Текст книги "Мертвый"
Автор книги: Майкл Суэнвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Майкл Суэнвик
Мертвый
Наш столик обслуживали три мальчика-зомби в одинаковых красных куртках: приносили воду, зажигали свечи, смахивали крошки между переменами. Их темные, внимательные, безжизненные глаза резко выделялись на фоне бледной кожи, настолько белой, что в приглушенном свете казалось, будто она светится. Я бы отнес их присутствие на счет дурного вкуса, но как сказала Кортни:
– Это Манхэттен. Легкий, продуманный вызов вкусу здесь в моде.
Один из мальчиков, блондин, принес меню и ожидал нашего заказа.
Мы оба заказали фазана.
– Прекрасный выбор, – откликнулся мальчик чистым, бесстрастным голосом.
Он удалился, но вскоре вернулся, держа в руке связку только что задушенных птиц, и предложил нам сделать выбор. На момент смерти ему было не больше одиннадцати, а его кожа отличалась тем редким цветом, который знатоки называют «матовое стекло» – гладкая, без единого пятнышка и почти прозрачная. Я не сомневался, что он стоил целое состояние.
Мальчик собирался уходить, но, повинуясь неожиданному импульсу, я тронул его за плечо. Он повернулся ко мне.
– Как тебя зовут, сынок? – спросил я.
– Тимоти.
С такой же интонацией он мог перечислять фирменные блюда. Он подождал еще секунду – убедиться, что дальнейших распоряжений не последует, – и покинул нас.
Кортни проводила его взглядом.
– Он бы чудесно выглядел обнаженным, – мечтательно произнесла она. – В лунном свете, у обрыва. Определенно у обрыва. Возможно, того самого, где встретил свою смерть.
– Вряд ли он бы так хорошо выглядел, если бы в свое время упал с обрыва.
– О, не будь таким занудой.
Официант принес наше вино.
– «Шато Латур 17»? – Я поднял брови.
Лицо официанта отличалось сложностью черт – такие любил писать Рембрандт. С беззвучной легкостью он разлил вино по бокалам и исчез в полумраке ресторана.
– Бог мой, Кортни, ты соблазнила меня при помощи более дешевой марки.
Она покраснела, но без удовольствия. Карьера Кортни продвигалась успешнее моей. Если подумать, она продвигалась успешнее меня во всем. Мы оба понимали, кто умнее, обладает лучшими связями и имеет большую вероятность получить угловой кабинет с дорогим антикварным столом. Единственным моим преимуществом на рынке брачных предложений оставалась принадлежность к мужскому полу. Чего было вполне достаточно.
– Это деловой ужин, Дональд, – ответила она. – Ничего больше.
Я придал лицу выражение вежливого сомнения, поскольку по опыту знал, что оно приведет Кортни в ярость. И, приступая к фазану, пробормотал:
– Несомненно.
Мы не затрагивали важные темы до десерта, но наконец я спросил:
– Как идут дела у Лоэб-Соффнер?
– Планируем расширение компании. Джим готовит финансовую часть предложения, а я занимаюсь персоналом. Мы думали о тебе, Дональд. – Она одарила меня хищным блеском зубов, который означал, что Кортни положила глаз на желаемое.
Кортни даже с натяжкой нельзя было назвать красивой женщиной. Но от нее исходила некая свирепая аура, будто что-то первобытное удерживается в тугой и ненадежной узде, и эта аура заставляла меня неудержимо ее желать.
– Ты талантлив, склонен к авантюрам и не слишком крепко держишься за свое место. Нам как раз требуются люди с подобными качествами.
Она поставила на стол сумку и достала из нее сложенный лист бумаги.
– Вот наши условия.
Кортни подвинула лист к моей тарелке и с наслаждением принялась за свой торт.
Я развернул бумагу.
– Но ведь это перевод без повышения.
– Зато неограниченные возможности для продвижения, – ответила она с полным ртом. – Если ты хорошо себя покажешь.
– Хм…
Я проверил обещаемый социальный пакет – он полностью соответствовал тому, что я имел сейчас. И моя теперешняя зарплата, с точностью до доллара; не иначе как мисс Соффнер хотела показать свою осведомленность. Предложение также включало право на приобретение акций компании.
– Странные условия для перевода.
И снова эта улыбка, словно акулий плавник в мутных водах.
– Я знала, что тебе понравится. Мы составили предложение по максимуму, потому что нам нужно получить твой ответ в короткие сроки, лучше всего сегодня. В крайнем случае завтра. И без торгов. Нам необходимо оформить договор как можно скорее. Когда дело станет достоянием общественности, разразится буря. Мы собираемся поставить фундаменталистов и либералов перед свершившимся фактом.
– Господи, Кортни, что за чудовище ты собираешься запустить в мир на этот раз?
– Огромное. Больше, чем «Эппл». Больше, чем «Хоум Виртуал». Больше, чем «Хай-Вак-IV», – с наслаждением произнесла Кортни. – Ты когда-нибудь слышал о биологических лабораториях Кестлера?
Я отложил вилку.
– Лаборатории Кестлера? Вы решили торговать трупами в розницу?
– Я тебя умоляю. Посмертными биологическими человеческими ресурсами. – В ее легком тоне слышалась должная ирония. И все же мне показалось, что я также уловил небольшую неловкость касательно природы товара.
– Вы на них много не заработаете. – Я махнул рукой в сторону наших заботливых официантов. – Они составляют от силы два процента от годового дохода. Зомби – это предмет роскоши: прислуга, обслуживающий персонал реакторов, голливудские каскадеры, экзотические услуги, – (мы оба знали, что я имею в виду), – максимум несколько сотен в год. На них нет спроса. Слишком велико отвращение.
– Недавно произошел прорыв в технологиях. – Кортни подалась вперед. – Они научились устанавливать инфрасистемы и чипы управления и готовы предложить новый продукт по заводской цене не дороже новой малолитражки. Что намного выше рентабельности производственных рабочих. Посмотри на предложение с точки зрения обычного фабриканта. Он и так урезает все затраты, а оплата труда выжимает из него последние соки. Как еще ему конкурировать на сокращающемся потребительском рынке? А теперь представь, что он покупает наш пакет. – Она достала перьевую ручку и начала выписывать пункты на скатерти. – Никаких компенсаций. Никаких страховых обязательств. Никакой оплаты больничных. Никакого хищения. Мы говорим о возможности сократить затраты на персонал на две трети. Как минимум! От такого предложения невозможно отказаться, и мне наплевать на отвращение. По предварительным подсчетам, уже за первый год мы продадим пятьсот тысяч единиц.
– Пятьсот тысяч, – повторил я. – Это безумие. И где вы возьмете материал?
– В Африке.
– Боже мой, Кортни!
Я потерял дар речи от цинизма, который требовался для того, чтобы просто задуматься об извлечении прибыли из сахарской трагедии, о беззастенчивом перекачивании денег в карманы местных гитлеров, охраняющих тамошние лагеря. Кортни улыбнулась и слегка наклонила голову, что означало, что она украдкой проверяет время.
По ее знаку мальчики-зомби установили вокруг нас лампы, настроили проектор и включили его. Затрещали и замелькали помехи, вокруг нас поднялись стены темноты. Кортни достала плоский пульт управления и положила перед собой на стол. Три движения ухоженных ноготков, и на экране возникло лицо Марвина Кестлера.
– Кортни! – радостно воскликнул он. – Ты в Нью-Йорке, верно? В Сан-Морице. С Дональдом. – Крохотная пауза после каждого утверждения. – Вы пробовали медальоны из антилопы? – В ответ на наше отрицание он чмокнул кончики пальцев. – Они восхитительны! Слегка подвялены, а потом залиты моцареллой. Нигде больше их не умеют так готовить. Недавно я пробовал это же блюдо во Флоренции, но его даже сравнивать нельзя.
Я прочистил горло.
– Значит, вы в Италии?
– Давайте не думать, где я. – Кестлер пренебрежительно махнул рукой, отметая мелочи. Но лицо Кортни помрачнело. Индустрия похищения видных бизнесменов неудержимо развивалась, так что я сел в лужу. – Вопрос в другом – что вы думаете о моем предложении?
– Оно довольно… интересно. Для перехода.
– Это для начала. У нас полно кредитов. В долгосрочной перспективе ты выиграешь.
Внезапно он одарил меня широкой лихой улыбкой. Этакий деловой корсар. Потом наклонился вперед, понизил голос, заглянул мне в глаза. Классические приемы обращения с людьми.
– Тебя не надуют. Ты же знаешь, что Кортни тщательно проверила финансовую сторону. И тем не менее ты думаешь, что план не сработает. Чтобы получать прибыль, товар должен быть притягателен, а наш просто не может таким быть.
– Да, сэр, – ответил я. – Верно подмечено.
– Давай-ка заинтересуем молодого человека, – кивнул он Кортни. И добавил, обращаясь ко мне: – Мой лимо внизу.
Экран погас.
* * *
Кестлер ждал нас в лимузине, присутствия в виде призрачного розоватого изображения. Голограмма – или, скорее, зернистый призрак, парящий в золотистом свете. Он обвел гостеприимным иллюзорным жестом салон машины и предложил:
– Будьте как дома.
Водитель надел военные фотоувеличительные очки. Они придавали ему сходство с насекомым, и я не мог бы сказать с уверенностью, мертв он или нет.
– Отвези нас в «Небеса», – приказал Кестлер.
Швейцар отошел от дверцы, оглядел улицу и кивнул водителю. Автоматические камеры-пушки следили за нашим продвижением по кварталу.
– Кортни сказала мне, что вы получаете сырье из Африки.
– Несколько неприятно, но необходимо. Для начала. Прежде всего нам необходимо продать идею, так что не стоит усложнять себе жизнь. Но не вижу причин, почему бы позже нам не использовать национальные ресурсы. Что-то в духе обратной закладной[1]1
Обратная закладная – закладная, по которой банк предоставляет заем на сумму, составляющую определенный процент от оценочной стоимости дома. Заем выплачивается домовладельцу в виде ренты.
[Закрыть] – возможно, своего рода страховка, которая выплачивается при жизни. В любом случае таким образом мы избавимся от малообеспеченных семей. К чертовой матери. Слишком долго они получали все задаром; пришла пора платить по счетам – пусть умирают и становятся нашими слугами.
Я был почти уверен, что Кестлер шутит. Но на всякий случай улыбнулся и наклонил голову.
– Что такое «Небеса»? – спросил я, чтобы перевести разговор на более безопасную территорию.
– Место испытания будущего, – с удовлетворением пояснил Кестлер. – Вы когда-нибудь видели кулачные бои?
– Нет.
– О, это спорт джентльменов! Самая сладкая наука. Без раундов, без правил, без судей. Только там можно узнать истинную цену человека, не только его силу, но и характер. Как он себя держит, умеет ли сохранять хладнокровие, как терпит боль. Служба безопасности не разрешает мне посещать клубы лично, но я принял меры.
* * *
«Небеса» оказались перестроенным кинотеатром в захудалом квартале Куинса.[2]2
Куинс – район Нью-Йорка.
[Закрыть] Водитель вышел из машины, ненадолго скрылся позади нее и вернулся с двумя телохранителями-зомби. Как фокусник.
– Вы держите их в багажнике? – спросил я, когда он открыл нам дверь.
– Это новый мир, – ответила Кортни. – Привыкай.
Клуб оказался переполнен. Две, а может, три сотни мест, причем только стоячие. Смешанная клиентура, в основном черные, ирландцы и корейцы, но среди них встречались и люди более высокого класса. Не только бедным требуется периодический всплеск адреналина. Никто не обратил на нас внимания. Мы подоспели как раз к представлению бойцов.
– Вес двести пятьдесят фунтов, черные шорты с красной полосой, – надрывался рефери, – страшный гангстер, задира, человек с…
Мы с Кортни поднялись по черным грязным ступенькам. Начинали и замыкали нашу процессию телохранители, будто мы шли в патруле по джунглям во время какой-нибудь войны двадцатого столетия. Тощий, с пивным животом старикашка с влажной сигарой во рту отпер нашу ложу. Липкий пол, плохие сиденья, отличный вид на ринг внизу. Серые пластиковые маты, клубы дыма.
Кестлер уже ждал нас в виде новенькой, с иголочки голограммы. Он напомнил мне пластмассовых Мадонн в раскрашенных ванночках, которых католики выставляют у себя во дворах.
– Ваша постоянная ложа? – спросил я.
– Все это ради вас, Дональд, ради вас и других избранных. Мы выставляем наш товар против одного из местных талантов. По договоренности с администрацией. То, что вы сейчас увидите, навсегда развеет все сомнения.
– Тебе понравится, – добавила Кортни. – Я хожу сюда уже пять дней подряд. Включая сегодняшний.
Зазвенел колокол, схватка началась. Кортни жадно наклонилась вперед, облокотившись на перила.
Зомби с серой кожей выглядел умеренно мускулистым, особенно для бойца. Но он держал руки в боевой готовности, отличался подвижностью и удивительно спокойным и знающим взглядом.
Его оппонент был настоящим амбалом: высокий черный парень с типичными африканскими чертами, слегка скособоченными, так что его рот постоянно кривился в ухмылке. На груди красовались бандитские шрамы, но еще более уродливые отметины украшали спину, причем они не выглядели искусственными, он явно заработал их на улицах. Его глаза горели напряжением на грани безумия.
Он двинулся вперед осторожно, но без страха и сделал несколько быстрых ударов, чтобы примериться к противнику. Удары были отражены, контрудары нанесены.
Бойцы обходили друг друга по кругу, выискивая слабое место.
Примерно с минуту ничего не происходило. И тут гангстер нанес обманный удар в голову зомби, заставив того поднять защиту, нырнул в открывшуюся брешь и ударил его ниже пояса так сильно, что я поморщился.
Никакой реакции.
Мертвый боец ответил серией ударов и сумел вскользь задеть бандита по щеке. Бойцы отскочили в стороны и снова закружили по рингу.
Потом амбал ринулся в атаку, нанося сокрушительные удары, – казалось, он должен переломать противнику все ребра. Толпа вскочила на ноги, ревом выказывая одобрение.
Зомби даже не пошатнулся.
Он перешел в контратаку, тесня гангстера к канатам, и в глазах того появилось странное выражение. Я с трудом мог себе представить, каково это – всю жизнь полагаться на свою силу и способность терпеть боль и вдруг встретить противника, для которого боль ничего не значит. Схватку можно выиграть или проиграть, если не вовремя дернуться или замешкаться. Если соблюдать хладнокровие, ты выиграл. Если позволить себя смутить, ты проиграл.
Несмотря на самые сильные удары, зомби сражался спокойно, методично, без устали. Как ему и полагалось.
Должно быть, на гангстера это действовало уничтожающе.
Схватка все продолжалась. На меня она производила странное и отвратное впечатление. Спустя некоторое время я уже не мог смотреть на ринг и принялся изучать линию подбородка Кортни, думая о сегодняшней ночи. Ей всегда нравился секс на грани нездоровых фантазий. Когда я находился с ней в постели, меня не покидало чувство, что она очень хочет попробовать что-то по-настоящему грязное, но никак не наберется смелости предложить.
Поэтому меня постоянно подстегивало желание заставить ее переступить через себя и попробовать что-то, ей неприятное. Кортни обычно отличалась упрямством; я никогда не решался предложить более одного эксперимента зараз. Но я всегда мог уговорить ее на этот один эксперимент. Потому что в возбуждении она становилась податливой. Ее можно было уговорить на что угодно. Ее можно было заставить просить об этом.
Наверное, узнай Кортни, что я вовсе не гордился тем, что с ней делал, – скорее, наоборот, – она бы очень удивилась. Но я был одержим ею, так же как она была одержима чем-то своим.
Вдруг Кортни с криком вскочила на ноги. Голограмма показывала, что Кестлер тоже поднялся. Амбал висел на канатах, и зомби избивал его. С каждым ударом изо рта гангстера летели слюна и кровь. Потом он упал; с самого начала у него не было шансов. Должно быть, он и сам понимал, что схватка безнадежна, что ему не выиграть, но он отказался признать поражение. Для этого его пришлось избить до смерти. Он проиграл, но проиграл яростно, гордо и без жалоб. Я не мог не восхищаться им.
Тем не менее он все равно проиграл.
Я понимал, что послание предназначалось мне. Рекламировалась только конкурентоспособность товара, но и тот факт, что выиграют лишь те, кто его поддержит. В отличие от зрителей клуба я понимал, что наблюдаю конец эпохи. Человеческое тело больше ничего не стоило. Технология могла все сделать лучше. Число неудачников во всем мире только что удвоилось, утроилось, достигло максимума. Дураки вокруг ринга болели за гибель своего будущего.
Я поднялся и присоединился к радостному реву.
* * *
– Ты увидел свет. Теперь ты веришь, – заявил Кестлер потом, в лимузине.
– Я еще не решил.
– Хватит валять дурака. Я хорошо подготовился, мистер Николс. Ваша теперешняя должность не особо надежна. «Мортон-Вестерн» летит в трубу. Весь сектор обслуживания летит в трубу. Придется признать, что старый экономический порядок практически мертв. Конечно же, вы примете мое предложение. У вас нет другого выбора.
Факс выплюнул пачку листов контракта. Тут и там мелькали слова «наш продукт». Трупы нигде не упоминались.
Но когда я полез в куртку за ручкой, Кестлер меня остановил.
– У меня есть производство. Три тысячи подчиненных. Очень сознательных подчиненных. Чтобы сохранить свою работу, они пройдут сквозь огонь и воду. Хищения на нуле. Больничные тоже. Приведите мне одно преимущество, которое ваш товар имеет перед моими рабочими. Продай мне его. Я даю тебе тридцать секунд.
Я никогда не занимался маркетингом, да и работу мне уже пообещали. Но стоило мне потянуться за ручкой, как я показал, что хочу ее. И мы все знали, кто держит в руках кнут.
– Им можно вставить катетеры, – сказал я. – Не придется отпускать в туалет.
Долгое время Кестлер тупо смотрел на меня. Потом он взорвался смехом.
– Бог ты мой, впервые такое слышу! У вас большое будущее, Дональд. Добро пожаловать в команду.
Голограмма погасла.
Какое-то время мы ехали молча, без определенной цели. Потом Кортни наклонилась вперед и постучала по плечу шофера.
– Отвези меня домой, – приказала она.
* * *
Когда мы проезжали по Манхэттену, меня терзали видения, что мы едем по городу трупов. Серые лица, безжизненные движения. В свете фар и тусклых натриевых фонарей все вокруг выглядели мертвыми. Проезжая мимо Детского музея, через стеклянные двери я увидел женщину с коляской и двумя маленькими детьми. Все трое стояли неподвижно и глядели в никуда пустыми глазами. Мы проехали магазинчик, и на тротуаре около него стояли зомби и попивали из спрятанных в бумажные пакеты бутылок. Через окна верхнего этажа я видел грустную радугу виртуальных каналов, мелькающую перед пустыми глазами. Зомби гуляли в парке, зомби курили сигареты, зомби вели такси, сидели на ступеньках и болтались на углах улиц, и все они ждали, пока пройдут годы и плоть опадет с их костей.
Я чувствовал себя последним живым человеком.
* * *
После схватки Кортни все еще была потной и возбужденной. Когда я шел за ней по коридору к ее квартире, феромоны расходились от нее волнами. Она воняла страстью. Я невольно вспоминал ее перед оргазмом: доведенной до грани, такой желанной. После она становилась другой, ее накрывала волна спокойной уверенности, схожей с той, что она демонстрировала в деловой жизни, – тот апломб, который она отчаянно и безуспешно искала во время самого акта.
И когда отчаяние покидало ее, вместе с ним уходил и я. Потому что даже я понимал, что меня влекло к ней только это отчаяние, именно оно заставляло меня проделывать все то, что ей требовалось. За все годы, что я ее знал, мы ни разу не завтракали вместе.
Я мечтал найти способ вычеркнуть ее из уравнения. Мне хотелось, чтобы ее отчаяние превратилось в жидкость, и тогда я бы выпил ее до дна. Бросил ее в винный пресс и выжал досуха.
Кортни отперла дверь квартиры, одним замысловатым движением протиснулась внутрь и повернулась лицом ко мне.
– Ну, – сказала она. – Очень продуктивный вечер. До свидания, Дональд.
– «До свидания»? Разве ты не собираешься меня пригласить?
– Нет.
– Как это «нет»? – Я начинал злиться. Даже слепой с другого конца улицы мог увидеть, что ей не терпится. Любой шимпанзе без проблем залез бы ей под юбку. – Что за идиотскую игру ты затеяла?
– Дональд, ты знаешь, что означает слово «нет». Ты не дурак.
– Это точно, и ты тоже не дура. Мы оба прекрасно знаем ставки. А теперь впусти меня.
– Надеюсь, тебе понравится подарок, – сказала она и захлопнула дверь.
* * *
Подарок Кортни я обнаружил в своем номере. Меня все еще распирало от злости, когда я вошел в номер и хлопнул дверью. Я оказался практически в полной темноте. Единственный свет проникал через задернутые занавески на окне в дальнем конце комнаты. Я потянулся к выключателю, и тут в темноте комнаты кто-то шевельнулся.
«Воры!» – промелькнуло в голове, и я в панике рванулся к выключателю, сам не зная, чего собираюсь этим добиться. Кредитные воры всегда работают втроем: один выбивает пароли, другой по телефону переводит деньги с вашего счета, а третий стоит на стреме. Может, я надеялся, что если включить свет, то они разбегутся, как тараканы? Так или иначе, я едва не споткнулся, торопясь добраться до выключателя. Но меня ожидало совсем не то зрелище, которого я опасался.
Меня ждала женщина.
Она стояла у окна в белом шелковом платье, которое не умаляло ее воздушной красоты, не затмевало фарфоровой кожи. Когда зажегся свет, она повернулась ко мне: глаза распахнулись, губы приоткрылись. Она грациозно подняла обнаженную руку – полные груди слегка качнулись – и протянула мне лилию.
– Здравствуй, Дональд, – с придыханием сказала она. – Сегодня я буду твоей.
Она была само совершенство.
И конечно, она была мертва.
* * *
Двадцати минут не прошло, как я уже ломился в квартиру Кортни. Она открыла дверь в пеньюаре от Пьера Кардена, и по тому, как она придерживала пояс, и беспорядку, в котором пребывали ее волосы, я сразу понял, что меня не ждали.
– Я не одна, – сразу заявила Кортни.
– Я пришел сюда вовсе не за сомнительными дарами твоей белоснежной плоти.
Я протиснулся в квартиру. Но поневоле мне вспомнилось ее красивое тело – пусть не настолько совершенное, как у мертвой проститутки, – и тут мысли неумолимо перепутались у меня в голове: смерть и Кортни, секс и трупы… Гордиев узел, и я не знал, сумею ли его распутать.
– Тебе не понравился мой подарок? – Кортни открыто улыбалась.
– К чертям собачьим твой подарок!
Я шагнул к ней. Меня трясло, руки сами собой сжимались в кулаки и разжимались.
Она отступила на шаг. Но самоуверенное, странно выжидающее выражение не покидало ее лица.
– Бруно, – негромко позвала она. – Выйди к нам.
Краем глаза я уловил движение. Из затемненной спальни вышел Бруно. Мускулистый бык, накачанный, с перекатывающимися мускулами и иссиня-черной кожей, как боец, чье поражение я видел сегодня вечером. Он встал за спиной Кортни, не стесняясь своей наготы: узкие бедра, широкие плечи и такая гладкая чистая кожа, какой я сроду не видел.
Мертвый.
В одно мгновение меня озарило.
– О господи, Кортни! – с отвращением воскликнул я. – Не могу поверить, что ты… Ведь это всего лишь послушное тело. В нем ничего нет – ни страсти, ни близости, одно только тело.
Кортни, не переставая улыбаться, дернула губами, будто обдумывала последствия того, что собиралась сказать. И все же не сдержалась:
– Теперь мы на равных.
И тут я сорвался. Я шагнул к ней, занося руку, и клянусь, я всерьез собирался стукнуть эту сучку головой о стену. Но она даже не дернулась – она даже не испугалась. Она просто отступила в сторону и сказала:
– По корпусу, Бруно. Он должен безупречно смотреться в костюме.
Мертвый кулак ударил меня в ребра с такой силой, что на секунду мне показалось, будто сердце вот-вот остановится. Потом Бруно ударил меня в живот, и я согнулся пополам, хватая ртом воздух. Два, три, четыре удара. Я уже не мог стоять и катался по полу, беспомощно рыдая от злости.
– Хватит, детка. Теперь выброси мусор.
Бруно выкинул меня в коридор.
Сквозь слезы я прожигал Кортни взглядом. Сейчас она вовсе не казалась мне красивой. Совсем не казалась. Мне хотелось сказать ей, что она стареет. Но вместо этого я выдавил:
– Ты, сволочь… да у тебя некрофилия!
– Привыкай, – ответила Кортни. О, она откровенно мурлыкала! Сомневаюсь, что ей когда-нибудь снова удастся пережить такой же триумф. – Полмиллиона таких, как Бруно, скоро попадут на рынок. И тебе придется потрудиться, чтобы снять живую женщину.
* * *
Я отослал домой мертвую проститутку. Потом принял душ, но не почувствовал себя лучше. Не одеваясь, я вышел из душа в темный номер и отдернул занавеску. Долгое время я смотрел на темное великолепие Манхэттена.
Я боялся сильнее, чем когда-либо в жизни.
Трущобы внизу простирались до бесконечности. Огромный некрополь, нескончаемый город мертвых. Я думал о миллионах людей, которые вскоре навсегда лишатся работы. Я думал о том, как сильно они должны ненавидеть меня – меня и мне подобных – и как они беспомощны перед нами. И все же. Их так много, а нас так мало. Если они поднимутся разом, все вместе, как цунами, их будет не остановить. И если в них осталась хоть крохотная искра жизни, именно так они и поступят.
Так выглядел один из вероятных путей будущего. Но оставался и другой, а именно – ничего не случится. Абсолютно ничего.
И я не знал, чего бояться больше.
