Текст книги "Вор (ЛП)"

Автор книги: Меган Уолен Тернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Меган Уолен Тернер

Глава 1

Я уже не помнил, сколько пробыл в тюрьме. Дни ничем не отличались один от другого, разве что с окончанием каждого из них я становился все грязнее. Каждое утро колеблющийся рыжий свет факелов за моей дверью сменялся тусклым отблеском солнечный лучей, проникающих в центральный двор. Вечером солнечный свет исчезал, и я утешал себя мыслью, что приблизился к свободе еще на один день. Чтобы убить время, я старался сосредоточиться на приятных воспоминаниях, тщательно сортировал их в своей памяти и внимательно рассматривал одно за другим. Я также до мельчайших деталей разобрал все планы побега, которые казались такими простыми, пока я не очутился в тюрьме на самом деле и не поклялся себе и каждому известному мне богу, что никогда больше не допущу подобной катастрофической глупости.

За время, прошедшее со дня ареста, я сильно исхудал. Толстое железное кольцо, когда-то плотно охватывавшее мою талию, теперь свободно болталось на бедрах, но все же не настолько свободно, чтобы я мог протолкнуть через него мой тощий зад. Всего несколько заключенных сидели в своих камерах на цепи, и только те, кто особенно не нравился нашему царю: пара казначеев, генерал и министр финансов, заявившие царю, что в казне не осталось больше денег на военные расходы.

Конечно, я ничего подобного и в мыслях не имел, но мог с полной уверенностью сказать, что царь не любит и меня тоже. Даже если он не помнил моего имени и не смог бы узнать под слоем грязи, он все же не хотел, чтобы я ускользнул от него. Именно поэтому цепи сковывали мои лодыжки, тянулись от железного пояса на талии, и даже болтались на запястьях, прикрепленные к совершенно бесполезным наручникам.

Руки я, конечно, освободил первым делом, но так как иногда кандалы нужно было в спешном порядке надевать снова, я сильно ободрал кожу на тыльной стороне ладоней. Через некоторое время боль прошла, но я решил больше не снимать железные кольца. Чтобы не терять навыков, я практиковался в бесшумном передвижении, и научился управляться с цепями без единого лязга.

Моя цепь позволяла мне перемещаться по дуге от переднего угла камеры до ее середины и обратно. В этом углу стояла моя, так сказать, кровать, представляющая из себя каменную скамью с тонким мешком опилок в головах. И еще горшок. Больше в камере не было ничего, так что моим единственным развлечением были упражнения с цепями и подаваемая два раза в день еда.

Время от времени дверь открывалась, и проходящие мимо охранники заглядывали внутрь, отдавая дань моей репутации. Ошалев от чувства собственного величия, я бесстыдно хвастался своим мастерством в каждом винном погребке города. Я желал, чтобы все вокруг знали, что пьют с лучшим из всех смертных вором, который вот-вот достигнет вершины своей карьеры. Посмотреть на мой суд собрались огромные толпы людей. Как оказалось, там присутствовала и большая часть тюремной охраны, так что теперь я был намертво прикован к железному кольцу над моей постелью, хотя другим заключенным иногда позволяли погреться на солнышке во внутреннем дворе тюрьмы.

Один из охранников, похоже, надеялся застукать меня с собственной головой под мышкой.

– Что? Ты еще не сбежал? – смеялся он.

И каждый раз в ответ на его смех я с видом оскорбленного достоинства плевал в его сторону. Это было невежливо, но мне не всегда удавалось сдержать обиду. Что бы я ни сделал, охранник смеялся еще больше.

От холода я часто болел. Когда меня арестовали и вытащили из винного погребка, стояла ранняя весна. Потом за пределы тюремных стен пришло жаркое и пыльное лето, и весь город словно вымирал в часы дневного сна, но солнечные лучи не проникали в тюремную камеру, и она оставалась такой же сырой и промозглой, как в первый день моего появления здесь. Я часами мечтал о солнце, представляя, как оно нагревает городские стены, заставляя желтые камни излучать тепло даже через несколько часов после заката, как оно высушивает лужи воды вокруг колодцев и капли вина на пороге кабаков – редкие возлияния богам от забывчивых пьяниц.

Иногда я перемещался на всю длину цепи и рассматривал сквозь решетку в двери длинную галерею, отделявшую темные камеры от залитого солнечным светом двора. Тюрьма представляла из себя два этажа камер-клеток, поставленных друг на друга; я находился на верхнем уровне. Каждая камера выходила на галерею, а галерея отделялась от двора каменной стеной без единого окошка. Наружные стены тюрьмы были фута в три или четыре толщиной[1]1
  1–1.2 м. Фут равен 30.5 см.


[Закрыть] и сложены из таких огромных камней, что и десять человек не смогли бы сдвинуть их. Легенда гласила, что древние боги сложили эти стены за один день.

Тюрьма была видна практически из любой точки города, потому что город был построен на склонах холма, а тюрьма располагалась на самой его вершине. К тюрьме примыкало большое здание – дом царя, его Мегарон. Раньше здесь еще стоял храм древних богов, но его разрушили; базилику новым богам построили чуть ниже по склону. Мегарон с его большим тронным залом и огромным домашним очагом всегда был царской резиденцией, а вот нынешнюю тюрьму переделали из агоры;[2]2
  Агорой у эллинов называлась рыночная площадь, обычно открытая. Возможно, именно отсюда возникло слово «агорафобия», означающее боязнь открытых пространств. В крупных городах на агоре могли располагаться и строения, в т. ч. капитальные, для торговли и для проживания приезжих купцов.


[Закрыть] здесь когда-то встречались горожане, а купцы навязывали им свое барахло. В маленьких лавочках вдоль галереи торговали вином и одеждой или свечами и ювелирными изделиями, привозимыми с островов. Выдающиеся граждане города имели обыкновение забираться на высокие каменные блоки и обращаться оттуда к народу с речами.

Потом со стороны моря к нам явились оккупанты со своими баркасами и собственными представлениями о коммерции; они организовали торговлю на открытых рынках рядом с кораблями. В царском Мегароне поселился их губернатор, а крепкое каменное здание агоры приспособили под тюрьму. Выдающихся граждан приковали к камням, на которых они в прежние времена так любили стоять.

Старые захватчики были вытеснены новыми, но через некоторое время граждане Суниса восстали и вернули милую их сердцу монархию. Тем не менее, люди продолжали вести торговлю на набережной, это стало привычкой, а новый царь продолжал использовать агору в качестве тюрьмы. Так ему было намного удобнее, потому что новый царь не состоял в родстве ни с одной из семей, которые правили городом в прошлом. К тому времени, как я попал за решетку, большинство горожан уже не помнило, что тюрьма некогда была чем-то иным, а совсем не загоном для злостных неплательщиков налогов и прочих преступных элементов.

* * *

Я лежал в своей камере на спине, задрав ноги в воздух и обмотав вокруг них цепь, которая тянулась от моей талии к железному кольцу на стене. Был поздний вечер, солнце уже несколько часов как скрылось за горизонтом, и на стене галереи вовсю чадили факелы. Я лениво взвешивал преимущества свежей пищи против чистой одежды, и не обратил внимания на топот ног за дверью камеры. В конце галереи находилась окованная железом дверь, которая вела в караулку, так что стражники проходили мимо моей камеры много раз в день. Если бы в мою дверь постучали, я бы успел приготовиться прежде, чем широкая полоса оранжевого света упала на грязные каменные плиты около моей лежанки. Я повернулся и сел, стараясь двигаться, как грациозное хищное животное. Но, застигнутый врасплох и почти ослепленный, я зацепился за цепь, все еще обернутую вокруг ноги, и чуть не свалился на пол.

– Это он?

Неудивительно, что в голосе моего гостя не прозвучало восторга. Я привел себя в вертикальное положение, слепо щурясь на свет лампы и почти ничего не видя. Охранник заверил кого-то, что я действительно тот самый узник, которого он желает видеть.

– Ну, что ж, берите его.

Охранник ответил:

– Да, халдей, – и начал ковыряться в замке моего железного пояса.

Теперь мне стало понятно, кто навестил меня этим поздним вечером: один из главных советников царя. Халдеи служили царям еще до прихода захватчиков, но этот был не просто гадателем и магом. Он был настоящим ученым. Он читал книги и свитки на всех известным языках и знал абсолютно все, что было или не было записано. Когда царю нужно было узнать, сколько колосков вырастет на акре земли, халдей мог сказать ему это, не сверяясь с налоговыми записями. Когда царь желал выяснить, сколько крестьян будет голодать, если акр поля будет сожжен, халдей мог сообщить и это тоже. Его знания, в сочетании с умением убеждать, давали ему значительную власть над царем и сделали весьма влиятельной фигурой при дворе. Кстати, он был на моем суде. Я видел, как он сидит на галерее за спинами судей, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди.

После того, как я распутал цепи на ногах, стражник расстегнул кандалы на моих щиколотках толстым, как мой палец, ключом. Он оставил наручники, но отстегнул тяжелую цепь с кольца на поясе. Затем меня потащили вон из камеры. Халдей оглядел меня снизу вверх и сморщил нос, вероятно, от запаха.

Он захотел узнать мое имя.

Я сказал:

– Ген, – однако, он не был расположен к дальнейшей беседе.

– Ведите его за мной, – сказал он, повернулся ко мне спиной и пошел прочь.

Все мои попытки идти самому, казалось, шли вразрез с намерениями охранников, поэтому меня рывками потащили вниз по лестнице. Два потных солдафона подпирали меня с обеих сторон, а я болтался между ними, изящный, как больная кошка. Мы прошли через караульное помещение, к воротам в тюремной стене, а потом по каменной лестнице поднялись во двор между тюрьмой и южным крылом царского Мегарона. Со всех сторон нас окружали высокие древние стены. Со времен захватчиков царский дворец превратился в настоящую твердыню.

Следуя за охранником с фонарем, мы пересекли двор и по короткой лестнице поднялись к двери в стене Мегарона. По другую сторону двери белоснежные стены коридора отражали свет стольких ламп, что казалось, опять наступил день. Я повернул голову в сторону и выдернул из лап охранника руку, чтобы прикрыть глаза. Лучи света пронзали мою голову, словно копья. Оба стражника остановились, и один из них попытался снова ухватить меня за руку, но я опять отнял ее. Халдей остановился на звук нашей возни.

– Дайте ему время, пусть глаза привыкнут, – сказал он.

Минуты мне вполне хватило, я сморгнул с глаз непрошеные слезы, и мы пошли дальше по коридору. Я низко опустил голову и почти закрыл глаза, так что мало что успел разглядеть. Полы были мраморные, между прочим, а стены кое-где украшены изображениями лилий, птиц и черепах. Потом мы поднялись по лестнице, вдоль которой была нарисована свора охотничьих собак, преследующих льва; лев опирался на косяк двери, перед которой мы и остановились. Халдей постучал и вошел. Охранники вместе со мной втиснулись в узкий дверной проем. Я огляделся, чтобы посмотреть, кто мог наблюдать за моим неуклюжим появлением, но комната была пуста.

Я был взволнован, моя кровь бурлила, как вино, но вместе с тем я смертельно устал. Подъем по лестнице измотал меня, словно восхождение на гору. Колени мои подгибались, и я теперь был рад, что стражники держат меня под локти. Когда они отпустили меня, я потерял равновесие и некоторое время под звон цепей махал руками, чтобы не свалиться на пол.

– Можете идти, – сказал халдей охранникам. – Приходите за ним через полчаса.

Полчаса? Мои было воспарившие надежды несколько увяли. Солдаты вышли, а я оглядел комнату. Это был небольшой кабинет с письменным столом и несколькими удобными креслами вокруг него. Халдей стоял около стола. Окно рядом с ним должно было выходить на большой двор Мегарона, но маленькие стекла отражали только свет горящих внутри ламп. Я снова поглядел на кресла. Выбрав самое красивое, я со вздохом облегчения уселся. Халдей напрягся, его брови вытянулись в одну линию над колючими глазами. Брови были совсем черные, хотя волосы на голове из-за обильной седины казались серыми.

– Встань, – приказал он.

Я поглубже уселся на пуховой подушке сиденья и откинулся на спинку. Сидеть в кресле было почти так же приятно, как носить чистую одежду и есть свежую пищу, и я не смог бы встать, даже если бы захотел. Мои колени совсем ослабели, а желудок сводило судорогой, угрожая вытолкнуть наружу те крохи пищи, которые я недавно проглотил. Спинка кресла находилась на уровне моих ушей, так что я просто откинул голову и смотрел поверх носа на халдея, все еще стоявшего возле стола.

Халдей дал мне несколько минут, чтобы освоиться, прежде чем подошел ближе. Он стал медленно наклоняться, пока кончик его носа не замер в нескольких дюймах напротив моего. Никогда раньше я не видел его так близко. Нос у него был крупный, как у большинства наших горожан, но глаза были светло-серыми, а не карими. Обветренный лоб изрыт глубокими морщинами то ли под частым воздействием солнца, то ли из-за привычки хмуриться. Я подумал, что он немало поработал на свежем воздухе, прежде чем уселся за свои книги. Потом я перестал размышлять о его лице и перевел взгляд обратно к глазам.

– Со временем мы могли бы прийти ко взаимному уважению, – тихо сказал он. «Не раньше, чем рак на горе свистнет», подумал я. Он продолжал: – Но для начала мне будет достаточно твоего послушания.

Его способность передать зловещую угрозу таким коротким набором слов была поистине замечательной. Я сглотнул и мои руки задрожали на подлокотниках кресла. Цепи звякнули, но я не попытался встать. Ноги не послушались бы меня. Должно быть, он понял это и принял к сведению, потому что отступил, оперся на письменный стол и раздраженно махнул рукой.

– Ладно, оставайся там. Потом подушки почистят. Или сожгут.

Я почувствовал, что мое лицо краснеет, но, в конце концов, не моя вина была в том, что от меня воняло. Посидел бы сам в тюрьме несколько месяцев, а потом мы бы посмотрели, сохранил бы он запах старых книг и душистого мыла?

Он еще некоторое время рассматривал меня и, кажется, оказался не впечатлен увиденным.

– Я видел тебя в суде, – наконец сказал он.

Я не стал говорить, что тоже заметил его.

– Ты похудел.

Я пожал плечами.

– Скажи мне, – продолжал халдей, – почему ты до сих пор не отказался от нашего гостеприимства? В суде ты заявил, что даже стены царской тюрьмы не удержат тебя в неволе; я был удивлен, что ты до сих пор не сбежал.

Похоже, он наслаждался ситуацией. Я скрестил ноги и уселся поудобнее. Он поморщился. Пожалуй, мне пора заговорить.

– Некоторые вещи требуют времени на подготовку.

– Надо же, как верно подмечено, – сказал халдей. – И сколько же времени тебе понадобится?

Еще полчаса, подумал я, но не произнес ни слова.

– Думаю, это займет много времени, – продолжал халдей. – Всю твою оставшуюся жизнь. В конце концов, – пошутил он, – когда ты умрешь, в тюрьме тебя не оставят, не так ли?

– Полагаю, нет.

Глупая шутка, совсем не смешно.

– Ты многими вещами хвастался в суде. И будешь продолжать хвастаться, я полагаю?

– Я могу украсть что угодно.

– Таков твой род занятий. И глупое пари с собратьями по профессии привело тебя в тюрьму. – он взял со стола перо и несколько секунд вертел его в руках. – Печально, что такой талант, как у тебя, часто достается дуракам; но твое счастье в том, что я заинтересован в твоем мастерстве, а не в мозгах. Конечно, если ты действительно так хорош, как говоришь.

– Я могу украсть что угодно и откуда угодно, – повторил я.

– Кроме себя самого из царской тюрьмы? – спросил халдей, скептически приподняв одну бровь.

Я снова пожал плечами. Я и это мог бы сделать, но такая кража займет некоторое время. Она может занять много времени, так что я надеялся, что царский халдей предложит мне более быстрый способ.

– Ну, по крайней мере, теперь ты знаешь, как полезно бывает держать язык за зубами, – сказал халдей.

Он оттолкнулся от стола и сделал несколько шагов по комнате. Когда он повернулся ко мне спиной, я откинул волосы со лба и еще раз быстро огляделся. Я уже понял, что это был его кабинет. На полках лежали книги и старые свитки. Широкая скамья была заставлена небольшими амфорами и всяческой глиняной посудой. Среди них стояли даже стеклянные бутыли.[3]3
  Стекло было редкостью в античном мире, и сосуды из него, даже самые простые, стоили дорого.


[Закрыть] Ниша в конце комнаты была задернута занавеской… и из-под нее торчали носки кожаных сандалий. Мой желудок сжался, и я быстро отвернулся.

– Ты мог бы сократить свой тюремный срок, не сокращая жизнь, – сказал халдей.

Я тупо глядел на него. Я потерял нить разговора. Сейчас он пытался вернуть меня к нашему спору, и я понял, что он тоже нервничает. Значит, я могу расслабиться.

– Продолжайте.

– Я хочу, чтобы ты кое-что украл для меня.

Я улыбнулся.

– Может быть, царскую печать? Могу устроить.

– На твоем месте я бы не наглел, – напомнил халдей.

Его голос звучал хрипло. Я широко улыбнулся. Золотое кольцо с резным рубином находилось у него на сохранении, когда я выкрал его. Пропажа печати, я был уверен, сильно поколебала его престиж при дворе. Он невольно оглянулся на занавешенную нишу, стало быть, я попал в точку.

– Нужно украсть одну вещь. Сделай это для меня, и я прослежу, чтобы ты не вернулся в тюрьму. Если ты не сможешь это сделать, я опять же прослежу, чтобы в тюрьму ты не вернулся.

Заключенных часто забирали из тюрьмы. Каменщик, плотник, кузнец, любой ремесленник знал, что он проживет свой тюремный срок, работая на благо царя. Неквалифицированную рабочую силу собирали несколько раз в год и отправляли на серебряный рудник к югу от города. Редко кто из них возвращался, большинство заключенных просто исчезали. Халдей достаточно ясно дал понять, что он имеет в виду, поэтому я просто кивнул.

– Что я должен украсть?

Вот все, что меня интересовало. Халдей уклонился от ответа.

– Подробности узнаешь позже. Сейчас мне достаточно просто знать, что ты сможешь.

То есть я не заболел, не был искалечен или доведен голодом до полусмерти, находясь в тюрьме.

– Я смогу, – заверил я. – Но мне надо знать, что я краду.

– Тебе скажут. Но сейчас это не твое дело.

– Что будем делать, если я не смогу?

– Я думал, что ты можешь украсть что угодно, – издевательски возразил он.

– Кроме самого себя из царской тюрьмы, – согласился я.

– Не умничай, – покачал головой халдей. – Даже не пытайся. – я открыл было рот, чтобы заверить его в своей серьезности, но он продолжал. – Нам придется совершить небольшое путешествие. Так что у тебя будет достаточно времени, чтобы узнать о цели поездки.

Я откинулся на спинку кресла, успокоился и молча радовался услышанному. Если я выберусь за ворота Суниса, никто не сможет вернуть меня назад. Должно быть, халдей прочитал мои мысли, потому что снова наклонился ко мне.

– Не принимай меня за дурака.

Что правда, то правда, дураком он не был. Но ему нечем было удержать меня. Он вернулся к столу, а я сидел в кресле и думал, что боги, должно быть, услышали мои молитвы. Внезапно до меня донеслось, как кольца занавески скользнули по пруту, и вспомнил о сандалиях в нише. Мой желудок снова начал подпрыгивать под ребрами.

Сандалии отпечатали быстрые шаги по комнате, и крепкая рука ухватила меня за волосы. Хозяин руки обошел вокруг кресла, приподнял меня и держал перед собой, внимательно рассматривая.

– Меня тоже за дурака не держи, – предупредил он.

Он был так же невысок, как и его отец: коренастый и крепкий, как мул. Волосы цвета темного золота лежали кольцами над ушами. Возможно, мать так причесывала его в детстве, но сейчас от того милого ребенка не осталось и следа. Он безжалостно тянул мои волосы вверх, а я стоял на кончиках пальцев, чтобы уменьшить боль. Я положил обе ладони ему на плечо, пытаясь толкнуть его руку вниз, но в тот же миг оказался висящим в воздухе.

Он разжал пальцы, ноги подо мной подогнулись, и я упал на пол со звуком, сотрясшим все мое тело. Первым делом я ощупал макушку, проверяя, не обзавелся ли ранней лысиной. Когда я осмелился поднять голову, царь стоял надо мной, вытирая руку об одежду.

– Вставай, – сказал он.

Я поднялся, по-прежнему потирая голову.

Царь Суниса стоял неподвижно. Он чем-то очень напоминал медведя из сказок моей матери. Наш царь был слишком низеньким и жирным, чтобы выглядеть элегантно даже в лучших одеждах, так что рядом со своими придворными смотрелся не слишком представительно, но он был умен и проницателен.

Он дважды в год аккуратно взимал налоги со своих подданных и содержал большое войско, чтобы удержать их от восстания. Налоги поддерживали армию, а когда сама армия становилась угрозой, он отправлял ее на войну с соседями. Военные победы регулярно пополняли его сокровищницу. Царство Суниса расширилось, как никогда, потому что дорогие подарки превращали многих противников царя в союзников. Царь даже согнал аттолийцев с их исконных земель по эту сторону гор Гефестии, заставив их пробираться через горные перевалы вдоль границы Эддиса в оставшуюся не завоеванной часть Аттолии на противоположной стороне хребта. Ходили слухи, что новые земли оказались настолько хороши, что царь готовился к новой войне в Аттолией.

Не обращая внимание на халдея, Сунис подошел к полке рядом с моим креслом, взял с нее шкатулку и отнес ее к столу. Он опрокинул шкатулку над столешницей, и из нее высыпался и раскатился по бумагам каскад тяжелых золотых монет. Любой из них было бы достаточно, чтобы купить ферму для семьи со всей необходимой в хозяйстве скотиной. Несколько золотых дисков упало и зазвенело на каменном полу. Один из них приземлился на носок моего сапога, и лежал, подмигивая мне, как желтый глаз.

Я потянулся, чтобы поднять его, но успел остановиться и сказал:

– Мой дядя хранил свое золото под кроватью и пересчитывал каждую ночь.

– Лжец, – возразил царь. – Ты никогда в жизни не видел столько золота.

Он не мог знать, что однажды ночью я просочился в его Мегарон через канализационную трубу и спрятался в сокровищнице. Я целый день проспал в душной темноте на окованных железом сундуках с его казной.

Сунис постучал пустой шкатулкой по лежащим перед ним монетам.

– Если ты не вернешься, я предложу это золото в качестве награды любому, кто сможет доставить тебя обратно. – он перевернул ящичек и с треском захлопнул крышку. Я снова почувствовал, как мой желудок сжимается в комок. Ради такой награды меня будут гонять, как зайца, с одного конца света до другого. – Конечно, мне было бы приятнее получить тебя живым, – сказал царь и подробно перечислил те ужасные вещи, которые со мной проделают по возвращении на родину.

Я попытался остановить этот неприятный разговор после нескольких первых примеров, но он все говорил и говорил, так что через две минуты я уже завороженно смотрел на него, как суслик на змею, и почти не дышал. Халдей стоял у него за спиной, сложив руки на груди, и слушал так же внимательно. Похоже, он больше не волновался. Он был вполне удовлетворен тем, что царь согласился с его планом и своими угрозами решил помочь нашему общему делу. Мне становилось все хуже и хуже.

* * *

Меня вернули в камеру, теперь она казалась такой уютной и безопасной по сравнению с кабинетом халдея. Как только стражники вышли, я лег на каменную скамью и без излишних церемоний выбросил из головы нашего дорогого царя и его грозное предупреждение. Это были слишком неприятные воспоминания, чтобы останавливаться на них. Я постарался сосредоточиться на чудесном моменте расставания с тюрьмой. Обретя через некоторое время душевное равновесие, я закрыл глаза и заснул.