Текст книги "Дудочка крысолова"

Автор книги: Майя Бонхофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я встречался с Лоренсом Бурбоном, и тебе это известно. Он вручил мне контракт, который я должен подписать.

– И ты занимался этим до часу ночи?

Профессору показалось, что он внезапно очутился в безвоздушном пространстве.

– Час ночи? Не может быть… Это же невозможно!

– У тебя есть часы. Взгляни на них.

Бек носил часы, когда не забывал их надеть. Оттянув манжету, он продемонстрировал Марианне пустое запястье.

– Мир битком набит часами, Беккет! В твоем автомобиле есть часы. И в твоем компьютере. И пейджер показывает время. Здесь, над камином, тоже висят часы, хотя их стрелки, конечно, чертовски трудно разглядеть, когда у тебя на голове шлем. Не хочешь ли ты сказать, что ни разу не взглянул на часы?

– Вот именно. Ни разу, – пробормотал Бек, пытаясь понять, куда же подевалось время. Как могло случиться, что он вошел в «Шератон» в 3.15 пополудни, а вышел оттуда… тут он прикинул, что проработал на Первый Континентальный примерно два часа… да-да, вышел оттуда никак не ранее 10.30 вечера!

Жена презрительно швырнула ему шлем.

– Я иду спать. Теперь, когда я знаю, что ты не умер и не похищен, в высшей степени наплевать, чем ты тут занимаешься.

– Марианна!..

– Ты мог позвонить, – бросила она через плечо.

– Дорогая, мне очень жаль…

– Ты мог оставить сообщение на моем пейджере, – сказала она и хлопнула дверью.

В доме воцарилась мертвая тишина. Ошеломленный профессор продолжал сидеть перед компьютером.

К утру он окончательно продумал план действий по умиротворению разгневанной супруги. К счастью, это была суббота. Он позвонил в пекарню чуть свет и заказал ее любимые сдобные булочки. Он заварил для нее крепчайший арабский кофе и смиренно подал в постель. Он презентовал ей великолепный букет роз, которые собственноручно срезал с пышного куста, ветви которого неосмотрительно перевесились через садовый забор соседа-селекционера.

Марианна оценила его старания. Она была смущена, польщена и восхищена. И когда Руби напомнила ей об очередном походе по антикварным магазинам, Марианна предпочла уединенный уик-энд с супругом в тихом курортном местечке неподалеку от города. Счастливый! Бек совершенно позабыл про Пентагон, Первый Континентальный и Лоренса Бурбона с его контрактом. Однако издатель не преминул напомнить о себе.

Вернувшись к своему компьютеру на исходе воскресенья, Бек обнаружил три послания от Бурбона, и во всех трех говорилось одно и то же: «Надеюсь, у Вас все в порядке? Во вторник я должен быть в Нью-Йорке. Боюсь, что днем в понедельник я занят. Если Вы по-прежнему заинтересованы в договоре с издательством, мы можем встретиться в понедельник вечером. В восемь часов в моем отеле. Не забудьте принести контракт! Надеюсь, Вы сможете немного задержаться, чтобы побеседовать о программировании. Передайте мои глубочайшие извинения Вашей супруге!»

Бек оценил варианты и пришел к выводу, что возможен лишь один: пойти к Бурбону и благополучно завершить дело, Марианне же придется понять его и смириться.

Но она не желала ни понимать ситуацию, ни мириться с ней.

– Его извинения? Да плевать я на них хотела! Почему бы твоему Бурбону не пригласить за компанию и меня? Разве он не жаждет познакомиться с твоей очаровательной супругой? Что ты ему про меня наплел?

– Ничего. Просто он намерен слегка попользоваться моими мозг: ми на предмет программирования. А ты, моя дорогая, всегда находи сей предмет невыносимо скучным.

– Не столько скучным, сколько таинственным. По-моему, это все равно, что взывать к древним богам! Сплошное мумбо-юмбо, худу-вуду, сезам, откройся и так далее, и тому подобное.

– Любопытное мнение. Но в любом случае тебе будет неинтересно.

– Ты уверен? И почему ты, собственно, позволяешь использовать себя подобным образом?

– Что значит – использовать? Марианна, этот человек хочет выпустить мою книгу! И даже собирается заплатить мне за это удовольствие! У них в издательстве возникли проблемы с защитой информации, только и всего… Какой-то хакер повадился красть у них романы и переправлять в Интернет.

– Ха-ха! И ты, конечно, так растрогался, что готов дать им бесплатный совет?

– Мы не настолько нуждаемся в деньгах, – сухо заметил профессор.

– А ты спросил у него про Ибрагима?

– Представь себе, спросил! Лоренс Бурбон никогда не имел дела с мистером Иксом.

– И все же его издательство выпустило эту книгу! Бек встал с дивана и пробормотал:

– Я, пожалуй, немного поработаю.

– Так-так! Прячешь голову в песок? Это глупо, Беккет. Действительно глупо. Руби говорит…

– Мне осточертело слушать, что говорит Руби! – рявкнул профессор.

– Не кричи. Я все поняла.

Она тоже вскочила и последовала за ним в кабинет, чего прежде никогда не делала во время их редких стычек; с другой стороны, раньше Бек никогда не ругался.

– Раньше ты никогда не ругался, – обвинила она его. – Что с тобой стряслось? И почему такая ненависть к Руби? Бек шлепнулся в компьютерное кресло.

– Я не знаю, что со мной стряслось! Я устал. Я весь издерган. Я почти на грани публикации…

– Ну если одной лишь перспективы публикации достаточно, чтобы ты стал слабонервной истеричкой… Тогда я совсем не уверена, хочу ли я, чтобы тебя опубликовали!

Профессор злобно взглянул на жену. Первый раз в жизни он чувствовал искреннюю злобу, и его лицевым мышцам с непривычки было как-то неуютно.

– Может, именно в этом, Марианна?! Может быть, ты просто не хочешь, чтобы мою книгу опубликовали – по причинам, которые известны лишь тебе самой!!!

Она молча повернулась и вышла. Бек немедля отправил Бурбону электронные заверения в том, что непременно придет, и погрузился в правительственные файлы. Спать он отправился чересчур поздно (или слишком рано, это как посмотреть) и улегся на краешке постели так осторожно, словно устраивался над пропастью.

Когда он проснулся, Марианна уже ушла; как выяснилось, она встала до звонка и отключила систему. Дьявольщина, что за дешевый детский трюк! Бек изрядно опоздал на первую лекцию и горел решимостью поквитаться с женой. После полудня он вдобавок обнаружил, что оставил дома компьютерную память. Это было очень странно. Он мог поклясться чем угодно, что сунул ее в портфель, как делал каждый день на протяжении последних пяти лет, и однако, переворошив все его содержимое, нашел лишь новенький экземпляр сочинения Ибрагима Икса…. Проклятие, опять ее работа! Пылая праведным гневом, профессор сел в машину и поехал домой.

Перед крыльцом стоял автомобиль Руби, и Бека передернуло. Раньше ему нравилась компаньонка жены, однако теперь она ужасно напоминала ему холеного бульдога в костюме от Кристиана Диора. Он живо представил себе эту картинку и чуть не расхохотался, входя в дом через кухонную дверь. Женщин не оказалось поблизости, но были слышны их голоса, обсуждающие, насколько он мог понять, стиль обоев для гостиной в доме Фейнманов. Проскользнув в кабинет, он нашел блок памяти там, где жена его оставила, то есть в цветочном горшке (символика была настолько очевидной, что профессор досадливо поморщился, разочарованный подобной прямолинейностью). Сунув блок в карман, он поспешил назад на кухню и…

Женщины были уже там.

Страстно обнявшись, они пожирали друг друга влюбленными глазами.

Профессор остолбенел.

Заметив мужа, Марианна слегка оттолкнула Руби, но та лишь крепче прижала ее к себе. Кровь в жилах Бека немедленно обратилась в чистый нитроглицерин. О, нет, попытался он уверить себя, такого просто не может быть… Ему ли не знать собственной жены? Никогда, НИКОГДА Марианна не проявляла столь неестественных наклонностей…

– Привет, Бек, – сказала Руби, насмешливо блеснув глазами. – Вот уж не ожидала!

– Ой, мамочки, – пискнула Марианна и прикрыла рот ладошкой, что было совершенно не в ее стиле. Она могла бы сказать «вот дерьмо» или «ну и вляпались», но только не «ой, мамочки»… Что же эта мерзавка Руби сотворила с его женой?!

– Чем вы тут… – начал он и запнулся.

Руби пожала плечами и, бросив взгляд на Марианну, широко улыбнулась.

– Ну что ж, милочка, нас застукали.

Марианна смущенно захихикала.

– Мне очень жаль, Бек, честное слово!

Внезапно картинка застыла, и на миниатюрном дисплее, загоревшемся в мозгу профессора, появились строки:

ПОВРЕЖДЕН СИСТЕМНЫЙ ФАЙЛ РЕАЛЬНОСТИ

ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ ВСЕЛЕННУЮ, ДА/НЕТ?

Потом зазвучал настойчивый ритмический писк, и Бек догадался, что это микроволновка… Кто ее включил? И зачем?

Марианна шевельнулась и раскрыла рот.

– Сейчас семь часов утра, – объявила она. – Семь часов утра. Кофе заварен. Жду дальнейших указаний.

Вдруг вся сцена, затуманившись, растворилась в смутном хаосе красок, и профессор обнаружил, что через стеклянную дверь балкона в лицо ему бьет яркий солнечный свет.

– Кофе заварен, – повторил Дом. – Жду дальнейших указаний. Бек рывком сел в постели и очумело потряс головой. Кошмар продолжал клубиться в его мозгу.

– Где Марианна? – воззвал он хриплым голосом.

– Ее нет, – ответил Дом.

И это означало, что его жена невероятно сердита.

Беккет Ходж решил было послать покаянную весточку на пейджер супруги, но передумал. Он принял холодный душ, оделся, невкусно позавтракал и отправился 'в университет. В перерыве после второй лекции профессору чуть не стало дурно, когда он обнаружил, что забыл дома компьютерный блок памяти.

Ну уж нет, домой он не поедет! Связавшись с Домом из своего рабочего кабинета, Бек велел ему скачать из домашнего компьютера все необходимые файлы и переслать их на его персональный университетский терминал. Немного поколебавшись, он все-таки спросил:

– Где Марианна?

– Марианна дома, – ответил Дом.

На сей раз пауза длилась так долго, что искусственный интеллект осведомился:

– Чем могу быть полезен?

– М-м-м… Она одна?

– Нет. Здесь Руби Вилсон.

Профессор бросил трубку и помчался к своей машине.

Пикап Марианны стоял посреди въездной аллейки; его багажное отделение было доверху набито коврами и образчиками драпировок. Бек вылез из машины и на цыпочках прокрался через сад к кухонной двери. Та отворилась совершенно бесшумно. – НЕ ВЕРЮ! – строго внушил он себе и вошел.

Обе женщины сидели на кухне, каждая с большой кружкой кофе в руке, и разглядывали сложный узор на плоском дисплее демонстратора. Услышав шаги, они синхронно подняли головы, и Марианна нахмурилась.

– Что случилось, Бек?

– Случилось?.. И ты еще спрашиваешь! – взорвался он, патетически всплеснув руками. – Вы вдвоем… наедине… посреди бела дня… в моем собственном доме!

Женщины обменялись взглядами.

– И что с того? – сказала Руби. – Что тут удивительного?

– Ничего. И впрямь ничего, как я погляжу. Ведь вы всегда вместе, разве не так? Боже мой, и как я мог не заметить?!

– Не заметить чего? – спросила Марианна.

– Что вы любовницы!!!

Обе уставились на него, разинув рты. Потом Руби закинула голову и оглушительно расхохоталась. Когда к ней присоединилась Марианна, Бек повернулся и покинул дом тем же путем, каким пришел.

Он приехал в «Шератон» задолго до назначенного часа и, чтобы убить время, прямиком направился в бар. Приступив к поглощению спиртного примерно в шесть вечера, профессор заказывал уже пятый коктейль, когда его обнаружил Лоренс Бурбон. С ним был еще один человек – высокий, тощий брюнет с удивительно темным загаром и маслянистыми волосами; издатель представил его как Зефа Даррена, директора художественно-оформительского отдела Сефтон-Хауза.

В номере Бурбона их ожидал изысканный обед, во время которого Даррен усердно занимал внимание гостя проблемами книжных обложек, однако по его окончании сразу же, извинившись, отошел к компьютеру, дабы обменяться с кем-то некими важными электронными посланиями.

Беккет достал из портфеля подписанные им документы и вручил Бурбону.

– Какие-нибудь вопросы? – осведомился тот.

Бек, блаженствуя на софе с чашечкой кофе, отрицательно помотал головой. Он чувствовал себя удивительно спокойным и расслабленным невзирая на все потрясения дня и воистину рекордное количество спиртного в организме.

– Кажется, это вы хотели меня о чем-то спросить, – добродушно заметил он.

– Действительно! – Бурбон улыбнулся и подсел к нему на софу. – Этот кибернетический воришка… Могу ли я устроить для него какие-нибудь электронные ловушки или, скажем, установить в нашей сети кодовые замки?

Профессор кивнул и зевнул одновременно.

– Ну разумеется, Лоренс… Хотя я не уверен, что сумею объяснить вам подобные вещи на пальцах.

– Пусть это вас не беспокоит, Беккет, ведь я и сам отчасти хакер… – Бурбон смущенно ухмыльнулся. – Конечно, я обыкновенный любитель, но все-таки надеюсь, что смогу вас понять. Вы не станете возражать, если я запишу нашу беседу? В случае чего, кто-нибудь из издательских программистов поможет мне разобраться.

Бек не возражал. Издатель, в глазах которого внезапно замерцал хищный хакерский огонек, достал из нагрудного кармана рекордер и вставил в него миниатюрный оптический диск.

– Вы даже не представляете, Беккет, как я ценю вашу любезность!

С этого момента между ними возникло то, что принято называть полным взаимопониманием. Бурбон задавал вопрос за вопросом, а Бек с радостной готовностью отвечал на них. По сути проблема была несложной, однако Ларри (профессор внезапно почувствовал, что просто не может называть своего сердечного друга иначе!) от волнения и восторга буквально ерзал на софе. Бек не мог последовать примеру издателя; какой бы ни был его душевный энтузиазм, тело, казалось, не желало повиноваться ему.

Зеф Даррен, по-видимому, не испытывал никакого интереса к их заумной болтовне. Закончив свои дела с электронной почтой, он сразу же надел виртуальный шлем и перчатки и увлеченно предался какой-то аркадной игре. Профессор усмехнулся, подумав о том, что большинство людей (в том числе Марианна) используют компьютеры лишь для развлечения. Он устроился поудобнее и продолжал говорить, говорить и говорить.

Беккет покинул «Шератон» после полуночи, чувствуя себя усталым, но необычайно взбудораженным. В кармане у него лежал контракт, где черным по белому было написано, что его роман должен быть выпущен в течение года с момента подписания вышеуказанного документа обеими договаривающимися сторонами. Спускаясь на лифте в центральный холл, Бек попытался проиграть в памяти момент своего триумфа, но не смог; от всего, что произошло в номере Бурбона, у него остались лишь неясные, спутанные обрывки впечатлений.

И все же он хорошо помнил, что несколько раз за вечер чуть было не уснул (сперва за столом, потом на софе), невзирая на бесчисленные чашечки кофе и бокалы дайкири, которыми старался взбодриться… Нервное истощение. А виновата в этом исключительно Марианна, по милости которой он лишился нормального сна!

Зато сегодня ночью он будет спать как младенец… или уже завтра? Проходя через пустынный холл, Бек взглянул на часы: двадцать две минуты первого. И кругом ни души. Нет даже дежурного портье за стойкой. Он вздрогнул, когда гигантские зеркально-бронзовые двери бесшумно распахнулись перед ним, пожал плечами и вышел на улицу.

Шаги его вдруг зазвучали удивительно звонко, словно на каблуках ботинок были набиты металлические подковки. Остановившись, профессор посмотрел вниз и увидел угольно-черный материал, напоминающий стекло и исчерченный бесчисленными параллельными бороздками. Он поднял голову и огляделся: ни домов, ни фонарей, ни автомобилей – ничего! Плоская глянцевитая поверхность справа и слева закруглялась широкой плавной дугой; за исключением громады «Шератона», высившейся за спиной Бека, весь Бостон сгинул без следа.

Профессор мог бы, конечно, в панике броситься назад в отель, но любопытство оказалось сильнее. Поколебавшись, Бек двинулся поперек концентрических борозд – туда, где виднелось красное пятно и торчащий из него серебристый штырь. Пока он шагал, его не оставляла мысль об отсутствии явных источников света. Даже тускло-черное небо не оживляла ни одна звезда, и тем не менее Бек отчетливо видел ярко-красный круг с мягко сияющим в его центре шпинделем. Остановившись на черно-красной границе (носки ботинок – на красном, каблуки – на черном), он присел, упершись кулаками в колени, и внимательно вгляделся: там были буквы, из них сложились слова, слова сформировали фразу: ПАРАД ПЛАНЕТ, СОЧИНЕНИЕ ХОЛЬСТА.

Профессор выпрямился и посмотрел направо и налево. Все было предельно ясно. Он стоял на колоссальном звуковом носителе, и не на каком-нибудь магнитном или оптическом диске, а на старой доброй граммофонной пластинке, отпрессованной из архаичного винила. Повернув назад, он зашагал к ее внешнему краю и увидел наконец искомый источник освещения: это была высокая, мягко мерцающая стена, окружавшая диск со всех сторон. В этот момент пластинка под его ногами дрогнула и начала медленно вращаться… Бек позволил ей унести себя от знакомого отеля.

Он пришел к неизбежному выводу, что спит, и испытал приступ жгучего стыда при мысли о том, что где бы ни витал его разум, бессознательное тело Беккета Ходжа по-прежнему пребывает в номере Лоренса Бурбона. Еле слышная музыка стала немного громче; прислушавшись, он понял, что играют «Марс», и стал подпевать, слегка фальшивя и не в той тональности. Безликая светящаяся стена плавно плыла мимо него, и профессор задумался, каким же образом он ощущает движение при полном отсутствии ориентиров.

И тут же заметил первый: впереди, на высоте около двадцати футов, из глухой стены выдавался большой золотистый обруч, мерцающий тем же внутренним светом. Пластинка продолжала нести его вперед, и Бек отчетливо видел, как обращенное к нему кольцо затягивается легким туманом, и тот, все больше сгущаясь и клубясь, постепенно опускается вниз. Символика сна, на его взгляд, была совершенно очевидной: кольцо, разумеется, представляло собой только что подписанный им контракт, туман же – все то, что мешало ему достигнуть сей желанной цели.

Перед самым кольцом движение замедлилось, и рядом с ним на стене появилась проволочная корзина с баскетбольными мячами. Бек начал было анализировать и это явление, но махнул рукой и, поддавшись игровому инстинкту, выудил мяч и отчаянно запустил в кольцо, будучи в полной уверенности, что непременно промажет. Но это был сон, и бросок оказался великолепным… эх, если бы он умел выделывать подобные штучки, когда учился в колледже!

Профессор расхохотался и снова протянул руку за мячом, но корзины уже не было. Раздался мелодичный хрустальный звон, словно кто-то сдвинул два бокала; клубящийся туман быстро втянулся назад и рассеялся без следа, а сияющее кольцо погасло. Пластинка опять набрала скорость, и вскоре Бек увидел второе кольцо, а на стене точно такую же корзинку с мячами. На сей раз ему пришлось совершить бросок на ходу, поскольку скорость не изменилась, – и снова мяч с невообразимой точностью влетел в самый центр кольца!

После шестого или седьмого раза профессор решил, что не станет больше играть. Ему это надоело, да и пластинка крутилась уже слишком быстро, чтобы рассчитывать на удачу. На подходе к очередному кольцу он взял мяч из корзины и принялся лениво постукивать им о бороздчатую поверхность. Музыканты играли «Уран». Когда Бек проехал невидимую черту, откуда обычно кидал мяч, пластинка опять притормозила, но он отвернулся и бросил взгляд в сторону красной этикетки: блестящего Шпинделя почему-то больше не было видно.

Уловив краем глаза неясное движение, он обернулся и похолодел: зловещий туман опускался прямо на него… Не удушающий, не ядовитый, а именно зловещий – и даже злонамеренный, хотя Бек не смог бы объяснить, откуда ему это известно. Он бросил мяч в тот миг, когда жуткие испарения уже коснулись его лица, абсолютно уверенный в том, что через секунду они выпили бы его душу.

Туман рассеялся моментально, но Бек больше не желал рисковать в следующее кольцо послал мяч издалека. И снова не промахнулся, что было чрезвычайно удивительно, поскольку спорт для него всегда оказывался истинным мучением. Когда девятый мяч под переливы струнного арпеджио уверенно влетел в девятое кольцо, мир вокруг Беккета Ходя опять изменился.

Пластинка остановилась, а в стене напротив него появилась открытая дверь. Он еще раз огляделся. Играли «Плутон», и эта мелодия, в отличие от предыдущих, навевала тревожные чувства. Но выбора не было и Бек шагнул через порог; в тот же миг все, что осталось у него за ной, кануло в кромешную тьму.

Он стоял в коридоре, в дальнем конце которого неясно просматривалась лестница. Кажется, по Зигмунду Фрейду, восхождение по ступенькам символизирует половой акт?.. Профессор издал невольный смешок, сообразив, что его игры с мячами и кольцами можно интерпретировать аналогичным образом. Да уж, воистину тайный язык сновидений всяк может трактовать по-своему.

В этот миг на полу перед ним вспыхнул простой, но постоянно меняющийся узор, составленный из белых и голубых квадратов. Беку сразу вспомнилась бабушкина кухня (вот только кафель на ее полу не менял свой цвет, подчиняясь последовательностям случайных чисел): малышом он страшно любил скакать по бело-голубым плиткам, выдумывая разнообразные варианты бессмертной игры в «классики».

Потом ему пришел на ум эпизод из любимого в детстве фантастического романа, где Доброму Доктору пришлось выбирать правильный путь по замощенной квадратными плитами площади, поскольку часть этих квадратов скрывала под собой хитроумные лазерные ловушки… Кажется, герой решил задачу с помощью числа «пи»? Он видел перед собой девять рядов плиток. 3,14159… Нет, для рядов эти цифры не годятся, но могут подойти для колонок.

Когда в первом ряду третья плитка слева засияла молочным светом, Бек подошел поближе и стал ждать. Он наступил на нее, когда она вспыхнула белым еще раз, и был вознагражден за это мелодичным хрустальным звоном. Отчаянно замигав, весь первый ряд перестал меняться а после засветился ровным светом. Взглянув под ноги, Бек увидел, что ботинки его едва-едва умещаются в квадрате.

– Ладно, – сказал он вслух. – Так и быть, сыграю в вашу глупую игру.

Он стал ждать, когда во втором ряду загорится первая плитка слева, но та вспыхнула ультрамарином, и профессор пропустил ход. Прошла почти целая минута, когда плитка снова зажглась; шагнув на нее, Бек опять услышал хрустальный звон. Как и первый, весь второй ряд бешено запульсировал и застыл.

Далее все пошло, как по маслу (жди и шагай, шагай и жди), и он уже преодолел полкоридора, но вдруг узор впереди резко изменился. Стоя на белом квадрате, профессор изумленно взирал на простиравшееся перед ним пространство: лестница отдалилась, а весь пол перед ней занимал довольно сложный орнамент, выложенный из темно-коричневых и тускло-золотых плиток. Эти квадратики были слишком малы, и на одну плитку можно было ступить только одной ногой.

Интересно, где же он видел похожий узор?.. Ну разумеется! Бек не смог удержаться от смеха, припомнив десятки общественных туалетов, которые ему довелось посетить за свою жизнь: полы в мужских уборных всегда украшало нечто подобное. Он немного подождал, но ни один квадратик не засветился. Присмотревшись к орнаменту, профессор пришел к выводу, что разбросанные там и сям светлые плитки образуют нечто вроде кривой дорожки в дальний конец коридора… Вполне доступной для того, кто не прочь как следует попрыгать!

Пока он обдумывал первый ход, стало заметно темнее; обернувшись, Бек увидел, что бело-голубые плитки гаснут ряд за рядом, и на него неудержимо наступает тьма. Осознав с неприятным холодком в груди, что не имеет ни малейшего желания выяснять, что случится, когда белый квадрат под ним погаснет, он поспешно отыскал взглядом в трех шагах от себя две золотистые плитки, разделенные расстоянием около двух футов, аккуратно примерился и прыгнул.

Приземление было вознаграждено поощрительным звоном, и золотые квадраты под его ногами ослепительно засияли. В этот миг Бек заметил, что вместо высоких черных ботинок, в которых вышел из отеля, он обут в белые теннисные туфли, и восхитился услужливой пластичности собственных сновидений. Страшно довольный собой, он быстро выбрал еще две плитки и снова удачно приземлился. Третий прыжок оказался гораздо труднее, поскольку обнаружился, лишь один подходящий квадрат, и Бек, выбирая очередную цель, вынужден был балансировать на одной ноге. Прыгнув в четвертый раз, он потерял равновесие и лишь в последний момент исхитрился попасть левой ногой на одну и правой рукой на вторую плитку, изо всех сил стараясь уравновесить тело с помощью свободных конечностей. И это ему удалось! Затем он стал Подтягивать правую ногу, чтобы поставить ее на второй квадрат… и снова только чудом не шлепнулся на пол.

С немалым трудом разогнувшись, профессор оценил мудрость предварительного планирования и скрупулезно просчитал все необходимые прыжки, повороты и перескоки до самого конца коридора. На выполнение алгоритма потребовалась уйма времени, и Бек был искренне рад, что это происходит во сне: в реальной жизни он давно бы рухнул от изнеможения. Добравшись наконец до первой ступеньки, он обернулся и окинул взглядом пройденный путь: сияющие золотые квадраты образовали стилизованный знак вопроса. Потом плитки начали гаснуть, и Бек перенес внимание на очередное препятствие.

Это была старая-престарая лестница из красного дерева – точь-в-точь такая, как в доме его дедушки и бабушки в Свампскотте. Даже пахла она точно так же: свежей политурой, застарелой плесенью и пылью веков.

Бек растрогался. Он любил эту лестницу. Ему было очень приятно видеть ее во сне. Когда-то он проводил на ней приятнейшие часы, выискивая способы подняться по ступенькам совершенно беззвучно. А это было совсем не легко, ибо старушка обожала скрипеть, стонать, трещать и жаловаться на преклонный возраст! Профессор покопался в памяти, стараясь припомнить волшебную формулу, которая доставит его на второй этаж и не вызовет нечаянным звуком толпу ужасных гремлинов… Мечтательно улыбнувшись, он аккуратно поставил ногу на середину первой ступени. Так, левый край, правый край, наступить на дырочку от сучка, обойти две ступеньки по перилам, потом опять на середину, правее, левее… Ура-а-а!

Стоя на верхней площадке, Бек обернулся, чтобы окинуть старую лестницу торжествующим взглядом, но вместо нее увидел гладкий, маслянисто отсвечивающий металлом пандус. Что это? Спуск или западня? В недоумении он шагнул к знакомой двери, но перед ним открылась не бабушкина спальня, а невыносимо зеленая лужайка, усыпанная неправдоподобно крупными и яркими цветами. Небо казалось одновременно голубым и розовым, солнце улыбалось взаправдашней улыбкой, белоснежные облачка отдавали сахарной ватой, а радостно щебечущие пташки – студией Диснея… Профессору показалось, что он узнал переводную картинку, украшавшую когда-то дверь старого холодильника.

Лужайку окружали высокие кусты с глянцевитой темной листвой, среди которой виднелись какие-то круглые ярко-оранжевые объекты, сильно смахивающие на клоунские носы. Помимо чрезмерно ликующих пташек, пейзаж был населен одной-единственной черно-белой коровой, которая усердно жевала пучок ядовито-зеленой травы, задумчиво взирая на Бека огромными шоколадными глазами. На шее у нее была голубая ленточка, а на ленточке висел золотой колокольчик.

«Ну ладно, – подумал Бек, – сыграем и в эту игру». Он подошел к корове и сказал: «Привет», – так как даже во сне не следует забывать о вежливости. Та, в свою очередь, открыла рот и изрекла: «Смотри внимательно». Сказав это, она немедля встала на задние ноги и принялась жонглировать тремя загадочными оранжевыми объектами. Откуда она их взяла, Бек так и не понял, но управлялась она с ними чрезвычайно ловко, и профессор смотрел на «циркачку» с большим удовольствием.

Корова демонстрировала свое искусство примерно с полминуты, а потом поймала один Шар передними копытами, остальные же губами и проглотила их целиком. Затем она снова опустилась на все четыре копыта, встряхнула головой (золотой колокольчик мелодично зазвенел) и задала вопрос:

– Что это было? У тебя тридцать секунд или четыре попытки, уж как получится.

– Разве не считалось всегда, что должно быть три попытки?

– Это желания. Разве я похожа на джинна? Желаний три, а попытки четыре. – Она не дала ему времени ответить, провозгласив: – Первая попытка! Начинай.

– Ты жонглировала клоунскими носами?

– Ответ неверный. Еще три попытки или пятнадцать секунд.

– Это были мандарины?

– Это твой ответ? Жонглировать мандаринами? – Она закатила глаза. – Опять неверно. Но уже теплее.

В сахарном облачке над ее головой образовалась узкая прорезь с бешено крутящимися роликами; крайний справа остановился, и на нем появилась надпись МАНДАРИНЫ. Бек подумал, что правильный ответ наверняка принесет ему приз, но что случится, если он не разгадает загадки?

– Что будет, если я не догадаюсь?

– Ты проиграешь.

– Это я понимаю. И что тогда?

– Ты выйдешь из игры.

– Ты хочешь сказать, проснусь?

– А почему ты решил, что это сон?

– Да потому, что наяву мне никогда не приходилось беседовать с пятнистой коровой, которая живет на диснеевской лужайке и умеет Жонглировать клоунскими носами!

Корова глубоко вздохнула.

– Тебе нужна подсказка? Мне позволено дать тебе один ключ. Бек кивнул.

– Тогда смотри.

И она указала ему глазами в сторону кустов, сквозь которые осторожно пробирался человечек в костюме «сафари», пробковом шлеме и с огромным сачком в руке. Натуралист явно кого-то выслеживал, но Бек не мог понять, кого именно. Он хотел спросить у коровы, но та сердито цыкнула. Тем временем охотник подкрался на цыпочках к большому кусту и с торжествующим воплем взмахнул сачком: в сетку упали два оранжевых шара. Победитель удалился, крепко прижимая их к груди.

Корова обратила на Бека невыразимо печальный взгляд и произнесла:

– Ну?

– Он… сорвал?.. Нет. Он поймал сачком… э-э-э… достал из кустов? Из кустов – два мандарина?

Еще один ролик в прорези остановился, и на нем появилась жирная двойка.

– Ну-ну, – сказала корова. – Еще теплее, но не то.

– Что теплее? – вскричал Бек, но она лишь тяжко вздохнула и отвернулась. – Из кустов – это тепло? Скажи!

Корова еще раз вздохнула, и в тот же миг в мозгу профессора что-то шевельнулось.

– Из кустов, из кустов… – забормотал он. – Искус… искусство? Нет-нет… ИСКУСНО!

Разгадка явилась к нему с воспоминанием о том, как одна из коллег-преподавательниц со смехом цитировала странные комбинации слов, которые ее студенты составляли на занятиях по грамматике. Ответ звучал нелепо, но это был его сон и его воспоминание, и Бек твердым голосом произнес:

– ИСКУСНО ПЛЕНИТЬ ДВА МАНДАРИНА!

Ролики в прорези немедленно остановились, и раздался гулкий удар колокола.

– Ну, чувак, я сдаюсь, – сказала корова и вмиг исчезла вместе с зеленой лужайкой, мандариновыми кустами и розово-голубым небом в пышных облачках из ваты. Профессор с изумлением обнаружил, что стоит посреди кладбищенского двора в окружении замшелых могильных камней, черных воронов и ослепительно белого здания мертвецкой.