Текст книги "Тайная связь (ЛП)"

Итак, в возрасте тридцати лет, когда лучшие годы юности остались позади, герцогиня Данбартон наконец-то стала свободной. И непостижимо богатой. И полностью готовой к тому, чтобы отпраздновать свою свободу. Как только прошла Пасха, она перебралась в Лондон и устроилась там, чтобы провести Сезон. Ханна поселилась в Данбартон-Хаусе, так как новый герцог являлся добродушным мужчиной средних лет, предпочитавшим бродить по полям, пересчитывая своих овец, а не заседать в верхней палате Парламента, выслушивая, как пэры нескончаемо нудно вещают о делах, которые, может быть, и имеют важное значение для страны или даже для всего мира, но ему совершенно не интересны. Все политики – редкостные зануды, сказал бы он каждому, кто согласился бы слушать его. И так как новый герцог не был женат, то некому было бы указать ему на то, что заседание в верхней палате Парламента – это всего лишь самая незначительная из причин, по которым высшее общество собирается весной в Лондоне. Герцогиня может занимать Данбартон-Хаус и проводить там бал каждую ночь, с его благословения. Так он и сообщил ей. При условии, конечно же, что она не станет присылать ему счета.

Этот последний комментарий был типичен для его слегка скуповатого характера. Герцогине не нужно было присылать кому-то свои счета. Она обладала огромным состоянием и распоряжалась им самостоятельно. И могла оплатить счета сама.

Может быть, ее юность уже ушла, да и тридцать лет – это на самом деле довольно неприятный возраст для женщины, но Ханна все еще оставалась необыкновенно красивой. Никто не мог отрицать это, даже несмотря на то, что всегда нашлись бы немногочисленные люди, которые охотно сделали бы нечто подобное. Более того, сейчас герцогиня, вероятно, была более красивой, чем в возрасте восемнадцати лет. За прошедшие годы она набрала чуть больше веса, и этот вес разместился в правильных местах, а не там, где не следовало. Так что она все еще выглядела стройной, но ее фигура стала восхитительно округлой. Ее лицо, менее оживленное, чем в девичестве, оформилось, приобретя привлекательные черты и цвет. Она часто улыбалась, хотя типичная ее улыбка выглядела наполовину надменной, наполовину соблазнительной, и при этом загадочной, словно герцогиня улыбалась чему-то внутри себя, а не окружающему миру. Ее взгляд часто скрывался под полуприкрытыми веками, словно намекая на спальни, мечты и прочие секреты. Ее волосы, в руках мастеров, всегда были уложены в безупречную прическу – но таким образом, что казалось, будто они в любой момент могут рассыпаться в роскошном беспорядке. Тот факт, что этого никогда не случалось, только добавлял интриги.

Волосы оставались ее лучшим достоинством, утверждали многие. Возможно, за исключением глаз. Или фигуры. Или ее зубов, которые отличались особой белизной, совершенной формой и идеально ровно располагались рядом друг с другом.

Именно так высшее общество смотрело на герцогиню Данбартон и ее брак с пожилым герцогом, и на ее возвращение в Лондон в качестве богатой вдовы, которая наконец-то стала свободной.

Конечно же, никто ничего не знал точно. Никто не мог изучить этот брак изнутри, чтобы знать, как складывались или не складывались их отношения. Разумеется, никто, кроме самих герцога и герцогини. Герцог в последние годы все больше превращался в отшельника, а у герцогини было множество знакомых, но ни одной близкой подруги, о которой было бы всем известно. Она с радостью скрывалась у всех на виду под завесой роскоши и таинственности, распространяемой вокруг себя.

Свет, который никогда не уставал судачить о герцогине на протяжении десяти лет ее замужества, теперь заработал языками снова, с интервалом в один год. Собственно, она стала любимой темой в гостиных и за обеденными столами. Высшее общество задавалось вопросом, что она теперь будет делать со своей жизнью, когда наконец-то стала свободной. Ханна была мисс Никто из Ниоткуда, когда сумела подцепить колоссальную добычу в виде герцога Данбартона и убедила его жениться на ней в первый раз в его жизни.

Что она станет делать теперь?

Кое-кто еще размышлял о том, что герцогиня станет делать в будущем, но она, как ни странно, делала это в присутствии единственного человека, который мог удовлетворить ее любопытство.

Барбара Ливенсворт дружила с герцогиней с тех пор, как они обе были детьми и жили поблизости друг от друга в Линкольншире. Барбара была дочерью викария, а Ханна – дочерью респектабельного землевладельца с умеренным достатком. Барбара все еще жила с родителями в той же самой деревне, хотя они покинули дом викария год назад, когда ее отец ушел на покой. Недавно Барбара приняла брачное предложение от нового викария. Они собирались пожениться в августе.

Две подруги детства оставались близки, даже если расстояние разъединило их. Герцогиня никогда не возвращалась в свой бывший дом после замужества, и хотя она часто приглашала Барбару к себе погостить, та нечасто принимала приглашения, и даже если это происходило, никогда не оставалась так надолго, сколько хотелось бы Ханне. Барбара слишком боялась герцога. И поэтому они поддерживали свою дружбу с помощью писем. Они писали друг другу, обычно самым подробным образом, по крайней мере, один раз в неделю, на протяжении одиннадцати лет.

Теперь Барбара приняла предложение провести некоторое время в Лондоне вместе с герцогиней. Они купят подвенечный наряд в единственном месте в Англии, где это стоит сделать, написала герцогиня в качестве приманки. Что, конечно же, неплохо, подумала Барбара, прочитав письмо и качая головой в знак легкого раздражения, когда у тебя куча денег, как у Ханны, но у нее-то их точно нет. Но Ханне нужна компания, особенно сейчас, когда она осталась одна, а Барбаре довольно сильно нравилась идея провести несколько недель, бродя по музеям и церквям сколько душе угодно, перед тем, как она станет степенной замужней дамой. Преподобный Ньюкомб, ее жених, поощрил ее стремление поехать и развлечься, и оказать поддержку несчастной вдове, ее подруге. А затем, когда Барбара решила, что поедет, он настоял на том, чтобы она взяла с собой на удивление огромную сумму денег, чтобы купить себе несколько красивых платьев и, может быть, одну или две шляпки. А ее родители, считавшие что месяц или около того с Ханной, которую они всегда очень любили, станет замечательным событием для их дочери перед тем, как она начнет умеренную жизнь в качестве жены викария, тоже вручили ей довольно большую сумму, которую она сможет потратить на себя.

Барбара ощущала себя почти неприлично богатой, когда прибыла в Данбартон-Хаус после путешествия, за время которого все кости в ее теле словно поменяли положение на другое, менее комфортное.

Ханна ожидала ее в вестибюле, и они обнимались, взвизгивали и восклицали друг над другом несколько минут, разговаривая одновременно и не слушая другого, смеясь просто по причине полной радости от того, что они снова вместе. Светское общество можно было бы извинить, если бы оно не узнало Ханну, увидев ее сейчас. Ее щеки раскраснелись, глаза стали блестящими и широко раскрытыми, герцогиня широко улыбалась от возбуждения и восторга. В ней не было ни малейшего намека на таинственность.

А затем она заметила молчаливую фигуру экономки на заднем плане и передала Барбару под ее умелую заботу. Ханна бесцельно шагала по гостиной, пока подругу отвели в ее комнату, чтобы вымыть руки и лицо, сменить платье, причесать волосы и занять еще чем-то полчаса перед тем, как ее привели вниз пить чай.

Гостья снова выглядела аккуратной и спокойной, как и всегда. Милая, надежная Барбара, которую она любила больше всех из живущих на этой земле, подумала Ханна, снова широко улыбаясь и пересекая комнату, чтобы снова обнять ее.

– Я так, так рада, что ты приехала, Бэбс, – произнесла она. – Просто на тот случай, если ты не поняла это, когда только что прибыла.

– Что ж, думаю, что ты могла бы выказать немного воодушевления, – ответила Барбара и они обе снова рассмеялись.

Внезапно Ханна попыталась вспомнить, когда она смеялась в последний раз и не смогла припомнить подобный случай. Когда ты в трауре, то тебе не полагается смеяться. Тебя могут назвать бессердечной.

Они разговаривали без перерыва почти час, на этот раз обе слушали и говорили, перед тем, как Барбара задала вопрос, который не выходил у нее из головы после смерти герцога Данбартона, хотя она и не касалась его в своих письмах.

– Что ты собираешься делать теперь, Ханна? – спросила она, наклоняясь вперед в кресле. – Должно быть, тебе ужасно одиноко без герцога. Вы обожали друг друга.

Барбара, вероятно, одна из нескольких людей в Лондоне, или вообще во всей Англии, кто на самом деле верил в подобное невероятное заявление. В действительности, вероятно, единственная, кто верил.

– Так и было, – со вздохом ответила Ханна. Она положила одну руку на колени и уставилась на кольца, которые носила на трех ухоженных пальцах. Затем провела рукой по тонкому муслину белого платья. – Я скучаю по нему. Я продолжаю запоминать кучу всяческих нелепостей, которыми непременно хочу поделиться с ним, а потом вдруг вспоминаю, что он больше не ждет меня дома, чтобы услышать их.

– Но я знаю, – проговорила Барбара, в ее честном голосе слышалась симпатия, – что герцог ужасно страдал от подагры^[2], а его сердце в последние годы доставляло ему слишком много неприятностей и боли. Осмелюсь предположить, что его скоропостижная кончина стала благословением.

Ханна ощутила неуместную веселость. Если голова Барбары набита подобными дежурными фразами, то она станет прекрасной женой викария.

– Если бы нам всем так повезло, когда придет время, – ответила она. – Но боюсь, что его сердечный приступ был спровоцирован значительной порцией бифштекса и излишком выпитого кларета в ночь перед тем, как он умер. Его предупреждали о недопустимости подобных излишеств за десять лет до того, как я встретилась с ним – и после этого тоже, по крайней мере, раз в год. Герцог всегда повторял, что его надгробный камень уже должен был обрастать мхом на кладбище, когда я еще качала кукол в детской. Время от времени он извинялся передо мной за то, что прожил так долго.

– О, Ханна, – проговорила Барбара, наполовину обеспокоенно, наполовину укоризненно. И просто не в состоянии придумать, что еще ответить на ее слова.

– В конце концов, я положила этому конец, – заявила Ханна, – когда сочинила очень скверную оду под названием «К герцогу, которому следовало умереть» и прочитала ему вслух. Герцог смеялся так сильно, что дело закончилось приступом кашля, от которого он едва не умер. Я написала бы и вторую часть, «К герцогине, которой следовало бы быть вдовой», но не смогла придумать рифму на слово «вдовая», за исключением, может быть, «мочевая», что относится к его подагре. Но мне показалось, что рифма здесь хромает.

Она обратилась к Барбаре с полуулыбкой, когда та распознала каламбур и громко засмеялась.

– О, Ханна, – проговорила девушка. – Это так дурно с твоей стороны.

– Да, не правда ли? – согласилась Ханна.

И они обе рассмеялись.

– Но что ты собираешься делать теперь? – Барбара вернулась к вопросу и посмотрела на Ханну в упор, ожидая ответа.

– Конечно же, я собираюсь сделать то, что ожидает от меня высший свет, – ответила Ханна, кладя другую руку на подлокотник своего кресла и восхищаясь кольцами на безымянном пальце и мизинце. Она слегка наклонила руку, чтобы на них упал свет от окна и камни подмигнули ей вполне удовлетворительным блеском. – Я собираюсь завести любовника, Бэбс.

Это прозвучало слегка… распущенно, когда эти слова были произнесены вслух. Но ничего распущенного в них не было. Она свободна. Больше она никому ничего не должна. Ни у кого не возникало возражений, если вдова обзаводилась любовником, при условии, что связь оставалась тайной и не выставлялась напоказ. Хм, возможно, у кого-то и могут возникнуть возражения. Но подобное развитие событий вполне приемлемо.

Барбара, конечно же, в отличие от нее принадлежала совсем к другому миру.

– Ханна! – воскликнула ее подруга, краска залила ее шею и щеки, взобралась вверх по лбу и исчезла под волосами. – О, ужасное создание. Ты сказала это, чтобы шокировать меня и тебе это замечательно удалось. Мне едва не стало дурно. Пожалуйста, веди себя серьезнее.

Ханна приподняла бровь.

– Но я абсолютно серьезна, – произнесла она. – У меня был муж, а теперь он умер. Никто не сможет заменить его. У меня были сопровождающие. Они всегда составляли хорошую компанию, но я считаю, что они не до конца устаивают меня. Они удручающе похожи на моих братьев. Мне нужен кто-то новый, кто-то, кто добавит немного… немного живости в мою жизнь. Мне нужен любовник.

– Что тебе нужно, – ответила Барбара заметно окрепшим голосом, – так это кто-то, кого ты могла бы полюбить. В романтическом смысле, я имею в виду. Кто-то, в кого можно влюбиться. За кого ты могла бы выйти замуж и завести с ним детей. Я знаю, что ты любила герцога, Ханна, но это была не…

Она запнулась и снова покраснела.

– Романтическая любовь? – проговорила Ханна, заканчивая предложение за нее. – Мне все равно было больно, Бэбс. Когда я потеряла его, я имею в виду. У меня болело здесь. – Она положила руку на ребра под грудью. – А романтическая любовь не принесла мне ничего хорошего перед тем, как я встретила его, не так ли?

– Ты была еще совсем ребенком, – ответила Барбара. – И в том, что случилось, не было твоей вины. Любовь придет со временем.

– Возможно, это так. – Ханна пожала плечами. – Но я не собираюсь ждать, пока она покажет свое лицо. И не имею намерения отправляться на ее отчаянные поиски и, может быть, убеждать себя, что я нашла ее, когда это будет не так, и попасть в ловушку еще одного брака так быстро после первого замужества. Я свободна, и намереваюсь оставаться в таком положении до тех пор, пока не захочу расстаться со своей свободой, что может произойти в будущем через много, много лет. Может быть, я никогда не расстанусь с ней. Знаешь, есть преимущества в том, чтобы быть вдовой.

– О, Ханна, – с упреком произнесла Барбара. – Веди себя серьезно.

– Любовник – вот кого я собираюсь завести, – заявила ей Ханна. – Я твердо решила, Бэбс, и я совершенно серьезна. Это будет соглашение только ради удовольствия, без привязанностей. Им станет мужчина, красивый как грех. И дьявольски привлекательный. И порочно умелый и опытный любовник. Кто-то, у кого нет сердца, которое можно разбить, и никаких брачных стремлений. Существует ли подобный экземпляр, как ты думаешь?

Барбара снова улыбалась – как казалось, с искренним весельем.

– Говорят, что в Англии полно лихих повес, – проговорила она. – И они просто обязаны, как я слышала, быть умопомрачительно привлекательными. Полагаю, на самом деле, если бы они такими не были, то следовало бы издать закон на этот счет. И, конечно же, почти все женщины влюбляются в них – и в вечное убеждение, что они смогут их исправить.

– Почему когда-либо, – спросила Ханна, – кто-то пожелал поверить в это? Почему какая-то женщина захочет превратить идеально порочного повесу и распутника просто в тупоумного достойного джентльмена?

Они обе на несколько мгновений согнулись от смеха.

– Полагаю, мистер Ньюкомб – не повеса? – спросила Ханна.

– Саймон? – Барбара все еще смеялась. – Он же священник, Ханна, и очень достойный к тому же. Но он не – он точно не тупоумный. Я категорически отрицаю твое предположение о том, что все мужчины делятся на повес и тупиц.

– Я не имела в виду ничего подобного, – ответила Ханна. – Я вполне уверена, что твой викарий – идеальный представитель романтично настроенных джентльменов.

Барбара смеялась до тех пор, пока ее смех не превратился в хихиканье.

– О, – произнесла она, – я могу представить себе его лицо, если бы я рассказала ему об этом, Ханна.

– Все, чего я хочу – это любовник, – заявила Ханна, – и помимо вышеупомянутых качеств, конечно же – они обязательны – я хочу, чтобы он не видел никого, кроме меня, до тех пор, пока я предпочитаю позволять ему смотреть на меня.

– Марионетка, одним словом, – добавила ее подруга.

– Ты вкладываешь мне в рот замечательно странные слова, Бэбс, – поднимаясь на ноги, чтобы дернуть за шнур и приказать унести чайный поднос. – Я хочу – на самом деле, я потребую, – как раз противоположного. Я хочу властного, очень мужественного человека. Кого-то, кто каждый раз будет бросать мне вызов.

Барбара, все еще улыбаясь, покачала головой.

– Красивый, привлекательный, безумно влюбленный, преданный, – произнесла она, загибая пальцы. – Властный, очень мужественный. Я ничего не забыла?

– Искусный, – добавила Ханна.

– Умелый, – исправилась Барбара, снова покраснев. – Боже мой, должно быть, будет очень легко найти целую дюжину подобных мужчин. У тебя есть кто-то на примете?

– Есть, – ответила Ханна и подождала, пока горничная унесет поднос и закроет за собой дверь. – Хотя я не знаю, приехал ли он в этом году в город. Обычно он приезжает. Будет довольно неудобно, если его нет здесь, но у меня есть в голове список из нескольких других мужчин, на тот случай, если они мне понадобятся. Не должно возникнуть никаких трудностей. С моей стороны очень тщеславно утверждать, что я повсюду привлекаю мужское внимание?

– Возможно, тщеславно, – проговорила, улыбаясь, Барбара. – Но и правдиво. Ты всегда привлекала его, даже когда была девочкой – как мужское, так и женское внимание, первое – с желанием, второе – с завистью. Никто вовсе не удивился, когда герцог Данбартон увидел тебя и захотел заполучить тебя в качестве своей герцогини, даже несмотря на то, что всю свою жизнь он прожил закоренелым холостяком. И даже в том случае на самом деле все было не совсем так.

Барбара подошла опасно близко к той теме разговора, которой в течение одиннадцати лет строго запрещено было касаться. Несколько раз в своих письмах она касалась ее, но Ханна никогда не отвечала на ее вопросы.

– Конечно, все было так, – произнесла она сейчас. – Ты думаешь, что он удостоил бы меня второго взгляда, если бы я не была красива, Бэбс? Но герцог был добр. Я обожала его. Не пойти ли нам прогуляться? Ты слишком устала после своего путешествия? В это время дня Гайд-парк – по крайней мере, фешенебельная его часть, – будет переполнена людьми, и просто необходимо отправиться туда, чтобы посмотреть и быть увиденным. Обязательно – когда ты находишься в городе.

– Я могу припомнить это по предыдущим визитам, – согласилась Барбара, – что в фешенебельные часы в парке всегда находится больше людей, чем во всей нашей деревне во время майского праздника. Я никого не узнаю, и буду ощущать себя твоей деревенской кузиной, но это не имеет значения. Но давай пойдем всенепременно. Я отчаянно нуждаюсь в прогулке.

Глава 2

Они взяли шляпки и отправились в парк. День стоял прекрасный, учитывая, что лето еще официально не наступило. Солнце перемежалось с облачностью, и дул легкий ветерок.

Ханна подняла над головой белый зонтик, даже несмотря на то, что на самом деле периоды облачности длились дольше, чем солнечные. Но, в конце концов, зачем же иметь такой красивый предмет туалета, если не собираешься выставлять его напоказ?

– Ханна, – довольно-таки нерешительно спросила Барбара, когда они вошли в ворота парка, – ты ведь не серьезно говорила за чаем, не так ли? О том, что ты планируешь делать, я имею в виду.

– Но, конечно же, я говорила серьезно, – ответила Ханна. – Я больше не незамужняя девушка, но и не замужняя дама. Я – создание женского пола, которое находится в завидном для всех леди состоянии – богатая вдова, занимающая высокое положение в обществе. Я все еще довольно молода. А от вдов в высшем свете практически ждут, что они заведут себе любовника, знаешь ли – при условии, что тот тоже будет принадлежать к высшему свету, конечно же. И предпочтительно, чтобы он не был женат.

Барбара вздохнула.

– Я надеялась, что ты подшучиваешь надо мной, – произнесла она, – хотя и опасалась, что это не так. Вижу, что ты переняла манеры и моральные принципы этого фривольного мира, в который вошла после замужества. Я не одобряю твоего намерения. Я не одобряю его с нравственной точки зрения, Ханна. Но, что более важно, я не могу одобрить твоей поспешности. Ты не настолько бессердечна или – о, что это за слово? – пресыщена – как тебя считают. Ты способна на сильную любовь и привязанность. Связь не сможет принести тебе ничего, кроме разочарования, в лучшем случае, а в худшем – разобьет тебе сердце.

Ханна усмехнулась.

– Видишь впереди толпу людей? – спросила она. – Любой из них скажет тебе, Бэбс, что у герцогини Данбартон нет сердца, которое можно было бы разбить.

– Они не знаю тебя, – заявила Барбара. – А я знаю. Конечно, ничто, из того, что я скажу, не удержит тебя. И поэтому я скажу только это. Я все равно буду любить тебя, Ханна. Я всегда буду любить тебя. Ты не сможешь сделать ничего, чтобы я перестала любить тебя.

– Однако я бы хотела, чтобы ты перестала, – произнесла Ханна, – или свет насладится интересным спектаклем: герцогиня Данбартон в слезах обнимает свою компаньонку.

Барбара весьма неэлегантно фыркнула и они обе снова рассмеялись.

– Тогда я не стану сотрясать воздух, – ответила Барбара, – и просто буду глазеть на эту удивительную картину. Кстати, у этого твоего властного мужчины, который может быть, а может и не быть в Лондоне, есть имя?

– Было бы странно, если бы его у него не было, – проговорила Ханна. – Хакстебл. Константин Хакстебл. Мистер. Это очень унизительно, не так ли, но в действительности за последние десять лет я не общалась ни с кем, ниже ранга герцога, маркиза или графа. Даже с королем. Я почти забыла, что означает слово «мистер». Конечно же, оно означает, что он – простолюдин низкого происхождения. Хотя и не такого уж низкого. Его отец был графом Мертоном – а он его старший сын. Его матерью, если ты рискнешь предположить обратное, была графиня. Произошла непостижимая дурость, Бэбс, по крайней мере, со стороны ее семьи. И непонятное сопротивление, я полагаю, со стороны графа. Они поженились, но сделали это через несколько дней после того, как родился их старший сын. Можешь ли ты представить себе худшую катастрофу для него? Думаю, этих дней и было-то всего два. Два дня лишили его возможности стать графом Мертоном, которым он был бы сейчас, и вместо этого превратили его в простого мистера Константина Хакстебла.

– Как ему не повезло, – согласилась Барбара.

Впереди них высший свет собрал большие силы и притворялся, что прогуливается, а именно: экипажи всех видов, всадники на различных лошадях и пешеходы, одетые по самой последней моде, слонялись по смехотворно маленькому – если учесть размеры парка – клочку земли, пытаясь увидеть всех и показаться всем, рассказать о слухах, которые только что услышали, и выслушать других, тех, кто хочет поделиться ими.

Наступила весна, и свет снова начал играть в полную силу.

Ханна покрутила зонтик.

– Его кузен – герцог Морленд, – проговорила он. – Внешне они очень похожи, хотя, с моей точки зрения, герцог обладает более совершенной красотой, тогда как у мистера Хакстебла она – более грешная. Нынешний граф Мертон тоже его кузен, хотя контраст между ними довольно разителен. Граф светловолос и имеет привлекательную внешность, больше схожую с ангелом. Он кажется приветливым и далеко не таким опасным, как это могло бы быть. Кроме того, в прошлом году он женился на леди Паджет, несмотря на то, что все еще не утихшие слухи о том, что она убила первого мужа топором. Эта история добралась до меня даже в деревне. Возможно, граф вовсе не такой податливый и кроткий, каким выглядит. Я надеюсь, что нет, бедный джентльмен. Он так красив.