Текст книги "Свет Рождества"

Автор книги: Мэри Джо Патни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Почему же вы приехали в Италию? – спросил он. – Если вы не возражаете против моего вопроса.

– После смерти моих родителей у меня не было причин оставаться в Англии, поэтому я ухватилась за шанс стать гувернанткой в британской дипломатической семье, которая уезжала в Италию. Когда они вернулись домой, я решила остаться. Видите ли, меня здесь весьма ценят. Аристократическим итальянским семьям нравится иметь у себя английских гувернанток, во-первых, поддерживая свою значимость, а во-вторых, в надежде, что холодный английский характер благоприятно подействует на их вспыльчивых дочерей.

– И вы никогда не скучаете по Англии?

Ее взгляд скользнул куда-то вдаль, мимо него.

– Немного, – тихо призналась она, сняв очки и протирая их, что было удобным оправданием ее опущенного взгляда. – Грустным последствием путешествий является то, что, чем больше ты видишь мир, тем меньше возможностей получить удовлетворение от пребывания в каком-либо конкретном месте. Иногда – особенно весной и летом – я жажду очутиться в Англии. И все же, если бы я оказалась там, то тосковала бы по Италии. Здесь, по крайней мере, мне платят гораздо лучше, чем дома, и здесь гораздо больше света. – Затем, едва слышно, она добавила: – И меньше воспоминаний.

Этот мотив Рэндольфу был очень близок. Чтобы сменить предмет разговора, он произнес:

– Завидую вашему владению языком. Жаль, что я не выучил итальянский, поскольку невозможность общаться кажется мне очень странной. Если ко мне обращаются, я начинаю отвечать на французском, так как его я действительно знаю.

Мисс Уокер надела свои очки и посмотрела на него, став вновь невозмутимой.

– Итальянский язык, выученный в Англии, практически не имеет ценности здесь в Неаполе. Стандартный итальянский язык – это тосканский диалект, на котором писал Данте и многие другие великие писатели. Я его знала, когда приехала сюда, но, учась общаться в Неаполе, я изучала почти что новый язык.

– Кроме непосредственно языка, вы выучили язык рук, тела и выражения лица.

– Вы правы. Здесь нельзя стоять спокойно и говорить должным образом. Итальянцы настолько экспрессивны, настолько эмоциональны. – Мисс Уокер рассеянно заправила за ухо непослушный каштановый завиток. – Полагаю, что это одна из причин, почему Италия так очаровывает англичан.

– Очаровывает и подавляет, – медленно произнес Рэндольф, вспоминая о самобичующихся в религиозной процессии. – В Неаполе я стал свидетелем такого непосредственного выражения эмоций, которого мне не удалось бы увидеть за всю свою жизнь в Англии. Какая-то часть во мне завидует такой свободе выражения, но, вероятно, сам я умер бы на месте прежде, чем стал бы этому подражать.

Она отнеслась к этому вполне серьезно.

– Потому что вы не смогли бы или не захотели вести себя подобным образом?

– Не смог бы.

Рэндольфу было неприятно осознать, что его смутило то обстоятельство, что его разоблачили, несмотря на его обычную английскую скрытность. К счастью, появился официант и поставил тарелки перед каждым из них. Он занялся изучением блюда, которое оказалось неким видом салата, состоящим из овощей, маслин и других продуктов, определить которые ему не удалось.

– Это и есть то местное блюдо, относительно которого вы меня предупреждали?

– Нет, это – antipasto[11][11]
  antipasto – (итал.) итальянская закуска ассорти


[Закрыть], первое блюдо, состоящее из всякой всячины, имеющейся под рукой. Antipasti подаются по всей Италии.

Салат был слегка полит оливковым маслом и уксусом, и украшен травами. Расправившись с ним, Рэндольф издал счастливый вздох.

– Это – лучшее блюдо из всех, что я съел с тех пор, как прибыл в Неаполь.

– Либо вам сильно не повезло, либо вы плохо знакомы с Неаполем. – Она аккуратно подцепила последний кусочек своего собственного салата. – Итальянцы, как и французы, действительно очень серьезно относятся к приему пищи. Основное блюдо не появится еще некоторое время, поскольку наши хозяева не верят в спешку ни в чем, а особенно в столь важном деле, как еда.

– Я пробыл здесь всего лишь четыре дня, – объяснил он. – Я собрался импульсивно, решив найти более солнечное место на время Рождества, и почувствовал, словно меня ужасно предали, прибыв в Италию и увидев дождь. – Поскольку тарелки были уже убраны, его взгляд упал на папку мисс Уокер, выглядывавшую из парусиновой сумки. – Вы рисуете для публики или предпочитаете держать свои рисунки для личного просмотра?

Мисс Уокер с некоторым сомнением посмотрела на Рэндольфа.

– Они не являются совершенно личными, но при этом не очень интересны.

– Если на них изображен Неаполь, я уверен, что получу наслаждение от их просмотра.

– Что ж. – Она вытащила папку и вручила ему. – Но помните, я вас предупреждала.

Рэндольф улыбнулся и открыл папку. Верхний, не совсем законченный рисунок, был привлекателен тем, что мисс Уокер продолжала работать над ним, когда вспыхнула недавняя ссора. Большая часть эскиза была посвящена заливу и вулкану на дальней его стороне, подернутому дымкой, в момент смены состояния природы – как она достигла такого эффекта, работая только карандашом? – но необычным набросок делала тощая кошка, находящаяся справа на переднем плане. Животное сидело на стене, волнообразный хвост свисал вниз вдоль изрезанных ветрами камней, его дикий взгляд был устремлен на город, находящийся далеко внизу.

Рэндольф начал пролистывать папку. Было удивительно, как много ей удавалось передать всего несколькими точными линиями, но еще более поразительным был ее взгляд на мир, одаренный богатым воображением. На римских руинах выгнуло свой скрюченный, древний ствол оливковое дерево, рыбацкие лодки виднелись через покрывало сетей, а массивный средневековый монолит Кастель-Нуово[12][12]
  Кастель-Нуово (Castel Nuovo; собств. «новый замок»),
  также Маскио Анджоино (Maschio Angioino), – замок, возведённый королём Карлом Анжуйским на взморье в Неаполе в связи с переносом столицы его владений из Палермо. Строительство началось под присмотром французских военных инженеров в 1279 году и продолжалось три года.
  Сицилийская вечерня так и не позволила основателю вселиться в замок. Первым монархом, который разместился в Кастель-Нуово со всем своим двором, был его сын Карл II. При нём и его преемниках Кастель-Нуово оставался средоточием политической жизни Южной Италии. Здесь отрёкся от тиары Целестин V и был избран его преемником Бонифаций VIII.


[Закрыть] был обрамлен своей триумфальной аркой, созданной в эпоху Ренессанса[13][13]
  После различных улучшений, произведённых при короле Роберте, замок Кастель-Нуово был разорён войсками Людовика Венгерского. Королева Джованна отстроила укрепления и выдержала в замке осаду венгерской армии. После ещё нескольких осад король Альфонс V велел укрепить замок на случай пушечного обстрела. При нём же над воротами появилась триумфальная арка с изображением его вступления в город – первое произведение ренессансной архитектуры в Южной Италии.
  В 1494 году Кастель-Нуово вновь осаждали неприятельские армии (на этот раз французские). После перехода неаполитанской короны к испанским Габсбургам те бывали в Неаполе только наездами и, как правило, останавливались в этом замке. Городской совет Неаполя продолжал заседать в средневековом Зале баронов (где был изобличён заговор баронов) до 2006 года. Была в истории Кастель-Нуово и русская страница: 1 октября 1805 г. замком овладела русская эскадра под водительством Дмитрия Сенявина.


[Закрыть].

Самым поразительным из всех оказалось изображение Везувия с точки зрения птицы, смотрящей на струящийся дым и застывшие кратеры, одно мощное крыло пересекало угол в нижней части картины.

– Вы очень талантливы. И выбираете необычные точки зрения для своих работ, что улучшает и углубляет изображенные сцены.

Ее щеки немедленно зарделись.

– Рисование входит в общее образование, также как вышивка или музыка.

– Но это не означает, что все справляются с этим одинаково хорошо. – Он вернулся к первому рисунку, восхищаясь тем, что эта тощая, неугомонная кошка символизирует пылкую, неспокойную жизнь городских трущоб. – У вас имеется больше, чем просто навык. Вы обладаете уникальным взглядом художника.

Мисс Уокер открыла было рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыла его. Спустя некоторое время она произнесла:

– Я собиралась высказать скромное замечание о своих небольших способностях, но, на самом деле, мне просто хочется сказать "Спасибо". Вы сделали мне прекрасный комплимент, я очень ценю это.

– Вы пишете акварелью или маслом? – спросил он, как только закрыл и возвратил ей папку.

– Акварелью, иногда. Я хотела бы попробовать писать маслом, но у меня мало времени. – Она поморщилась. – Честнее признаться в этом, чем сказать, что я боюсь начать серьезно заниматься живописью, поскольку в этом случае потеряю связь с миром и упущу в нем свое место.

Какая жалость, что ей недостает досуга, чтобы развить свой дар. Имея независимый доход, Рэндольфу хватило бы времени, чтобы усовершенствовать какой-либо талант, но, к сожалению, у него не было ни одного. Возможно, он должен взять пример с прекрасного старого итальянского обычая и стать ее покровителем, греясь в лучах ее славы. Но, увы, если покровитель мужского пола, а художница – женского, современный мир начал бы строить различные предположения об их взаимоотношениях, несмотря на то, что мисс Уокер – явно немыслимый выбор для любовницы.

Тут вновь появился официант, на сей раз поставив обжигающее плоское блюдо на середину стола. На нем лежал поджаренный круг из теста с травами, нарезанной колбасой, высушенными помидорами и горячим пузырящимся сыром. Рэндольф с сомнением посмотрел на блюдо.

– Вы уверены, что вот это выполнит мое минимальное условие и не попытается съесть меня первым?

Мисс Уокер рассмеялась.

– Я никогда не слышала, чтобы пицца на кого-то напала. Думаю, что вы будете приятно удивлены.

Так и произошло. Пицца была тягучей, явно не благородного происхождения, но восхитительной. Вдвоем им удалось съесть почти все блюдо, и Рэндольф уже приглядывался к последнему куску, когда кто-то воскликнул:

– Лорд Рэндольф, какой приятный сюрприз.

Он оглянулся и увидел, как от группы, пересекающей базарную площадь, отделилась женщина. Всмотревшись, он понял, что видел ее на обеде у посла. Вставая, он усиленно рылся в своей памяти, пытаясь вспомнить, как же ее зовут. Госпожа Бертрам, наконец всплыло в его памяти. Пышная белокурая вдова с блуждающим взглядом, она жила со своим богатым братом, занимающимся торговлей. Оба играли заметные роли в британском сообществе Неаполя.

Проигнорировав мисс Уокер, госпожа Бертрам проворковала:

– Как я рада снова вас увидеть, лорд Рэндольф. Вам нравится ваше пребывание здесь?

– Да, особенно сегодня. Госпожа Бертрам, могу я представить вам мисс Уокер, или вы уже знакомы?

Вдова бросила на Элизабет Уокер острый оценивающий взгляд, после чего отвергла ее, как возможную конкурентку. Рэндольф заметил и понял этот взгляд, внезапно почувствовав всплеск гнева. Так поступала его жена, Хлоя, реагируя подобным образом всякий раз, когда встречала другую женщину.

– Мисс Уокер и я – старые друзья, – вежливо пояснил он, – и она была столь любезна, что согласилась показать мне некоторые из достопримечательностей города.

Глаза госпожи Бертрам раздраженно сузились.

– Я сама была бы рада сделать это для вас. Я живу здесь уже достаточно долго, чтобы знать, что, и кто, чего стоит. – Она взглянула на последний кусок остывшей пиццы и слегка передернулась. – Здесь нельзя недооценивать осторожность. В большой части неаполитанской жизни наблюдается досадное отсутствие чистоплотности.

Выражение лица Рэндольфа, должно быть, предупредило ее, что такие издевки неуместны, поскольку она продолжила:

– Надеюсь, что вы будете в состоянии присоединиться к нам за Рождественским обедом. – На его рукаве осталось пятно, появившееся в результате недавней ссоры, и она, протянув руку, медленно потерла его пальцами. – Нельзя оставаться одному на Рождество. Вы так далеко от дома. Позвольте нам стать на это время вашей семьей.

– Вы так добры, – ответил он, – но вас не должно беспокоить мое благополучие. У меня уже есть другие планы. Передайте мои наилучшие пожелания вашему брату.

Бесспорно, это было предложение покинуть их, и госпожа Бертрам никак не могла его проигнорировать. Бросив ядовитый взгляд на компаньонку Рэндольфа, она поспешила присоединиться к своей группе, которая как раз входила в ювелирный магазин.

Вздохнув с облегчением, что избавился от нее, Рэндольф снова сел. Мисс Уокер внимательно на него посмотрела.

– Лорд Рэндольф?

Он кивнул.

– Мой отец – маркиз Кинросс.

Ему было интересно, что она почувствовала – благоговейный трепет или страх, – это были две самые распространенные реакции.

Вместо этого она одним локтем облокотилась на стол и положила подбородок на свою ладонь, ее ореховые глаза сверкнули.

– Полагаю, что вы не использовали свой титул, когда представились, поскольку устали от льстецов. Должно быть, это очень утомительно.

– О, да, – с жаром ответил он. – А ведь у меня имеется всего лишь бессмысленный титул любезности[14][14]
  "титул учтивости" (не даёт юридических прав, предоставляемых титулом, например, права быть членом палаты лордов [ House of Lords ]; такие титулы по обычаю носят дети герцогов [ duke ], маркизов [ marquess ] и графов [ earl ]. При жизни отца старший сын герцога носит его второй титул, титул графа, маркиза или виконта; остальные дети герцогов и маркизов носят титулы "лорд", "леди" или "почтенный", "почтенная" [ Honourable ]; как «титулы учтивости» Lady , Lord , Honourable ставятся перед именем данного лица, в отличие от титулов пэров)
  [лорд («титул учтивости» [ courtesy title ] сыновей пэров; употребляется с именем и фамилией или только с именем; например, Lord Peter Wimsey, Lord Peter)]
  [леди («титул учтивости» [ courtesy title ] дочерей герцогов [ duke ], маркизов [ marquess ] и графов [ earl ]; употребляется с именем и фамилией своей или мужа или только с именем; например, Lady Mary Smith, Lady Mary; Mr. George and Lady Mary Smith ); леди («титул учтивости» жен сыновей герцогов и маркизов; употребляется с именем и фамилией мужа или только с именем мужа; например, Lady Peter Wimsey, Lady Peter)]
  [почтенный, почтенная(титулование детей пэров [ peer ], кроме тех, кто имеет «титул учтивости» [ courtesy title ]; ставится перед именем; например, the Honourable John Jones, the Honourable Mary Brown; титулование Honourable Mrs применяется к замужним дочерям баронов и жёнам лиц, имеющих титул Honourable; например, the Hon. Mrs Brown)]


[Закрыть]. Моему отцу и брату во много раз хуже.

– Справедливости ради надо сказать, что миссис Бертрам, я полагаю, интересуется не только вашим титулом, – успокоила его мисс Уокер. – Между прочим, являюсь ли я старым другом, основываясь на моих годах или на том факте, что мы знакомы друг с другом около двух часов?

Он вынул из кармана часы.

– По моим подсчетам скорее часа четыре.

– О боже, уже в самом деле так поздно? – Она посмотрела на богато украшенные часы, выставленные в витрине ювелирного магазина. – Я должна вас покинуть. – Мисс Уокер начала собирать свои вещи. – Лорд Рэндольф, я получила исключительное удовольствие от знакомства с вами. Надеюсь, вам понравится ваше пребывание в Неаполе.

Он смущенно на нее уставился. Не может же она вот так взять и исчезнуть. Она оказалась самой родственной душой, которую он встретил, начиная со своего прибытия в Неаполь. Нет, гораздо больше того. Он встал.

– Мне бы не хотелось думать, что из-за меня вы можете лишиться средств к существованию. Позвольте мне проводить вас. В случае необходимости, я смогу объяснить, что вы опоздали, поскольку спасали меня от печальной участи быть побитым.

Она рассмеялась.

– Лорд Рэндольф, вы считаете, что может быть что-то более опасное для репутации гувернантки, чем наличие красивого мужчины, утверждающего, что ее опоздание – это его вина? – Увидев, каким робким он выглядит, она продолжила: – Вы не должны волноваться. Моим средствам к существованию ничто не угрожает. Сейчас я как раз восхитительно свободна и приступлю к новой работе после Крещения. – Она сморщила носик. – Двойняшки! Самые симпатичные маленькие лисички, каких вы только сможете вообразить. Не знаю, как я справлюсь.

– Я уверен, что замечательно.

Тут появился владелец заведения, Рэндольф расплатился по счету и добавил чаевые, вызвавшие восторженное выражение на лице мужчины. Когда владелец удалился, Рэндольф продолжил:

– Раз это никак не повлияет на вашу репутацию, то вы разрешите мне вас сопровождать?

Она колебалась, и он почувствовал, как что-то сжалось у него внутри. Вероятно, это была пицца, которая боролась с итальянской antipasto.

Наконец она улыбнулась.

– Это было бы очень кстати. Я возвращаюсь в свой pensione[15][15]
  pensione – (итал.) пансион


[Закрыть], а он находится не в самой лучшей части города.

Рэндольф взял ее парусиновую сумку, и они стали переходить пьяццу. В это время она пояснила:

– Я даю уроки рисования своей домовладелице, Софии, которая за эти годы стала моим хорошим другом. В конце дня у нее есть свободное время – час или около того, и если я опоздаю, то она лишится своего урока.

Госпожа Бертрам оставила бы компанию мужчины, чтобы выполнить обещание, данное домовладелице? Рэндольф понимал, его вопрос был настолько глуп, что не требовал ответа.

В то время как они продвигались по все более и более узким, переполненным улицам, мисс Уокер давала непочтительные и забавные комментарии относительно встречающихся достопримечательностей. Хотя она и не проигнорировала величие недавно восстановленного оперного театра Сан-Карло[16][16]
  Сан-Карло (Teatro San Carlo) – оперный театр в Неаполе (Италия). Открыт в 1737 году. В 1816 году был восстановлен после пожара. В театре 3500 мест. Наибольший рассвет театр пережил в 1809-40, когда его руководителем был знаменитый импрессарио Барбайя. На сцене театра прошли мировые премьеры ряда опер Россини («Елизавета, королева Англии», 1815; «Моисей в Египте», 1818; «Дева озера», 1819; «Магомет II», 1820; «Зельмира», 1822), Доницетти («Фауста», 1832; «Лючия ди Ламмермур», 1835; «Полиевкт», 1848), Верди («Луиза Миллер», 1849) и другие.
  Среди певцов, выступавших в театр: Донцелли, Ноццари, Кольбран, Паста, Патти, Таманьо (XIX век), Джильи, Лаури-Вольпи, Бергонци, Гедда, Гяуров, Доминго, Кабалье (XX век).
  Среди дирижёров Молинари-Праделли, Решиньо, Серафин, Д. Орен и другие.


[Закрыть], ее настоящий талант лежал в определении других неаполитанских достопримечательностей, таких как ленты из пшеничного теста, сохнущие на подставках на заднем дворе, или древняя статуя языческой богини, которую повторно окрестили и теперь поклонялись как христианской святой, несмотря на явно выраженное нечестивое выражение.

Они слишком быстро оказались возле pensione, потертого городского дома на шумной улице. Мисс Уокер повернулась, чтобы попрощаться.

– Спасибо за завтрак и эскорт, лорд Рэндольф. Пока вы находитесь в Италии, избегаете хитростей молодых кокеток, независимо от того, насколько ужасной покажется вам их нужда.

Поддавшись импульсивному желанию, Рэндольф произнес:

– Ваша проницательность, которая делает из вас художника, также делает из вас и прекрасного гида. Поскольку вы пока свободны, не могли бы вы рассмотреть мое предложение стать моим гидом? Вы могли бы сами защитить меня от хитростей кокеток. – Увидев, что она нахмурилась, он стал упрашивать: – Я буду счастлив заплатить вам за потраченное время, причем в два раза больше, чем платил тому скучнейшему гиду, который настаивал, чтобы я ел только английскую пищу.

– Это не вопрос денег, – заметила она, на ее лице читалось явное сомнение по поводу его необычного предложения. – Почему вы хотите нанять меня в гиды?

– Потому, что мне нравится ваша компания, – ответил он просто.

На мгновение ее безмятежное лицо накрыла тень уязвимости. После чего она улыбнулась, но совсем не так, как делала это раньше. Эта улыбка возникла откуда-то из глубины ее существа и преобразила до сих пор непримечательное лицо, на краткий миг сделав его очаровательным.

– Тогда я буду очень рада стать вашим гидом.

***

ЭЛИЗАБЕТ проснулась с ощущением предвкушения и сначала не могла понять почему. И вдруг вспомнила. Вставать было еще рано, поэтому она просто открыла глаза и стала смотреть на древнюю фреску на потолке. По правде говоря, нарисована она была ужасно, но без очков смотрелась роскошным, волшебным пейзажем, ставшим фоном для идеальных юношей и девушек. Один такой золотой парень был очень похож на лорда Рэндольфа, каким Леннокс, скорее всего, был в свои восемнадцать лет.

Она положила руки под голову и с удовольствием воскресила в памяти те странные, поразительные события, которые свели их. Возможно, небеса сделали ей особый рождественский подарок в награду за то, что она сумела сохранить Марию непорочной до ее замужества? Элизабет мысленно усмехнулась. Чем дольше она жила в Италии, тем все более суеверной становилась.

Желая побыстрее начать этот день, она спустила ноги с кровати и сунула их в стоящие рядом шлепанцы. После чего Элизабет начала медленно и тщательно расчесывать свои волосы, очень густые и вьющиеся. Утром они падали на ее плечи в диком беспорядке, потому хотя бы раз в неделю она прикидывала, не отрезать ли их, но никогда этого не делала. Хоть немного женственности должно было оставаться и в гувернантке.

Ей хватало терпения распутывать каждый свалявшийся узел. Он сказал, что совершенно безобиден, но ведь это лишь часть правды. Конечно, будучи джентльменом, он не станет угрожать ее добродетели, да и ее никак нельзя причислить к тем женщинам, которые могут пробудить в мужчине неукротимое желание. Господи, никакого неукротимого желания, это уж точно!

Но это вовсе не означало, что лорд Рэндольф совсем ничем ей не угрожал, поскольку, несомненно, она в него влюбится. На ее месте любая одинокая старая дева сделала бы то же самое, если бы была вынуждена находиться в компании мужчины столь очаровательного, доброго, умного, да к тому же красивого, как грех. А он этого даже не заметит, с какой стати он вдруг поведет себя по-другому.

Через день или два его утомит осмотр достопримечательностей, или он отправится на север в Рим, или окажется вовлеченным в блестящий круг придворной жизни, для которой и был предназначен. А она приступит к своей непосредственной задаче – укрощению ужасных двойняшек, – и образ лорда Рэндольфа займет положенное ему место глубоко в ее сердце рядом с образом Уильяма.

Она бы немного поплакала, когда он покинет ее навсегда, если бы не была целиком занята двойняшками. И сожалеть о том, что познакомилась с ним, она не будет. Хотя за волшебство иногда приходится расплачиваться болью, все же это лучше, чем никогда вообще этого волшебства не знать. Когда она превратится в старуху, бесцветную и сморщенную, она будет вынимать из памяти его образ и мечтать, совсем чуть-чуть. И если кто-то посмотрит на нее в это мгновение, то, скорее всего, спросит себя, почему эта старая леди так улыбается своими иссохшими губами, словно та кошка, что получила на обед отличные сливки.

Элизабет посмотрела в треснутое зеркало. Без очков и со спутанными волосами, безумно вьющимися вокруг ее лица, она больше походила на пухлую нелепую нимфу со старых картин, чем на гувернантку.

Пару минут она позволила себе помечтать. Лорд Рэндольф непременно влюбится в ее прекрасную душу и женится на ней, не раздумывая. Ее домом вновь станет Англия, но они будут часто и надолго приезжать в Италию. И у них будет трое детей; конечно, ей уже поздно начинать рожать, но ее здоровье ей это позволит. Она будет рисовать яркие необычные картины, и они обязательно кому-то понравятся, другие же станут их ненавидеть. Его аристократическая семья будет очень рада, что лорд Рэндольф нашел жену с таким прекрасным характером и такую талантливую.

Элизабет поджала губы и надела очки, после чего начала зачесывать свои волосы назад. Нимфа исчезла, вновь превратившись в гувернантку. Она знала, что он в нее не влюбится, а если и сделает такую глупость, она никогда не сможет выйти за него замуж. Даже в самых бурных своих фантазиях она не сможет забыть о том, что ее действия привели к тому, что респектабельный брак стал для нее навсегда недосягаем.

Но это вовсе не означает, что Элизабет не может насладиться такой редкой, волшебной интерлюдией[17][17]
  Интерлюдия – небольшая музыкальная пьеса, исполняемая в промежутках между частями другого музыкального произведения.


[Закрыть]. И она непременно позволит себе эту роскошь.

В Риме ей рассказывали об одном англичанине, решившем, что главной целью осмотра достопримечательностей является возможность сказать друзьям, что ты их видел, потому он нанял экипаж и объездил весь Вечный Город за два лихорадочных дня, после чего с чистой совестью посвятил остальную часть своего времени различным увеселениям далеко не приличного характера. К счастью, лорд Рэндольф, кажется, был туристом совсем иного рода, его интересовало все, и он был готов посвятить свое время увлекательному занятию впитать в себя как можно больше новых знаний.

Она начала с того, что показала ему все известные достопримечательности Неаполя, а когда стало ясно, что он разделяет ее вкус к необычному, Элизабет расширила маршрут, включив в него более эксцентричные места. В течение следующей недели они исследовали узкие переполненные людьми улицы Неаполя, ели свежие фрукты, пасту[18][18]
  Паста – блюдо из макарон


[Закрыть] и мороженное, купленные на рынках. Они останавливались, чтобы насладиться чистейшими мелодиями, заставляющими замирать сердце, которые лились из открытых окон арендуемых квартир.

Во время дождя они находили темные церквушки с забытыми поблекшими картинами великих мастеров прошлого и вместе улыбались, придумывая объявления для их продажи: "Полное Отпущение Грехов, ежедневное и пожизненное, живым и мертвым, столько, сколько потребуется." Как заметил лорд Рэндольф, это был обычный стиль, в котором составлялись объявления лондонскими адвертайзерами[19][19]
  Адвертайзер – “рекламщик” – от английского слова advertise – рекламировать


[Закрыть].

Лорд Рэндольф тактично больше не предлагал платить за ее услуги; вместо этого, он сам оплачивал все входные билеты и еду, а также другие расходы. В ясные погожие дни он нанимал экипаж и извозчика, и они выезжали за город. Они посетили Байя[20][20]
  “Байя” работы У. Тернера
  Байя – Baiae (на современном итальянском языке пишется Baia) расположен на побережье Неаполитанского залива. Названа в честь Бая (Baius) – воина Одиссея, который, вероятно, был именно там похоронен. На протяжении многих столетий Байя являлся фешенебельным прибрежным курортом, особенно в конце периода римской республики. Байя являлся еще более популярным, чем Помпеи, Неаполь, и Капри, предлагая пользующиеся дурной славой гедонистические развлечения. Байя являлся портом приписки западного Имперского Флота древнего Рима. Город завоеван мусульманами в 8-ом веке нашей эры и был брошен в результате эпидемии малярии в 1500 году. Большая часть города нынче находится под водой в заливе Неаполя, в значительной степени из-за местной вулканической деятельности. (информация взята из Википедии)


[Закрыть] – знаменитый купальный курорт Древнего Рима, где размышляли о дворцах, оказавшихся под водой. В Геркулануме[21][21]
  Геркуланум – (лат. Herculaneum, итал. Ercolano) – древнеримский город в итальянском регионе Кампания, а берегу Неаполитанского залива, рядом с современным Эрколано. Равно как Помпеи и Стабии, прекратил существование во время извержения Везувия 24 августа 79 года. Был погребён под слоем пирокластических потоков. Геркуланум наряду с Помпеями внесён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО под № 829.


[Закрыть] они восхищались городом, раскопанным спустя почти две тысячи лет после погребения под слоем вулканического пепла. Там Элизабет набросала эскизы, заселив руины задумчивыми, призрачными римлянами.

Захватить с собой альбом для эскизов предложил лорд Рэндольф. Все то время, пока она рисовала, он спокойно сидел, куря свою трубу – человек с даром неподвижности. Для богатых туристов это было обычным поведением – нанять художника, который бы нарисовал то, что они видели. Поэтому Элизабет втайне решила подарить лорду Рэндольфу свой набор рисунков, когда они будут прощаться. Возможно, смотря на них, он кроме Неаполя вспомнит и о ней.

Находясь с ним наедине и используя свой навык скрытого наблюдения, приобретенный за годы работы гувернанткой, она запоминала его черты: угол бровей, под которым они выгибались, когда он удивлялся, блеск зимнего солнца в его волосах темного золота и множество других мелких деталей.

По вечерам, уединяясь в своем pensione, она пыталась нарисовать лорда Рэндольфа по памяти, неоднократно разочаровываясь в результатах своего труда. Его было бы легче запечатлеть на бумаге, если бы не его необыкновенная красота. Правильные черты лица и пропорции тела лорда Рэндольфа больше походили на идеальную греческую статую, чем на реального человека. Она приложила все свои силы, пытаясь схватить и показать тонкий юмор в его глазах, неожиданный намек на задумчивость, но никогда не была удовлетворена результатами.

В качестве спутника лорд Рэндольф всегда был вдумчивым и безупречно вежливым. Элизабет знала, что ему нравится ее компания, но она также понимала, что он едва ли обращал на нее внимание, как на женщину. Он приехал в Италию, поскольку разочаровался в любви? Трудно представить себе женщину, которая бы от него отказалась. Но ей не суждено узнать правду. Хотя их беседа обычно текла непринужденно и остроумно, они всегда разговаривали только на те темы, которые не затрагивали их лично. Ее спутник хранил свою личную жизнь при себе так же, как и Элизабет.

Первые несколько дней, которые они провели вместе, она была в состоянии сохранять определенную беспристрастность, несмотря на растущее увлечение лордом Рэндольфом. Но в тот день, когда они посетили Флегрейские поля, эта беспристрастность растаяла, и она слепо, беспомощно, безвозвратно в него влюбилась.

Campi Flegrei – Флегрейские поля[22][22]
  Флегрейские поля – (Phlegraei Campi, τά Φλεγραία πεδία, ή Φλέγρα, собств. «выжженная земля») – в древнегреческой мифологии вулканический край, где произошла гигантомахия – битва богов во главе с Зевсом, которым помогал Геракл, с гигантами. Уже Диодор не верил, что на стороне Геракла сражались боги.
  По-видимому, первоначально это место помещалось древними где-то в Македонии. Страбон, однако, называл Флегрейскими полями 13-километровую кальдеру в окрестностях Кум, около Везувия. Эта равнинная местность простирается по берегу Тирренского моря от Кум до Капуи. Данная полоса неаполитанской Кампании (административная единица Италии) была известна также под именем Laborinus Campus, Laborini Campi, Laboriae – быть может, в связи с чрезвычайным плодородием ее почвы.
  Флегрейские поля – вулканический район на Апеннинском п-ове близ Тирренского моря к западу от Неаполя (Италия). Кальдера диаметром 15 км, образовавшаяся 12 тыс. лет назад, заполнена вулканическими куполами, кратерами, лавовыми потоками. Высота до 458 м. По периферии – несколько кратеров диаметром 0,5—5,0 км, в том числе кратер Сольфатара, который дал научное название поствулканической деятельности в виде извержений вулканических газов, продолжающейся и по сей день (диаметр 500 м, высота вала 116—193 м, дно на высоте 97—105 м, последнее извержение в 1198 г.).
  Карта окрестностей Неаполя с Везувием и Флегрейскими полями, Италия


[Закрыть] или Выжженная Земля – лежит к северу от Неаполя. Поэтическое название дано вулканической области, вид которой не оставит равнодушным ни одного туриста. Проведя утро в окрестностях города Поццуоли[23][23]
  Поццуоли – (итал. Pozzuoli) – город в Италии, располагается в регионе Кампания, подчиняется административному центру Неаполь. Население составляет 82 131 человек (на 2004 г.), плотность населения составляет 1832 чел./км². Занимает площадь 43 км². Покровителем населённого пункта считается San Procolo. Праздник ежегодно празднуется 16 ноября.
  “Pozzuoli” Автор: Cacciapuoti Giuseppe


[Закрыть], они дошли до Сольфатара[24][24]
  Сольфатара (итал. Solfatara) – 1) серные копи 2) извержение сернокислых паров


[Закрыть], овального кратера, где местами земля была такой горячей, что до нее нельзя было дотронуться, а ядовитые струйки пара и горячих сернистых газов медленно сочились из отверстий, названных “фумаролы”[25][25]
  Фумаролы (fumarole) – выделения вулканического газа и пара; они разделяются по составу газов на галогенные, сероводородные (сольфатары) и углекислые (мофеты). В узком смысле слова под фумаролами понимаются галоидные высокотемпературные, часто сухие (с низким содержанием Н2О) разновидности. (Словарь геологических терминов)


[Закрыть].

Местный гид вместе с ними привел в кратер с полдюжины туристов и устроил им представление как часть своего тура. Он пронес горящий факел над кипящим грязевым куполом. Немедленно пар, поднимающийся над грязью, вспыхнул так ярко, словно собирался взорваться. Несмотря на то, что Элизабет видела это и раньше, она все же вздрогнула, отодвинувшись подальше.

Лорд Рэндольф успокаивающе коснулся ее локтя.

– Это – всего лишь иллюзия, не так ли?

Она кивнула.

– Да, фумарол на самом деле не горит, но всякий раз, когда я это вижу, то не могу сдержать чувство, что спящий вулкан вот-вот проснется и набросится на нахальных людей, посмевших нарушить его покой.

Бросив факел в фумарол, гид топнул ногой, и глубокое, зловещее эхо прокатилось где-то под их ногами через всю гору. После чего гид, наконец, увел свою группу.

Решив, что с них довольно представлений, Элизабет и ее спутник пошли в противоположном от группы направлении.

– Какое интересное место, – заметил лорд Рэндольф, как только они углубились в парящие фумаролы. Густой едкий запах серы висел над бесплодной белой почвой. – Скорее похоже на один из внешних кругов ада.

– Сольфатара – место, которое должен посетить каждый, приезжающий в Неаполь, но я его не люблю. – Элизабет махнула рукой, указывая на окружающий их бесплодный кратер. – Когда я сюда приезжаю, мне всегда кажется, что это – самое уединенное, самое пустынное на земле место.

– Нет, – тихо произнес ее спутник, его голос был столь же суров, как та мертвая земля, что лежала у них под ногами. – Самое одинокое место на земле – неудачный брак.

Вот тогда хрупкие остатки ее беспристрастности разбились вдребезги, поскольку именно в этот самый миг Элизабет начала понимать Рэндольфа. Для нее не было шоком, что он оказался женатым человеком; она никогда не понимала, почему у человека, столь привлекательного и любезного, не было жены. И при этом она не чувствовала себя преданной из-за того, что до этого момента он ни словом не обмолвился о своей жене, поскольку всегда знала, что между ним и ею не может возникнуть ничего иного, кроме мимолетной дружбы.

Что Элизабет действительно чувствовала, так это то, что ее затопило безбрежное море любви и нежности, прорвавшееся сквозь все ее заслоны.

Было неимоверно трагичным то обстоятельство, что человек настолько добрый и порядочный оказался так несчастлив, что одиночество погнало его прочь из родного дома.

В ней зародилось нечто большее, чем нежность, она почувствовала в нем родственную душу. Не отдавая себе отчета, она импульсивно произнесла:

– Вы не должны сдаваться.

– Сдаваться кому? – переспросил он, повернувшись к ней лицом, его синевато-серые глаза накрыла тень тоски.

– Поддаваться одиночеству, – она запиналась, смущенная своей собственной дерзостью. – Признание этого означает начало игры с дьяволом, начало потери вашей души.

Под его серьезным пристальным взглядом она почувствовала, как горячий жар залил ее щеки. Она отвела взгляд, горько пожалев, что нарушила границы их дружбы, практически признавшись, как близко ей его чувство одиночества.

Он тихо произнес:

– Если вы играли с дьяволом одиночества и сумели сберечь свою душу, то познали мудрость в этой борьбе.

Элизабет глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, благодарная ему за то, что он простил ей ее ошибку.

– Мне кажется, что я слышу зов нашего гида. Пойдемте, пора возвращаться, пока он не решил, что мы упали в грязевой кратер.

***

ВИА ТОЛЕДО, как утверждали, – самая веселая и самая многолюдная улица в мире, однако Рэндольф, прогуливаясь по залитому фонарями ночному городу, почти не обращал внимания на жизнерадостные толпы, циркулирующие вокруг него. Он шел пешком уже много часов, его мысли были заняты тревожной, но глубоко привлекательной идеей.

Ему нравилась компания Элизабет Уокер с того самого момента, как они встретились, но он считал ее совершенно самостоятельной и довольной своей жизнью женщиной. Это мнение полностью изменилось нынче днем, когда они посещали кратер под названием Сольфатара. На какую-то минуту он ослабил свою защиту, но вместо того, чтобы проигнорировать данное обстоятельство или начать его презирать, Элизабет сделала то же самое. Она раскрылась перед ним, обратившись к нему и выдав одиночество столь же глубокое, как и его собственное. Смесь теплоты, великодушия и уязвимости, исходившая от нее, была настолько мощной, что он еле сдержался и не сказал ей там же, немедленно, что, если бы им удалось соединить их жизни, они могли бы изгнать это жуткое одиночество из своих жизней.

Но он промолчал, слишком скептичный, слишком осторожный, чтобы вот так, импульсивно, предложить ей выйти за него замуж. Но с тех пор эта идея укрепилась, и теперь его мучил только один вопрос, какой же женой может стать Элизабет. И чем дольше он об этом думал, тем больше приходил к заключению, что его первое впечатление о ней было верным. Она могла бы стать превосходной женой.

Он криво усмехнулся, вспоминая утверждение Сэмюэля Джонсона[26][26]
  Сэмюэл Джонсон (Samuel Johnson) (18.9.1709, Личфилд, 13.12.1784, Лондон), английский критик, лексикограф, эссеист и поэт. В философской повести «Расселас, принц Абиссинский» (1759, рус. пер. 1795) Джонсон обратился к теме разрыва между стремлением к счастью и возможностью его осуществления. Составленный Д. «Словарь английского языка» (1755) был ценным вкладом в лингвистику того времени. Предисловие к изданию Шекспира (1765) и труд «Жизнеописания наиболее выдающихся английских поэтов» (1779 – 1781) стали значительным явлением в английской критике. Колоритный образ Джонсона создан его другом Дж. Босуэллом в книге «Жизнь Сэмюэля Джонсона» (1792). (БСЭ)
   Сэмюэль Джонсон. Портрет работы Дж. Рэйнольдса


[Закрыть]: «Второй брак – это победа надежды над жизненным опытом». Рэндольф думал, что его опыт навсегда отвратил его сначала от любви, затем от брака, и он впустую растрачивал свою жизнь в полном одиночестве. И вдруг сейчас ему показалось, что видеть Элизабет Уокер, каждый день утром сидящей за столом напротив него, будет весьма приятно. Хлоя редко поднималась непосредственно к завтраку, а когда ей приходила в голову такая мысль, то она неизменно была раздражительной и ушедшей в себя.