Текст книги "Рождественское обещание"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Мэри БЭЛОУ
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ОБЕЩАНИЕ
Глава 1
Граф Фаллоден бросил рассеянный взгляд на визитную карточку на подносе, протянутом ему дворецким, и нахмурился.
– «Мистер Трэнсом, торговец углем», – прочел он вслух. – Почему ты не узнал, по какому делу он пожаловал, Старрет, и не направил его к кому следует?
Дворецкий и камердинер переглянулись.
– Он очень настойчив, милорд, – произнес дворецкий, – и говорит, что может сообщить причину своего визита только вам и никому больше. Мне следует сказать ему, что вас нет дома, милорд?
– Да, – раздраженно ответил граф и знаком велел камердинеру подать ему шейный платок. Он только что вернулся с утренней прогулки верхом, но это не успокоило его и не прогнало мрачное уныние. Казалось, ничто уже не могло поднять его настроение и он менее всего был расположен принимать визитеров.
Дворецкий деревянно поклонился и повернулся, чтобы уйти.
– Подожди, – остановил его граф Фаллоден. Вид у него стал еще более раздраженным, когда он сам начал наспех завязывать платок на шее, как бы не замечая неодобрительно поджатых губ камердинера. – Он выглядит респектабельно, Старрет? Прибыл к парадному входу?
– Он приехал в экипаже, запряженном четверкой цугом, милорд, – сообщил дворецкий.
Граф удивленно вскинул брови.
– Пожалуй, я приму его, чтобы узнать, что нужно этому нахалу, – сказал он. – Проведи его в гостиную, Старрет.
– Слушаюсь, милорд. – Поклонившись еще раз, дворецкий ушел.
– Торговец углем… – промолвил граф, глядя на отражение камердинера в зеркале гардеробной. – Как ты думаешь, что ему нужно, Кроули? Предложить мне поменять поставщика угля на нынешний зимний сезон? Кстати, кто поставляет нам уголь? Что ж, спущусь вниз и удовлетворю свое любопытство. Он явился с парадного, а не с черного хода и спросил меня, а не миссис Лоуфорд. Любопытно, ты не считаешь?
Но граф не стал дожидаться ответа, а, покинув гардеробную, спустился по лестнице в холл своего городского особняка на Гросвенор-сквер. Раннее ноябрьское утро было пасмурным, и, пересекая холл и ожидая, пока лакей откроет перед ним широкие двери в гостиную, граф обратил внимание на то, что в доме зажгли лампы. День полностью соответствовал мрачному настроению графа.
Как он и предполагал, мистер Трэнсом, торговец углем, был типичным представителем своего класса. Граф Фаллоден убедился в этом, когда стоявший у окна посетитель повернулся на звук открываемой двери. Одет он был опрятно, и его одежда оказалась не менее дорогой, чем у графа, хотя и более новой. В последний год граф стал реже заходить к портному и сапожнику, да к тому же он все еще носил траур. Единственное, в чем граф мог покритиковать вкус посетителя, это в том, что тот, видимо, предпочитал носить костюмы на два размера больше – костюм Трэнсома казался слишком просторным, будто был сшит не на него. Сам он был худ и костляв, с узким лицом и крючковатым носом. Темные глаза, казавшиеся огромными на худом лице, пристально разглядывали графа.
Тот кивком приветствовал гостя.
– Я Фаллоден, – представился граф. – Чем могу быть полезен? – Он недовольно насторожился – гость не ответил сразу, а все продолжал со странной полуулыбкой оглядывать его с ног до головы.
– Вы недурны собой, милорд, если мне будет позволено сказать вам это, – наконец проговорил мистер Трэнсом, довольно потирая руки. – И даже импозантнее, чем я предполагал. Это хорошо.
– Благодарю, – холодно отозвался граф. – У вас какое-то дело ко мне, сэр?
Мистер Трэнсом с коротким смешком продолжал потирать руки.
– Вы сочли бы странным, если бы узнали, что я пришел лишь для того, чтобы одобрить вашу внешность, не так ли, милорд? – наконец ответил он. – Но для меня и это важно.
Граф сжал губы. Он продолжал стоять в дверях, сцепив руки за спиной. Фаллоден не предложил гостю сесть.
– Пожалуй, я сразу же перейду к делу, милорд, – произнес мистер Трэнсом. – Если дворянство мыслит теми же категориями, что и торговое сословие, то позволю себе заметить, что время – деньги. Я всегда это говорю. И его не надо тратить на пустую болтовню.
– Я того же мнения, – подтвердил граф.
– Мне кажется, милорд, – продолжал торговец углем, потирая руки так, словно мыл их, и, как бы извиняясь, глядя на графа, – вы задолжали мне значительную сумму.
– Неужели? – Граф вскинул брови и надменно посмотрел на торговца. – Какие-нибудь неоплаченные счета? Я немедленно направлю вас к своей экономке.
– Нет, нет, милорд. – Мистер Трэнсом предупреждающе поднял руку. – Сущие пустяки, милорд, они не стоят ни вашего, ни моего внимания. Ерунда. Но вот ваше родовое поместье, Гресвелл-Парк в Гэмпшире, мне кажется, уже многократно перезаложено, не так ли, милорд?
В глазах графа появилась настороженность.
– Дом в городе и поместье с каждым годом ветшают и приходят в негодность, денег от аренды не хватает, чтобы оплачивать проценты по залогам, – продолжал мистер Трэнсом.
– Не знаю, где вы получили такую информацию, – не выдержал граф. – Положение Гресвелл-Парка вас не касается. Простите, но сегодня утром у меня много дел!
– Каких, милорд, если мне будет позволено спросить? – промолвил мистер Трэнсом. – Посещение портного или сапожника? Вы редко к ним захаживаете с тех пор, как ваши счета выросли настолько, что вам уже никогда их не оплатить. И тем не менее, если все уладить вовремя, вы сможете остаться уважаемым человеком.
– Мистер Трэнсом! – ледяным тоном произнес граф. – Прошу вас покинуть мой дом, сэр. – С этими словами он повернулся, чтобы открыть перед гостем дверь.
– В последнее время вас не видно в Таттерсолле на аукционах чистокровных рысаков, да и на скачках тоже. – Мистер Трэнсом проигнорировал недвусмысленно открытую дверь. – Вы более не играете по-крупному в карты, поскольку и без того обременены карточными долгами, с которыми вам не расплатиться до конца жизни. Хотя, следует добавить ради справедливости, не все они ваши. Вы много задолжали ростовщикам, милорд. А это весьма неприятная ситуация, и она не дает вам спокойно спать по ночам.
Граф закрыл дверь гостиной.
– Мистер Трэнсом, – промолвил он и на сей раз сделал несколько шагов к гостю. – Насколько я понимаю, у вас есть причина говорить со мной столь непозволительно дерзко. Не соизволите ли объяснить ее мне, прежде чем я вышвырну вас из своего дома? А также любезно сообщить, что я должен лично вам? Должок, о котором ничего не знал управляющий моего покойного кузена?
– Ничего подобного, милорд, – успокоил его мистер Трэнсом. – Надеюсь, вы хорошо знаете размеры своих личных долгов. Их вполне достаточно для того, чтобы они легли на ваши плечи таким же тяжким грузом, какой лег на пресловутого великана, запамятовал его имя.
– Атлант, – ядовито напомнил граф. – Интересно, посильным ли грузом для моих плеч окажетесь вы, мистер Трансом, когда я попробую в конце концов выдворить вас из своего дома?
Торговец углем тихонько засмеялся.
– Груз не так уж тяжел и в эти последние дни стал еще легче, милорд, – ответил он. – Все долги перешли теперь ко мне, Я выкупил ваши долговые обязательства. Все до одного.
Граф остолбенел. Странно, но он даже не усомнился в том, что гость говорит правду. Все долги графа Фаллодена, его кузена и предшественника, за целых восемь лет! Долги, от которых граф не отказался, унаследовав титул без малого полтора года назад! Ему и в голову тогда не пришло, что покрыть их можно, продав Гресвелл-Парк с огромными окружающими угодьями. Там прошло его детство, поместье было ему родным домом, частью его самого, самым драгоценным его сокровищем. И камнем на шее.
– Почему вы это сделали? – спросил он, недобро сузив глаза.
– Почему я купил их? – переспросил мистер Трэнсом. – Чтобы оказать вам услугу, милорд. Так будет лучше, меньше хлопот. Я всегда считал, что капитал целесообразно сосредоточить в каком-то одном предприятии, чем разбрасывать по всему Лондону или южным графствам. Вы со мной не согласны, милорд?
– Ваша точка зрения весьма интересна, – заметил граф. – Следовательно, отныне вы будете тянуть соки только из меня одного, Трэнсом? Что ж, запаситесь терпением. В конце концов я выплачу вам свой долг до последнего пенни. Однако на это потребуется время.
Мистер Трэнсом снова рассмеялся:
– Всю свою жизнь, милорд, я много и тяжело трудился. Усердие и чуть-чуть везения сделали свое дело. Я скопил столько, сколько мог пожелать человек для обеспечения своей жизни. Единственно, чего у меня нет, это именно того, о чем вы просите, – времени. Его у меня осталось очень мало.
– В таком случае, – промолвил граф, – я должен примириться с мыслью, что меня ждет долговая яма. Извините, сэр, я сейчас не могу, сунув руку в карман, извлечь из него сумму своего долга. Я бы очень хотел это сделать, но не могу. Поверьте мне.
– Я вам верю, милорд, – ответил торговец углем, снова вспомнив о своей дурной привычке потирать руки. – Но вы можете аннулировать свои долги уже сейчас, в эту самую минуту, милорд.
Граф смотрел на него с ледяной улыбкой.
– Услуга за услугу, как говорят, – продолжал Трэнсом. – Вы окажете мне услугу, милорд, а я спишу ваши долги, все до единого пенни. И тогда постарайтесь найти средства для того, чтобы сделать Гресвелл-Парк образцовым поместьем Англии, а его хозяйство процветающим. У вас также будут деньги, чтобы снова наведываться к своему портному.
Граф вопросительно поднял брови.
– Вы ждете, когда я скажу, какую услугу вы можете оказать мне? – спросил мистер Трэнсом. – Это совсем небольшая услуга, милорд, взамен того, что получите вы. Но она для меня очень много значит.
Выражение лица графа не изменилось. Он внимательно слушал.
– Я сниму с вас долги ив придачу передам вам половину всего, чем владею, милорд, а это, поверьте, немало, – продолжал торговец углем, – при одном условии: вы женитесь на моей дочери. Вторую половину моего богатства она получит после моей смерти, и, таким образом, это тоже станет вашим.
Граф Фаллоден, не веря своим ушам, смотрел на гостя.
– Вы хотите, чтобы я женился на вашей дочери? – нерешительно произнес он, думая, что все это ему просто снится. Жениться на дочери мещанина, дочери угольщика, совершенно ему незнакомой?
– Ей девятнадцать, и она красавица, поверьте, даже если это говорит вам ее отец, – заметил мистер Трэнсом. – А если вас беспокоит ее воспитание, милорд, то лучше моей Элинор вам не сыскать. В свое время я определил ее учиться в академию миссис Твидсмюр. Она училась вместе с двумя дочерьми лорда и дочерью полковника. Особенно она подружилась с дочерью лорда Хатчинса.
– Откуда вам известно, что я не женат? – холодно спросил граф. – Нет, можете не отвечать. Не сомневаюсь, что вам обо мне все известно. Вы знаете даже о моей привязанности к Доротее Лавстоун, хотя мы и не помолвлены с ней. И вам, без сомнения, известно, что у меня уже около года есть содержанка.
– Мисс Элис Фримен, – дополнил мистер Трансом. – Она очень красива, если мне позволено это заметить, милорд, и это делает честь вашему вкусу. Моя Элинор не менее красива и элегантна. Вы получите ее красоту, изысканность и образование, а также половину моего состояния. Она станет вашей графиней. Это все, о чем я прошу вас, милорд. – Он снова хохотнул. – Подумайте, я представил себя дедом будущего графа!
– Мистер Трэнсом, – еле сдерживаясь, тихо произнес граф, – прошу вас покинуть мой дом.
Торговец углем почесал свою лысеющую голову.
– Я понимаю, милорд, вы человек гордый, – промолвил он. – Кто из вас, аристократов, не испытывает этого чувства? Я понимаю, что женитьба на девушке из низшего сословия, дочери торговца, задевает вашу гордость. Но иногда гордость бывает вынуждена отступить перед обстоятельствами. Я не вижу альтернативы своему предложению.
– Долговая тюрьма, – коротко напомнил ему граф. – Альтернатива есть, сэр.
– Но вы не видели моей Элинор, – возразил мистер Трэнсом. – Как вы можете утверждать, что отдадите предпочтение долговой тюрьме, милорд? Я не верю, что вы серьезно так думаете. Это всего лишь бравада. Но если мы исключим тюрьму, какая жизнь ждет вас? Вам нечего было предложить мисс Лавстоун, не так ли, милорд, хотя ее отца мог бы прельстить ваш графский титул? Но вы слишком горды, чтобы предложить ей брак, пока вы по уши в долгах. Прошу извинить меня, но должен сказать, что вы скорее состаритесь и даже ляжете в могилу, чем расплатитесь с долгами. Я сомневаюсь, что отец мисс Лавстоун согласился бы на ваш брак, поскольку он и сам небогат.
– Мои отношения с мисс Лавстоун – это мое личное дело, – решительно заявил граф.
– Совершенно верно, – согласился его гость. – Не я, а вы сами назвали ее имя, милорд. Буду кратким, поскольку вижу, как вам не терпится закончить этот разговор. Вы должны жениться на моей дочери в течение месяца, милорд, или я в течение этого же времени предъявлю к оплате все ваши долговые векселя. Мне очень не хочется этого, но дело есть дело.
Рука графа легла на дверную ручку.
– Позвольте проводить вас, – промолвил он.
– Я зайду к вам завтра, милорд. Я не могу больше ждать. Уверен, что вы хорошо подумаете, прежде чем принять решение.
– Мне не о чем думать, сэр, – сказал граф, открывая дверь и приглашая гостя следовать за собой. – Вы напрасно потратите ваше время, сэр, если придете завтра.
– Итак, до завтра, милорд, – ответил мистер Трэнсом, принимая от лакея пальто и шляпу. – Думаю, что целого дня и всей ночи вам будет достаточно, чтобы понять: у вас всего один выход. И неплохой, в этом я могу вас заверить. Я выбирал вас с особым тщанием, ибо намереваюсь доверить вам самое драгоценное, что у меня есть.
– До свидания, сэр, – произнес граф и кивком велел лакею открыть перед гостем входную дверь. Сам же повернулся и, не дожидаясь его ухода, стал подниматься по лестнице.
Он чувствовал себя как осужденный на смерть, восходящий на эшафот.
* * *
Элинор Трэнсом не стала дочитывать письмо, которое лежало у нее на коленях. Она сидела, вытянув ноги, на кушетке у окна своей спальни, ее печальный взор был устремлен на улицу, где моросил тоскливый ноябрьский дождь, но девушка почти ничего не видела.
Уилфред отказывается от нее. Он ее не любит. Однако пишет, что она по-прежнему любима и желанна. Он повторяет, что всегда будет любить и желать ее, но жениться на ней не может.
Причина казалась вполне благородной. Он не вправе лишить ее роскоши и благополучия, к которым она привыкла, а это неизбежно случится, если она станет женой перебивающегося с хлеба на воду клерка, у которого, возможно, никогда не будет шансов разбогатеть. Он не примет помощи от ее отца, даже если бы тот предложил ее.
«У каждого человека есть гордость, Элли, – писал он. В который раз перечитывая письмо, она уже знала его наизусть. – Бывают случаи, когда гордость оказывается сильнее любви. Я сгорел бы со стыда, если бы, попросив твоей руки, потребовал бы за тобой хорошее приданое и, таким образом, оказался обязанным всем твоему отцу, сам ничего не достигнув в своей жизни».
Элинор закрыла глаза. Ох уж эта мужская гордость! Она первая написала Уилфреду, хотя и понимала, что девушке негоже первой писать молодому человеку и признаваться, что любит его, но для Элинор любовь была превыше богатства и положения. Ведь он говорил, что намерен жениться на ней, хотя и в далеком будущем. А в этом письме написал: «Я готов дать тебе свободу. Я мог бы трудиться и ждать, когда смогу заслужить тебя, Элли. Но сейчас все изменилось. Мне жаль, что такое случилось с твоим отцом. Я не ожидал, что все будет так плохо. Но твой отец сделал все, чтобы позаботиться о тебе. Лучше покориться его воле, Элли. Во всяком случае, ты будешь обеспечена всем, к чему привыкла и чего заслуживаешь. Забудь обо мне, Элли. Заставь себя поверить сердцем и разумом, что меня никогда не было в твоей жизни».
Свое письмо Уилфред, однако, заканчивал любовными излияниями и заверениями в том, что Элинор навсегда останется в его сердце.
Она понимала безнадежность своей попытки. Милый, гордый и глупый Уилфред. Она знала, что теперь ей не удастся его переубедить. Итак, она потеряла его, потому что богата, а он беден, несмотря на то что они кузены. А может, именно поэтому. Отец не одобрял ни Уилфреда, ни его отца за то, что они так и не преуспели в жизни. Он всегда был против крепнущей привязанности между нею и Уилфредом, чему способствовали частые семейные встречи, называл это детским увлечением и, взяв ее за подбородок, внушал ей, что у него есть гораздо более привлекательные планы для нее, чем брак с Уилфредом.
И вот появился граф. Элинор продолжала сидеть закрыв глаза. Склонив голову набок, она виском коснулась холодного оконного стекла. Она не знала имени этого графа и вообще ничего не слышала о нем, кроме того, что рассказывал ей отец. Тот лишь посвятил ее в свой планы, как ей заполучить графа в мужья, и ничуть не сомневался в том, что ему это удастся. А это означало, что отец добьется своего. Так всегда бывало, когда он что-либо задумывал.
Отец хочет выдать ее замуж за графа, аристократа, человека из высшего общества. Вздрогнув, она вспомнила, какие унижения ей пришлось вынести однажды летом, два года назад, когда она побывала в гостях у своей школьной подруги Памелы, дочери лорда Хатчинса. Ей было семнадцать, она только окончила школу и жадно радовалась жизни, ожидая от нее развлечений и любви. Она совершенно не понимала того, что отличается от всех гостей в доме лорда Хатчинса. До этого Элинор никогда не слышала слова «мещанка». О, как же хорошо она узнала его смысл в это лето, когда оно стало ее прозвищем в устах господ, и поняла, сколько в нем насмешки и пренебрежения! Это слово сказало ей, что она из низшего класса, класса выскочек, почти черни. Леди смотрели на нее надменно и свысока, джентльмены – с пренебрежением и не без задней мысли, что у мещаночки можно легче добиться расположения, чем у леди. По телу Элинор снова пробежала дрожь отвращения, когда она вспомнила, как реагировала на это, как давала отпор и защищала себя, скорее побуждаемая инстинктом самозащиты, чем сознательно.
Отец хочет, чтобы она стала женой графа. Беда в том, что у нее не хватит смелости воспротивиться отцу. Именно теперь. Если бы ответ Уилфреда был иным, она, возможно, настояла бы на своем. Бесспорно, она сделала бы это. Но без Уилфреда в этом не было никакого смысла. Разумеется, она ничего не сделала бы наперекор. Как могла она перечить умирающему отцу, который был для нее всем в ее жизни?
Элинор прикусила губу, но непрошеные слезы все равно навернулись на глаза. Отец торопится устроить ее судьбу, пока еще жив. Это всегда было его главной и самой важной целью, он сам сказал ей об этом несколько недель назад. Именно этот разговор побудил Элинор написать Уилфреду. Отец хотел выдать ее замуж за человека знатного рода, предпочтительно из тех, кто владеет землей. Он спокойно умрет, сказал он ей, если его дочь станет знатной леди, для этого он учил и воспитывал ее.
Видимо, он не понимал, думала Элинор, что знатным нужно родиться. Она может стать женой не одного, а поочередно целого десятка графов и все-таки оставаться для окружающих мещанкой до конца своих дней. Ее всегда будут презирать, а она этого не вынесет. Она хочет быть любимой, это все, что ей нужно. Просто чтобы ее любили. Разве это так много?
Видимо, да. Она разгладила письмо, лежавшее на коленях.
Уилфред!
Но внезапный и лишь ей знакомый звук, который уловило ее чуткое ухо, мгновенно прервал ее горестные раздумья и чувство жалости к себе. Вскочив, она выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице, навстречу тому, кто только что вошел в дом.
Это был отец – сгорбленный, изможденный и почти обессилевший.
– Папа! – воскликнула она и, остановив спешившего к нему слугу, осторожно обняла отца за шею и нежно поцеловала. Она знала, что крепкие объятия могут причинить ему физическую боль. – Ты не должен был выходить из дома! Ты же знаешь это! Наверное, ты очень устал. Пойдем в гостиную, я принесу тебе твой стульчик для ног и теплый плед. Нам подадут чай, и ты примешь лекарство.
Говоря это, она расстегнула его пальто, осторожно сняла его с плеч отца, стараясь не причинить ему боли, и широко и беззаботно улыбнулась.
– Успею еще насидеться и належаться, Элли, – промолвил он. – Утро я провел небесполезно. Продолжу завтра, и все будет решено.
– Словно другие не могут за тебя это сделать, – нежно упрекнула отца Элинор и, взяв его под руку, повела в теплую гостиную, чтобы усадить в покрытое пледом кресло у горевшего камина. –Ты должен больше отдыхать, папа. Тебя мучат боли, я вижу это по твоей вымученной улыбке. Тебе следовало принять лекарство еще час назад.
– Лекарства притупляют не только боль, но и способность думать, – заметил отец, осторожно опускаясь в кресло. Сев, он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. – Все решится завтра, Элли. Тогда я смогу умереть спокойно.
– Не говори так, – возразила Элинор, убирая волосы со лба отца и целуя его, а затем удобно устраивая его ноги на стуле. – Тебе нужен отдых, папа.
– Время притворства, увы, прошло, Элли, – произнес он, открыв глаза и слабо улыбнувшись. – Позвони, чтобы подали чай. Экипаж тащился бесконечно долго. Завтра граф согласится на все мои условия, и я еще увижу вашу свадьбу.
Элинор не перечила ему. За прошедший месяц она и так в этом перестаралась. Теперь же, когда врачи, наконец уступив ее настоянию, открыли ей правду, девушка старалась не раздражать больного. Раковая опухоль пожирала его, болезнь быстро прогрессировала. Время споров и протестов прошло – письмо Уилфреда решило все.
– Каковы же твои условия? – тихо спросила она и позвонила, чтобы подали чай.
– Все его долги будут погашены, и он получит половину моей собственности, – ответил отец. – Он владеет огромным поместьем и одним из красивейших особняков и парков в Англии, Элли. С помощью моих денег он сможет великолепно все отреставрировать и привести в порядок. А ты станешь его графиней, дочка. Завтра мы все уладим, и только тогда я почувствую себя счастливым.
Она ничего не сказала, а тихо стояла у камина и смотрела на отца. Ей с трудом верилось, что всего несколько месяцев назад он был энергичным и крепким мужчиной. Тогда отец казался воплощением цветущего здоровья. Сейчас же тело его исхудало, щеки впали, глаза провалились. Он тяжело и прерывисто дышал. Элинор знала, какую невыносимую боль он терпит, и безмолвно поторопила слуг принести поскорее лекарство, которое облегчит его состояние на несколько часов.
Итак, благодаря своим деньгам она выйдет замуж. Нет никаких иных причин, по которым английский граф, потомственный аристократ, может согласиться жениться на девушке не своего круга. Элинор хорошо это понимала. Она выйдет замуж за человека без денег, но живущего беспечно и наделавшего кучу долгов. Долги, должно быть, действительно огромные, если он женится на дочери мещанина, которую даже в глаза не видел. Этот человек будет презирать ее как нечто чуждое и непонятное, но неизбежное в его жизни, с помощью чего он уладил все свои неприятности. Он тот человек, который пустит по ветру все, что тяжким трудом заработал за свою жизнь ее отец.
Иногда ей казалось, что, как и он, она тоже приговорена к смерти.
