Текст книги "Прелестная сумасбродка"
Автор книги: Мэгги Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
9.
Несколько дней спустя, сортируя герцогскую коллекцию образцов, Мэри дивилась собственной непонятливости. Как можно было не догадаться с самого начала, что, носясь по балам и раутам в ту ночь, герцог преследовал какую-то свою цель, а Мэри служила ему прикрытием!
Кучер Джек Айронфут и Реджи Пендрагон, громко обсуждая свои приключения, не понижали голоса и вообще не старались ничего скрывать от Мэри. Голоса их гулко разносились по библиотеке, и вскоре девушка сумела связать воедино все события той странной ночи: бал у герцогини Сазерленд, посещение клуба «Олмак», раут у Амелии Бентинк и, наконец, бешеную скачку к лондонским докам, где уже ждал герцога Джек Айронфут.
После той ночи Мэри, можно сказать, стала в доме своим человеком. Герцог немедленно взвалил на нее работу по сортировке своих образцов, теперь каждое утро, отправляясь на верховую прогулку в Роттен-Роу, он заходил в библиотеку и давал ей указания на сегодня.
Покататься верхом он ее не приглашал ни разу – да оно и к лучшему, думала Мэри. Наездница из нее была никудышная. Весь личный транспорт ее отца состоял из сломанной коляски, тихо ржавеющей в сарае; лошадь, когда-то возившая эту коляску, пала еще до рождения Мэри. Несколько раз в детстве Мэри, подзадориваемая Софронией и Пенелопой, пыталась влезть на спину какой-нибудь деревенской кляче, но эти опасные опыты неизменно оканчивались синяками и шишками.
Каждое утро, ровно в восемь, герцог спускался в библиотеку, одетый в облегающий сюртук и такие же туго обтягивающие бриджи. Начищенные сапоги его сияли, словно свечи в канделябрах. Костюм для верховой езды шел ему необыкновенно – впрочем, как и любой другой наряд.
Сидя за большим столом рядом с Мэри, герцог объяснял ей, как важно составить каталог образцов таким образом, чтобы любой обрывок тряпки или кусок веревки, найденный на месте преступления, можно было мгновенно определить и отнести к той или иной категории.
До знакомства с удивительной коллекцией Уэстермира Мэри и не подозревала, какую бездну сведений можно извлечь, к примеру, из обрывка веревки. Обычная веревка из конского волоса, корабельный канат, шелковая леса – у каждой из них свой материал, свое плетение, свой способ изготовления, по которому можно определить, где сделана веревка и для чего служила.
Хриплым после недавнего ларингита голосом Уэстермир рассказывал своей помощнице, как много может поведать о преступнике обрывок веревки, случайно, по небрежности, оставленный на месте преступления. Если, например, веревка с корабля, говорил он, опытному сыщику ничего не стоит определить тип корабля и даже его государственную принадлежность, а в Англии – и верфь, на которой он построен. Таким образом, вещественные доказательства подсказывают, где искать преступника. Все, что для этого нужно, – изучить волокна под микроскопом…
Здесь герцог мрачнел и добавлял вполголоса что-то насчет тупоумия английских судей.
Возможно, иной девушке такие разговоры показались бы невыносимо скучны, но Мэри слушала затаив дыхание. С детства ее влекло все, связанное с раскрытием тайн.
К тому же Уэстермир оказался великолепным рассказчиком. Самые сложные материи он излагал просто и понятно; самые скучные теоретические рассуждения в его устах звучали, словно увлекательный роман. Несмотря на предубеждение против герцога, Мэри не могла не понять, что Доминик Уэстермир – настоящий ученый, для которого любимое дело составляет всю жизнь.
Каждое утро они сидели бок о бок, порой соприкасаясь коленями. Всякий раз, глядя на Уэстермира, Мэри невольно думала: как он красив!
Собственные чувства удивляли и пугали девушку.
«О чем я думаю? – ужасалась она. – Ведь передо мной все тот же Уэстермир, жестокий, бесчувственный, наглый негодяй, угнетатель бедняков и ненавистник свободомыслящих женщин! Будь у меня хоть капля ума, я бы ненавидела и презирала его! И все же… он так интересно рассказывает о своем деле, что я готова слушать хоть целый день, а говоря о глупцах-судьях, всякий раз хмурит черные брови и нетерпеливо вскидывает голову – в такие минуты я не могу оторвать от него глаз. А какая у него гладкая кожа… Господи, о чем я только думаю!»
Однажды герцог поймал ее взгляд и, как-то странно взглянув на Мэри, спросил, о чем это она задумалась.
«Ни о чем, простите, я вас слушаю», – покраснев, поспешно ответила Мэри и с тех пор осмеливалась рассматривать герцога только украдкой.
В самом деле герцог Уэстермир оказался вовсе не таким негодяем, как казался вначале. Слуги его просто обожали – значит, думала Мэри, он не так уж плох! Окончательно же изменила ее мнение о герцоге пирушка, которую устроил Уэстермир своим боевым товарищам в честь спасения Ориса Ладберри.
Джек Айронфут и еще трое людей – Мерс, Мортимер и Уолтере устроились у камина в библиотеке. Мэри поодаль разбирала образцы и внимательно прислушивалась к их разговорам. Так она узнала, что во время испанской кампании Уэстермир командовал легендарным отрядом «Девяносто стволов», причинившим французам немалый урон.
Старые вояки превозносили своего командира до небес. Вино развязало им языки; одна история влекла за собой другую, и во всех Уэстермир оказывался героем. Мерс Коффин клялся, что обязан ему жизнью – капитан Уэстермир вынес его, раненного, из-под огня и четыре мили тащил на спине, хоть весил Мерс немало.
– Да ни один из этих графов и маркизов, что на войну приехали, как на пикник, – говорил он, – не стал бы рисковать жизнью ради простого солдата!
Мэри слушала затаив дыхание.
Дальше – больше. По словам старых армейских товарищей, получалось, что герцогу неоднократно предлагали повышение, но он отказывался, не желая расставаться с товарищами.
«За ними нужен глаз да глаз, – говорил он шутя. – Кто же станет за ними приглядывать, если я их брошу?»
И в то время, как его ровесники делали стремительную военную карьеру, Уэстермир всю войну прослужил в невысоком чине капитана.
Слушая рассказы ветеранов, Мэри сумела в подробностях восстановить и всю историю со спасением рядового Ладберри.
Пока Уэстермир в Лондоне метался с бала в клуб, из клуба на раут, обеспечивая себе и своим товарищам алиби, солдаты во главе с сержантом Айронфутом во весь опор скакали в Бристоль. За два часа до рассвета они стояли у тюремной стены. Подкупленный стражник вывел Ладберри подземным ходом; беглеца уложили в телегу, прикрыли сверху пустыми мешками и в таком виде довезли до берега, где уже ждала его рыбачья лодка. На лодке Орис доплыл до бухты, где стояло на якоре торговое судно, направлявшееся в Буэнос-Айрес. Там незадачливый рядовой надеялся начать новую жизнь, и его товарищи поднимали бокалы за то, чтобы она стала спокойнее и счастливее старой.
Естественно, подозрение прежде всего пало на герцога – ведь именно он ездил в Бристоль и хлопотал об оправдании своего старого товарища. Так что алиби было ему просто жизненно необходимо. И красавица-невеста, сопровождавшая жениха в путешествии по великосветскому Лондону, пришлась как нельзя кстати.
– Славно повеселились! – говорили старые вояки, смеясь и хлопая друг друга по плечам. – Совсем как в добрые старые времена, когда мы немало крови попортили старине Бонапарту!
Мортимер, неловко покосившись на Мэри, предложил выпить по стакану за здоровье молодой леди, которая так помогла его светлости.
– За здоровье отважной молодой леди! – ухмыляясь во весь рот, прибавил Мерс Коффин. – Не всякий мужчина решится сесть рядом с капитаном, когда он правит четверней! Когда наш командир берет в руки вожжи, все добрые христиане разбегаются кто куда, дрожа за свою жизнь!
Все четверо разразились громким хохотом, а Мэри притворилась, что ничего не слышала. В памяти ее были еще слишком свежи воспоминания о бешеной скачке, ветре, бьющем в лицо, и широкой улыбке Уэстермира.
Несомненно, он хотел наказать ее за сплетни, пущенные на балу у герцогини… Но Мэри упрямо повторяла себе, что каяться ей не в чем. В конце концов, герцог ее просто использовал, грубо и цинично. Так неужели она не вправе позволить себе маленькую месть?
– Знаешь, Ник, – заплетающимся языком заговорил в это время Реджи Пендрагон, – все это, конечно, замечательно, и девушка просто прелесть… м-да… и ты, конечно, знаешь, что делаешь… но я на твоем месте все же объявил бы о помолвке. Знаешь… чтобы все было по закону. Раз уж она живет у тебя…
Герцог поднял глаза, и черный взгляд его пронзил Мэри насквозь.
– Разумеется, – спокойно ответил он. – Я обо всем позабочусь.
Мэри снова притворилась глухой. У нее были свои соображения на этот счет, но девушка понимала, что вслух их лучше не высказывать. По крайней мере, не сейчас.
Но в особняк приходили не только старые товарищи герцога. Раз в неделю Уэстермир давал обед, на котором собиралось разнообразное и интересное общество.
Неизменным посетителем этих обедов был сэр Роберт Пиль, молодой политик, весь свой талант и энергию посвятивший реформе английской полиции. Как и герцог, он серьезно занимался криминалистикой, и двоим ученым всегда находилось о чем поговорить.
Часто бывал у герцога и Джозеф Джексон Листер, виноторговец по профессии и ученый-физик по призванию, чьи опыты немало дали для развития новой в то время науки – оптики.
Да и кого только не бывало на этих вечерах! Журналисты и писатели, адвокаты, политики и ученые – все с удовольствием встречались у Уэстермира, делились новостями, беседовали и спорили, порой на весьма острые темы.
Мэри играла на таких вечерах роль хозяйки дома, но, когда джентльменам подавали бренди, удалялась к себе. Уэстермир представлял ее «своей невестой», и все принимали это как должное, хотя многие, несомненно, подозревали за этим благопристойным названием обыкновенную любовную связь.
Но Мэри снова и снова слышала, что Уэстермиры не признают над собой никаких законов, что это семейство по всей Англии известно своими эксцентричными выходками… В конце концов, думали его гости, хочет называть свою любовницу невестой, пусть называет! Что тут такого?
Разумеется, все они, будучи джентльменами, относились к Мэри не иначе, как с глубочайшим уважением.
Скучать на ужинах ей не приходилось. Напротив, порой здесь велись просто захватывающие разговоры. Ни герцог, ни его гости не были почитателями принца-регента, а уж внутреннюю политику нынешнего правительства и вовсе не ставили ни в грош.
Впрочем, герцог Уэстермир обычно оставался равнодушен к политическим разговорам, если только в спорах не затрагивались его любимые темы – наука и правосудие.
Вот и в этот вечер, как обычно, он сделал знак Мэри, чтобы она позвала Помфрета с бренди, а сама шла к себе.
Попрощавшись с джентльменами, Мэри удалилась в библиотеку. Но сегодня ей было не до чтения: в голове ее беспрестанно крутились беспокойные мысли.
Мэри не забыла, зачем приехала в Лондон. Да и как она могла бы забыть, если только на прошлой неделе получила два письма – от Пенелопы и от Софронии. И обе подруги интересовались, каковы ее успехи и долго ли еще она собирается гостить у герцога.
Слухи расходятся быстро, грустно думала Мэри, а лондонские газеты продаются и в Стоксберри-Хаттоне. Несомненно, ее подруги знают, что мисс Фенвик постоянно появляется со своим «нареченным» то на балах, то на раутах, то в театре, веселится и наслаждается светской жизнью. Не проходят мимо них и подробные описания ее туалетов и драгоценностей.
Мэри взяла было книгу, но скоро отложила, заметив, что не понимает ни строчки. Что думают о ней Софрония и Пенелопа? Наверно, воображают, что негодяй Уэстермир соблазнил ее, что в его объятиях она потеряла разум, что блеск и роскошь светской жизни заставили ее забыть о том, что родной город изнывает в нищете…
И, по совести сказать, Мэри не может винить своих подруг за такое мнение.
Ей вспомнился последний разговор с Пенелопой. Узнав о том, что герцог предложил ее подруге свою руку, Пенни сперва лишилась дара речи от изумления, а затем пришла в бурный восторг. Где не сработали шантаж и принуждение, говорила она, там может помочь женская слабость. Обворожи его, соблазни, влюби в себя – и все его богатство окажется в твоих руках!
Сперва эта мысль показалась Мэри отвратительной. Не так, совсем не так представляла она свою судьбу! Брак без любви, близость с человеком, который тебе отвратителен, постоянная ложь и притворство…
Однако чем лучше она узнавала Уэстермира, i ем сильнее менялось ее мнение. Он не такой уж плохой человек, думала Мэри, и вовсе не ретроград – напротив, разделяет со своими друзьями самые либеральные идеи. Может быть, для него – и для нее – еще не все потеряно?
Мэри закусила губу, невидящим взглядом уставившись в стену. Шантаж ей не удался, но, может быть, удастся обратить Уэстермира в свою веру?
Безумные идеи Пенелопы ее по-прежнему не привлекали. У меня это просто не получится, думала Мэри. Довести мужчину до такого состояния, чтобы он безропотно выложил несколько тысяч фунтов на какую-то благотворительность, о которой до этого и слышать не хотел… нет, это ей не по зубам.
Гораздо больше нравилась ей другая мысль, высказанная Пенелопой за несколько секунд до того, как Уэстермир прокрался в библиотеку и застиг их врасплох: «Может быть, любящая и добродетельная женщина вроде тебя поможет ему осознать свои ошибки, и он займется благотворительностью добровольно, по зову сердца?»
Любящая и добродетельная. Добродетельная и любящая.
Мэри так и этак обдумывала эти слова. С добродетелью у нее проблем не было, а вот с любовью…
Вспомним-ка, что пишет на эту тему Мэри Уоллстонкрафт?
Любовь, говорит великая женщина, начинается с дружбы; затем возникает уважение, постепенно зарождается и растет тяга друг к другу, и наконец взаимное влечение находит себе исход в физической близости.
Звучит красиво, сказала себе Мэри, но, к сожалению, очень мало напоминает то, что происходит у нее с герцогом.
Какая уж там дружба! Открытая вражда перешла в скрытую неприязнь – и то слава богу.
Чтобы стать друзьями, пишет Мэри Уоллстонкрафт, нужно проводить друг с другом как можно больше времени. Беда в том, что в последние дни Мэри видит герцога лишь по утрам – когда он дает ей инструкции в библиотеке – да по вечерам за ужином.
Чем бы его занять? Он любит играть в вист… но, к сожалению, отец Мэри считал любые карточные игры смертным грехом и даже в доме не держал этих «дьявольских картинок». Из-за недостатка опыта Мэри проигрывала подругам даже в дурачка – в вист же не умела играть вовсе.
Впрочем, может быть, это и требуется? Мужчины так любят доказывать свое превосходство во всем: быть может, разгромив ее в вист, герцог сразу воспылает к ней нежными чувствами?
Но, подумав, Мэри отвергла эту мысль. Она слишком плохо играет: герцогу станет с ней скучно, и дружбы не выйдет.
И вдруг блуждающий взгляд ее упал на столик у окна, где стояла шахматная доска и расставленные в два ряда фигуры.
– Вот оно! – воскликнула Мэри вслух.
Как же она сразу не догадалась! Шахматы! Великолепная игра, в которую она так часто играла с отцом. Спокойное развлечение для двух интеллигентных людей. Отличный повод для разговора по душам – и для начала дружбы, за которой вскоре последует взаимное уважение, влечение… и бог знает что еще.
10.
– Кстати, епископ объявил о нашей помолвке, – сообщил Мэри герцог Уэстермир, усаживаясь за шахматную доску со стороны черных. – Прошлым воскресеньем в церкви… э-э…
Он запнулся и взглянул на Помфрета, который как раз подошел к столу с бутылкой болгарского абрикосового ликера и двумя стаканами. День клонился к вечеру, и после ужина, набравшись храбрости, Мэри Фенвик предложила герцогу сыграть в шахматы.
– В церкви Святого Иакова, ваша светлость, – почтительно подсказал старый дворецкий. – Возведенной вашим двоюродным дедушкой, маркизом Долби.
– Да-да, в той самой. – Герцог поудобнее устроился в кресле. Сейчас он был одет по-домашнему: в белой шелковой рубашке, свободной куртке и новомодных длинных брюках.
«Удивительно, – думала Мэри, – почему с каждой новой встречей он кажется мне все красивее и красивее?»
– Симпатичная церквушка возле Чипсайда, и при ней какая-то пристройка норманнских или саксонских времен…
– Саксонская колокольня, ваша светлость, – вполголоса подсказал дворецкий, ставя поднос на мраморный столик.
– Я попросил епископа поскорее покончить со всеми формальностями, – заметил Уэстермир, задумчиво вертя в руках черного короля. – И свадьба будет скромной, без всякого сумасбродства.
Мэри, сидевшая напротив, хотела ответить резкостью, но вовремя прикусила язык. Подумать только: герцог объявил о помолвке, не удосужившись даже поставить ее об этом в известность, не говоря уж о том, чтобы спросить ее мнение! Впрочем, Мэри понимала, что ее согласие или несогласие ничего не решает. С обычной своей надменностью Уэстермир распоряжается судьбой своей «нареченной», нимало не интересуясь ее собственными желаниями.
Помфрет предложил ей бокал абрикосового ликера, но Мэри лишь угрюмо покачала головой.
Внутри у нее все кипело. Черт побери, Уэстермир прекрасно знает, что она – принципиальная противница брака! Любовь между мужчиной и женщиной должна быть свободной, основанной на взаимном влечении и уважении, и всякие формальности здесь не только не нужны, но даже и вредны.
Однако объяснять это Уэстермиру бесполезно. Хотя в политике герцог и придерживается либеральных идей, зато в области морали по-прежнему остается строгим консерватором.
Мэри глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Она понимала, что сейчас заводить речь о своих правах не стоит. Если она затеет спор, дружеская партия в шахматы мгновенно превратится в шумную ссору – и тогда прощай взаимное уважение, доверие и все остальное! Судя по хмурой складке между бровей, Уэстермир и так уже сожалеет, что согласился провести вечер с невестой.
– Черт возьми, – проворчал он, – вы и в самом деле не умеете играть в карты? Не люблю шахмат: чертовски скучная игра!
Мэри снова прикусила язык, чтобы не сказать лишнего. Сама она обожала шахматы; отец утверждал, что они тренируют ум, и не забывал добавить, что считает шахматы одним из немногих развлечений, приличествующих доброму христианину и разумному человеку.
Ничего удивительного, что Уэстермиру эта игра не по душе!
– Ах, ваша светлость, – выдавив из себя улыбку, заговорила Мэри, – какая жалость, что я уговорила вас так бездарно потратить время! – Она не смогла удержаться от сарказма. – Но из ваших слов мне показалось, что вы умеете играть в шахматы.
Герцог поднял глаза.
– Я умею играть, – ответил он, сверля Мэри пронзительным взглядом черных глаз. Сегодня на девушке было зеленое бархатное платье с глубоким декольте, открывающим белоснежную грудь, а волосы ее, причесанные на испанский манер, крупными золотыми кольцами падали на плечи. Едва взглянув на Мэри, герцог почувствовал, что раздражение его испаряется, словно дым, уступая место какому-то иному чувству.
– Просто не слишком люблю эту игру. – Он отпил ликера и поставил бокал. – Ну что, начнем?
Мэри хотела язвительно поинтересоваться, какие же игры он предпочитает, но вовремя вспомнила, что таким путем друзей не заводят. Если она хочет подружиться с герцогом, надо быть с ним мягкой и ласковой.
Играл герцог и вправду не слишком хорошо: он, конечно, знал, как ходят фигуры, но этим его познания и ограничивались. С первых же ходов он повел свою армию в атаку – и немедленно лишился слона и двух коней.
Но вскоре насмешливая улыбка Мэри сменилась невольным восхищением. Уэстермир быстро учился: он оценил ситуацию на доске, учел свои ошибки и вновь повел деревянных солдат в отважную, хоть и безнадежную атаку.
Впрочем, перевес сил был не на его стороне. Как ни жаль было Мэри ставить ему мат, ничего другого ей просто не оставалось.
Герцог Уэстермир застыл, словно статуя, как-то странно глядя на доску.
– И что, на этом игра кончается? – спросил он наконец.
– Нет, если вы найдете способ спасти короля, – мягко ответила Мэри.
Не поднимая головы, герцог сгреб фигуры с доски и начал расставлять их заново.
– Вы выиграли, мисс Фенвик. Попробуем еще раз.
Мэри уже начала жалеть, что предложила ему сыграть в шахматы. Она надеялась, что они будут сидеть за столом, лениво переставляя фигуры, вести беседу и постепенно становиться все ближе друг к другу, а вместо этого игра превращалась в какую-то шахматную дуэль.
Отец Мэри часто сравнивал шахматы с войной, но только теперь, сойдясь в поединке с Домиником де Врие, двенадцатым герцогом Уэстермиром, Мэри поняла, насколько справедливо это сравнение. Уэстермир дрался всерьез. Его кони мчались по доске, грохоча копытами, боевые слоны сметали все на своем пути, а за ними под прикрытием ладей стройными пехотными рядами продвигались пешки.
Мэри не привыкла к такому стилю игры – герцог поставил ее в тупик. Ее белоснежные воины бестолково метались по доске: противник вынуждал их делать ходы, которых не одобрил бы ни один опытный шахматист. На доске царил хаос – и самое ужасное, что Уэстермир выигрывал!
Не прошло и получаса, как король Мэри оказался в ловушке.
– Так-то лучше! – довольно заметил герцог Уэстермир и расставил фигуры для следующей партии.
– Так нельзя играть! – запротестовала Мэри. – Вы, кажется, полагаете, что ваша цель – взять как можно больше фигур противника! Но так не делается! Смысл игры в том, чтобы достичь победы как можно более экономными средствами…
– Моя цель, – блеснув глазами, ответил герцог, – в том, чтобы победить. А какими средствами, мне неважно. – И добавил самым небрежным тоном: – Кстати, я уже заказал мадам Розенцвейг свадебное платье для вас. Думаю, вам пойдет розовое.
«Он меня провоцирует, – поняла Мэри. – Не поддамся!»
– Я, ваша светлость, – начала она спокойно, делая первый ход, – придерживаюсь того мнения, что там, где есть дружба, уважение и взаимное влечение, брак не нужен.
Герцог преградил путь ее пешке своим конем.
– Не будьте дурочкой, моя дорогая, и прекратите цитировать эту свою Уоллстонкрафт. Считайте, что вам повезло. Знаете, сколько женщин в Лондоне мечтают выйти за меня замуж? Маменьки буквально навязывают мне своих дочерей. Я бы взял вас в любовницы, но, к сожалению, мне нужны законные дети, а не полный дом ублюдков, пусть даже и прехорошеньких.
Он был наказан за дерзость – Мэри немедленно взяла его слона, и черный король оказался под шахом.
– Едва ли вы, сэр, добьетесь моей дружбы и уважения, – выпалила она, – если будете разговаривать со мной в таком тоне! «Взять в любовницы», «полный дом ублюдков»! Очень красиво, нечего сказать!
– Вам, голубушка, не нравится мой тон? А мне не нравятся ваши идиотские принципы, и… – Он вдруг замолк и подозрительно уставился на доску. – Что это вы сделали? Разве король так ходит?
– Это называется рокировка, – спокойно объяснила Мэри. – Малайский прием, мне его показал отец…
– Малайский? – перебил ее герцог, вскочив так резко, что опрокинул кресло. – Что за чушь вы несете! Шахматы – индийская игра!
«Ему меня не разозлить, – как заклинание, мысленно повторяла Мэри. – И не запугать».
– Помимо индийских шахмат, которые привились в Европе, – невозмутимо начала она, – существуют шахматы японские, китайские, малайские. Рокировка заимствована из малайских шахмат: на Востоке она называется…
– Я не знаю, как это называется на Востоке, – взревел герцог, бросаясь к дверям, – но мы в Англии это называем мошенничеством!
Мэри вскочила и побежала за Уэстермиром, но столкнулась с ним в дверях. Он тащил из большой комнаты лестницу – очевидно, для того, чтобы найти какую-то книгу на верхних полках.
Мэри подбежала к лестнице и ухватилась обеими руками за нижнюю перекладину.
– Как вы смеете обвинять меня в мошенничестве? – закричала она, задрав голову.
Герцог был уже в нескольких футах над ней. Он рылся в книгах по теории шахматной игры, торопливо их просматривал и в бешенстве швырял одну за другой на пол.
– Ваша обидчивость меня удивляет, мисс Фенвик! – прорычал он, швыряя вниз очередной толстый том. Книга едва не ударила Мэри по голове. – Разве не вы залезли ко мне в карету и пригрозили, что обвините меня в изнасиловании, если я не отдам все свое состояние на какие-то ваши идиотские цели? О спектакле с раздеванием я уж молчу, – гневно продолжал он. – А вот вашу подругу в мерзком полосатом пледе и ваши с ней разговорчики буду помнить до конца жизни!
С охапкой книг в руках герцог начал спускаться, и Мэри поспешно отступила в сторону.
– Что же удивительного, если я допускаю, что вы мошенница не только в жизни, но и в игре! – рявкнул он напоследок.
Мэри открыла рот и снова закрыла его, не в силах произнести ни слова.
Уэстермир бросил книги на стол и начал перелистывать их в поисках сведений о рокировке. Мэри готова была поколотить себя за то, что сделала этот проклятый ход! Она знала, что правила его позволяют, но на то, чтобы найти подтверждение этому в учебнике по шахматам, у герцога уйдет вся ночь. А если его учебники устарели, он не найдет ничего и останется в убеждении, что Мэри пыталась его обмануть!
Но еще тяжелее было сознавать, что Уэстермир говорит чистую правду. Она ведь в самом деле влезла к нему в карету, перед всем честным народом разорвала на себе платье и пыталась выманить у герцога деньги шантажом. Разумеется, ради благой цели – но герцог ухитрился так это подать, что Мэри и вправду почувствовала себя последней мерзавкой.
Неудивительно, что он заподозрил ее в обмане!
Мэри села за стол и, подперев голову руками, грустно смотрела, как герцог роется в книгах. Надежды на мирный вечер и дружескую беседу таяли с каждой секундой. Если так пойдет и дальше – не скоро, ох, не скоро Уэстермир проникнется к ней уважением и доверием!
– Нет здесь никаких малайских шахмат, – проворчал он, откладывая очередную книгу. – И о китайских и японских тоже ни слова.
Мэри мрачно молчала. Ей вдруг бросился в глаза упрямо выдвинутый подбородок герцога и длинные, по-девичьи пушистые ресницы.
И вдруг странное, ни на что не похожее ощущение пронзило ее с головы до пят. Что-то похожее она чувствовала в тот день, когда ее едва не заставили мыть больному герцогу ноги. Сейчас он не смотрел на девушку, вообще не обращал на нее внимания – и все же его могучее мускулистое тело посылало ей все те же чувственные сигналы, которые невозможно было не замечать.
Мэри задрожала всем телом. Ее бросало то в жар, то в холод, мысли путались, над ними царило одно желание – прикоснуться к нему, погладить по чисто выбритой щеке, провести пальцами по крепкой, заманчиво широкой груди, а потом, потом…
В следующий миг к Мэри вернулся рассудок. Жар ослабел, мысли стали яснее. Она перевела дыхание.
Что это с ней? Сомнений нет – физическое влечение к мужчине, то самое, о котором она столько читала, но ни разу еще не испытывала в реальной жизни.
Странно, очень странно, думала Мэри. В книге написано, что сначала возникают дружба и уважение и только потом… Но, может быть, у разных людей по-разному?
Во всяком случае, она явно неравнодушна к Уэстермиру, а значит, надежда еще есть.
Может быть, пора переходить к следующему шагу?
– Нет здесь никаких… – начал герцог, поворачиваясь к девушке с открытой книгой в руке, и застыл, пораженный ее открытым и смелым взглядом.
– Ваша светлость, – заговорила она, – мне кажется, для нас настало время перейти к… э-э… физической близости. Сегодняшняя ночь вам подойдет?
Старый дворецкий Помфрет застыл у дверей библиотеки с подносом в руках и весь обратился в слух.
За пятьдесят лет службы у Уэстермиров Помфрет стал непревзойденным мастером подслушивания. Он научился бесшумно, словно кошка, скользить по мягким коврам, в позе бегуна на старте замирать у замочной скважины и ловить слова, произнесенные за закрытой дверью, даже если они говорятся шепотом. А герцог и юная мисс Фенвик отнюдь не шептались – они говорили громко, порой даже на повышенных тонах, и разговор их представлялся дворецкому чрезвычайно интересным.
В холле показалась высокая фигура в темном плаще, Помфрет поспешно отскочил от двери и поспешил навстречу пришельцу.
В высоком широкоплечем мужчине он узнал Джека Айронфута.
– Его светлость здесь, – вполголоса спросил кучер, – или уехал куда-нибудь?
Дворецкий молча двинулся через холл на лестницу черного хода. Из кухни до него донесся дразнящий запах жаркого под острым соусом. Только когда за ними закрылась дверь, дворецкий заговорил.
– Его светлость здесь, – ответил он обычным похоронным тоном, – и, по всей видимости, останется дома на всю ночь.
– Что, заработался допоздна с юной леди? – Джек неуклюже подмигнул, но физиономия Помфрета осталась непроницаемой. – Ладно, раз я ему сегодня не понадоблюсь, пойду по своим делам. Правда, после бристольского дельца мне небезопасно появляться на улице – ну ничего, где наша не пропадала!
Он повернулся и поспешил вниз по лестнице.
