Текст книги "Жена на время"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 6
Мальчиком маркиз Стаунтон часто испытывал странное чувство: стоит ему переступить порог дома, и потолок в огромном холле начинает давить ему на плечи, как небесный свод на плечи Атланта. Даже через восемь лет он испытал то же, едва переступив порог.
Это было ощущение тяжести и тьмы. И люди, от которых он уже давно освободился, казались ему ночным кошмаром. Они тащили его назад, вниз, на дно. Он начинает задыхаться, глотать воду и понимать, что гибнет. Он был действительно рад, что привез с собой жену, что у него есть такое верное средство для борьбы с их влиянием. И они все были здесь. Он это сразу увидел.
Никто из них ни разу не навестил маркиза Стаунтона в Лондоне за те восемь лет, что он провел там. Это странно. Ведь за исключением детей все они совершеннолетние и занимают определенное положение в обществе. Но старый герцог Уитингсби все еще имел такую власть над своей семьей. Старший сын и наследник покинул семью без его разрешения. Ни одному из детей герцога не разрешалось встречаться с ним, чтобы не подвергаться дурному влиянию. Даже граф Твайнэм был у герцога под каблуком. Он ни разу не привез Марианну в город и не приезжал сам, насколько было известно маркизу. Они никогда не встречались.
Оставив отца, Энтони был вынужден разлучиться со всей семьей, даже с малышкой Огастой. Его заставили сделать такой выбор. Он оставил малышку и двенадцатилетнего Чарлза. Теперь в группе, стоявшей за спиной отца, маркиз заметил девочку. Наверное, это и была та малышка. А очень молодой человек, наверное, Чарлз. Он постарался не вспоминать о том, как часто мучил себя вопросом, особенно поначалу, было ли жестоко с его стороны их покинуть. И как часто его мучило страстное желание повидаться с ними.
Казалось, отец нисколько не изменился за эти годы. Лишь серый оттенок кожи подтверждал, что он не лжет, говоря об ухудшении своего здоровья.
Все это маркиз Стаунтон увидел и почувствовал в первый же момент, как только вошел в огромный холл. И заволновался. Однако он приучил себя вообще не поддаваться эмоциям. И Бог свидетель, теперь, когда это ему так необходимо, он воспользуется своим опытом. Прежде чем пересечь холл и начать сцену воссоединения семьи, маркиз насмешливо оглядел шеренги молчаливых, безукоризненно одетых слуг.
Не было ничего неожиданного. Отец приветствовал возвратившегося сына с холодным пафосом, так, будто тот и не покидал дома с горечью в душе и не прожил восемь лет вдали от семьи. И как Энтони и ожидал, отец не проявил ни неудовольствия, ни восторга при известии о его женитьбе. Свою невестку он приветствовал с безукоризненной учтивостью. Так же поступили и все остальные члены семьи. Но маркиза такой сухой прием даже обрадовал. Будь все по-другому, он не знал бы, как ему смотреть в глаза Уильяму и Клодии, что сказать им. Еще в дверях Энтони заметил их и понял: они – муж и жена. И Клодия стала еще красивее, чем раньше.
Ему доставило огромное удовольствие, больше, чем ожидал, представить свою жену. Ощутить, как потрясен отец. Продемонстрировать им всем, что женился. Женился, в конце концов, по собственной воле, что его при этом ни в малейшей степени не интересовали династические соображения. До этого момента маркиз и сам не понимал, как много причин у него было, чтобы выбрать жену именно таким образом и жениться до приезда домой.
А потом наступил кульминационный момент. Когда экономка уже собиралась увести его жену, она улыбнулась. Нет, даже не улыбнулась, а осветила весь холл теплым выражением своего лица и, несмотря на свою ужасающе тусклую поношенную одежду, внезапно поразила всех своим очарованием. И она назвала его светлость отцом. Это был незабываемый момент. Никто еще не позволял себе такой фамильярности с герцогом Уитингсби. Ни в ее улыбке, ни в словах не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало вульгарность. Просто все это было очень неожиданно для этого дома.
И тут-то у маркиза и родилась идея. Он назвал жену «любимая». Герцог, без сомнения, счел такое обращение вульгарным. Энтони пережил такой триумф, о котором и мечтать не смел.
Он последовал за отцом в библиотеку, но не остался стоять в дверях, как обычно делал раньше, когда его сюда приглашали. Прежде Энтони смотрел на отца, сидящего за своим огромным дубовым письменным столом, соблюдая субординацию. Нет, он никогда не будет больше стоять в дверях. Маркиз Стаунтон подошел к окну и посмотрел на озеро.
– Как поживаете, сэр? – спросил он. Отец не лежал на смертном одре, но, без сомнения, был болен. А именно здоровье отца и послужило причиной его возвращения домой.
Его светлость не ответил на вопрос.
– Вы женились недавно, – сказал он. Это был не вопрос, а утверждение. Маркиз не сомневался, что отцу известно каждое его движение за последние восемь лет, хотя они не написали друг другу ни строчки до того, как герцог в своем письме призвал сына домой.
– Вчера, – ответил Энтони. – Наш союз был скреплен прошлой ночью, – добавил он, внезапно ощутив себя счастливым от того, что сказал истинную правду. Хотя его брак был бы действителен и без осуществления супружеских прав.
– Кто она? – спросил герцог..
– Она была мисс Чарити Дункан, дворянка из Гемпшира, – ответил маркиз. – До замужества зарабатывала себе на жизнь, работая гувернанткой.
– Полагаю, – сказал отец, – вас пленили ее синие глаза, обольстительная улыбка и откровенная наглость?
Обольстительная? Откровенная наглость? Его маленькая серая мышка? Губы у маркиза дрогнули, но он промолчал. Скоро отец поймет, насколько далеко от истины было его первое впечатление от невестки. Хотя ей не повредит улыбаться почаще. Маркиз Стаунтон отвернулся от окна и посмотрел на герцога, сидевшего, как и полагалось, за своим письменным столом. С этой выгодной позиции он обычно вершил суд над слугами и детьми. Как судья, а не как любящий отец.
– Я женился на ней, – спокойно сказал он, – потому что так решил, сэр. Совершеннолетним я стал уже семь лет назад.
– Вы женились на ней, – заметил герцог, – вопреки моей воле и забыв свое происхождение. Вы женились на женщине без родословной и с дурными манерами. Думаю, вы ее очень тщательно выбирали.
– Да, сэр, – сказал сын, чувствуя себя победителем, – по любви.
Он совершенно не собирался этого говорить, даже не думал об этом. Одна мысль о любви заставляла его содрогаться. Но что-то мелькнуло у маркиза в голове в тот момент, когда он увидел, как шокировано все семейство одним-единственным словом и очаровательной улыбкой. Нет, это была удачная мысль. Герцоги Уитингсби и их наследники никогда не женились по любви, тем более – на обедневших дворянках без титулов. То, что наследник может проявить такое неблагоразумие и заключить брак по любви, должно было показаться его светлости чрезвычайно вульгарным.
– Завтра сюда прибудет граф Тилден с женой и дочерью, – сказал герцог. – Они приедут на празднование официальной помолвки леди Марии Лукас и моего старшего сына. Послезавтра вечером состоится бал по случай помолвки. Как вы объясните им все случившееся?
– Полагаю, сэр, – невозмутимо ответил маркиз, – я вообще ничего не должен им объяснять.
– Вам было известно о соглашении, достигнутом между нами семнадцать лет назад, – сказал его светлость. – А если вы об этом забыли, то мое письмо, которое я направил вам всего несколько недель назад, должно было напомнить об этом. Думаю, это письмо вы получили еще до того, как познакомились с теперешней маркизой, Тилден имеет полное право считать, что вы нарушили договор.
– Если такой договор и существует, то на нем нет моей подписи, сэр, – холодно заметил маркиз. – Если соглашение было устным, то я не подтверждал его. Этот договор не имеет ко мне никакого отношения.
– Юная леди, выросшая в уверенности, что однажды она станет герцогиней Уитингсби, будет оскорблена, – сказал герцог.
– Я не поддерживал ее надежды, – возразил маркиз. – Думаю, вы должны согласиться, сэр, что этот разговор не имеет смысла. Я женат. Церемония бракосочетания состоялась, мы расписались в книге регистрации браков в присутствии свидетелей.
Отец холодно, без всякого выражения, смотрел на него. Для его сына это был момент наивысшего торжества. Он спокойно выдержал взгляд отца.
– Остается надеяться, Стаунтон, что вы знаете, как надлежит одеваться вашей жене, – наконец сказал герцог. – Надеюсь, ее дорожная одежда завтра бесследно исчезнет? У меня создалось впечатление, будто экономка приняла ее за служанку.
Значит, она поэтому все еще стояла в дверях, когда он обернулся, чтобы представить ее отцу? Маркиз улыбнулся про себя.
– Моя жена нравится мне такой, какая она есть, – возразил он. – И не важно, какое на ней платье.
– Нелепо так считать, если внешность жены отражает ваше положение в обществе, – сказал герцог. – В том виде, в каком она появилась в моем доме, ей едва ли нашлось бы место на кухне.
– Как мой отец и человек, в чьем доме мы гостим, вы имеете право сказать это, – жестким и холодным тоном ответил маркиз Стаунтон, скрывая чувство глубокого удовлетворения. – Однако я переговорю на эту тему с тем, кого это непосредственно касается.
«Что же у нее там в этом маленьком сундучке?» – подумал он.
– Вы, наверное, хотите подняться наверх, прежде чем спуститесь в гостиную к чаю? – спросил герцог и строго добавил:
– Вы будете сопровождать леди Стаунтон. Не опаздывайте. И сообщите миледи, как нужно обращаться ко мне, Стаунтон.
Сын постоял некоторое время, глядя на отца, потом молча направился к двери. Он еще помнил, когда, будучи мальчиком, восхищался отцом, которого редко видел. Как радовался любому замечанию о своем сходстве с герцогом. Как всю свою юность старался сделать все, чтобы отец был им доволен, соперничал с ним, хотел быть достойным преемником его светлости. Все его усилия оставались незамеченными. А из-за всякой ошибки на уроках, любой мальчишеской выходки, из-за ссоры с младшими братьями и сестрами его призывали в эту комнату, где допрашивали и читали ему нотации. Он выслушивал поучения, стоя у массивного письменного стола, и знал, что сейчас последует приказание наклониться над столом.
Трудно сосчитать, сколько раз отец бил его палкой. И он не смог бы вспомнить, сколько раз отец проявил к нему свое расположение. Этого не было ни разу.
Энтони, наверное, простил бы отцу жестокость по отношению к нему самому. Но герцог не проявлял любви ни к кому, даже к своей жене, родившей ему тринадцать детей и пережившей четыре выкидыша. Герцог только раздраженно отмахнулся, когда после смерти герцогини старший сын попытался уговорить его посмотреть на новорожденную дочь.
Это была одна из причин, почему маркиз покинул родной дом.
Он стал ненавидеть свое сходство с отцом, как во внешности, так и в характере. Он стал ненавидеть себя самого. Он стремился стать свободным. Теперь он свободен и приехал домой, когда его позвали, но явился на своих собственных условиях. Герцог Уитингсби больше не имел над ним власти.
«Но черт бы все побрал, – думал маркиз Стаунтон, быстро поднимаясь наверх, – эти потолки снова начинают давить на меня».
Для маркиза приготовили апартаменты, которые он занимал с того времени, как покинул детскую. Наверное, их держали для меня все это время, подумал он. Его заявление о том, что он уезжает и никогда не вернется домой, всерьез тогда не приняли – и вот он снова здесь. Энтони думал, что эти апартаменты отдадут Уильяму и Клодии. Но, похоже, этого не сделали. Они, наверное, живут в комнатах поменьше.
Свою жену маркиз нашел в гостиной. Она стояла лицом к окну, но обернулась, как только он открыл дверь. Комната, которой маркиз никогда раньше не пользовался, выглядела неожиданно милой, обжитой и женской. Хотя здесь ничего не изменилось, кроме того, что здесь была его жена.
Вдруг Энтони показалось странным присутствие женщины в этой давно знакомой комнате.
Впервые с тех пор как они познакомились, на ней не было коричневого платья, которое он привык видеть на ней. Маркиза Стаунтон переоделась в легкое муслиновое платье с завышенной талией. Было заметно, что оно перенесло много стирок. Волосы у Чарити были гладко зачесаны назад и стянуты на затылке в узел. Они были светлее, чем ему казалось раньше. Она выглядела как бедная родственница. Очень бедная родственница. Но выглядела удивительно юной и хорошенькой. У нее была на редкость стройная фигура, довольно соблазнительная, подумал он, вспомнив ночь, когда лишил ее девственности.
– Вид из окна просто великолепный, – сказала жена.
– Да, – согласился маркиз и подошел к ней. Дом всегда как-то угнетал его. За пределами дома он чувствовал себя свободным. Косые лучи вечернего солнца освещали озеро, превращая его в тусклое золото. Лес за ним – место его детских игр и волшебная страна – выглядел таинственным и влекущим.
– Вы очень похожи на своего отца, – сказала она, посмотрев на его профиль.
– Да, – сухо сказал маркиз.
– И вам не нравится походить на него, – спокойно продолжила Чарити. – Сожалею, но это очевидно.
Ему совсем не понравилась ее проницательность, ее попытки понять его характер и прочитать мысли. Он никогда не делился своими мыслями ни с кем. Даже с самыми близкими друзьями-мужчинами. Она должна понять, что у нее нет права вторгаться в его жизнь. Ему претила даже мысль об этом. Нужно напомнить ей, что между ними существует лишь деловое соглашение.
– Я женился на вас и привез сюда, как вы знаете… – начал было маркиз и посмотрел на нее. Она взглянула ему прямо в глаза своими необыкновенными синими глазами. Помолчав, он продолжил:
–…чтобы доказать его светлости, что могу сам распоряжаться своей собственной жизнью. Никому не позволено решать за меня, как мне жить, и никому не позволено вмешиваться в мою личную жизнь. Я – наследник герцога Уитингсби, и только моя смерть может изменить это обстоятельство. Но во всем остальном я сам по себе. Вас я привез в поместье, чтобы доказать всем, что и впредь буду поступать только так, как сочту нужным.
– У вас не хватило бы мужества просто заявить им об этом? – спросила маркиза Стаунтон.
– Вы позволяете себе вольности, сударыня, – заметил маркиз.
Жена хотела что-то возразить, но промолчала. Она смотрела на него своими широко открытыми синими глазами. У маркиза появилось странное чувство, будто стоит ему только заглянуть поглубже в ее глаза – и он увидит ее душу. Если она будет и дальше так открыта для других, то рано или поздно жизнь ранит ее очень больно.
– Вы очень хорошо начали исполнять свою роль. Продолжайте в том же духе. Пусть вас не смущает отсутствие модного платья. И не смущайтесь, если вы не сможете поддерживать беседу. С членами моей семьи разговаривать нелегко. Но нас уже ждут в гостиной. Держитесь поближе ко мне и предоставьте разговоры мне. Вам не нужно производить хорошее впечатление ни на кого.
Чарити слегка улыбнулась мужу.
– Огаста, наверное, была совсем маленькой, когда вы уехали из дома? – спросила она.
– Ей была всего неделя от роду, – сказал маркиз. – Я остался здесь только на похороны матери.
Он не плакал по матери, но горько всхлипывал, держа на руках ребенка, перед самым своим отъездом. Это было последний раз, когда он плакал. Последний раз в его жизни.
Жена только сочувственно ахнула. Маркиз готов был поклясться, что она снова прочитала его мысли и поняла, что так он попрощался с любовью. Со слабостями для него было покончено.
Больше ей не удастся заглянуть в его мысли. Вообще он ее к себе больше не подпустит.
– Наше знакомство до свадьбы было очень коротким, – быстро сказал маркиз Стаунтон. – Вы были гувернанткой в семье моих знакомых. Там я встретил вас, мы полюбили друг друга и отбросили все условности. Мы поженились вчера, прошлую ночь провели вместе и сегодня испытываем глубокие и страстные чувства друг к другу.
Чарити покраснела и на мгновение отвела глаза. Но потом снова взглянула мужу в лицо.
– В таком случае, сударь, вы должны научиться улыбаться, – заметила она.
Маркиз удивленно поднял брови.
– Вы выглядите как человек, который женился на незнакомой женщине с единственной целью досадить кому-то, – сказала жена, оглядывая его. – Вы выглядите как человек, который испытывает чувство злобного удовлетворения, но при этом несчастен.
Энтони прищурился. Было ли достаточно короткого разговора два дня назад, чтобы узнать ее характер? Или как ему тогда показалось, понять, что у нее нет характера? Но возможно, она права.
– Я буду вам улыбаться, сударыня, – сказал маркиз. – Но только в гостиной, в присутствии остальных. Наедине нам совершенно не нужно притворяться.
– Да, – спокойно согласилась маркиза.
– Возьмите меня под руку, – предложил он. – Мы уже опаздываем. Его светлость терпеть не может, когда опаздывают.
– Так именно поэтому мы задержались здесь? – спросила Чарити. В ее глазах мелькнула веселая искорка.
Маркиз ничего не ответил, ожидая, пока жена возьмет его под руку.
Семейство герцога Уитингсби из холла направилось прямо в гостиную. Хотя в другое время в такую хорошую погоду некоторые члены семьи предпочли бы погулять в парке до чая, сейчас они испытывали желание держаться вместе и подальше от ушей прислуги.
– Можно было бы догадаться, – начал лорд Уильям Эрхарт, как только за ними закрылась дверь в гостиную, – что перед возвращением в Инфилд Стаунтон приготовит парочку сюрпризов. Я посоветовал бы его светлости не писать письма, если бы он считался с моим мнением.
– Ах, Уильям, – укоризненно сказала Клодия, отпуская руку мужа и обнимая за плечи Огасту, – тебе и не нужно было этого делать. Ты ведь так же, как и мы, хотел, чтобы Энтони вернулся.
– О чем это ты говоришь? – возмутился муж, нахмурившись. – Может быть, ты жаждала его возвращения?
– Не могу поверить, – сказала виконтесса Твайнэм, грациозно опускаясь на диван. – Просто не могу поверить. Как он может? Одно дело сбежать из дома в Лондон на какое-то время. Могу себе представить, что многие молодые люди мечтают об этом. Одно дело прожигать там жизнь и приобрести репутацию… – Она посмотрела на маленькую Огасту. – Ну, это одно дело. И совершенно другое – жениться без разрешения его светлости и привезти жену в дом, никому предварительно не сообщив об этом. Ты видела ее, Клодия? Я умерла бы от унижения, появись моя служанка на людях в такой одежде.
Клодия, леди Уильям, подвела Огасту к окну и села вместе с ней на диван.
– Кстати, Марианна, – заметила она. – У них было трудное путешествие. Помнишь, какой дождь лил вчера весь день? Кто же надевает хорошую одежду в такую погоду?
– Но кто она такая, черт побери? – пробормотал граф Твайнэм, стоявший у бара и щедро наливавший себе в бокал виски, пока было время. (Во время чая крепкие спиртные напитки в Инфилде были запрещены.) – Что Стаунтон сказал? Наверняка сказал бы, если она что-нибудь собой представляет, будьте уверены. Положение будет очень щекотливое завтра, когда приедет леди Мария.
– Ах! – Марианна взмахнула платочком, как бы отмахиваясь от неприятного запаха, потом прижала его к носу. – Я этого не вынесу. И его светлость уже не успеет сообщить Марии, чтобы она не приезжала. И Тони знал, что она приедет. Должен был знать. Как он может так поступать с нами? Я не могу в это поверить. Он женился неизвестно на ком и привез эту женщину сюда, чтобы унизить нас. Она ужасно вульгарная особа, это сразу видно.
Лорд Уильям пригладил волосы рукой.
– Она назвала его светлость отцом, – сказал он, подмигнув. – Не пробыв в доме и пяти минут. Можете себе представить, чтобы леди Мария назвала герцога отцом? Она так никогда не поступила бы. Не хотел бы я быть на месте его светлости завтра ни за какие коврижки.
– Но у леди Стаунтон очень славная улыбка, – заметила Клодия. – Может быть, нам стоит подождать и познакомиться с ней поближе, прежде чем судить. Ты как думаешь, Чарлз?
Лейтенант лорд Чарлз Эрхарт стоял рядом с ней и Огастой, глядя в окно.
– Я не стал бы брать отпуск, если бы не приказ отца приехать домой, – сказал он. – Особенно если бы знал, что Стаунтона тоже пригласили. Мне нет дела ни до него, ни до его жены. Меня это не касается.
Он хотел произнести эти слова с холодным достоинством, но ему это не удалось. Его голос по-юношески дрожал. Клодия успокаивающе взяла его за руку. Чарлз руки не отдернул, но головы не повернул и не улыбнулся ей.
– А что ты думаешь о своем старшем брате, Огаста? – спросила девочку Клодия.
– Мне кажется, маркиз очень похож на его светлость, – сказала Огаста. – По-моему, он очень противный. И еще я думаю, что маркиза очень некрасивая.
Граф Твайнэм хихикнул. А его жена снова помахала платочком перед лицом.
– Устами младенца… – сказала она. – Ты права, Огаста. Маркиз выглядел отвратительно, как будто наслаждался этой ужасной сценой. А у нее нет и намека на красоту или обаяние. Не удивлюсь, если узнаю, что он нашел ее у кого-нибудь на кухне или в классной комнате. Сомневаюсь, что она вообще благородного происхождения. Очень сложно будет быть с ней вежливой.
– Будь уверена, его светлость будет с ней вежлив, Марианна, – сказал лорд Уильям. – И того же он ждет от нас. Как бы то ни было, она теперь леди Стаунтон, кем бы ни была до замужества.
– И в свое время она станет герцогиней, – сказала его сестра с глубочайшим отвращением. – Она станет старшей в семье, и будет командовать Клодией, мной, всеми. Это нестерпимо. В будущем мы с Твайнэмом будем бывать в Инфилде как можно реже. Ну, есть много способов быть вежливой, Уилли, Я буду вежлива.
Лорд Твайнэм снова хихикнул.
– Интересно, как Уитингсби справится завтра, – сказал он. – Тилден не обрадуется новости, попомните мои слова. И жена Энтони уже главнее тебя, Марианна. Она – маркиза Стаунтон.
– Сегодня мы все должны быть вежливы с ней, а что будет завтра – увидим, – сказала Клодия. – Энтони вернулся домой и привез жену, которую любит. Он ведь назвал ее любимой. Кто-нибудь еще слышал это? Я была очень тронута, честно сказать.
Ее муж пренебрежительно фыркнул.
– Герцоги Уитингсби и их наследники никогда не женятся по такой вульгарной причине, как любовь, – сказал Уильям. – И ты это хорошо знаешь, Клодия.
Она покраснела и, наклонившись, поцеловала Огасту в макушку. Ее мужу стало неловко за свои слова, он тоже покраснел, но возможности продолжить разговор уже не было. Двери отворились, и в гостиную вошел герцог. В воцарившемся молчании он прошел к камину и встал рядом, заложив руки за спину.
– Стаунтона еще нет? – зачем-то спросил его светлость. – Он опаздывает. Подождем.
Никто не отреагировал на его слова, произнесенные очень холодным тоном.
Семья ждала в напряженном молчании. Граф Твайнэм подумал: не допить ли оставшийся глоток виски? Но не решился и с сожалением незаметно поставил бокал на буфет. Клодия обняла Огасту, для которой возможность пить чай в гостиной вместе со взрослыми была редкой честью, и ободряюще улыбнулась девочке.
