Текст книги "Личные мемуары Е. П. Блаватской"

Автор книги: Мэри Нэфф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

«Большая разница в стилях, которыми написаны ее рукописи, иногда отличающихся совершенством, неопровержимо доказывает, что это была работа не одного ума. Различия в почерке, в ментальном методе, литературных приемах и в стилях подтверждают эту мысль…» [18, т. I, с.225]

«Каждое изменение в почерке сопровождалось изменением в манере, настроении, выражениях и литературных способностях Е.П.Б. Когда она обходилась только своими силами, это нетрудно было заметить. Из-за некоторой неопытности ей приходилось прибегать к исправлениям, а когда такие листы передавались мне для правки, в них были ужасные ошибки и неточности». [18, т. I, с.243]

«Излишние замены старых „копий“ на новые, перестановки из одной главы в другую, из одного тома „Разоблаченной Изиды“ в другой, замедляли ее работу, когда она находилась в нормальном состоянии, и, как следствие, предполагали болезненную борьбу „неопытной руки“ с гигантской литературной задачей. Без знания английской грамматики и литературных приемов, без привычки к длительному писательскому труду, но обладая безграничной храбростью и умением концентрировать свои мысли, что почти несовместимо, она неделями и месяцами продвигалась по пути к своей цели, выполняя указания своего Учителя. Этот литературный подвиг превосходит все ее феномены.» [18, т. I, с.224]

«Боутон [ее издатель] потратил 600 долларов на исправления и переделки, сделанные ею в гранках… Когда издатель наотрез отказался вкладывать дополнительные средства в это предприятие, мы уже почти полностью подготовили рукопись третьего тома. И все это было уничтожено перед нашим отъездом из Америки. Е.П.Б. не думала, что будет использовать эти материалы в Индии, и поэтому ее статьи в журнале „Theosophist“, „Тайная Доктрина“ и другие последующие литературные труды остались без них. Как часто мы с ней сожалели о том, что те ценные страницы были так бездумно утрачены!» [18, т. I, с.216]

Е.П.Б. писала из Итаки Александру Аксакову 20 сентября 1875 года: «Я пишу теперь большую книгу, названную мною по совету Джона „Skeleton Key to mysterious Gates“ („Ключ к таинственным вратам“). Задаю же я вашим европейским и американским ученым, папистам, иезуитам и этой расе полученых, les chatres de la sciense [исследователей науки], которые все разрушают, ничего не создавая и не способны создавать». [4, с.274, 275] Годы спустя, изменив на «Ключ к Теософии», она использовала это заглавие для одной из своих книг. Она затем предложила назвать книгу «The veil of Isis» («Покров Изиды»), и первый том вышел под этим названием, оно напечатано в верхней части каждой его страницы. Но ее издатель, м-р Д. В. Боутон написал ей 8 мая 1877 года, что их общий друг м-р Сотеран сообщил ему о том, что в Англии уже опубликована другая книга с таким же названием. Таким образом, после этой даты, книга получила название «Разоблаченная Изида».

17 сентября 1877 года Е.П.Б. отправилась навестить профессора Корсона в Итаке и пробыла у него до середины октября. Д-р Евгений Роллин Корсон, сын профессора, интересно рассказал о ней в своей книге «Some Unpublished Letters of Helena Petrovna Blavatsky» («Некоторые неопубликованные письма Елены Петровны Блаватской»): «В то время, когда Е.П.Б. прибыла в Итаку, стояла отличная погода. В октябре здесь индейское лето; деревья одеваются в осенний наряд, вечера и ночи становятся бодрящими и морозными, к середине дня разливается приятное тепло, дальние холмы и блестящее озеро как и летом виднеются в дымке. Вся округа очень красива. Итака расположена в долине на берегу озера Кайюга-Лейк, среди холмов, покрытых густыми лесами. Дом моего отца находился на восточном холме. На этом же холме возвышаются величественные здания [Корнуэльского] университета…

Однажды вечером, моя мать, предполагая ночные заморозки, хотела занести в дом горшки с растениями, которые стояли на крыльце, но Е.П.Б. попросила ее не беспокоиться, пообещав, что «Джон» сам занесет их. Итак, они беззаботно легли спать, а утром все эти растения уже находились в доме…

Она носила просторное платье с каким-то расшитым жакетом. Как моя мать рассказывала мне, в его карманах находились бумага для сигарет и табак. Мой отец, заядлый курильщик и знаток табака, полагал, что она пользовалась дешевым сортом, возможно, из-за нехватки денег. Сигареты она курила беспрестанно и цветочные горшки всегда были полны окурками. У нее был специальный рабочий халат, известный по фотографии Бэрдслея.[60]60
  Фотография опубликована в журнале «Theosophist» в октябре 1929 г.


[Закрыть]

Она все свое время проводила за письменным столом, писала, писала, писала в основном днем, а иногда и до поздней ночи, ведя огромную корреспонденцию. Здесь она начала работать над «Разоблаченной Изидой». Ежедневно она исписывала своим убористым почерком по двадцать пять страниц. Она не пользовалась книгами, а, между тем, у моего отца была огромная библиотека, почти целиком состоящая из английской литературы, но она крайне редко обращалась к нему за консультацией.» [21, с. 25—36]

М-р В. К. Джадж написал об этом же в своей статье, опубликованной в газете «New York Sun» от 26 сентября 1892 года: «Разоблаченная Изида» привлекла к себе широкое внимание, и в откликах всех нью-йорских газет подчеркивалось, что в книге содержится результат огромной исследовательской работы. Для меня и для многих других свидетелей подготовки этой книги было очень странным то, что автор для своих исследований не пользовался библиотекой и при этом отсутствовали предварительные заметки. Все было написано сразу, как бы по волшебному мановению руки. Но тем не менее, книга содержит множество ссылок на издания, хранящиеся в Британском Музее, а также в других крупнейших библиотеках. И каждая ссылка абсолютно верна. Это говорит о том, что или эта женщина была способна хранить в своей памяти такую массу фактов, дат, чисел, названий и сюжетов, на что не способен ни один человек, или остается признать, что ей помогали какие-то невидимые существа».

Д-р Корсон описал следующий забавный эпизод: «Однажды мой отец сказал ей: „Жаль, Мадам, что вы еще не видели красоту, окружающую вас. Я бы хотел предоставить вам экипаж, чтобы вы осмотрели здания университета и чудесные окрестности“. В конце концов, она согласилась, но мой отец попросил ее не курить во время прогулки, так как это могло вызвать нежелательные толки людей, не привыкших к подобному и которые повредили бы его репутации солидного университетского профессора. На это она весьма неохотно согласилась.

Однако, перед самым окончанием поездки, Мадам сказала, что ей совершенно необходимо выкурить сигарету, что она больше не может терпеть ни минуты. Она попросила остановить экипаж, чтобы выйти и спокойно покурить, присев на придорожный камень, заметив при этом, что не произойдет ничего страшного, если кто-то и примет ее за цыганку. Итак, автор «Разоблаченной Изиды» и «Тайной Доктрины» сидела, поглощенная своими думами, забыв обо всем, что ее окружало, забыв о лошадях, кучере, экипаже и его обитателях. Возможно, не табак был тому причиной, а ее желание побыть наедине с собой. Покурив, она вернулась в экипаж и прогулка была продолжена.

Мой отец, вспоминая ее и подчеркивая свое восхищение, часто говорил: «Никогда я не встречал такой сильной натуры, сильной в своих желаниях и стремлениях; окружающее не имело для нее значения, даже если небеса рухнут, она будет продолжать свой путь». [21, с.26, 27]

Е.П.Б. заранее добродушно предупреждала своих друзей в Итаке об этом своем «национальном грехе» – курении. Отвечая на их приглашение, она говорила: «Увы, мой дорогой сэр, я действительно в своем роде большая грешница, я непростительно грешна в глазах добропорядочных американцев… Вы очень добры ко мне, пригласив в Каскад, но что вы скажете, увидев как ваша гостья каждые пятнадцать минут будет украдкой выходить из комнаты и прятаться за дверью или где-то во дворе, чтобы выкурить сигарету? Вынуждена признаться, что я, как и все женщины в России, курю прямо в своей гостиной, как принято в гостиных любой уважающей себя дамы, от великосветской княжны, до жены простого служащего. Согласно нашему национальному обычаю, они курят и в экипаже, и даже в фойе театра. Здесь же я вынуждена скрываться, как вор, из-за того, что американцы оскорбляли меня, приводили в замешательство, публикуя обо мне всякие небылицы, обзывая при этом самыми прекрасными именами. Все это привело к тому, что не сумев избавиться в течение более двадцати лет от своей безобидной привычки, дошла до того, что я считаю обыкновенным малодушием. Но, если вы можете простить мне мои национальные грехи, то, конечно, я буду счастлива принять ваше любезное приглашение… Скажите ей (миссис Корсон), что я обещаю никогда не курить в ее гостиной». [21, с.132, 133]

Глава 37
Кто писал «Разоблаченную Изиду»?

«Рукописи» Е.П.Б., изготовленные в разное время, имели большие отличия. Почерк определяет особенности характера, поэтому человек, знакомый с ним, всегда способен определить любую страницу Е.П.Б. Но при тщательном исследовании можно обнаружить по крайней мере три или четыре варианта ее стиля, и каждый из них, постоянный в продолжение нескольких страниц рукописи, дает новый каллиграфический вариант… Один из почерков Е.П.Б. был мелкий, но простой; еще один – отчетливый и свободный; другой – простой, среднего размера и очень четкий; следующий – быстрый и неразборчивый со странными иностранными буквами. Все эти стили почерка были связаны с огромнейшими различиями в ее английском языке. Иногда мне приходилось делать по нескольку исправлений на каждой строчке, в других случаях, просматривая целые страницы, я едва ли находил всего одну ошибку. Самыми лучшими были рукописи, написанные для нее, когда она спала. Тому пример – начало главы о цивилизации древнего Египта. Как обычно, мы закончили в два часа ночи, оба очень уставшие, предвкушая перекур и последнюю беседу перед сном. На следующее утро, когда я спустился к завтраку, она показала мне целую кипу, по крайней мере 30-40 страниц рукописи, написанных прекрасным почерком. Она сказала, что все это было написано для нее Учителем, имя которого в отличие от других никогда не упоминалось. Эти страницы были совершенны во всех отношениях и пошли в печать без исправлений.

Любопытно, что каждое изменение в рукописи Е.П.Б. происходило либо после того, как она на какой-то момент выходила из комнаты, либо когда она входила в транс или абстрактное состояние, и ее взгляд был безжизненно направлен мимо меня в пространство.

Также имели место отчетливые изменения в ее индивидуальности, скорее в ее личных особенностях, в походке, в голосе, в манерах и более того – в ее нраве… Она выходила из комнаты одним человеком, а возвращалась другим. Но менялись не физическое тело, а особенности ее движений, речи и манер, ментальная ясность, взгляд на вещи, английская орфография, а главное – очень менялось ее настроение… Мистер Синнет говорил: «Она была философом и могла пожертвовать всем миром ради спиритуалистического прогресса, в то же время предавалась неистовым страстям из-за простейших причин. Долгое время это было для нас серьезной загадкой.» Согласно теории, если тело занято мудрецом, то оно вынуждено действовать со спокойствием мудреца, если нет, то нет. Загадка решена.» [18, т. I, с.210]

«В вопросе замещения тела Е.П.Б. (Авиша) существовало дополнительное доказательство, известное тем, кто обращал на него внимание. Предположим, что Учитель А. или В. был „на страже“ час или более, работал над „Изидой“ один или вместе со мной, и в определенный момент сказал что-то мне или кому-то из третьих лиц, если таковые присутствовали. Неожиданно она (он?) замолкает и, извинившись, выходит из комнаты. Она вскоре возвращается, осматривается, как человек, впервые попавший в незнакомую комнату, скручивает себе свежую сигарету и говорит что-то, не имеющее ни малейшего отношения к нашему предыдущему разговору. Кто-то из присутствующих, желая вернуть ее к обсуждаемому ранее предмету, любезно просит пояснить. Она смущается, потеряв нить разговора; начинает говорить нечто противоположное сказанному ранее, а если ей делали замечание, то раздражается, применяя при этом крепкие выражения. Если же ей напоминали, что до этого она говорила то-то и то-то, она на мгновение задумывалась и, извинившись возвращалась к первоначальной теме. Иногда она была быстра, как молния, в этих переменах. Я забывал о ее сложной натуре, часто раздражался из-за ее кажущейся неспособности придерживаться определенного мнения и ее отказа от слов, произнесенных ею минуту назад.

Позднее мне объяснили, что требуется некоторое время после вхождения в живое тело для соединения чьего-то сознания с мозговой памятью предыдущего владельца. Если кто-то пытается продолжить беседу до того, как произойдет это соединение, то возможны ошибки, подобные вышеуказанным. Кто-то выходящий говорил: «Я должен оставить эту мысль в уме, чтобы мой последователь смог найти ее там», или Кто-то входящий, дружески поприветствовав меня, спрашивал, каков был предмет обсуждения перед изменением.» [18, т. I, с. 289—291]

«…Не требовалось многословных объяснений, после того как мы стали „двойниками“, проработав вместе достаточно долго, и я познакомился с особенностями ее речи, настроений и импульсов. Обмен происходил просто; после того, как она выходила из комнаты и возвращалась, мне достаточно было быстрого взгляда на черты лица и поведение, чтобы я мог сказать себе то или другое и всегда оказывался прав». [18, т. I, с.243]

«Они поняли, что я научился различать их и даже придумал им имена, которыми мы с Е.П.Б. называли их, когда они отсутствовали. Они часто приветствовали меня низким поклоном или дружеским прощальным кивком, выходя из комнаты перед очередным изменением. Иногда они беседовали со мной друг о друге, как говорят друзья о своих знакомых, поэтому я узнал о некоторых их личных историях». [18, т. I, с.246]

По любопытному совпадению, перечитывая предыдущий отрывок, я вспомнил одно обстоятельство, стал перелистывать кучу старых ньюйоркских писем и заметок, пока не обнаружил следующее. В заметке того времени встречается описание моей беседы с одним Махатмой, венгром по происхождению, который в тот вечер вселился в тело Е.П.Б.: «Прикрыв глаза, он убавил газ в светильнике, стоящем на столе. Спрашиваю, зачем. Отвечает, что свет это физическая сила. Попадая в глаза незанятого тела, он встречает препятствие, отражаясь, наносит удар и травмирует астральную душу временного владельца. Этим ударом он может быть вытолкнут. При этом возможен даже паралич незанятого тела. При вхождении в тело должны быть соблюдены исключительные предосторожности. Полное слияние не происходит, пока не будут соответствовать до автоматизма их кровообращение, дыхание и т. п. Тем не менее даже на больших расстояниях существует эта тесная связь. Тогда я зажег люстру, но заместитель сразу же взял газету и закрыл ею свою голову от света. Удивившись, я попросил объяснения. Мне ответили, что сильный верхний свет, освещающий макушку, более опасен, чем направленный прямо в глаза». [18, т. I, с.275]

Я заметил, что когда физическая Е.П.Б. находилась в раздражительном состоянии, редко кто занимал ее тело, за исключением Учителя – духовного наставника и опекуна, чья железная воля была сильнее ее. Кроткие философы в такое время предпочитали держаться в стороне.» [18, ст. I, с.257]

Один из этих ее Alter Ego («Второе Я»), которого я затем встречал лично, носит большую бороду, длинные усы, закрученные на раджпутский манер, переходящие в бакенбарды. У него привычка теребить свои усы в минуты глубокой задумчивости. Он это делает механически и бессознательно. Временами личность Е.П.Б. исчезала, и она становилась «Кем-то другим». Я наблюдал, как она с отрешенным видом разглаживала и закручивала несуществующие у нее усы, пока мой пристальный взгляд не выводил ее из этого состояния, тогда она быстро убирала руку от лица и продолжала свою писательскую работу.

Следующим был некто, кто не любил английский язык так сильно, что не желал со мною разговаривать ни на каком другом языке, кроме французского. У него был прекрасный артистический талант и страстное увлечение всякими механическими изобретениями. Время от времени приходил другой. Он сидел, небрежно чертил что-то карандашом, сочинял дюжины станцев, содержащие и возвышенные идеи и юмористические строки. Итак, каждый из них имел свои отличительные особенности так же, как все наши обычные знакомые и друзья. Один был хороший рассказчик, веселый и очень остроумный; другой олицетворял собой достоинство, сдержанность и эрудицию. Один был спокойным, терпеливым и доброжелательным помощником, другой дотошный и иногда раздражительный. Один всегда подчеркивал и объяснял научное и философское значение предметов, о которых я писал, демонстрируя феномены мне в назидание; в то время как другому я не осмеливался даже упоминать о них». [18, т. I, с.244]

«Когда один из Них был „на страже“, как я обычно говорил, то все особенности ее рукописи повторяли свойственный ему литературный стиль как и в предыдущее его посещение. Он обычно писал на различные темы по своему вкусу, и Е.П.Б. играла роль не только секретаря, а того и другого одновременно. Если бы в то время мне дали любую страницу из „Изиды“, то я с полной уверенностью смог бы сказать, кем они были написаны». [18, т. I, с.246]

«Мы работали, сотрудничая по крайней мере с одним невоплощенным существом – чистой душой одного из мудрейших философов современности… Он был великим исследователем Платона, и мне говорили, что изучение смысла жизни настолько поглотило его, что он стал привязан к земле, то есть не смог разорвать эти узы и сидел в астральной библиотеке, созданной им ментально, предаваясь своим философским размышлениям… Он страстно желал работать с Е.П.Б. над этой книгой и внес большой вклад в философскую ее часть. Он не материализовывался и не сидел с нами, не вселялся в Е.П.Б. медиумически, а просто его голос диктовал текст, советовал ей, как использовать сноски, отвечал на мои вопросы о деталях, инструктировал меня о принципах и играл роль третьего лица в нашем литературном симпозиуме…» [18, т. I, с.243]

«Е.П.Б. служила Платонисту секретарем самым настоящим образом. Их отношения ни в чем не отличались от отношений, характерных между личным секретарем и его хозяином, кроме того, последний был видимым для нее и не видим для меня… Он казался не совсем „Братом“, как мы обычно называли Адептов, и все же более им, чем кем-нибудь иным… Он никогда ни единым словом не намекал нам, что он считал себя ни кем иным, как живым человеком. Но мне говорили, что он не осознавал, что уже умер и покинул свое тело. Он плохо ориентировался во времени, и я помню, как мы с Е.П.Б. смеялись, когда однажды под утро в 2-30 после необычайно тяжелой ночной работы мы собрались уже покурить напоследок, он тихо спросил ее: „Вы готовы начать?“ И я также помню, как она сказала: „Ради Бога, не смейтесь даже в глубине своей души, иначе старичок обязательно услышит и обидится“ [18, т. I, с. 238—243]

Я имел доказательство, что по крайней мере некоторые из тех, кто с нами работал, были живыми людьми; увидев их в астральном теле в Америке и Европе, я позднее видел их в Индии, встречался и беседовал с ними». [18, т. I, с.236]

«Однажды вечером в Нью-Йорке, пожелав Е.П.Б. спокойной ночи, я сидел в своей спальне, куря сигарету, предаваясь размышлениям. Вдруг возле меня оказался мой Чохан. Дверь открылась бесшумно, если она открывалась вообще, но тем не менее он был здесь. Он сел, и мы беседовали с ним приглушенными голосами некоторое время, и пользуясь его расположением ко мне, я попросил его об одолжении. Я сказал, что мне хотелось иметь реальное доказательство его посещения, что это не было простой иллюзией или майей, созданной Е.П.Б. Он усмехнулся, развязал свой расшитый индийский тюрбан из хлопчатобумажной ткани, бросил его ко мне, и – исчез. Эта ткань и сейчас хранится у меня, там в углу вышиты инициалы моего Чохана… М.'.» [11, с.110; 18, т. I, с.434; 23, август, 1932]

«Однажды летом мы с Е.П.Б. находились в своем кабинете в Нью-Йорке в послеобеденное время. Были ранние сумерки, и газ еще не зажигали. Она сидела у окна, выходящего на юг, а я стоял у камина, погруженный в свои мысли. Я услышал как она сказала: „Смотри и учись“, и взглянув, увидел дымку, поднимающуюся над ее головой и плечами. Это было похоже на одного из Махатм, того, кто позднее оставил мне свой замечательный тюрбан, астральный двойник которого он в то время носил на своей, рожденной из тумана голове. Поглощенный феноменом, я застыл в молчании. Показалось смутное очертание верхней части торса, затем постепенно исчезло, либо поглощенное телом Е.П.Б., либо нет, я не знаю. Две-три минуты она сидела как изваяние, потом вздохнула, пришла в себя и спросила, видел ли я что-нибудь. Когда я попросил ее объяснить этот феномен, она отказалась, пояснив, что это нужно для развития моей интуиции и для понимания феноменов того мира, в котором я живу. Все, что она могла сделать – это показывать и предоставлять мне самому делать выводы.» [18, т. I, с.266]

«Сможет ли кто-нибудь понять мои чувства после того, как однажды вечером я обнаружил, что ничего не подозревая, я с веселым легкомыслием поприветствовал степенного философа и тем самым нарушил его обычное спокойствие? Воображая, что обращаюсь только к своему „закадычному другу“ Е.П.Б., я сказал: „Ну, старая кляча, давай приниматься за работу!“ В следующее мгновение я покраснел от стыда – удивление и уязвленное благородство на ее лице показывали, с кем я имел дело… Это был тот, к кому я испытывал глубокое почтение. Не только за его обширные знания, возвышенный характер и благородные манеры, но также за его действительно отеческую доброту и терпение. Казалось, что он проник в самую глубину моего сердца, стремясь пробудить мои скрытые духовные возможности. Я узнал, что он выходец из Южной Индии, обладал большим духовным опытом, это был Учитель Учителей. Он жил под видом землевладельца, и никто вокруг не знал, кем он был в действительности. О, я получил от него столько высоких мыслей, разве я могу сравнить их с чем-либо в своей жизни!..

Это был Учитель, продиктовавший «Ответы английскому О.Т.О.» по вопросам, возникшим после прочтения книги «Эзотерический Буддизм», опубликованной в «Theosophist» в сентябре, октябре, ноябре 1883 года. Она записала это в Оотакамунде в доме генерал-майора Моргана, страдая от холода, закутавшись в плед.[61]61
  Этого Учителя называют Регентом Индии. Смотри книгу «"Братья» Блаватской», особенно «Ответы» в главе IV, «Учитель Мория и Регент Индии.»


[Закрыть] Однажды утром я был в ее комнате и листал книгу, когда она сказала: «Пусть меня повесят, если я когда-нибудь слышала о Иафигианах. Вы что-нибудь читали об этом племени, Олькотт? Я ответил, что не читал и поинтересовался, почему она задавала этот вопрос. „Старый господин говорит, чтобы я записала это, – ответила она, – но мне кажется, здесь какая-то ошибка, что вы скажете?“ Я ответил, что если Учитель указал ей это наименование, она должна написать его без опасений, так как он всегда был прав. Так она и сделала. Это пример тех многочисленных случаев, когда она писала под диктовку без своего личного знания». [18, т. I, с. 247—249]

«Однажды вечером я получил запомнившийся урок. Незадолго перед этим я принес домой два хороших мягких карандаша, очень подходящих для нашей работы, один отдал Е.П.Б., а другой оставил себе. У нее была плохая привычка брать якобы взаймы перочинные ножи, карандаши, ластики или другие канцелярские принадлежности, при этом забывая их вернуть; попав однажды в ящик ее письменного стола, они оставались там, несмотря ни на какие мои протесты. В тот вечер Некто рисовал лицо чернорабочего на листе бумаги, беседуя о чем-то со мной, как вдруг он попросил у меня другой карандаш. В моем мозгу возникла мысль, что если я отдам этот хороший карандаш, то попав в ее ящик, он уже не вернется ко мне. Я не сказал этого, а только подумал, но Некто с сарказмом посмотрел на меня, поставил свой карандаш в подставку для ручек, некоторое время подержал его там и, о Боже! Появилась дюжина карандашей, абсолютно таких же по форме и качеству! Он не произнс ни слова, даже не удостоил меня взглядом, но я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Подобного потрясения я не испытывал в моей жизни никогда. И все-таки я вряд ли заслужил этот своеобразный упрек, если учесть, каким „захватчиком карандашей“ была Е.П.Б.» [18, т. I, с.245]

«Я упоминал о том, что часть „Изиды“, написанная самой Е.П.Б. уступает по качеству части, написанной для нее Кем-то. Это абсолютно ясно, ведь как могла Е.П.Б., не имея необходимых знаний, правильно написать о разнообразных предметах, рассматриваемых в этой книге? В ее, по-видимому, нормальном состоянии она читала книгу, делала необходимые пометки, писала об этом, делала ошибки, исправляла их, обсуждала их со мной, заставляла меня браться за работу, помогала моей интуиции, просила друзей достать ей необходимые материалы и продолжала до тех пор, пока кто-нибудь из Учителей не приходил к ней на помощь. Во всяком случае Они не были с нами всегда.

Ею отлично написаны многие страницы, так как она обладала чудесными природными литературными способностями; она никогда не писала скучно или неинтересно и всегда была в равной мере блестящей на трех языках, когда полная сила была с ней. Она писала своей тете, что когда ее Учитель был занят где-то еще, он оставлял вместо себя заместителя и тогда это было ее «Светлое Я», ее Внутренний Голос, который думал и писал за нее. Я не рискну высказать свое мнение по этому поводу, так как никогда не наблюдал ее в этом состоянии. Я знал ее только в трех состояниях: собственно саму Е.П.Б., ее тело, занятое Учителем и секретаря, пишущего под диктовку. Может быть, ее Внутренний Голос занимая ее физический мозг, создавал впечатление, что рядом со мной работал один из Учителей, не могу точно сказать. Но она забыла рассказать своей тете, что часто, очень часто ее никто не занимал, не контролировал, не диктовал ей, она была просто Е.П.Б., нашим близким и любимым другом,[62]62
  Полковник говорил: «Жизнерадостность характера Е.П.Б. – одна из самых очаровательных ее черт. Она любила остроумно шутить и ценила это качество в других. В ее салоне никогда не приходилось скучать, особенно интересно было тем, кто пришел впервые и ничего не знал о восточной литературе и ничего не понимал в восточной философии». [18, т.1, с.456]


[Закрыть] а затем и нашим учителем, стремящимся наилучшим образом выполнить свою литературную миссию.

Несмотря на различное содействие в работе над «Изидой», всю эту книгу, также как и другие работы пронизывает ее самобытность – что-то свойственное только ей…» [18, т. I, с.251, 252]

«Тогда как мы должны рассматривать авторство „Изиды“ и как к этому относилась сама Е.П.Б.? Что касается создателя книги, то это безусловно совместный труд, произведение нескольких различных авторов, а не одной Е.П.Б. Вопрос этот очень сложный и установить, какую лепту внес каждый в отдельности практически невозможно.

Личность Е.П.Б. была таким образом инструментом, распределившим весь материал, контролровавшим его форму, оттенки, выразительность, тем самым наложив отпечаток собственного стиля. Различные владельцы тела Е.П.Б. только изменяли ее привычный почерк, но не писали своим собственным; таким образом, используя ее мозг, они вынуждены были позволять ей окрашивать их мысли и располагать слова в определенном порядке. Подобно тому, как дневной свет, проникая сквозь окна храма, приобретает оттенки цветного стекла, так и мысли, переданные через мозг Е.П.Б., изменялись выработанным ею литературным стилем и способом их выражения.» [18, т. I, с.255, 256]

Е.П.Б. сообщала своим родным: «Когда я писала „Изиду“, то она давалась мне настолько легко, что это не было трудом, а настоящим удовольствием. Почему меня нужно хвалить за это? Когда мне говорят писать, я повинуюсь, а затем могу легко писать почти обо всем – о метафизике, психологии, философии древних религий, зоологии, естественных науках и многом другом. Я никогда не задаюсь вопросом: «Могу я писать об этом?» или «Справлюсь ли я с этой задачей?» Я просто сажусь и пишу. Почему? Потому что мне диктует тот, кто все знает … Мой Учитель, а иногда другие, знакомые по моим прошлым путешествиям…

Пожалуйста, не думай, что я потеряла рассудок. Я намекала тебе о Них и прежде… и я искренне говорю тебе, что когда я пишу о незнакомом или малознакомом мне предмете, я обращаюсь к Ним, и один из Них вдохновляет меня. Он дает мне возможность просто переписать из рукописей, и даже печатный материал, возникающий перед моими глазами в воздухе, во время чего я ни разу не была в бессознательном состоянии. Именно осознание Его покровительства и вера в Его могущество позволили мне стать такой сильной умственно и духовно… и даже Он (Учитель) не всегда необходим; потому что во время Его отсутствия по каким-то другим делам Он оставляет во мне заместителя своих знаний… В такие моменты это уже пишу не я, а мое внутреннее Эго, мое «светлое я», которое думает и пишет за меня.» [20, с.157]

В другом письме она сообщала своей сестре: «Не знаю, Вера, веришь ты мне или нет, что-то необыкновенное происходит со мной. Ты не можешь себе представить, в каком удивительном мире картин и видений я живу. Я пишу „Изиду“, скорее не пишу, а переписываю и срисовываю, что она лично показывает мне. Иногда мне кажется, что древняя Богиня Красоты сама ведет меня через все страны и их прошлое, и я это описываю. Я сижу с открытыми глазами и по-видимому, все вижу и слышу, что реально происходит вокруг меня, и в то же время я вижу и слышу то, что пишу. У меня перехватывает дыхание, я боюсь шевельнуться, опасаясь, что чары исчезнут. Как в волшебной панораме медленно проходят предо мной столетие за столетием, образ за образом. Я пропускаю все это через себя, соединяя эпохи и даты, и знаю наверняка, что ошибки быть не может. Нации и народы, страны и города, давно ушедшие во тьму доисторического прошлого, возникают, затем исчезают, уступая место другим, после чего мне говорят соответствующие даты.

Седая старина сменяется историческими периодами, мифы объясняются мне с событиями и людьми, существовавшими в действительности, и каждое выдающееся событие, каждая новая страница этой многоликой книги жизни предстает передо мной с фотографической точностью. Мои собственные расчеты являются мне позднее, как отдельные цветные картины различной формы в игре, которая называется casse-tete («головоломка»). Я собираю их вместе и стараюсь правильно расположить их одну за другой, но, конечно, это не я делаю, а мое ego, мое высшее Я. И все это происходит при содействии моего Гуру и Учителя, помогающего мне во всем. Если я вдруг забуду что-то, то тут же мысленно обращаюсь к нему или к кому-то другому подобному, и все, что я забыла, предстает у меня перед глазами – иногда целые таблицы с цифрами и длинные перечни событий проходят предо мной. Они помнят все. Они знают все. Без Них, где бы я могла получить знания?» [19, январь, 1895]