Текст книги "Страсть за кадром"
Автор книги: Мэри Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 10
– Бретт, у нас высоко профессиональный бизнес, поэтому я должен был всегда помнить, что французская пресса будет пытаться скомпрометировать меня с того момента, как я вступил в Париж. И она не выпустит меня из-под своего прицела. Ты привыкнешь к этому, – объяснил Лоренс.
Они достигли окраины города и свернули на автостраду к Орли, чтобы встретить самолет Лизи. Бретт очень ждала приезда подруги и думала, что ничто не сможет испортить ее приподнятого настроения до тех пор, пока по пути в аэропорт не раскрыла последнего выпуска «Эспьон», пустой бульварной газетенки. Ведущее место занимала статья об открытии ночного выступления Нуриева в парижском театре оперы и балета, где была помещена всего одна-единственная фотография всемирно известного танцора. Остальное – было посвящено иллюстрации «кто есть кто», присутствующих на таком знаменательном событии, включая и самого закоренелого холостяка в мире моды Лоренса Чапина с его последней пассией, молодой очаровательной американкой Бретт Ларсен.
– Но они намекают, будто я соблазнила тебя, чтобы ты печатал мои снимки, – злясь сказала Бретт, сжимая газету в руках.
– Они хищники, только и ждут твоей смерти!
Первые несколько недель Бретт не принимала приглашений Лоренса на большие церемонии, умышленно избегая быть на виду. Они проводили тихие вечера, обычно обедая в соседней пивной, потом возвращались к Бретт домой, много разговаривая и до изнеможения занимались любовью.
После того как Бретт рассказала о своем детстве и семье, Лоренс понял, отчего она была столь яркой натурой.
– Но я боюсь, ты выбрала не ту работу, если хочешь жить в уединении. Очевидно, тебе надо было бы пасти овец, – подтрунивал он над ней.
Лоренс понимал, что Бретт необходима более «толстая кожа», но был убежден, что время все поставит на свои места.
– Кроме того, мы же знаем, что это не так, ну и в чем дело? – Он потянулся и погладил ее. – Ты счастлива?
– Да, но…
– Только не обращай внимания на то, что люди говорят. Им нравится, что их пересуды тебя задевают.
Бретт понимала, что Лоренс прав. Действительно, она была счастливее, чем мечтала.
Сейчас был май, а с зимы карьера стала расти как снежный ком, и ее публикация в «Вуаля!» прибавила значительный блеск к ее репутации.
А в лице Лоренса она нашла того человека, который, казалось, отвечал всем ее мечтаниям. Не в пример Паоло, он уважительно относился к ее работе, и именно он предложил попробовать себя в издательском деле, что только расширило ее горизонты. Лоренс пользовался всемирным доверием, которого не смог бы добиться ни один из молодых людей, с которыми она была знакома. Он не угрожал ее амбициям. Вместо этого Лоренс вел ее тем проторенным путем, по которому когда-то шел сам, интуитивно понимая, где ей требуется его рука! А если она оступится, он просто возьмет ее на руки.
Она доверяла ему. Помимо всего, Лоренс был потрясающим любовником, чувственным, ласковым и искусным.
Бретт для Лоренса была иллюзией, в которую он не мог поверить. Когда он был молодым и смелым, то отмечал каждый шажок своей карьеры с неистощимой энергией, поражая всех остальных. Позже он продал радости поиска за комфортабельную и спокойную жизнь. «Теперь с Бретт, – думал он, – можно будет разделить приключения, ничем не рискуя». Он мог направлять ее, играя роль профессора перед своим легендарным студентом, и она жаждала и стремилась познать его опыт.
– Ты иди потихоньку, а я поставлю пока машину. В это верится с трудом, но вдруг самолет в самом деле прилетел вовремя, – сказал Лоренс, проезжая мимо табло.
– Хорошо, я буду стоять справа от таможни.
Лизи первой прошла через ворота, и Бретт не представляла, как она смогла совершить такой подвиг, имея в виду ту гору чемоданов, которую она сама взвалила на грузовую тележку. Бретт подсчитала – четыре плюс сумка через плечо. Лизи планировала пробыть шесть недель, однако привезла весь свой гардероб.
– Просто не верится, что я в Париже! Я так рада тебя видеть! – говорила Лизи, когда они обнимались, смеялись и визжали. Затем Лизи немного успокоилась.
– Бретт, полет был потрясающим! Это смахивало приблизительно на поход в частный клуб. Сиденья в первом классе – как диваны. – Бретт, ты выглядишь так, будто… ладно, я думаю, ты влюбилась. Да? Где он? – прошептала она, и ее голова вертелась, как взбесившаяся стрелка компаса.
В этот момент Лоренс вынырнул из толпы:
– Вы, должно быть, Лизи? Как долетели?
– Ээ… да. Было великолепно.
– Сюда, разрешите мне взять это. Я жду вас обеих у машины, – сказал Лоренс, направляя тележку сквозь толчею.
– Бретт, он же взрослый! Ему действительно сорок?
– Да, ему сорок один, но я никогда не задумывалась над этим.
– А он ничего, красивый! – сказала Лизи.
– Знаю, – ответила Бретт, довольная тем, что он произвел на Лизи такое впечатление. В машине Лизи нашла смятую «Эспьон». – О! Здорово, ты – знаменитость, Бретт, ты очень хорошо выглядишь. Мне нравится на тебе это платье. Лоренс, а какая марка этой машины? – Лизи болтала, не умолкая на всем пути до Парижа.
Лоренс отозвал Бретт в сторону, пока Лизи распаковывалась в гостиной.
– Эта юная особа когда-нибудь молчит? – спросил он с раздражением.
– Очевидно, да, когда спит, – сказала Бретт.
«Следующие шесть недель будут тянуться бесконечно», – подумал Лоренс. В тот вечер они обедали в «Ла Тур д'аргент». Бретт и Лизи занимались воспоминаниями и время от времени хихикали, как школьницы. Лоренс резко ощутил свой возраст, и ведь повернись жизнь по-другому, у него сейчас были бы дети такого же возраста.
Бретт заметила, что ему не очень нравился этот вечер. Она поняла, что что-то не так, когда он, припарковав машину на улице Сены, проводил их до двери и пожелал спокойной ночи, автоматически чмокнув ее в щеку.
– Я позвоню тебе завтра.
Следующие четыре дня Бретт и Лизи совершали общепринятые экскурсии по Парижу. Лизи два года экономила деньги на эту поездку, а так как авиабилет оказался подарком Бретт, она потратила большую часть накоплений, чтобы расширить свой университетский гардероб. На пятый день, стерев вконец ноги, Бретт остановилась, пытаясь убедить Лизи, что у нее впереди еще полтора месяца для посещения каждого магазина на хорошо выученном ею маршруте.
Как-то Лизи заметила женщину, качавшую в коляске ребенка и сказала:
– Забыла сообщить – я собираюсь стать тетей! В декабре у Дэвида и Кэт родится ребенок. Компания Дэвида «Хэндс Ал» создала свой первый персональный компьютер «Фин-гетипо-1», который на рынке имел успех. Он занят по-сумасшедшему, они поэтому даже не приезжали домой этой зимой на праздники, и на Рождество, когда появится малыш, мы с родителями поедем в Калифорнию.
В первый раз, с тех пор как она себя помнила, Бретт обрадовалась за Дэвида и его жену без скрытой страстной и неуместной зависти, которую всегда питала, думая о них.
«Наверное, я стала совсем взрослой, – размышляла она. – Дэвид заслуживал того счастья, что обрел, и я знаю, что он будет прекрасным отцом».
– Думаю, что это здорово, но тогда я должна буду обращаться к тебе, как к тете Лилиан, – сказала она. – Может быть, в воскресенье поедем на пикник? – предложила Бретт, когда они ехали на метро.
Обычно они с Лоренсом проводили все воскресенья вместе! Они не виделись целую неделю. Она специально распределила работу, подлаживаясь под приезд Лизи, а Лоренс был очень занят делами.
Тем не менее она убедила его, что день, проведенный за городом, в конце концов даст им возможность немного побыть вдвоем.
В субботу Джо, только что вернувшийся из Лондона, позвонил Бретт.
– Ты не поверишь в то, что я тебе скажу, потому что я сам не очень верю в это. Но я думал, что, если скажу громко, это станет реальностью.
– Думаю, у тебя хорошие новости, – сказала Бретт.
– Мне хочется за это выпить.
– Сохрани свою выпивку на завтра, – засмеялась она и пригласила его на загородную прогулку.
Она хотела, чтобы Джо, один из лучших ее парижских друзей, познакомился с Лизи, ее самой близкой подругой.
В воскресенье утром Лоренс встретился с Бретт, Лизи и Джо, и они все вместе поехали в Компьенский лес, официальное место охоты королей, на берегу реки Ойз. По пути они остановились в уютном ресторанчике, чтобы прихватить для пикника корзину с сыром, холодным мясом, фруктами, пироги с корнишоном и вино.
Они отыскали прекрасное затененное место под огромным раскидистым дубом, разложили ярко-красное стеганое одеяло и начали пирушку.
Был обычный майский день, когда щедрое обещание природы вытесняет все ее капризы и причуды. Юное солнце согревало распускавшиеся листочки и ростки трав со всей гаммой зеленого. Густые перистые облака лениво плавали по чистому небу, подпитывая причудливые фантазии и мечты. Из кустов высокой травы на противоположном берегу реки с криком поднялась стая гусей и улетела за горизонт.
Бретт вытянулась у дерева. Лоренс положил голову ей на колени.
– Итак, Джо, что это за новости, в которые ты не очень веришь? – спросила она. Джо лег на живот и воскликнул:
– На той неделе Габриель послал меня узнать, что это за фирма «Клик Клак». Они делают эти смешные пластиковые часы всех цветов со звездочками, в горошек, в цветочек и еще не знаю с чем. Я не задумывался сильно над этим, пока Габриель не сообщил, перед самым отъездом в Лондон, что они хотели бы иметь меня своим представителем, полагаю, в таком же качестве, как и мистер Клак. Они хотят, чтобы я делал им рекламу, а также был коммерческим и общественным представителем во всей Европе и США. Бретт, я не мог поверить в ту сумму денег, о которой они говорили, а Габриель выторговал еще больше.
– Джо, это фантастика! – сказала Бретт.
– Звучит, как хорошенькое дельце. Думаю, что «Вуаля!» снова пригласит тебя перед тем, как твой рейтинг так возрастет, что мы не сможем об этом и подумать, – сказал Лоренс.
– Джо, вот будет здорово. Ты бы смог на досуге пробовать лепить свои ветки дерева, а персональное представительство – легкая работа. Говорят, что это тяжелый труд, а на самом деле, думаю, ты будешь почти все свое время посвящать своему настоящему делу, – заметила Бретт.
Во время этого разговора Лизи вертела головой от одного говорящего к другому; ее кудряшки так и подпрыгивали. Она стянула их шнурком и убрала за ворот прозрачной рубашки крестьянского типа. Она сидела рядом с редактором международного журнала мод, фотографом, которая уже в начале своей карьеры обещает бешеную известность, и моделью с его международным контрактом, а сама она была всего лишь студенткой колледжа.
Лизи почувствовала себя незащищенной среди них, хотя, с другой стороны, должна была найти подход, чтобы присоединиться к общей беседе.
– Да, расслабление – вот основное, что мы должны помнить перед телекамерой, потому что она схватывает то, что не под силу фотокамере. Например, беспокойство, – ты действительно должен быть осторожным со своей мимикой, иначе будешь выглядеть будто управляешь самолетом, – авторитетно заявила Лизи.
– Да, конечно, я вспоминаю, Бретт говорила мне, что ты радиожурналист, – сказал Джо.
– Я веду репортажи об уик-энде в Сира-кузе и заканчиваю учебу в декабре на шесть месяцев раньше. Мне уже предложили работу, но у меня есть очень неплохие рекламные пленки, и думаю, что, прежде чем запирать себя, надо перепробовать все возможности в Латинской Америке или Нью-Йорке.
Бретт, поняв, что Лизи почувствовала себя выпавшей из разговора, добавила:
– Брат Лизи живет в Латинской Америке.
– Да, он действительно перебрался в Санта-Клару. Он начал свое собственное компьютерное дело и довольно удачно.
Лизи предложила тост за успехи брата, подсчитывая, каким он будет богатым.
Джо был просто поражен той скоростью и воодушевленностью, с которой говорила Лизи, а Лоренсу все это надоело и стало раздражать. Эти разговоры о юношеских мечтах и стремлениях заставляли его осознавать, что большая часть его жизни уже прошла.
– Пойду-ка прогуляюсь.
Лоренс поднялся и направился по тропинке, которая вела к зарослям буковых деревьев. Бретт последовала за ним.
Чем больше Лизи разговаривала с мужчиной о любви, тем больше ее это волновало. Когда она обращалась к кому-то, ее беспокойство возрастало вдесятеро и обычно заставляло ее говорить вдвое быстрее. Иногда даже быстрее, чем мог реагировать на сказанное ее собственный мозг.
– Вы с Бретт совершенно разные, – сказал Джо, откусывая яблоко.
– Почему? Потому что я небогата и неизвестна? Когда-нибудь и я буду. Вон Джейн Роули, мой образец радиорепортера, начинала в двадцать лет в передаче «Hay Сноу», она тоже из Индианы.
– Подожди, подожди. Это не то, что я имел в виду. Работы Бретт делают ей известность в некоторых кругах, но, кажется, это ее не изменило и, думаю, не изменит, то же касается и ее богатства, – сказал Джо.
– Изменит ее! Бретт была богата с рождения. Я прилетела сюда по авиалинии ее деда. Он помолчал, вникая в слова Лизи.
– Того Ларсена?
Джо никогда не связывал Бретт с «Ларсен Энтерпрайсиз», название, которое он знал из газет. У него не было причин для этого, и, конечно, он не рассматривал все через призму ее денег. Он уважал Бретт за это.
– Лизи, все, что я подразумевал, – это то, что вы физически с ней такие разные. Бретт высокая, а ты…
– Маленькая! В этом нет ничего плохого. Салли Филд и Сюзан Люсси меньше пяти футов двух дюймов, и не думаю, что Джейн Поили очень высокая.
– Хорошо, Лизи, а как насчет того, что ты блондинка, а она брюнетка? Это не обидно! И не перечисляй мне всех известных блондинок. Я только хотел поддержать разговор. – Джо сидел и смотрел в никуда.
– Ой, – Лизи поняла, в какое глупое положение она попала, и попыталась реабилитировать себя, – не могу дождаться, когда закончу учебу в следующем году. Я считаю, что колледж все-таки необходим, если человек хочет достичь чего-нибудь в этом мире.
– А я бросил на первом курсе и совсем не уверен, что колледж – единственный путь постижения истины. Твоя подруга Бретт, кажется, думает так же.
Лизи не была уверена, что испробовала все свои возможности в общении с Джо.
– Может, пойдем погуляем? – спросил Джо.
Он подумал, что Лизи, наверное, была очаровашкой, если бы когда-нибудь умолкала.
– Конечно!
На самом деле Лизи не была одета для прогулки по лесу. Бретт советовала ей надеть слаксы и теннисные тапочки, но Лизи собралась на пикник во французский лес с мужчиной-моделью, и поэтому она чувствовала, что должна одеться как на праздник, и вместе со своей прозрачной рубашкой и вышитым топом она надела белые кожаные туфли на шпильке без задников.
Большую часть форм в своей работе в качестве скульптора Джо выбирал из природы, поэтому во время их прогулки он останавливался, чтобы посмотреть на поросшие мхом камни, и осторожно изучал упавшее птичье гнездо.
– Кажется, это гнездо дрозда. Они до смешного похожи в этой части Европы, – заметила Лизи и предложила:
– Давай переберемся на другой берег. Может быть, там больше всего того, на что можно посмотреть.
– Это, наверное, не слишком хорошая идея в твоих туфлях? – засомневался Джо.
– О, я-то смогу. – Лизи понадеялась, что ствол дерева широкий. – У меня очень хорошая координация, и я хорошо балансирую. Я же шесть лет занималась гимнастикой. Она сделала еще два шага и в пируэте свалилась в грязь.
Джо пытался сдержаться, чтобы не рассмеяться, но вид Лизи, несчастной, покрытой илом, – это было выше его сил, и он расхохотался от всей души, карабкаясь по стволу, чтобы помочь ей.
– Нет… все в порядке. Я смогу подняться. Она с обидой вылезла из воды и прыгнула на берег.
– Я совершенно не хотел смеяться. Действительно.
Джо старался взять себя в руки, но, взглянув на нее, снова засмеялся. Лизи не стала его упрекать. «Так мне и надо», – подумала она.
– Лизи, ты промокла насквозь и вся грязная. Мне кажется, это очень неприятно. Почему бы тебе не взять мою рубашку?
Джо снял свою матроску и протянул ей.
– Я чувствую себя так нелепо.
– И очень зря, расслабься, – перебил он. Лизи посмотрела ему в глаза, смущенно улыбнулась и направилась с рубашкой за деревья. Через несколько минут она вернулась и оказалась большой модницей в этом несоразмерно большом наряде.
Джо мгновенно подал ей руку.
– Как насчет перемирия?
– Ты заслужил, – согласилась Лизи, и они пожали друг другу руки.
– Что случилось? – спросила Бретт, подходя к Лоренсу.
Лоренс продолжал свой путь, не замечая ее. Бретт поймала его за руку.
– Ты был невозможным всю неделю. Что все это значит?
– Я смотрю на вас с Лизи и не могу не думать, что вы обе могли бы быть моими дочерьми.
– Но ты же знаешь, что это не имеет значения, – и для меня тоже. Мы ведь об этом уже говорили.
– Верно, говорили. Раньше я не думал, что это так важно.
– Тогда почему ты вдруг передумал?
– Потому что я влюбился в тебя… а совсем не собирался, – ответил шепотом Лоренс.
Бретт почувствовала невесомость в этом безвоздушном тихом вакууме между первыми отблесками молнии и последующими за ними разрядами грома. Его слова выпустили такой поток энергии, который угрожал сокрушить ее.
– Что ты сказал?
– Я говорю, что люблю тебя, но все не так просто. Я не могу совладать со своими чувствами, и это волнует меня больше всего.
– Лоренс, я тоже не собиралась… но я люблю тебя.
Они оба дали волю словам; они летали в воздухе, а потом плавно садились вокруг них. Он обнял ее, и, поддерживая друг друга, они стояли покачиваясь.
«Что я делаю?» – подумал Лоренс.
Глава 11
– Как ты понимаешь его слова, что он не собирался в тебя влюбляться? – спросила Лизи.
– Лизи, ты копаешь слишком глубоко. Велика ли важность, собирался или нет, главное, что он любит меня.
Бретт слегка разозлилась на реакцию своей подруги. Она едва могла сдержать себя до ухода Лоренса и Джо, а теперь Лизи ведет себя так скептически, вместо того чтобы разделить с ней ее радость.
Они сидели на веранде над гостиной. После такого дня ночь бесцеремонно упала на Латинский квартал, однако тепло неожиданно ранней весны еще витало в воздухе.
Свеча на белом инкрустированном столе между ними равномерно мерцала, ее пламя было защищено тонким стеклянным колпачком. Отблески лунного света скользили и играли на полу из красной плитки и поросших плющом стенах балкона, скрывая их лица от любопытных глаз.
– Хорошо, если он не собирался в тебя влюбиться, что тогда он задумал?
Принявшая душ и переодетая в пижаму Лизи выдвинула стул вперед так, чтобы положить ноги на спинку.
– Он что, собирался с тобой спать, пока ты его возбуждаешь, а потом переброситься на кого-нибудь другого, в кого он собирался влюбиться? Человек не может вступать в отношения с кем бы то ни было с грандиознейшими планами на будущие его чувства. Они возникают сами собой, они не подчиняются инструкциям и планам. – И Лизи повернулась лицом к своей подруге.
Бретт сидела в тени, откинувшись на ярко-желтые подушки кресла-качалки, упираясь коленями в грудь.
– Что с тобой? Он любит меня, а я люблю его. Неужели это так сложно понять? Даже если ты влюблялась сотни раз, это не дает тебе права быть судьей. Ты была влюблена в… как зовут того, кто был у тебя до Парижа, а теперь ты вся горишь оттого, что Джо тебя пригласил.
– Я не объявляю себя судьей, Бретт, но что ты знаешь о нем? Он выглядит достаточно привлекательным, но почему он ни разу не был женат? Ему сорок один. Или он вообще не планирует жениться?
– Лизи, люди планируют жениться и без любви, а именно сейчас я хочу радоваться тому, что он любит меня. – Бретт сладко потянулась вперед. – Я подумаю над тем, что меня ожидает.
Лизи совсем чуточку завидовала своей лучшей подруге. Она любила Бретт, но у той все всегда было, а теперь вот появился и мужчина, который ее любит. Лизи больше никогда не поднимала вопрос о Лоренсе. Казалось, что разговора на балконе вовсе не существовало.
Когда Бретт нужно было работать, Лизи изучала Париж одна, а иногда с Джо. К своему удивлению, она обнаружила, что ей действительно нравится ходить по галереям и музеям, а в Нью-Йорке она считала это скучным и надоедливым делом.
Ее разочаровало, что портрет Моны Лизы был не гигантским полотнищем, как это ей представлялось, а пирамиды в Лувре посчитала анахроничными. Но понятия и эмоции Джо были более просвещенными, чем лекции любого гида. В нем было что-то, что возбуждало и вместе с тем успокаивало, и Лизи чувствовала себя с ним намного свободней, чем с другими мужчинами. Джо необъяснимо притягивал своей почти бешеной энергией и безграничной любознательностью, и порой это толкало Лизи сначала совершить что-то, а потом подумать.
Джо привлекала в Лизи ее непосредственность, и часто она смешила его этим.
Шесть недель пролетели. Лизи, проверив свой багаж, состоящий из пяти мест вместо четырех, сидела с Бретт на лоджии в аэропорту.
– Джо обещал позвонить мне, как только приедет в Нью-Йорк по делам «Клик Клака». Как ты думаешь, он позвонит? – Лизи старалась говорить нарочито безразличным тоном.
– Он порядочный парень, думаю, что да. «Если Лизи собиралась в кого-то влюбиться, то, конечно, Джо был отличным выбором. Но я знаю Лизи: она найдет еще кого-нибудь, как только покинет аэропорт „Кеннеди“, – подумала Бретт.
– Почему бы тебе не приехать в Нью-Йорк этим летом? Ты ведь уже два года не была дома, – сказала Лизи.
– Именно сейчас я и не могу, Лизи. Июнь и июль самые загруженные месяцы в году.
Бретт объяснила, что хотя весна считается очень важным временем, но не входит ни в какое сравнение с этими месяцами, и основные журналы в это время такие толстые, что походят на телефонные справочники.
– Ой, Бретт, это звучит так бесподобно. Я действительно влюбилась в этот город! Так не хочется уезжать!
И подружки нежно обнялись.
– Вот увидишь, ты еще вернешься сюда, – сказала Бретт.
В журналах рекламные агентства стремились разжечь огонь моды: там было множество объявлений, каждое из которых стремилось к незабываемости и убеждало женщин, что наряды и аксессуары именно их фирмы были им наиболее необходимы.
Бретт уже сделала шесть рекламных страниц для Мартины Галлет, которая выпустила свою первую коллекцию одежды при поддержке одного из консорциумов Бахрейна, жаждущего вложить свои нефтедоллары.
Где бы Бретт ни находилась: в Париже или вне его, она всегда была с фотоаппаратом. По вечерам, проявляя пленку и готовясь к следующему дню, она заметила, как быстро мастерская занимает ее квартиру.
С Лоренсом они едва виделись в течение дня и довольствовались короткими телефонными переговорами и обычным обедом перед сном.
Часто, когда Бретт лежала в постели одна, она размышляла о Лоренсе. Она возвращалась в прекрасные дни, проводимые вдвоем, а иногда осмеливалась мечтать о будущем. Но также удивлялась прошлому и чем больше старалась игнорировать его, тем больше ее тревожили вопросы Лизи.
Лоренс смягчался, рассказывая о своей семье и детстве в Буффало, но, когда она спрашивала о его жизни до их встречи, ответ всегда становился прохладным и сухим.
Бретт сидела на кушетке в загроможденной гостиной у Лоренса. Они обедали перед отъездом Лоренса в Италию и Испанию на следующее утро. Им надо было кое-что упаковать перед тем, как они отправятся к Бретт, где проведут ночь.
Она оглядывала комнату. Красная с серым ткань с бахромой, небрежно наброшенная на софу с круглыми подлокотниками, обитую черным ситцем, скрывала потертые места, здесь была такая же бессистемная обстановка, как и в кабинете в «Вуаля!».
Только окна с видом на величественную Эйфелеву башню охраняли комнату от впечатления ее крохотности. Удлиненная комната, как многие другие парижские квартиры, была выкрашена в кремовый цвет и выглядела обшарпанной. В дальнем конце комнаты – пространство, которое он называл своим «кабинетом», – множество ручек, карандашей, бумаг, самых разнообразных книг и журналов были разбросаны по столу из грубых досок на тонких металлических ножках. Здесь же стояла отцовская печатная машинка фирмы «Ремингтон».
Лоренс вошел в комнату в сопровождении настойчивого мяуканья Монки, его почтенной серой кошки эфиопской породы. Он сел рядом с Бретт, оперся о подлокотник дивана и задел лампу в виде металлической кобры, чье свернутое тело поддерживало матовый стеклянный конус. Кошка отскочила в сторону и тут же потерлась о его ноги, оставив на рыже-коричневых твидовых брюках свой меховой след. Именно из-за Монки Бретт никогда долго не оставалась у Лоренса. Эта кошка по-особенному не взлюбила Бретт и орала почти беспрерывно, когда она была там. Они пытались заставить ее замолчать, выгоняя из спальни, но она скреблась и царапалась в дверь.
– Ты сегодня удивительно молчалива. О чем ты думаешь? – спросил Лоренс.
– О тебе.
– Что обо мне?
– Лоренс, почему ты ни разу не был женат? – спросила она, Он подошел к окну, завернул рукава рубашки, затем его прорвало:
– Почему никогда не был популярностью? Почему никогда не был принцем Уэльским? Полагаю, что ничего не приносится на блюдечке!
– Если не хочешь отвечать, так и скажи, но не надо так выходить из себя, – отпарировала Бретт.
Лоренс сел.
– Извини. Я немного погорячился. Все выбирал время, чтобы рассказать тебе об этом, но все как-то не получалось, и я тоже не могу больше ждать.
Бретт посмотрела на него с насмешкой.
– У меня есть интересные новости: одна хорошая и одна плохая. Хорошая новость – я получил приглашение в Стокгольм на две недели в августе, и мы наняли девочек в Швеции, а также несколько опытных парикмахеров и гримеров согласились работать с нами. Бретт, я хочу, чтобы ты проводила съемку. Это десять страниц для ноябрьского выпуска.
– Швеция! Как замечательно! Ты же знаешь, что я хотела побывать там. Время – не проблема.
Бретт была возбуждена. Она до сих пор ни разу не была на родине своих предков, и в своем воображении представляла мифические сады и каналы Стокгольма.
Заметив, что он замолчал, она поинтересовалась плохой новостью.
– Так, а что за плохая новость? – тревожно спросила она.
– Мне предложили отдохнуть в одном фермерском доме в Турноне д'Агенайз. Бретт, в течение года у меня не было ни одного дня отдыха, и я весь вымотался. Эти две недели будут для меня, наверное, единственной возможностью отдохнуть. Но это те самые две недели, что ты будешь в Швеции.
– Э… – пролепетала она.
Бретт была рада работе в Швеции, но расстроилась, что Лоренс будет отдыхать без нее. Они никогда не обсуждали свой отпуск, но она была уверена, что они проведут его вдали от городской суеты.
– Сначала я хотел пригласить другого фотографа, но подумал, что это было бы эгоистично. Ты – идеальная кандидатура для этой работы, – говорил он, поглаживая ее по спине. – Потом я было почти совсем отказался от предложения с фермой. Там так красиво и тихо, и я на самом деле хотел бы побыть с тобой.
– Не глупи. – Глаза Бретт светились любовью и пониманием:
– Я знаю, что тебе необходимо отдохнуть. Ты должен поехать. Меня искушает сказать, чтобы ты пригласил на съемки кого-нибудь вместо меня, но я понимаю, что все еще учусь профессионализму и поэтому не могу отказаться от этой работы. В жизни всегда будет так, правда ведь?
– Конечно. Может, я смогу облегчить ее сейчас? Почему бы тебе не поехать со мной в Рим на уик-энд?
– Великолепная идея! До пятницы у меня дела, но потом я буду свободна до понедельника, – обрадовалась Бретт.
– Отлично. Надо сказать Матильде, чтобы она изменила заказ и забронировала номер до понедельника.
– У нас будет самый лучший уик-энд! Бретт бросилась на шею Лоренсу. Она так любила этого человека, понимавшего, что ее цели не всегда совпадали с ее желаниями, и предоставлявшего ей возможность совершенствовать свое мастерство. При таком сочетании не было конца ни ее совершенствованию, ни их совместной дороге.
В середине августа Лоренс проводил Бретт и бригаду «Вуаля!» в Стокгольм и обещал звонить при первой возможности.
Он почти не обращал внимания на окружающую природу, небольшие таверны и старинные храмы на пути в Турнон д'Агенайз. Впервые за все годы он ничего не ожидал от этой поездки.
Лоренс остановился у фермерского дома, построенного более четырех веков назад, и достал вещи из багажника. Проходя по каменным ступеням, он услышал пение знакомого хриплого голоса с явно французским акцентом и фамильярно крикнул:
– Монки! Открой дверь – у меня заняты руки.
– Никак не могу понять, почему я все еще откликаюсь на то, как ты меня называешь, – сказала она, распахивая потертую деревянную дверь.
Однако Моник Бачимонт отзывалась на это прозвище все пятнадцать лет.
Моник почувствовала напряженное состояние Лоренса, как только он вошел. Их августовская передышка в Турнон д'Агенайз всегда была бальзамом после всех стрессов и страстей Парижа. Но теперь, когда они бродили по окрестностям, Лоренс был рассеян и далек от нее, и их простые взаимоотношения заменились пространными разговорами.
На пятое утро Моник сказала:
– Эта девочка отличается от всех, правда?
Она методично разламывала на куски свою булку-подковку и крошила в тарелку. Они никогда раньше не говорили о его женщинах – просто не было необходимости. Моник всегда закрывала глаза на легкие увлечения Лоренса. У нее самой был один, а когда и двое мужчин помимо него. Но они были вместе, и до сих пор ничто не угрожало их союзу.
– Моник, я не знаю, что делать. Это пытка для меня. – Лоренс закрыл глаза ладонями. – Ты знаешь, я люблю тебя. Мы всегда так много значили друг для друга, и я не представляю, как бы выжил без тебя. Но она такая… Я не знаю. Не могу этого объяснить. Я хотел бросить ее, но не смог, – с горечью сказал Лоренс.
У него было много приятных увлечений, но, как богатая пустыня, он только слегка соблазнялся ими; все они были достаточно материализованными, чтобы можно было ими увлечься.
Бретт была другая. Чем больше он был с ней, тем она становилась менее требовательной.
Но мог ли он променять устоявшийся ровный комфорт с Моник на восхитительную юную страсть Бретт? Сможет ли он удовлетворить все ее ожидания?
– Даже самый сильный не сможет долго выдержать постоянную тяжесть в двух руках. Ему надо или облегчить нагрузку, или вообще бросить ее, – тихо сказала она.
Моник решила дать ему время до декабря для принятия решения. Она отдала многие годы Лоренсу и чувствовала, что ее ожидание будет оправдано.
У небольшого цинкового завода, которым владел ее отец, она буквально вытащила Лоренса, пьяного, из сточной канавы, и оказалось, что это было местом проживания молодого разочарованного американского журналиста, только вернувшегося из Вьетнама. Она выслушивала его недовольные бормотания и громкие возгласы и терпеливо, шаг за шагом, убедила его вернуться к работе и, поднимаясь по ступенькам, дойти до «Вуаля!».
Моник знала, что была той пристанью, куда Лоренса тянуло от всех условностей и обязательств, и ей это самой нравилось. В своих отношениях с ним она легко отстояла свои права и потребности. Она переделала крошечное бистро, которое отец оставил ей в наследство, в знаменитый джаз-клуб Парижа. У нее был мужчина без предрассудков и обязательств жениться на ней – тот институт отношений, который на примере своих родителей она понимала как договор.
