ай?! – воскликнула девочка. – Это же совсем близко к тому месту, где мы гостим!

– В Бедфордшире, – мечтательно проговорил Эмилиус, не в силах оторваться от воспоминаний о прошлом.

– Да! Около Мачфреншема!

– Мачфреншем, – вздохнул Эмилиус. – Подумать только! Базарный день в Мачфреншеме… Какие тогда были огромные ярмарки!

– И сейчас тоже! – воскликнула Кери. – А еще там много новых домов, и главная дорога теперь в другом месте. Все изменилось.

Дети и Эмилиус принялись сообщать друг другу иные подробности, и оказалось, что они купались в одном и том же ручье, что ферма Лоубоди осталась там же, где и была, только лес, ее окружающий, сделался меньше. Выяснилось также, что Эмилиус не раз гулял по холму, где высились остатки римской крепости.

– Пять часов! – крикнул сторож, проходя под окнами.

Эмилиус отдернул шторы. Мрак комнаты тут же рассеялся, и пыль золотистым хороводом затанцевала в солнечных лучах.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы отправились с нами в Пеппериндж-Ай и посмотрели, как там сейчас! – воскликнула девочка.

Затем дети рассказали Эмилиусу о волшебной кровати. Они оставили ее за стеной церковного двора. Сказав об этом, они вспомнили о сумке, привязанной к поручням кровати. В ней были бутерброды с сыром и термос горячего какао. Экономка Эмилиуса еще спала, а сам он не умел готовить. В конце концов Эмилиус все же сходил в кладовую и отыскал остатки жареного зайца и кувшин молока. С глубоким облегчением он узнал, что это не его заклинание вызвало детей из будущего. Он даже отважился пойти с ними на церковный двор, чтобы взглянуть на кровать.

Ворота церковного двора были открыты. Внутри, возле одной из могил, стояла кровать. Авоська висела на прежнем месте.

Там они все вместе и позавтракали. За едой дети рассказали Эмилиусу все о мисс Прайс, не называя, впрочем, ее настоящего имени. Голодные кошки бродили вокруг, а город семнадцатого столетия медленно пробуждался ото сна.

Глава пятнадцатая
Гость

В ту ночь, когда дети отправились в прошлое, мисс Прайс спала в комнате Кери. На душе у нее было неспокойно. Правильно ли она поступила, отпустив детей одних? Мисс Прайс совсем запуталась в том, что справедливо, а что нет. Ведь то, что справедливо для детей, едва ли справедливо по отношению к их родителям. Кроме того, путешествие не было спланировано во всех мелочах. Вначале они установили, сколько оборотов шишка могла делать вообще, а затем разделили их на примерное количество лет. Попасть дети рассчитывали во времена королевы Елизаветы, но бог знает, как вышло на самом деле. Правда, Чарльз догадался сделать булавкой царапины на резьбе и на самой шишке, чтобы Поль видел, на сколько делений следует крутить. И все же точно сказать ничего было нельзя, так как ни мисс Прайс, ни дети не знали, с какого года следует начинать отсчет времени – с тысяча шестьдесят шестого года, которым начинается официальная история Англии, или вообще – от начала мира.

– О боже! – бормотала мисс Прайс, ворочаясь в кровати Кери. – Все! Это будет последнее путешествие! В том случае, если они, конечно, благополучно вернутся домой.

Надо признать, мисс Прайс сделала все, от нее зависящее, снаряжая детей в дорогу. Постельные принадлежности были аккуратно сложены, а матрас покрыт водонепроницаемой подстилкой. Мисс Прайс снабдила детей термосом с горячим какао, бутербродами с сыром и вареными яйцами. Она дала им атлас мира и походную аптечку. Может, им стоило взять оружие? Но какое? В доме не было никакого оружия, за исключением каминной кочерги и сабли отца мисс Прайс.

– О боже! – Мисс Прайс натянула одеяло на голову. Перед глазами у нее стояли дети, робко бредущие сквозь суровую и дикую Англию, населенную диплодоками, саблезубыми тиграми и неандертальцами.

К утру мисс Прайс забылась тяжелым сном, но скоро ее разбудил стук неожиданно открывшейся двери. Яркий солнечный свет лился сквозь неплотно задернутые шторы, а возле кровати стояла Кери.

– Который час? – спросила мисс Прайс, садясь в постели.

– Почти девять часов. Мальчики одеты. Я не хотела будить вас…

– Слава богу, вы вернулись в целости и сохранности! – воскликнула мисс Прайс. – О своих приключениях можете рассказать позже. Завтрак готов?

– Да. Мальчики уже сели за стол. Но… – Кери замялась.

Мисс Прайс спустила ноги с кровати и стала нащупывать ими шлепанцы. Почувствовав замешательство Кери, она подняла глаза:

– Что «но»?

– Нам пришлось достать еще один прибор, – смущенно сказала Кери.

– Еще один?

– Да… Мы, видите ли, кое-кого привезли с собой.

– Привезли сюда, в этот дом? – медленно переспросила мисс Прайс.

– Да… Мы думали, вы не будете возражать. Это всего на один день. Ему незачем оставаться здесь на ночь и все такое…

Кери умоляюще смотрела на мисс Прайс.

– Это… мужчина? – Щеки мисс Прайс слегка порозовели.

– Да. Его зовут Эмилиус Джонс. Он чародей. Он очень милый, хотя по внешнему виду этого не скажешь.

– Мистер Джонс, – эхом отозвалась мисс Прайс. С тех пор как умер ее отец, в доме не появлялся ни один мужчина. Мисс Прайс успела позабыть все мужские привычки. Она совершенно не помнила, что мужчины любят есть и о чем предпочитают говорить.

– Ты сказала – кто он? – растерянно спросила мисс Прайс.

– Чародей. Мы думали, вы будете рады. Он когда-то жил недалеко отсюда, с тетей. Нам показалось, вам будет о чем поговорить.

– Кто доставит его обратно? – поинтересовалась мисс Прайс, нахмурив брови. – Кери, это просто безрассудство с вашей стороны! Ночью я решила, что это будет последнее путешествие! И что же? Вы подбираете незнакомого чародея, которого, как вы прекрасно знаете, надо будет отправить обратно! А это означает еще одно путешествие!

Наконец мисс Прайс нащупала шлепанцы.

– Где, ты говоришь, он находится?

– В вашей спальне, – ответила Кери.

Это сообщение еще больше вывело мисс Прайс из себя.

– О боже! – простонала она. – Что же дальше будет?

Она надела синий фланелевый халат и сердито завязала пояс.

– Как я теперь смогу одеться и причесаться? Я очень недовольна, Кери! Отведи его вниз, к столу, и знай – разговор не окончен!

Эмилиус кротко последовал за Кери вниз по лестнице. Он выглядел совершенно ошеломленным и лишь бессмысленно таращился вокруг. Садясь за стол, он слегка качнулся в сторону Поля, который уже почти управился со своей овсянкой.

Кери обеспокоенно взглянула на гостя:

– Мистер Джонс, с вами все в порядке?

– Да, все хорошо.

– Вы очень бледны.

Эмилиус провел дрожащей рукой по растрепанным волосам.

– Просто я немного удивлен, – объяснил он, слабо улыбаясь.

Кери с сомнением смотрела на него. Произведет ли он нужное впечатление на мисс Прайс? В ярком свете дня Эмилиус выглядел не слишком опрятно: взъерошенные волосы космами свисали на плечи, бледная кожа имела сероватый оттенок. Длинные худые руки покрыты пятнами, а под ногтями виднелась черная кайма. Дорогая бархатная мантия оказалась сильно забрызгана грязью.

Однако времени привести его в порядок не было. Скоро в комнату вошла мисс Прайс. Выглядела она слегка взволнованной. На ней была ее лучшая розовая блузка, которую она берегла для поездок в Лондон. Эмилиус вскочил на ноги.

Мисс Прайс быстрым взглядом окинула его худую долговязую фигуру.

– Значит, это и есть мистер Джонс? – спросила она весело, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Эмилиус Джонс. Ваш слуга. Более того… – гость низко поклонился, – ваш раб…

– Здравствуйте, – быстро сказала мисс Прайс.

– Я воистину счастлив, – продолжал Эмилиус, – лицезреть того, чье искусное ремесло, словно растение, пускающее корни в землю и собирающее все полезные соки, прорастает сквозь столетия, чтобы пышно расцвести здесь, в двадцатом веке. Я обращаю полный благоговения взгляд, взгляд того, кто смел сомневаться…

Мисс Прайс, слегка покраснев, подвинулась к чайнику.

– Как красиво! – воскликнула она, тихо хихикнув. – Я бы так не сказала. Вы пьете чай с молоком или с сахаром?

– Вы очень щедры, – проговорил Эмилиус, глядя на нее очарованным взглядом.

– Не стоит благодарности… Садитесь.

Эмилиус медленно сел, не отрывая взгляд от хозяйки. Мисс Прайс, поджав губы, в задумчивом молчании наполнила две чашки. Передавая чашку гостю, она осведомилась:

– Я слышала, у вас тетя в этих краях?

– И дом, – вставила Кери поспешно. То, что у Эмилиуса есть собственность, могло положительно повлиять на мнение мисс Прайс. – Дом стоял на горе Медника…

– В самом деле? – подняла брови мисс Прайс. В ее голосе звучало сомнение. – Разве на Горе Медника есть дом?

– Конечно! – заверил ее Эмилиус. – Очень красивый, чистый дом с яблоневым садом.

Мисс Прайс недоверчиво взглянула на гостя.

– В самом деле? – повторила она, после чего, вспомнив о хороших манерах, добавила: – Вы будете овсянку или рисовые хрустящие хлопья?

Эмилиус выбрал овсянку. За столом снова воцарилось молчание, хотя и относительное: Эмилиус ел довольно шумно и, как заметила Кери, не слишком опрятно. Когда он выпил свою чашку чая в три глотка (словно это было лекарство), мисс Прайс поджала губы и посмотрела на Поля.

– Тебе лучше пойти погулять, дорогуша, – сказала она.

– Но я еще не закончил! – возразил Поль.

– Тогда быстро доедай.

Поль, подражая Эмилиусу, с чавканьем принялся доедать овсянку. Мисс Прайс отвернулась, изящно взяла ложку и, разбив яйцо, стала медленно его чистить. Затем, прикрыв глаза, поднесла ложку ко рту.

«О боже!» – подумала Кери, которая прекрасно знала, что это не предвещает ничего хорошего. Краем глаза она взглянула на Эмилиуса, который, облупив одно яйцо и засунув его в рот целиком, принялся за другое. Он рассеянно очищал скорлупу, погрузившись в раздумья. Неожиданно он громко рыгнул.

Мисс Прайс открыла глаза, но выражение ее лица не изменилось.

– Еще чаю, мистер Джонс? – вежливо спросила она.

Эмилиус поднял глаза.

– Нет, я сыт, – сказал он, но, увидев удивление окружающих, быстро добавил: – Настой действительно замечательный! Лучше не бывает! И, говорят, помогает при эпилепсии.

– В самом деле? – в третий раз сказала мисс Прайс и в недоумении осмотрелась по сторонам. – Может, тогда тост и мармелад?

– Мармелад?

– Это консервы из апельсинов.

– Ах да! – воскликнул Эмилиус. – Как это я забыл! Мне он очень нравится!

Он придвинул к себе все блюдо и, вооружившись ложкой для варенья, не спеша, выскреб его дочиста. Поль, как зачарованный, смотрел на происходящее. Его глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а рот раскроется так широко, что туда спокойно войдет паровоз и несколько вагонов.

– Поль, иди погуляй! – быстро сказала мисс Прайс. После этого она вежливо повернулась к Эмилиусу, который, освоившись, откинулся на спинку стула и задумчиво облизывал ложку. – Дети мне сказали, вы интересуетесь магией?

Эмилиус сразу положил ложку, весь обратившись в слух.

– Да, это так. Можно сказать, это мое призвание.

– Вы практикуете за деньги?

Эмилиус улыбнулся, слегка покачав головой:

– А как же иначе?

Совершенно неожиданно мисс Прайс приятно оживилась:

– Ну… я не знаю… Видите ли… – Ее лицо стало совсем розовым. – Выходит, вы настоящий профессионал! Я еще ни разу в жизни не встречала ни одного…

– Действительно?

– Ну… – Мисс Прайс колебалась. – Видите ли… Я хочу сказать… – она глубоко вздохнула, – что это очень приятная для меня встреча.

Эмилиус пристально посмотрел на хозяйку:

– Но разве вы, мадам, не практикуете за деньги?

– Я? Боже мой, конечно нет! – Мисс Прайс принялась наливать вторую чашку чая. – Я всего лишь любитель. Да и то начинающий.

– Да и то начинающий… – повторил Эмилиус, пораженный до глубины души. – Тогда, если я правильно понимаю, это не вы, мадам, заставили кровать летать?

– Кровать? Да, это сделала я… Но… – Мисс Прайс засмеялась и отхлебнула из чашки. – Это было совсем легко. Я лишь следовала книге.

– Лишь следовали книге, – ошеломленно повторил Эмилиус. Достав из кармана костяную зубочистку, он с озабоченным видом принялся ковырять в зубах.

У Кери немного отлегло от сердца: мисс Прайс болтала без умолку и становилась все разговорчивее.

– Мне все приходится тщательно проверять, измерять и взвешивать! Я ничего не могу выдумать сама! Правда, я очень люблю изобретать заклинания. Но ведь это не очень сложно. Вы, я думаю, немало изобрели, – добавила она, уважительно понизив голос.

На мгновение испуганный взгляд Эмилиуса обратился к Кери. Однако почти тут же скользнул дальше.

– Нет! Нет! – воскликнул он с пафосом, а затем, увидев выражение лица мисс Прайс, скромно добавил: – Не стоит упоминания.

С затравленным видом он оглядел комнату и наткнулся на пианино.

– Какие необычные клавикорды, – переменил он тему разговора.

Мисс Прайс встала и подошла к инструменту.

– В действительности тут нет ничего необычного. Это пианино, – объяснила она, и, так как Эмилиус подошел и стал рядом, она подняла крышку. – Вы играете?

– Немного.

Эмилиус сел на табуретку и взял несколько нот, прикрыв глаза так, словно прислушивался к тону. Затем, кивая головой и быстро перебирая пальцами, сыграл небольшой отрывок из Вильяма Берда. Играл он с большим чувством, но в то же время сдержанно. Мисс Прайс была приятно удивлена.

– Очень мило, – призналась она, затем, быстро взглянув на часы, поднялась и принялась убирать со стола.

– Это было чудесно! – воскликнула Кери, вскакивая, чтобы помочь мисс Прайс. – Пожалуйста, сыграйте еще!

Эмилиус посмотрел на нее и слегка улыбнулся.

– Saepe labat equus defessus [1]1
  Усталый конь часто спотыкается (лат.).


[Закрыть], – объяснил он и перевел взгляд на мисс Прайс.

Лицо мисс Прайс осталось бесстрастным.

– Да, вполне, – согласилась она неуверенно.

– Или, может, – продолжил Эмилиус, – лучше было сказать «Mira mimia oculos inebriant»? [2]2
  Дивные движения глаза опьяняют (лат.).


[Закрыть]

– Ну, – хихикнула мисс Прайс, – это уж как вам будет угодно, – и она с излишним, как показалось Кери, шумом принялась собирать тарелки.

– Может, – неуверенно сказал Чарльз, – он имеет в виду, что устал с дороги…

Мисс Прайс густо покраснела:

– Ах да! Конечно! Как это глупо с моей стороны! Чарльз, дорогой, возьми этот стул и поставь под шелковицей, чтобы мистер Джонс мог спокойно отдохнуть…

Она озабоченно оглядела комнату.

– Надо найти ему что-нибудь почитать. Где «Дейли телеграф»?

Найти «Телеграф» они не смогли, но вместо этого нашли книгу под названием «История Англии для самых маленьких».

– Она наверняка ему подойдет, – настаивал Чарльз. – Я имею в виду, что все, начиная с главы седьмой, для мистера Джонса будет новостью.

Они вышли через заднюю дверь, чтобы Эмилиус смог осмотреть кухню. Его удивлению и восхищению не было конца. Ему нравилось все: электрическая плита, пластмассовая полка для тарелок, раковина из нержавеющей стали. Выражал он свое восхищение в довольно странной, поэтической форме. Мисс Прайс была чрезвычайно польщена.

– Холодильник я себе позволить не могу, по крайней мере, пока, – сказала она, нежно поглаживая сверкающую поверхность раковины. – Но и это довольно красиво, не правда ли? Сорок три фунта семь шиллингов и десять пенсов без работы водопроводчика. Но на такое денег не жалко.

Лишь в саду Эмилиус окончательно пришел в себя. Его знание растений поразило даже мисс Прайс. Он рассказывал ей о бесчисленных способах применения того, что казалось самым обычным сорняком. Мальчик, который развозил молоко (он работал на мистера Биссельвейта), прекратил свистеть и уставился на Эмилиуса.

Эмилиус, одетый в длинную бархатную мантию, гордо, с чувством собственного достоинства, пересек лужайку. Через минуту свист возобновился, и мальчишка, по обыкновению, небрежно скинул с повозки флягу с двумя пинтами молока.

Оставив Эмилиуса с книгой в тени шелковицы, Чарльз и Кери отправились в спальню мисс Прайс.

– Мисс Прайс, – прошептала Кери, словно Эмилиус мог ее услышать. – Он вам нравится?

Мисс Прайс стелила постель. Она остановилась, держа простыню в руках.

– У него есть индивидуальность, – сдержанно сказала она.

– Только подумайте, – продолжила Кери, – о скольких вещах вы сможете поговорить! Вы даже еще не начали…

Мисс Прайс нахмурилась.

– Н-да, – протянула она неуверенно, – такая возможность выпадает один раз в жизни.

Мисс Прайс повернулась и села на край кровати.

– Думаю, мне лучше быть совершенно откровенной, – объявила она. – Он может остаться, но только при одном условии.

– Каком? – взволнованно воскликнули ребята.

Кончик носа мисс Прайс слегка порозовел.

– Надо убедить его принять ванну. А еще его надо постричь.

– О, я уверена, он охотно согласится на это! – поспешила заверить ее Кери.

– А его одежду мы отправим в чистку.

– Но что же он будет носить все это время?

Мисс Прайс задумалась:

– У меня есть старый костюм отца… и еще кое-что в сундуке…

Кери и мисс Прайс оставались в комнате, в то время как Чарльз энергично убеждал Эмилиуса, сидящего под шелковицей, последовать их совету. В тихом летнем воздухе звук его голоса был хорошо слышен из окна. Голос Чарльза звучал монотонно, зато Эмилиус разговаривал на повышенных тонах. Казалось, разговор никогда не закончится. Несколько раз повисали долгие паузы. Кери закрыла глаза и стала терпеливо ждать: она знала, что дело было не из легких. Наконец она увидела, что Эмилиус встает. Когда две фигуры приблизились к дому, Кери юркнула в комнату, успев, правда, услышать последнюю фразу Эмилиуса: