Текст книги "Уроки плейбоя"

Автор книги: Мелани Милберн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Предполагается, что ты будешь помогать мне со свадьбой. Что скажут твой отец и исполнительный директор, если поймут, что вместо этого ты развлекаешься на материке?

Лукка в уже привычной ей вальяжной манере оперся спиной о стену.

– Они ничего не скажут, потому что ты едешь со мной.

Лотти прищурила глаза:

– Что? Я буду заниматься делами, пока ты будешь развлекаться с какой-нибудь пышногрудой красоткой? Не думаю.

– Все уже согласовано. Фрейлина твоей сестры отправила детали в электронном письме. Мы улетаем завтра утром на вертолете и проведем ночь в отеле «Чатсфилд» в Монте-Карло. Это будет сумасшедшая ночь.

Вертолет? В прошлый раз, когда Лотти летала на нем, ее ужасно укачало, и репортерам удалось сделать откровенный снимок.

И потом, одно дело лететь с Луккой Чатсфилдом, другое – делить с ним жилье.

– Я не буду жить с тобой в одном номере!

– В раздельных комнатах, конечно. – Он расплылся в улыбке человека, который знает о своей испорченности и о том, что именно она в нем и привлекательна. – Я буду твоим охранником.

Почему, ну почему Мадлен поддерживает этот фарс?

Лукка сам был опасностью. Пусть даже они будут в раздельных номерах, Лотти представляла, каким мучением будет слышать звуки его животного секса с какой-то пустоголовой фанатичной старлеткой за соседней дверью.

Глава 6

Лотти выросла в богатстве. Она привыкла к частным самолетам, вертолетам и роскошным отелям и местам, но «Чатсфилд» в Монте-Карло был одним из самых потрясающих отелей, в которых она бывала. В нем было что-то старомодно грандиозное, что-то из прошлого, удивительная гармония гламура и стиля. Серебряные канделябры бросали отсветы на потолок, плюшевые темно-синие диваны и стулья стояли на пушистых персидских коврах, украшавших начищенный мраморный пол. Стойка регистрации и центральный стол в фойе были декорированы вазами с цветами. Персонал казался услужливым и знающим свое дело. Здесь по-настоящему заботились о гостях, коих было в избытке, – леди и джентльмены в дизайнерской одежде, увешанные драгоценностями. Лотти пожалела о своем выборе одежды.

Собираясь лететь сюда с Луккой, она из чистого упрямства надела очень старые застиранные джинсы и скучную белую хлопковую рубашку, а также видавшие лучшие дни черные балетки – наряд, представлявший ее в невыгодном свете даже рядом с водителем лимузина, не говоря уже о находившемся рядом с ней Луккой. Она надела очки в черепаховой оправе и затянула волосы в пучок так туго, что разболелась голова. Боль только усилилась от ужаса быть в компании Лукки во время полета. К счастью, он прошел гладко, но Лотти все равно то и дело впивалась ногтями в подлокотники.

Лукка этого не заметил, он провел все время флиртуя в социальных сетях.

Чертов наглец.

Сейчас, когда ее окружали красивые, нарядно одетые люди, а в воздухе витал аромат дорогого парфюма, Лотти чувствовала себя маленькой коричневой молью среди экзотических бабочек.

Коридорный забрал их багаж, и Лукка вопросительно посмотрел на вымученно улыбнувшуюся Лотти.

– Голова болит.

В его глазах появилась озабоченность.

– Надо было сказать. – Тыльной стороной руки он коснулся ее лба, словно проверяя, нет ли температуры. – Я должен был догадаться, что тебе нехорошо. Весь полет ты молчала, вместо того чтобы рычать и огрызаться, как обычно.

– Я не большой любитель вертолетов. – Лотти готова была ударить себя за это признание, над которым он наверняка посмеется.

Но Лукка только хмурился.

– Почему ты не сказала? Мы могли бы приехать на яхте или нанять катамаран.

Девушка беспомощно пожала плечами:

– Мне не нравятся замкнутые пространства, я чувствую себя больной.

– Пойдем. – Он взял ее под руку. – Ты можешь полежать, пока не почувствуешь себя лучше.

– Лукка Чатсфилд? Лукка или Орзино? Нет, все же Лукка. Можно вас на пару слов?

Лотти мысленно округлила глаза. Началось. Первая из, без сомнения, дюжин желающих скрыться с ним в номере. Обернувшись, она увидела женщину с камерой и телефоном.

– Принцесса Шарлотта? – недоверчиво произнесла женщина. – То есть ваше королевское высочество. Вы… с Луккой Чатсфилдом?

Изумление в ее голосе заставило Лотти почувствовать раздражение. Неужели настолько сложно поверить, что мужчина, пусть даже такой беспринципный и неразборчивый, как Лукка Чатсфилд, заинтересуется ею? Она попыталась высвободиться, но Лукка удерживал ее.

– Нет, я…

– Мы здесь по делам. – Лукка, как всегда, был очарователен. – Принцесса Шарлотта не очень хорошо себя чувствует, я отведу ее в номер.

Журналистка просияла:

– Уверена, ей вскоре станет лучше.

Стоило дверям лифта закрыться, как Лотти резво вырвалась.

– Ты спятил? Во что ты играешь? Она скажет всем, что мы встречаемся!

– И?..

– И?.. – Она в ярости смотрела на него. – И?.. Ты ни с кем не встречаешься. Помнишь? У тебя с женщиной возможен только секс, после чего ты расстаешься с ней, прежде чем она успеет одеться.

Лукка задумчиво поскреб щетину.

– М-м-м, действительно. Это может быть плохо для моей репутации.

Лотти в ярости всплеснула руками:

– Твоей репутации? А как насчет моей? Все газеты раструбят о том, что я отправилась с тобой в твой пентхаус.

Лукка оглядел ее застиранные джинсы и рубашку и сморщил нос, словно на ней был мусорный мешок, причем использованный.

– Нет, они никогда на это не купятся.

Девушка скрестила руки на груди и нахмурилась.

– Что? У меня недостаточно большая грудь?

Взгляд Лукки зажегся интересом.

– У тебя отличная грудь.

– Потому что у меня есть работающий мозг?

– Наоборот. Твой интеллект кажется мне довольно привлекательным. – Лукка посмотрел на ее рот. – Не думаю, что есть на земле хоть один мужчина, которому бы не нравился острый язычок и умные мысли.

Лицо Лотти обдало жаром, тепло разошлось по всему телу огненным потоком. Ее мозг мог найти любое количество причин – буквально тысячи, – чтобы держаться на расстоянии от Лукки Чатсфилда, но тело потеряло связь с ним и теперь работало на автопилоте. Лотти гадала, каково будет попробовать его на вкус, его мужскую сущность, провести по ней языком, ощутить касание потной кожи… Лукка подошел к ней и коснулся кончиком пальца ее щеки.

– Ты вся горишь, не правда ли?

Он находился буквально в дюйме от нее, холодный металл пряжки его ремня давил на ее живот сквозь тонкий хлопок рубашки. Пульс Лотти набирал обороты, словно машина на «Формуле-1» перед стартом. Она не осмеливалась смотреть ему в глаза. Она знала, что должна отступить, и не понимала, почему не делает этого. Ее ноги словно приросли к полу.

– Может, я заболеваю.

– Надеюсь, не чем-то заразным.

Лотти сверлила взглядом пуговицу на его рубашке.

– Уверена, твоя иммунная система сильнее моей.

Лукка хмыкнул и отступил, когда двери лифта открылись:

– Наш этаж.

Лотти настороженно посмотрела ему в глаза:

– Я думала, ты говорил о раздельных номерах.

– Здесь есть отдельный номер. – Он открыл дверь. – Во всех отелях Чатсфилдов есть пентхаусы с раздельными номерами.

– С замками на дверях?

– Что? – Лукка улыбнулся. – А, ты боишься, что не сдержишься и явишься незваной гостьей на одну из моих оргий?

Она бросила на него ледяной взгляд.

– Надеюсь, в моем номере найдется пара берушей.

– Если тебя беспокоит храп, то я не храплю.

– Вряд ли ты успеваешь поспать. – Лотти бросила жакет на ближайшую софу, а Лукка рассмеялся.

– Ты и правда тешишь мое эго, cara mia. Если судить по твоим словам, я просто неутомимый любовник.

Лотти заставила себя посмотреть ему в глаза:

– Сколько раз ты сможешь за ночь?

Лукка пожал плечами:

– По-разному.

– А от чего это зависит?

Он расстегнул несколько пуговиц на рубашке.

– Химия.

– Полагаю, мы говорим не о Периодической таблице Менделеева.

– Не беспокойся, может, я даже воздержусь этой ночью. – Лукка улыбнулся.

– Годы берут свое?

Лукка потер лоб, словно считал в уме.

– Меня можно назвать квалифицированным специалистом. – Он снова поскреб щетину. – Дай подумать… В первый раз мне было…

Лотти округлила глаза:

– Пожалуйста, избавь меня от подробностей.

Он взлохматил волосы, что придало ему еще больше привлекательности.

– Тебе нужны какие-нибудь таблетки?

– Я не… я имею в виду, мне просто нужно немного отдохнуть. – Лотти собралась войти в соседнюю дверь. – Когда заканчивается твоя встреча?

– Она только завтра утром.

– Но я думала, ты должен быть здесь сегодня? – Она нахмурилась, пытаясь вспомнить свой разговор с сестрой. – Мадлен точно сказала: тебе нужно быть в Монте-Карло к среде.

– Я просто не хотел оставлять ничего на волю случая. – Лукка закатывал рукава рубашки.

– Значит, для тебя это достаточно важно?

Лукка смотрел на Лотти, но по его лицу ничего невозможно было понять.

– Нет, просто я уже какое-то время за этим слежу.

– За… женщиной? – Лотти была бы рада взять свои слова обратно, но они вырвались, прежде чем ей удалось их сдержать.

В его темно-шоколадных глазах сверкнуло удовольствие.

– Как ты угадала?

Через два часа Лукка привел Лотти в магазин эксклюзивного белья на одной из вымощенных булыжником улиц в центре Монте-Карло. Друг оказался женщиной, – правда, по крайней мере на пятнадцать лет старше Лукки, что немного уменьшило раздражение Лотти… но лишь немного. Наверняка он нередко спит с женщинами, годящимися ему в матери. Если не в бабушки.

Как только приветствия и обмен любезностями закончились, Рошель Талльярд предложила Лотти ознакомиться с ассортиментом.

– Вы думаете о чем-то конкретном?

– Эм… – Лотти было сложно не покраснеть, находясь в окружении таких интимных предметов, особенно когда Лукка следил за каждым ее движением. – Что-то белое или кремовое, я думаю.

– Как насчет этого? – Лукка держал в руках черный шелковый корсет с красными бантами и кожаной шнуровкой.

– Не очень-то подходит для невесты. – В голосе Лотти слышалась нотка осуждения.

– Не для Мадлен. Для тебя.

– Для меня? – От ужаса ее голос сорвался. – Я никогда бы не надела что-то подобное этому.

– Ты будешь выглядеть в этом горячей штучкой. – В его глазах плясало озорство. – Почему бы не примерить?

– Нет. – Лотти повернулась и взяла первое, что ей попалось, но тут же выронила, поняв, что именно держит в руках.

– О, теперь нам есть о чем поговорить! – Лукка поднял предмет и покрутил на кончике пальца. – Трусики с прорезями. Мечта жениха.

– Ты прекратишь или нет? – прошипела Лотти, обеспокоенная явным вниманием удивленной Рошель Талльярд.

– Мы возьмем их, тот корсет и этот розовый ансамбль. Так, а теперь давай подберем что-то для твоей сестры. Как тебе это? А это?

К тому времени, когда все выбранное Луккой было красиво завернуто в подарочную бумагу и помещено в фирменные пакеты черно-розового цвета, Лотти уже перешла от смущения к смирению.

– Мадлен убьет меня, – сказала она, когда они вышли на улицу. – Бедный Эдуард свалится от сердечного приступа, как только увидит ее в этом. Планировалось, что мы приобретем королевский ночной наряд, а не садомазохистский костюм для борделя.

Лукка посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

– Где твое чувство юмора, малышка?

– Ты абсолютно бесстыден. – Ее взгляд был полон негодования.

– Я знаю. – Судя по его тону, Лукка считал это достоинством. – Это мой фирменный знак. Мой бренд. Классно, правда?

Лотти остановилась, чтобы посмотреть на него.

– Может, стоило бы стать известным за счет чего-то другого, нежели отвратительные манеры?

– Может, тебе стоило бы стать известной за счет чего-то другого, нежели поведение примерной пуританки, которая ничего не понимает в веселье?

Насмешка в его глазах уязвила ее гордость больше, чем она ожидала.

– Я не пуританка.

– Пуританка. И трусишка. Однажды ты уже обожглась и предпочла запереть себя в башне, чтобы никто не смог до тебя добраться. – Лукка цинично ухмыльнулся. – Ты напугана, вот почему скрываешься за этим педантичным фасадом. Страсть пугает тебя. Ты пугаешь сама себя.

– О, и полагаю, ты тот, перед кем я должна склонить голову? – Лотти уперлась пальцем в его грудь. – Что ж, позволь сказать тебе кое-что, Лукка Чатсфилд. – Тычок. – Ты последний мужчина, с кем я когда-либо свяжусь. – Тычок. – Ты дурачишь людей. – Тычок. – Ты играешь с ними, а потом бросаешь. Я не думаю, что этим стоит хвастаться. Ты должен стыдиться.

Лукка отмахнулся от ее руки, как от назойливой мошки.

– Нет. Смирись с этим.

Лотти топнула ногой:

– Ты считаешь меня трусихой, но что насчет тебя? Когда ты повзрослеешь? Ты просто легкомысленный Питер Пэн, плейбой, который даже не настолько зрел, чтобы жить на собственные средства, а просто разбазаривает семейное состояние, словно какой-то кровосос.

Воцарилась тишина.

– Ты закончила? – Стальной взгляд, напряженная челюсть – все в нем застыло, кроме жилки, которая дергалась на его левой щеке.

Лотти колебалась. В том, чтобы наконец-то проникнуть в его душу, было что-то невероятно привлекательное. Он такой очаровательный, такой непринужденный, смеется над жизнью и над всеми, словно его не волнует, что о нем думают другие. Но под этим фасадом мальчика-праздника скрывается гордый мужчина. Обозленный мужчина.

– Нет, я не закончила. Пора тебе услышать правду, а то все только танцуют вокруг тебя и подкармливают твое эго. Кто твои настоящие друзья? Кто знает тебя? Настоящего тебя? Кому интересен ты, а не твои деньги? Кому ты интересен больше, чем что-либо в мире? Никому. Ты ничто без денег своей семьи, и ты это чертовски хорошо знаешь.

Он с силой выдохнул, словно чистокровный жеребец, и, сжав ее руку, повел по улице, уводя от группы людей, которые остановились посмотреть на них.

– Продолжай идти, и делай это молча, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Лотти попыталась выдернуть руку:

– Остановись, мне больно.

Лукка ослабил хватку, но не настолько, чтобы выпустить ее.

– Я сказал, заткнись. Ты устраиваешь сцену.

– Ты не мой начальник! – Лотти знала, что говорит как трехлетка, но ее это не волновало. Она даже топнула ногой, как капризный малыш.

Лукка насмешливо посмотрел на нее:

– Ну и кто из нас теперь ведет себя незрело?

– Ничтожество! – Лотти показала ему язык. Наверное, это уже чересчур, но ей так понравилось препираться с ним. Ее переполняло восхищение. Никогда в своей жизни она ни с кем не ругалась. А может, ей стоило это делать? Так здорово для разнообразия постоять за себя!

Его глаза потемнели.

– Даже не пытайся спровоцировать меня на оскорбления, потому что я знаю гораздо больше красочных эпитетов, чем ты.

Он протащил ее по фойе отеля, грубо игнорируя подобострастных слуг, пытавшихся заговорить с ними, и нажал на кнопку вызова лифта. Словно не осмеливаясь спорить, двери тут же открылись. Втащив Лотти внутрь, Лукка притиснул ее к стене и прижался к ее рту губами. Это было ничем не похоже на их первый поцелуй. Это был поцелуй не соблазнения, но наказания. Казалось, долго сдерживаемая ярость наконец смогла прорваться и теперь перетекала в нее невероятным жаром.

Каким-то образом ее руки оказались у него на шее, она прижалась к нему так плотно, что почувствовала мощь его эрекции. Лотти ощутила привкус крови и поняла, что вместо того, чтобы попытаться сбежать, она поцеловала Лукку в ответ, да так, словно это был последний поцелуй в ее жизни. Страсть, которая пронизывала ее всю, пугала, выходила из-под контроля. Это была дикая, примитивная ее часть, которой она боялась, но которую не могла больше сдерживать. Желание текло по венам огненной рекой. Его горячее дыхание со вкусом кофе смешивалось с ее, в воздухе витал эротический мускусный аромат возбуждения. По коже Лотти бежали мурашки, она стонала в предвкушении.

Лукка раздвинул ее ноги, одним резким движением давая понять, что может сделать с ней, и Лотти вскрикнула. Но внезапно он с тихим проклятием оторвался от нее и отошел к противоположной стене лифта. Их взгляды встретились, в его глазах читалось напряжение и отвращение к себе.

– Мне жаль. – Казалось, ему физически больно произносить эти слова. – Это было непростительно.

Лотти нерешительно дотронулась кончиком языка до маленькой ранки на нижней губе и увидела, как Лукка проследил взглядом за ее движением. Она не была готова простить его. Она злилась на него не из-за поцелуя, а из-за того, что он понял, насколько она беззащитна перед ним.

Сражение с ним сравнимо с соревнованиями по фехтованию с прутиком вместо рапиры.

Патетика. Это была сплошная патетика.

Двери лифта открылись, дав ей отличную возможность сбежать, и Лотти вышла из кабины с прямой спиной и расправленными плечами. Это был бы идеальный демонстративный жест, если бы по дороге она не споткнулась о ковер.

Глава 7

Лукка оторвал еще одну полоску бумаги, скатал ее в шарик и швырнул в стену; шарик отскочил и приземлился рядом с остальными. Впервые в жизни Лукка не мог успокоиться и сосредоточиться. Рисование было музыкой его души, но сегодня группа запаковала инструменты и ушла. Всю жизнь, какие бы эмоции его ни обуревали, с какими демонами он ни сражался, каких призраков ни избегал, он делал это с помощью карандаша или кисточки. Это был его способ очищения, тщательная сосредоточенность успокаивала его. Делал ли он предварительный набросок или рисовал своей лучшей кистью, скрупулезность процесса работы с увеличительным стеклом успокаивала его, словно колыбельная. Но не сегодня.

Он был зол. Зол на себя. Зол из-за того, что позволил себе потерять контроль.

Лотти уколола его, и вместо того, чтобы высмеять это в своей обычной беззаботной манере, он отреагировал, позволив ей увидеть ту свою сторону, которой не видел никто. Ему действительно не понравились подначивания по поводу того, что он разбазаривает семейные деньги. Кто она такая, чтобы говорить с ним так? А как насчет серебряной ложечки, с которой ее кормили все эти годы? Она жила за счет других, планировала события для них и не имела собственных.

У него есть право на семейные деньги. Состояние компенсировало эмоциональную пустоту детства, одиночество, от которого он страдал. Стыд и боль оттого, что у него нет матери, которая бы любила его и его братьев и сестер достаточно, чтобы остаться. Горесть оттого, что очередное важное событие в школе проходило без обоих родителей. Он смотрел на других детей с их гордыми родителями в школьном зале во время церемонии награждения или на спортивной площадке, вглядывался в это море светящихся радостью лиц, надеясь найти среди них мать, отчаянно пытаясь сопоставить лицо с картиной Лорена, висевшей в доме Чатсфилдов. Каждый день он думал: а вдруг сегодня его мать вернется. Вдруг придет посмотреть на него с Орзино. Подбодрить их, гордиться ими, показать, что все еще беспокоится о них. Надежды росли в груди, пока он не лишался способности дышать, чтобы потом сдуться, как воздушный шарик, который проткнули булавкой.

Он мало что получил от школы, действуя из страха и сопротивляясь власти, отрицая свой потенциал, словно наказывая родителей за то, что они недостаточно заботились о нем и даже не выказывали хоть капельку интереса.

Ему повезло, что у него есть Орзино, но близнец – это не родитель. Антонио и Луцилла, его старшие брат с сестрой, старались заполнить пустоту, где могли, но как и у Николо и Франко, следующих братьев, у них были свои проблемы.

Еще была Кара, любимица всей семьи, у которой вообще не осталось воспоминаний о матери.

Лукка провел рукой по лицу и выругался. Он ненавидел мысли о своей семье, вообще ненавидел думать. Это пробуждало эмоции, которые он давно похоронил, проливало яркий свет на темные тени его сердца, от боли он чувствовал себя плохо физически.

Лукка взял телефон и увидел кучу пропущенных звонков от брата, но вместо того, чтобы перезвонить или отвлечься в Интернете, стал смотреть фотографии, пока не дошел до фото Лотти в дворцовом саду. Солнечные лучи касались ее рыжевато-коричневых волос, окрашивая отдельные пряди в золотистый цвет, кожа была алебастровой, лишь легкий румянец касался ее щек. Лотти выглядела совсем юной и невинной, она словно явилась из позапрошлого века.

Лукка взял очередной карандаш, перевернул листок на своем эскизнике и начал рисовать…

Лотти была не против провести ночь в одиночестве. Ее опустошил активный шопинг, хотя он проходил без охраны и даже без внимания прессы, которого им удалось избежать. В ее ушах все еще звучали слова Лукки про пуританство, и она подбирала наряд за нарядом разных цветов и стилей, просто чтобы доказать, что она не такая трусишка, какой он ее считал. Лотти с нетерпением ждала момента, когда он увидит ее в ярко-розовом, с макияжем, с распущенными волосами. Вот почему ее немного раздражало, что он не пытался выйти на контакт после их небольшой размолвки.

Не то чтобы она ждала, что Лукка отведет ее ужинать или в ночной клуб. Боже упаси! Ее вполне устраивал просмотр старых фильмов на большом экране телевизора.

За соседней дверью было очень тихо, и это одновременно приносило облегчение и удивляю. Лотти ожидала услышать пьяное хихиканье, когда он приведет одну или парочку девочек из ночного клуба. Она навострила уши, чтобы услышать звон стаканов или голоса, но ответом была тишина, доказывающая, насколько звуконепроницаемы стены отеля «Чатсфилд».

К десяти утра Лотти начала задумываться, был ли он в отеле этой ночью. Она в волнении заходила по номеру. Как он посмел оставить ее? Поделом ему, если он пропустит свою важную встречу из-за сильного похмелья. Лотти бросила взгляд в окно и увидела группу папарацци. Желудок сжался в комок. Девушка намеренно игнорировала новостную ленту и газету, которую доставили рано утром и которая все еще висела в шелковом мешочке на ручке двери снаружи. Несложно было представить, что там. Наверняка нечто вроде «Катастрофа недели: Ледяная принцесса и горячий плейбой встречаются в номере отеля».

Лотти с отвращением отвернулась от окна. Над ней снова будут смеяться, жалеть за то, что она уродливая сестра, Золушка без очаровательного принца, который забрал бы ее на бал. Никто не придет за ней с хрустальной туфелькой в руках. Никто вообще не придет за ней. Никто даже не придет проверить, в порядке ли она, – ее оставили одну на долгие часы.

Лотти подошла к соседней двери и посмотрела на замок, который заперла прошлой ночью. Теперь она чувствовала непреодолимое желание открыть его. Словно со стороны она увидела, как ее рука потянулась и дотронулась до старомодного латунного ключа. Прикосновения холодного металла к пальцам было недостаточно, чтобы остановить ее от поворота ключа в замке со звуком, напоминавшим выстрел. Девушка толкнула дверь и поразилась тому, как тихо она открылась. Утренний свет из ее номера заполнил комнату V-образным лучом прожектора, и раздалось приглушенное ругательство. Сердце Лотти ушло в пятки, но она все же вошла и закрыла за собой дверь. По комнате словно прошло торнадо. Повсюду на полу валялись бумажные шарики. Из-под скомканных простыней виднелись обнаженные руки и ноги Лукки. Женских не было видно, и слава богу.

– Убирайся отсюда. – Голос Лукки был безжизненным и вялым, словно ему не хватало сил.

– Ты в порядке?

Еще одно полузадушенное ругательство из-под простыней.

– Прекрасно. – Поджав губы, Лотти прошла дальше в номер, перешагнула через влажное полотенце и сморщила нос, почувствовав в воздухе запах рвоты. – Расплата за разгульную ночь. Ты знаешь, что чрезмерное количество алкоголя может в конце концов повредить мозг?

Он вытащил голову из-под подушки и открыл один залитый кровью глаз.

– Это не похмелье. Я болен.

Лотти встала в позу учителя, слушающего объяснения нерадивого ученика, почему тот не выполнил домашнее задание.

– Конечно. Бесчисленное количество алкоголя раздражает желудок и этим вызывает тошноту.

Лукка уронил голову обратно на подушку.

– Какого…

Лотти нахмурилась. Он был мертвенно-бледен, его бил озноб. Она подошла к кровати и дотронулась до его плеча – горячего и покрытого потом.

– У тебя температура.

– Да что ты говоришь. – Сарказм должен был бы сделать его тон резким, но он по-прежнему оставался безжизненным.

– Может, стоит позвать врача?

– Может, стоит убраться из моей комнаты?

– Нет необходимости грубить просто потому, что ты чувствуешь себя не очень хорошо.

Лукка перекатился на спину, закрывая рукой глаза от света.

– Дай мне перерыв, принцесса. Я не в лучшей форме. Мне просто нужно несколько часов сна.

– А что по поводу твоего собрания?

Лукка выпрямился так быстро, что его качнуло, но он нашел в себе силы откинуть простыню и направиться в ванную, сильно ударившись плечом о дверной проем. У него не было времени закрыть дверь, и Лотти увидела, что его вырвало. Сердце девушки дрогнуло от сострадания. Она зашла в ванную и, схватив свежее полотенце для рук, смочила под краном и протянула Лукке. Он на мгновение прижал его к лицу.

– Иди.

– Я не уйду, пока не позову доктора.

Лукка бросил полотенце на пол.

– Я имею в виду – на собрание. Тебе придется делать ставки за меня.

Лотти в недоумении наморщила лоб:

– Делать ставки?

Лукка оперся на раковину и, прищурившись, посмотрел на нее:

– Я хочу купить одну миниатюру на аукционе. Она принадлежит частной коллекции и никогда раньше не выставлялась. Аукцион в полдень.

– Но я никогда раньше не была на аукционе. Я ничего не знаю…

– Лотти! – Его тон не допускал никакого сопротивления. Казалось, он собрал остатки энергии, чтобы убедить ее. – Я хочу эту картину. Она единственная в своем роде.

Лотти закусила губу:

– Есть ориентировочная стоимость?

Лотти никогда не была более довольна собой. Она не только смогла с помощью администратора отеля Жана Рене покинуть здание незаметно для прессы, отвлеченной подсадной уткой, но и добралась до частной виллы, на которой проходил аукцион, где перекрыла самую высокую ставку. Она торговалась, пока мужчина лет шестидесяти наконец не уступил, а аукционер стукнул молотком и провозгласил:

– Продано молодой даме в розовом.

Также незаметно Лотти вернулась в отель и с торжествующим видом ворвалась в номер Лукки.

– Я получила ее! Я выиграла аукцион! Я… – Девушка осеклась, увидев спящего Лукку.

Она подошла к кровати. Он лежал почти обнаженный, простыня едва прикрывала его ягодицы. Лотти потянулась и осторожно убрала с его лба влажные волосы. Лукка ничего не почувствовал, продолжая дышать ровно и спокойно. Девушка помедлила, потом провела пальцами по щеке, проверяя, правда ли такая колючая у него щетина, как это кажется. Да, как наждачная бумага.

Лотти отдернула руку и отошла от кровати, вздохнув при виде беспорядка. Можно позвать уборщицу, но это потревожит Лукку. Принцесса решила просто взять несколько полотенец и простыней у горничной и убраться самой, а заодно присмотреть за больным.

Она собрала бумажные шарики и выкинула их в корзину для бумаг, но потом любопытство пересилило. Она вытащила один из них и развернула. Это был набросок одной из вилл, мимо которых они проходили накануне. Она взяла еще один комочек и обнаружила другой набросок, теперь уже одного из кафе. Девушка продолжила разворачивать шарики, и каждый незаконченный набросок говорил ей больше и больше о Лукке, словно она снимала шелуху с луковицы, чтобы обнажить скрытое внутри сокровище. Она никогда не думала о нем как о художнике, и довольно талантливом. Может, наброски и были грубыми, но Лотти достаточно разбиралась в искусстве, чтобы понять, что детали и перспектива были прекрасными. Лукка смотрел на мир под своим собственным углом зрения, помогавшим ему уловить детали окружавших его предметов.

Оставался еще один рисунок, не свернутый в шарик на полу, а лежащий на планшете орехового дерева у окна. На бумаге был затупленный карандаш, рядом – ластик с мелкими катышками вокруг. Античный стул стоял криво, словно Лукка резко встал. Посмотрев на рисунок, Лотти узнала свое изображение с фотографии, сделанной в дворцовом саду, и ее сердце пропустило удар. Это была незавершенная работа, но Лукка смог уловить нечто необыкновенное, делавшее ее воздушной, даже красивой. Лотти позировала для официальных портретов и ненавидела то, что получалось в результате – одна чопорность и официальность. Она всегда казалась высокомерной и строгой. Никто ни разу не запечатлел ее сущность.

Лотти посмотрела на кровать. Лукка все еще спал, медленно и спокойно дыша. Отойдя от доски, она выдохнула и продолжила наводить порядок в остальной части номера. Работа – прекрасная панацея от диких образов в ее голове, которые не должны были выходить на свободу. Никогда. Она не думала о Лукке Чатсфилде иначе как о несносном флиртующем мужчине, бездельнике и распутнике, который здесь, только чтобы причинить ей неприятности, ведь именно это он делал лучше всего. Он создавал проблемы. Наслаждался ими. Пресса задокументировала это в ярких деталях. Лукка был просто ходячий заголовок для газеты. Он не из тех, о ком нужно думать, и точно не из тех, кого она должна целовать, дотрагиваться, делить континент, не говоря о номере пентхауса, даже если в нем сотни отдельных комнат.

И она не должна мечтать о том, чтобы заняться с ним любовью, пусть даже ее притягивает к нему как магнитом.

Но даже сейчас ее взгляд все время обращался к нему. Лукка перевернулся на спину, простыня спустилась ниже, обнажая привлекательную полоску черных волос, уходящих вниз от пупка.

Лукка пошевелился, и Лотти сглотнула, чувствуя себя вуайеристкой. Есть ли на земле хоть один настолько же прекрасный мужчина? С утра на нем были темно-синие трусы, но Лотти подозревала, что сейчас он обнажен, потому что в душе вместе с использованным полотенцем она нашла его нижнее белье. Под простыней был виден контур его внушительного достоинства. Казалось, Лукке снится невероятно эротичный сон.

Внезапно он сделал жест рукой, словно собирался сбросить простыню, и Лотти не выдержала. Ее лицо горело, словно в огне.

– Кхм. Ты не один. Может, хочешь отложить это, пока я не уйду?

Он открыл глаза и несколько раз моргнул:

– Лотти?

– К вашим услугам. Не в том смысле, что… – Лотти махнула рукой, еще сильнее покраснев. – Я просто убралась… немного.

Лукка оперся на локти и нахмурился.

– Ты купила картину?

– Да, – ответила Лотти гордо. – Это было приятно… то есть весело. – Мозг отказывался ей служить.

– Хорошая девочка. – Лукка со вздохом лег и закрыл глаза.

Лотти прикусила губу:

– Ты в порядке?

– Более чем.

– Не похоже.

– Спасибо, лестно слышать.

– Я имею в виду, ты какой-то бледный. – Лотти с неохотой приблизилась к кровати и присела на край. – У тебя еда есть?

– Нет.

– Может, принести что-нибудь? Бульон или что-то в этом роде… Я могу вызвать обслугу…

Лукка открыл один глаз и печально посмотрел на нее.

– Можно сразу отнести все в туалет.

– Так плохо?

– Зато у меня есть картина. Спасибо, что выкупила ее для меня.

Лотти почувствовала тепло в груди.