Текст книги "Пламя черной свечи"

Автор книги: Майкл Мэллори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Мэллори Майкл
Пламя черной свечи

Майкл Мэллори

ПЛАМЯ ЧЕРНОЙ СВЕЧИ

– Еще чаю, мэм? – спросила наша служанка Мисси, вырывая меня из легкой дремы. – Извините, мэм, кажется, вы кивнули? – Едва заметно, – зевнув, ответила я. После нашего возвращения из короткой поездки в Америку у меня начались нелады со сном. Организм брал свое за долгие тоскливые дни, проведенные в Новом Свете. А вот мой супруг, Джон, напротив, вернулся домой полным сил и с головой ушел в свою врачебную практику, которую на время забросил ради курса лекций и серии публичных выступлений с изустными рассказами о своем великом друге Шерлоке Холмсе, ныне ненадолго покинувшем Англию. Напомнив себе, что надо бы поговорить с Джоном о моем плачевном состоянии, я расположилась в кресле и взялась за новую книгу, лишь бы только не видеть ненастья за окном. Мое книгочейство было прервано лишь однажды, когда почтальон принес письмо на имя мужа, а вскоре вернулся и Джон. Вода рекой текла с его шляпы и пальто, причем, конечно же, прямо на ковер. – Тебе письмо, дорогой, – объявила я и вновь углубилась в чтение, но мгновение спустя была вынуждена оторваться от книги, отвлеченная возгласом: – Великий шотландец! Руперт Мэндевилл. Сколько лет прошло. Я уже почти забыл его. А ведь мы вместе служили в стрелковом полку. Интересно, что ему от меня понадобилось? Джон прочел письмо, и я увидела, как омрачилось его лицо. – Похоже, он в беде, – молвил мой муж. – Просит помощи. Говорит, что я единственный, кому он может довериться. – Единственный? Он может довериться только человеку, которого не видел двадцать пять лет? – Руперт пишет, что речь идет о жизни и смерти, и лишь я один способен ему помочь, – ответил Джон. – Я незамедлительно отправляюсь к нему. – Джон, прошу тебя, мы же только что вернулись домой. Неужели надо лететь сломя голову? – Он просит у меня помощи, Амелия, – просто ответил мой супруг. – Тебе этого не понять, но мы вместе воевали, а на поле брани выковываются узы, которые не разорвать всю оставшуюся жизнь. Они так же крепки, как... – Узы брака? – подсказала я. – Вот именно, – подтвердил Джон. Ну что с ним поделаешь? – Я могу внести поправки в свой рабочий график, – продолжал он. – Поездка займет всего несколько дней. Кроме того, мне давно хотелось взглянуть на мыс Лизард. – Твой приятель живет на мысе Лизард? – ахнула я, вспомнив, как еще ребенком ездила на этот древний скалистый полуостров, крайнюю южную точку Британии, и как возненавидела его. – Джон, неужели тебе мало этой ужасной Америки? – Господи, Амелия, куда подевалась твоя страсть к приключениям? – Куда надо. Она в этом кресле, где ей самое место, – ответила я. Однако я – всего-навсего твоя жена и, вероятно, бессильна удержать тебя от этой поездки. Что ж, с утра начну укладывать пожитки. – Тебе не обязательно сопровождать меня, – сказал Джон. Я взглянула на его красивое лицо и заметила, как оно вдруг залилось румянцем. Мой муж был явно возбужден. Неужто ему и впрямь пятьдесят два года? Я не смогла сдержать улыбку. – Нет уж. Кто еще за тобой присмотрит? Спустя два дня мы кое-как протиснулись сквозь толпу на вокзале Ватерлоо и заняли места в поезде, который должен был доставить нас в деревушку Хелмут, затерянную где-то средь корнуоллских утесов. Юношеский блеск в глазах Джона уже угас, но волнение по-прежнему не оставляло его. – Ты и впрямь думаешь, что это дело жизни и смерти? – спросила я, когда окутанный клубами пара состав с грохотом отошел от станции. Джон откинулся на спинку сиденья и раскурил свою первую дорожную трубку. – Меня больше всего тревожит то, что Руперт выразился именно так, ответил он, пуская кольца дыма. – Тот Мэндевилл, которого я знал, не грешил склонностью к преувеличениям. Я посмотрела в окно. Снаружи было холодно и сыро. – Полагаю, в Хелмуте нас встретят? У Джона вытянулось лицо. – О, господи, – пробормотал он. – Неужели ты не сообщил своему приятелю о нашем приезде? – Я забыл. В былые времена заботы о таких мелочах всегда брал на себя Холмс. – Ну вот, поехали, – вздохнув, молвила я и принялась обозревать зеленые леса и поля, окутанные пеленой дождя, а Джон с виноватым видом уткнулся в газету. Путешествие в Хелмут оказалось еще более долгим и утомительным, чем я думала. Когда моя нога, наконец, ступила на перрон, я чувствовала себя так, словно провела в дороге несколько дней. Солнце уже погрузилось в бурную пучину океана, с воды дул резкий пронизывающий ветер. Пока я присматривала за носильщиками, Джон отправился к начальнику станции и нанял экипаж. Это была открытая пролетка, и, когда мы добрались до унылого, украшенного многочисленными фронтонами жилища Руперта Мэндевилла, которое напоминало, скорее, гнездо в утесах, нежели дом, мои щеки уже совсем окоченели и ничего не чувствовали. Я так замерзла, что едва смогла разогнуться и вылезти из пролетки перед мрачным фасадом здания. Джон постучал в огромную парадную дверь, и нам открыл пожилой чопорный слуга. – Да, сэр? – спросил он, морщась и пряча лицо от студеного ветра. – Доктор Уотсон с супругой к мистеру Руперту Мэндевиллу, – сообщил слуге Джон, чем привел его в немалое замешательство – Меня не предупреждали о приезде гостей, – сказал старик. – Мистер Мэндевилл пригласил меня письмом, – ответил Джон. – Мы прибыли из Лондона. В дверях появилась еще одна фигура. Это был красивый, но мрачный парень лет двадцати пяти, с глазами усталого, пресытившегося жизнью старика. – В чем дело, Дженкинс? – сердито спросил он слугу. – Этот человек говорит, что прибыл по приглашению хозяина, мистер Филлип. – Не может быть, – нахмурившись, ответил молодой человек. – Но со мной его письмо! – возмутился Джон, и почти тотчас послышался еще один голос: – Доктор Уотсон, это вы? – Да! – крикнул в ответ Джон, и к двери подошел еще один молодой человек, очень похожий на Филлипа, но совсем еще юный и гораздо менее суровый на вид, чем его брат (несомненно, брат). Вероятно, ему не было еще и двадцати лет. – Отец часто вспоминал вас, – сообщил юноша. – Добро пожаловать. – Что это значит, Эдвард? – сердито осведомился старший брат, но, прежде чем похожий на трепетную лань отрок успел ответить, из глубины дома опять донесся голос: – Господи, да закройте же дверь! Тут холодно как в амбаре! И появился третий брат, внешне неотличимый от Филлипа, его точная копия, если не считать болтавшихся на носу очков. Переступив порог, Джон тотчас вручил Филлипу письмо, и тот угрюмо изучил его, после чего спросил: – Когда вы это получили? – Третьего дня, – ответил Джон. Близнецы переглянулись. – Ну и шуточки, – бросил очкарик. – Да уж, – откликнулся Филлип. – Ну, ладно, раз вы здесь, нам, наверное, следует соблюсти приличия. Я – Филлип Мэндевилл, а это мои братья, Чарльз и Эдвард. Честно говоря, я немного озадачен этой запиской. – Возможно, ваш отец сумеет внести ясность, – сказал Джон. – Могу ли я увидеть его? – Боюсь, что нет, – отвечал Филлип. – Отца похоронили две недели назад. – Две недели назад? – воскликнул Джон. – Но как же тогда я мог получить... – Я тоже хотел бы это знать, – сказал Филлип. – Это я послал письмо, – сообщил Эдвард Мэндевилл. – После смерти отца я нашел его на столе и опустил в почтовый ящик. Это простодушное признание так разозлило и раздосадовало Филлипа, что я на миг испугалась, как бы он не ударил своего младшего брата. – Ты же помнишь, как отец отзывался о докторе Уотсоне, Филлип, – словно оправдываясь, продолжал Эдвард. – Тебе ли не знать, что он читал и собирал рассказы доктора о Шерлоке Холмсе. Отец знал, что его хотят убить, и нуждался в помощи! После этого утверждения Филлип едва не взревел от досады и злости. – Никто не хотел его убивать! – гаркнул он. – Отец умер от естественных причин! – Мотор заглох, – доверительно сообщил нам Чарльз и для наглядности похлопал себя по груди. – Но я неоднократно беседовал с ним, – не унимался Эдвард. – Отец был убежден, что его пытаются отравить. – Убежден. Вот именно, Эдвард! Убежден! – вскричал Филлип. – Ты же знаешь, что последние несколько месяцев отец был не в себе, воображал бог знает что. – Да, да, верно, кухарка говорит, что он даже сделал ей предложение. Каково, а? – подал голос Дженкинс, и Филлип бросил на него тяжелый укоризненный взгляд. – Что ж, извините за вторжение, – сказал Джон. – Пожалуй, нам лучше уехать и не нарушать скорбного покоя этого дома. – Уехать? – простонала я. – Сейчас? Джон, я просто не выдержу еще одного свидания с поездом. Только не сегодня. – Тогда заночуем в деревне, – решил Джон. – Тут есть какая-нибудь гостиница? – Филлип, – сказал Эдвард, – это я виноват. Они приехали из-за меня, и я буду чувствовать себя мерзавцем, если мы выпроводим их. Неужели нельзя хотя бы предложить им ночлег? – А где, Эдди? – сердито спросил Чарльз. – Комната для гостей уже занята. – Зато отцовская спальня свободна. – Отцовская спальня? – в один голос вскричали близнецы. – Не выгонять же их в такую ночь! – Ну, что ж, – со вздохом молвил Филлип и вполголоса добавил: – Хотя едва ли можно представить себе более неподходящее для приема гостей время. Дженкинс, затопите камин в отцовской спальне. А я попрошу кухарку собрать ужин. – С этими словами Филлип резко повернулся и чеканным шагом отправился на кухню. – Знаешь, Эдди, а ведь ты щедро наделен даром осложнять людям жизнь, заметил Чарльз, после чего последовал примеру брата и тоже удалился. – Стало быть, мне придется самому показывать вам комнату, – сказал Эдвард и попросил Дженкинса внести в дом чемоданы. Шествуя к дубовой лестнице с широкими перилами, мы прошли мимо столовой, где стоял длинный стол, накрытый явно не к трапезе, разве что в этом доме было принято ужинать при черных свечах. Шторы на окнах были плотно задернуты, а позади стола громоздился большой деревянный шкаф, в котором я сразу признала кабину медиума, потому что видела точно такую же на журнальной фотографии. В столовой шли приготовления к спиритическому сеансу! Должно быть, Эдвард заметил мое изумление. Он сказал: – Боюсь, мой братец Чарльз пристрастился к общению с призраками. Лично я считаю, что это безнравственно. Прошу сюда. Комната, в которую ввел нас Эдвард, была куда лучше любого гостиничного номера в Британской империи. Громадная кровать, резной камин, в котором Дженкинс быстро развел огонь; картины и гобелены на стенах. Как только слуга удалился, Эдвард проговорил: – Я должен извиниься за своих братьев. Я и представить себе не мог, что Филлип так поведет себя. – Почему вы отправили письмо? – спросил Джон, вешая пальто на спинку кресла у очага. – Ведь ваш отец был уже мертв. – Что бы там ни думали мои братья, я уверен, что отца убили, – ответил Эдвард. – Я на несколько лет моложе Филлипа и Чарльза. Они не были так близки с отцом. Он не лгал и не заблуждался. Отец знал, что его пытаются отравить, но ничего не мог сделать. – Господи, – пробормотал Джон. – Я знаю, что вам доводилось расследовать преступления, доктор Уотсон, продолжал Эдвард. – Отца уже не спасти, но я молю бога, чтобы его убийца был изобличен. – Как вы думаете, зачем кому-то понадобилось убивать его? – спросил Джон. – Не знаю, – ответил мальчик. – Наследником вашего отца станет Филлип? – поинтересовался Джон, словно прочитав мои мысли. – Мы думаем, что да. Он ведь старше Чарльза, пусть и на несколько минут. Они двойняшки. Сложность в том, что мы не можем найти завещание отца. Так говорит Чарльз. Филлип перевернул тут все вверх дном, а Чарльз проводит эти отвратительные... – он умолк. Казалось, Эдвард не мог заставить себя произнести это мерзкое слово. – Дайте-ка сообразить, – вмешалась я. – Чарльз пытается вызвать дух отца и таким образом узнать, где лежит завещание? Эдвард кивнул. – Да. Вот зачем он притащил в дом эту женщину, которая величает себя мадам Оуида. Она-то и заправляет на этих нечестивых сеансах. – Что там происходит, Эдвард? – спросила я. – Понятия не имею, – ответил он. – Я считаю эти сеансы глумлением над памятью отца и не хожу на них. – Чем это ты забиваешь головы нашим гостям, Эдвард? – спросил Филлип Мэндевилл с порога. Неизвестно, как долго он стоял в дверях, слушая нас. – Я просто пожелал мистеру и миссис Уотсон доброй ночи, – смущенно ответил мальчик и, кивнув нам, выскользнул из комнаты. – Вы уж его извините, – сказал Филлип. – Смерть отца стала тяжким ударом для всех нас. Я зашел сказать, что кухарка накрыла для вас стол в кухне. Можете поужинать там. Желаю вам хорошего сна. С этими словами он исчез так же внезапно, как и появился. – Да, похоже, Филлип и впрямь тут главный, – заметила я, снимая пальто. Благодаря камину в комнате стало значительно теплее. – Это так, – пробормотал Джон. – Жаль беднягу Эдварда. Должен признаться, у меня дурное предчувствие, связанное с сегодняшним сеансом. Я слышал, что с помощью медиумов можно творить недобрые дела. – Например, вызвать "духа", который чудесным образом укажет, где лежит поддельное завещание, в котором наследником назван не старший сын, а совсем другой человек, – предположила я. – Вот именно. Боюсь, что Чарльз причастен к смерти отца, но не понимаю, зачем ему понадобилось это дурацкое столоверчение. Если его цель состоит в том, чтобы подбросить, а потом "найти" поддельное завещание, почему он не может обойтись без этого спектакля? – Возможно, хочет кого-то в чем-то убедить. – Эдварда? – Не знаю. Но полагаю, что нам следовало бы посетить этот сеанс и постараться все выяснить. Немного оттаяв и согревшись, мы спустились вниз и пошли на кухню, где увидели нашу весьма скудную снедь: хлеб, немного холодной говядины с горчицей и сыр. Все это нам подала сурового обличья матрона лет сорока с небольшим, которую в доме называли просто кухаркой. Как выяснилось впоследствии, ее христианское имя было Гвинет. – Никто не потрудился сообщить мне о приезде гостей, – проворчала она. – А впрочем, чего еще от них ждать, верно я говорю? – Наше появление было неожиданным для всех, кроме молодого Эдварда, сказала я, ковыряя вилкой ломтик сыра. Кухарка тотчас подобрела. – Ах, ну, если вас пригласил мистер Эдвард, значит, все в порядке, рассудила она, вытирая и складывая в шкаф только что вымытую посуду. Затем кухарка извлекла из вазы букет пожухлых, но все еще душистых ландышей и вылила воду. – Он – хороший человек, – добавила она таким тоном, словно остальные двое братьев были мерзавцами. – Вообще-то нас позвал Руперт Мэндевилл, но мы прибыли слишком поздно, вставил Джон. Кухарка горестно покачала головой. – Мне все еще не верится, что хозяин мертв, – молвила она, едва сдерживая слезы. – А тут еще эта ужасная знакомая мистера Чарльза заставляет меня сидеть на своих полуночных сеансах, когда они пытаются вызвать его... Кухарку охватила дрожь. – Я больше не могу. Я покину этот дом и все забуду. Завтра же уеду отсюда! Несчастная женщина снова взялась за посуду, а мы молча покончили с едой и торопливо покинули кухню. В коридоре я прошептала: – Похоже, смерть Мэндевилла расстроила ее больше, чем родных сыновей покойного. – Слуги иногда очень привязываются к хозяевам, – ответил Джон. – Если что-нибудь случится, например, с тобой, Мисси будет безутешна. – Должно быть, ты прав, – согласилась я, стараясь изгнать из сознания образ безутешной рыдающей Мисси. Мы двинулись к лестнице, но остановились, изумленно глядя на спускавшуюся по ступенькам фигуру. Нам навстречу шествовало какое-то маленькое смуглое создание в черном шелком халате и с волосами, похожими на черный бархатный водопад. У женщины было юное, почти девичье лицо, а в руке она держала зажженную черную свечу, хотя в доме и так хватало света, поскольку горели все лампы. Женщина плыла вниз по лестнице как по реке. Поравнявшись с нами, она остановилась и окинула нас пламенным взором. – Мне сказали, что в доме посторонние, – молвила она. – Полагаю, вы – мадам Оуида? – рискнула я. Женщина кивнула. – Мы о вас наслышаны, – сообщила я ей. – Сегодня ваше выступление? – Полночь – час призраков. – Можно ли нам присутствовать на представлении? – Не в моей власти запретить вам это, – ответила мадам и, не сказав больше ни слова, плавной поступью направилась в столовую. – Причудливое создание, – буркнул Джон, когда она удалилась. – Да еще и мошенница, – добавила я. – Все медиумы – мошенники, дорогая моя. – Это верно, но мадам Оуида – первая среди шарлатанок. Я употребила слова "выступление" и "представление", говоря о сеансе, поскольку знала, что для человека, верящего в свою способность общаться с мертвыми, или для жулика, желающего сохранить личину, намек на участие в спектакле звучит оскорбительно. Любой бывалый медиум тотчас ощетинился бы, но мадам Оуида пропустила это мимо ушей. Либо я очень заблуждаюсь, дибо она еще не вжилась в свою роль. Джон хотел было ответить, но тут сверху донесся крик: "Мистер Филлип!" Мы поднялись по лестнице так быстро, как только позволяли мои юбки, и увидели охваченного ужасом Дженкинса, который на нетвердых ногах выходил из комнаты. Снизу прибежал Чарльз и тотчас юркнул в спальню Филлипа. Вскоре подоспел и Эдвард, заслышавший шум. – Что происходит? – спросил он. – Я зашел забрать стаканы и увидел его на полу! – воскликнул Дженкинс. – Дайте-ка я его осмотрю, – сказал Джон и, оттеснив мрачного как туча Чарльза, протиснулся мимо него в комнату. – Я тоже хочу! – вскричал Эдвард, но Чарльз удержал его. – Нет, Эдди, не входи туда, – сказал он, прикрывая дверь спальни. – Это зрелище не для тебя. Минуту спустя из комнаты вышел Джон. – Боюсь, он мертв, – тоном заправского эскулапа сообщил мой муж. – Здесь есть телефон? Надо поставить в известность власти. – В гостиной, – ответил Чарльз. – Дженкинс, проводите доктора к телефону. Вконец ошеломленный слуга шагнул к лестнице, но остановился, услышав крик Эдварда: – Как он умер? Джон обернулся и угрюмо ответил: – Похоже, его отравили. Часы в прихожей пробили одиннадцать. – Как отца, – пробормотал Эдвард. – Я покидаю этот дом! Чарльз схватил младшего брата за плечи и пылко зашептал: – Слушай, Эдди, ты не можешь уехать. Нам необходимо твое присутствие на сегодняшнем сеансе. – Боже мой, неужели вы собираетесь проводить его даже после смерти брата? – возмутилась я. – Поверьте мне, миссис Уотсон, – ответил Чарльз, – если я говорю, что мы должны собраться вместе, значит, мы и впрямь должны. Ради нашего отца. – Ну что ж, ладно, – согласился Эдвард, хотя и крайне неохотно. – Констебль уже выехал, – объявил вернувшийся Джон. – Полагаю, мы мало что можем сделать. Остается лишь ждать. – Джон, я устала, – сказала я. – Пойду, пожалуй, прикорну до начала сеанса. Как только за нами закрылась дверь спальни, я добавила: – Знаешь, дорогой, будь я бездарным драматургом, отцеубийцей оказался бы Чарльз. Он бы уничтожил завещание, составил поддельное, назвав наследником себя, и нанял бы медиума, чтобы тот вызвал "дух" Руперта Мэндевилла, который укажет, где лежит подделка. Но прежде убил бы Филлипа, который раскрыл обман. – Но, поскольку ты не бездарный драматург... – начал Джон. – Я боюсь, что истина еще страшнее, но понятия не имею, в чем дело, а соображать толком не могу, потому что слишком устала. Ну и вечерок! воскликнула я, ложась в постель. Перед глазами у меня закружились лица троих братьев. Одно я знала твердо: на сегодняшнем сеансе выяснится что-то очень важное. Я смежила веки и задремала, но вскоре Джон разбудил меня. Без пяти двенадцать мы спустились в затемненную столовую. Во главе стола восседала мадам Оуида; пламя черной свечи озаряло призрачным светом ее тонкие черты. Вокруг разместились Чарльз, Эдвард, Дженкинс и Гвинет, свободными оставались только три стула. Мы с Джоном заняли два из них, а третий, по-видимому, предназначался для Филлипа. – Спасибо, что пришли, – едко проговорила мадам Оуида, бросив взгляд на Эдварда, который неловко ерзал на своем насесте. – Сегодня мы предпримем новую попытку снестись с духом Руперта Мэндевилла. Прошу всех соединить руки. Джон сжал мою левую ладонь. Правая очутилась в холодной и скользкой клешне кухарки. – Мы алчем астрального присутствия Руперта Мэндевилла, – нараспев начала Оуида. – Вернись к нам, Руперт Мэндевилл, ибо твой земной промысел еще не завершен. Повторив это заклинание несколько раз, медиум добавила: – Вернись к нам и укажи того, кто злодейски уложил тебя во гроб! Все испуганно ахнули. Мгновение спустя мадам Оуида принялась тихо подвывать низким мужским голосом, отчего мои руки покрылись гусиной кожей. – Он приближается, – объявил Чарльз. – Я чувствую. В этот миг черная свеча потухла, и комната погрузилась в почти кромешную тьму. Гвинет стиснула мою руку. До сих пор я держалась довольно сносно, но мгновение спустя, когда дверцы кабины медиума распахнулись, громко вскрикнула и не стыжусь признаться в этом. В кабинке стоял озаренный призрачным зеленоватым сиянием Филлип Мэндевилл! Сначала я подумала, что это фокус, что Чарльз улизнул, воспользовавшись темнотой, и теперь выдает себя за Филлипа, но потом увидела за столом младшего из двойняшек. Он тоже был освещен жутковатыми зелеными лучами. – Говори, Руперт Мэндевилл! – жалобно потребовала мадам Оуида. – Я не Руперт Мэндевилл, я Филлип Мэндевилл, – тягуче произнесло привидение; мадам Оуида оглянулась на кабинку и закричала: – Господи, Чарльз! Мы и впрямь вернули его оттуда! С этими словами она вскочила со стула и бросилась вон из комнаты. Эдвард тоже хотел встать, но Чарльз удержал его. Повернувшись к видению, он спросил: – Зачем ты возвратился, брат? – Чтобы отплатить моему убийце, – молвил призрак, обводя нас жутким взглядом. – Джон, это невозможно! – простонала я. В ответ он крепко сжал мне руку. – Мой лиходей в этой комнате, – продолжало видение, оглядывая нас. Наконец его блуждающий взор остановился на кухарке, и призрак простер к ней длань. – Это ты умертвила меня! Отравила ядом, как прежде моего отца! – Нет! – в ужасе вскричала Гвинет и, к счастью, выпустила мою руку. – Я не делала вам зла, мистер Филлип! – Ты убила Руперта Мэндевилла точно так же, как убила меня! – грозно и раскатисто повторил призрак. – Нет! – взвыла Гвинет, вскочив со стула и отпрянув от привидения. – Я правда убила хозяина, но богом клянусь, что вам я не причиняла вреда! У меня отвисла челюсть. Юный Эдвард тоже разинул рот, а Чарльз облегченно вздохнул, словно с его плеч свалился тяжкий груз. Но самым удивительным образом на это заявление отозвался призрак Филлипа Мэндевилла: он преспокойно вышел из кабинки и будничным тоном очень даже живого человека распорядился: – Включите свет. – Джон! – вскричала я. – Ты же засвидетельствовал его смерть! – Совершенно верно, – с лукавой ухмылкой ответил он, и в этот миг в комнату вбежала мадам Оуида в сопровождении полицейского констебля. – Вы все слышали, офицер? – спросил Филлип, и констебль утвердительно кивнул. Чарльз положил руку на плечо Эдварда. – Прости, Эдди, что подвергли тебя такому испытанию, но нам было необходимо иметь как можно больше свидетелей. Эдвард с несчастным видом повернулся к такой же несчастной кухарке, которая уже вовсю сотрясалась от рыданий. – Но почему, Гвинет? – спросил он. – Хозяин говорил, что любит меня, – прохныкала кухарка. – Обещал жениться, сделать меня хозяйкой дома. Будь иначе, стала бы я бегать к нему в спальню? – Я не желаю этого слушать! – воскликнул Эдвард, и Чарльз с грустью ответил: – Извини, братец, но придется. – Я едва не покончила с собой, когда узнала, что он лишь использовал меня, – продолжала Гвинет. – И решила отомстить. Я начала мало-помалу травить его. Все злобно смотрели на несчастную кухарку, и я вдруг почувствовала желание похлопать ее по плечу. Разумеется, я не могла оправдать ее поступок, но не могла и не испытывать сочувствия. Больше в комнате не нашлось ни одного сострадательного человека. Но кухарка стряхнула мою руку. – Как вы это делали? – спросил Филлип, стирая с лица желтоватый грим, придававший ему призрачную бледность. – Мы проверяли пищу и не обнаружили никаких следов яда. – Я не настолько глупа! – прошипела Гвинет. – Яд был в его ежевечернем виски с водой, которую я наливала из... – Вазы с ландышами! – выпалила я. – Вода, в которой стоят ландыши, делается ядовитой. И как я раньше не догадалась? Филлип с гримасой боли повернулся ко мне. – Да, миссис Уотсон, – сказал он. – Догадайся вы, нам не пришлось бы устраивать это представление. Когда полицейский увел рыдающую Гвинет, мадам Оуида спросила: – Ну, что, хороша я была? – Вы были сногсшибательны, моя дорогая, – ответил Филлип. – Даже если матрону не обмануло мое появение, то ваше бегство окончательно убедило ее, что мы подняли мертвеца из могилы. – Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит? – воскликнул Эдвард. – Да, – подхватила я. – И это должен быть ты, Джон. Начинай с мертвеца, который вовсе не мертв. Мой муж рассмеялся. – Хорошо, расскажу то, что услышал от Филлипа. Руперт Мэндевилл действительно думал, что его травят, а Филлип с Чарльзом разделяли это убеждение. После смерти отца их подозрение пало на Гвинет, но они не могли ничего доказать. Посвятив в свой замысел Дженкинса, братья принялись готовить западню. Они наняли женщину на роль медиума и начали проводить сеансы под предлогом поисков пропавшего завещания. Последний сеанс, который мы наблюдали нынче вечером, должен был стать потрясением для кухарки и вынудить ее открыть правду. Все получилось, хотя наш приезд поставил хитроумный замысел под угрозу срыва. Филлип и Чарльз понятия не имели, что Эдвард отправил нам письмо, однако, поняв, что мы не намерены убираться восвояси, решил посвятить меня в дело. Пока я был в комнате Филлипа и "осматрвал труп", Филлип на самом деле давал мне указания и взял с меня клятву хранить тайну. – И ты ничего не сказал даже мне! – вскричала я. – Чем меньше посвященных, тем лучше, – ответил Джон. – Кроме того, я хотел развеять ложный слух, пущенный тобой и Холмсом, и доказать, что умею держать язык за зубами. Теперь эта ваша "утка" поражена в самое сердце. Эту речь мой супруг произнес с таким самодовольным видом, что я возмутилась и сказала: – Все, больше я с тобой не разговариваю. – А я? – спросил Эдвард. – Мне-то почему не сообщили? – А потому, милый братец, что ты-то уж точно не умеешь хранить тайну, объяснил ему Чарльз. – Ты сразу же обвинил бы кухарку, и она, разумеется, упорхнула бы отсюда как птичка. Чарльз взял со столика бутылку и плеснул себе немного бренди. – Слава богу, все позади, – добавил он. – А теперь, доктор, поведайте нам, каким славным малым был наш папаша в молодости. Вскоре я отошла ко сну, а Джон еще долго травил фронтовые байки в гостиной. Когда он, наконец, вернулся в нашу комнату, я решила держаться стойко и даже не пожелала ему доброй ночи. Конечно, рано или поздно я снова начну разговаривать с ним. Вероятно, это произойдет уже в поезде, но я должна выдержать хотя бы полпути до Бэзингстока.