Текст книги "Комната ужасов – 2"

Автор книги: Майкл Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10

Его возможности несколько прояснились. Влияние усилилось.

У крысиного семейства пир: лягушка. Грызуну не пришлось идти на охоту. Лягушка свалилась в дупло сама. Начали обгрызать конечности. Пленница цеплялась за жизнь, онемев от ужаса и страданий, пока один из детенышей не вгрызся как следует в пульсирующий живот амфибии. Она еще жила под звук пережевываемых своих маленьких почек, но тут зубки крысенка вонзились в богатые кровью ткани печени, и лягушка наконец испустила дух. Когда от амфибии остались лишь сухие расщепленные косточки, крысиное семейство собралось в кружок: головы наружу, хвосты сплелись. Каждый хвост кровоточил язвами от укусов. Крысы помочились и испражнились в центральное сплетение. Хвосты переплетались, терлись болячкой о болячку, покрывались коростой парши – объединялись. Через несколько дней пришли другие крысы и влились в семью, каждая получила свое место головой наружу, каждая просунула извивающийся хвост в гниющий зловонный клубок.

У Него было дело к крысам.

Рыжий Альберт Эванс выронил из правой руки молоток, но, для того чтобы освободить зубило из одеревеневшей левой, его пришлось даже чуть расшатать. На Эвансе не было одежды, земля забилась между длинных пальцев ног, в уши, под сломанные ногти.

Мужчина упал на колени и так вскарабкался на кучу вынутой земли. Под кожей левой ладони застряла четырехдюймовая щепка. Рука багровела синяками. Локти покрылись шелушащейся коростой. Но тело онемело так, что никаких неприятных ощущений не возникало. Рыжий наполнил раковину холодной водой, окунул туда голову. Вода превратилась в грязь. Он слил и снова наполнил раковину. Когда осталась всего пара полосок грязи на спине и ягодицах, Эванс шагнул в сторону от рыжей лужи и вытер волосы. Рабочие брюки стали ему велики. Рыжий влез в заношенную рубашку и затянул пояс. Пора идти на работу. Туннель, который Эванс рыл шестнадцать часов подряд, сужался до ширины гнилого бревна, которое он крошил зубилом.

Всего фут гниющей древесины теперь закупоривал монстра, но откуда было знать об этом Рыжему?

Губы Рыжего Эванса безвольно раскрылись. Он лег лицом на кучу вынутой им земли. Земля наполовину заполнила рот. Песок скрипел между клыками. У человека не было сил ни застонать, ни сплюнуть. Голые руки вяло имитировали плавательные движения, расходуя последние скудные запасы энергии. Пальцы медленно нащупывали стамеску. Она соскользнула вниз, вслед за маленьким обвальчиком грунта. Слюна во рту Рыжего превратилась в вытекающую из приоткрытых губ оранжевую грязь. Одна коленка дергалась.

Оно послало распростертому телу последний импульс. Мускулатура желудка сократилась. Жалость для Монстра была второстепенным человеческим чувством. Так, поглодать, когда не предлагается ничего поделикатней. Рыжий умер. Оно всосало его смерть. Сломанный инструмент, выброшенный за ненадобностью, – вот что такое Альберт Эванс.

Воодушевленное закуской, Чудовище переключило свое внимание на то, что располагалось выше: надо искать исполнителя для завершения работы по освобождению из заключения.

Первое, что было у Него на уме – это человеко-вещь по имени Джейми. Его ссохшееся искалеченное „я“ съеживалось еще сильнее, когда Оно начинало свое жуткое зондирование. Опустошенный разум ничего не стоит заполнить, превратить в марионетку, но по отношению к Джейми чудовище строило другие планы. Безмозглый инструмент мало что способен чувствовать. Джейми суждено худшее. Оно знает толк в мести. Оно продвинуло свои мысленные щупальцы дальше, оставив Джейми его привычный ужас никогда не прекращающихся ночных кошмаров.

Глава 12

У двоих из званых на ленч к Клэр не было особого желания присутствовать, причем почти по одним и тем же причинам. Бэрр встал в половине седьмого. Отставка не в силах сломать привычку к определенному распорядку. Нога в шлепанце нащупала педаль. Зажужжал моторчик. Самодельный токарный станочек ожил, короткий латунный цилиндр начал вращаться. Куцая ручка толкнула рычаг, резцы вгрызлись в металл. Яркая стружка посыпалась на станину. Бэрр наблюдал через защитные очки и увеличительное стекло. Идеально. Мужчина сдул бронзовую пыль. Ловкие пальцы ослабили тиски и переставили металлическую болванку в вертикальный зажим для сверления. Перед тем как опустить сверло, он все проверил и перепроверил. Тонкое вольфрамово-карбидное сверло опустилось и превратило цилиндр в толстостенную трубку. Еще одно, более тонкое высверливание, немного полировки, и кусок латуни станет стволом носового орудия четырехфутовой от носа до кормы модели флагмана Его Королевского Величества „Виктории“. Если не сбавлять темпы, копия будет закончена через месяц – три года с того момента, как Бэрр начал.

Мужчина повернулся на вертящемся стуле и посмотрел на корабль. Взор его сиял. Рангоут сохранял подвижность. Каждая деталь совершенна. На каждом палубном орудии – бронзовой обезьяне – микрогравировка „Виктория“, рядом пирамидки из шариков, специально рябоватых и покрашенных под чугунные ядра. Каждая пушка высверлена точно под калибр „ядер“. Бэрр любил помечтать. Он вынесет модель на улицу, когда будет мороз, и каждая „обезьяна“ сожмется от холода, чтобы выплюнуть свой с таким трудом вставленный в жерло заряд.

Бэрр поменял тонкое сверлышко на еще более тонкое – диаметром в два человеческих волоса. Запальные отверстия в пушках почти невидимы, зато точно соответствуют масштабу.

Оставалось принять еще одно решение. Никаких фигурок не предполагалось: ни маленьких моряков, ни крохотного Нельсона. А что если подзорную трубу? Косо положенную на перила кормовой надстройки, как будто?..

Было уже почти одиннадцать. Бэрр вытер пыльные руки и поднялся. Пора собираться.

В чем должен мужчина являться на ленч, будь он проклят? Да разве так уж не хочется идти? Женщины ведь будут. Хорошенькие женщины. Бог свидетель, ему нужна женщина. Было время, первые несколько лет после развода, Бэрр пускался в игры. Потом осточертело. Сексуальная потребность пока существовала. Не такая, чтоб невтерпеж, как в юности, но еще достаточно сильная. Вот к чему Бэрр потерял вкус, так это к самой „игре“. Сейчас стало ясно, что в юности увлекала сама интрига, преследование, неопределенность – в этом изюминка была. И вот теперь, после двадцати лет несчастной супружеской жизни – снова, уже зрелым мужчиной, его потянуло к игре. То ли женщины изменилась, то ли он сам.

Бэрр обнаружил, что после пары минут знакомства он уже знает, заинтересована ли собеседница, доступна ли. Если нет – он не преследовал, если да – что ж, первым делом – сейчас ему немного стыдно из-за этого – Бэрр следовал некоему ритуалу нажимания правильных кнопок, разных для разных женщин, пока все не кончалось постелью. Не имело значения: были какие-то настоящие чувства, не были – Бэрр покорял любую потому, что она для него была – как Эверест для альпиниста.

Потом начинались грязноватые хлопоты по выпутыванию. Все слишком легко улетучивалось. Промежутки без женщины становились длинней. Краткие отрывки наслаждения стали перевешиваться избыточным количеством потраченных усилий. Седьмой месяц уже пошел? Шесть месяцев пролетело с тех пор, как Бэрр стал достаточно зрелым, для того чтобы разобраться, чего он на самом деле ищет в сексуальной жизни. Полгода прошло, как Карпатьян понял, для чего нужно что-то большее, чем просто желающее женское тело.

Ему нужна не любовь. Или любовь? Все теперь усложнилось. Много лет назад, вскоре после развода, Бэрр понял: ему приятнее доставлять наслаждение. И женщины начали сознавать, что он упивается, услаждая их. Это, похоже, даже увеличивало их наслаждение. Женщинам нравилось, что партнер не просто делает то, что нужно, а сознавая, что их экстаз приводит мужчину в восторг. Аналитический ум Бэрра сделал следующий шаг. Были женщины, которым нравилось доставлять наслаждение мужчинам, их собственное удовлетворение имело для них второстепенное значение. Такие женщины могли испытать оргазм, когда видели, чувствовали или пробовали на вкус его оргазм. Когда Бэрру попадалась такая партнерша, его наслаждение многократно увеличивалось. Самым большим счастьем оказалось получение наслаждения от женщины, которая упивается своей способностью доставить наслаждение ему, также как он от способности усладить ее. Было ли это формой любви? При том, что женщине было все равно, какому мужчине она приносит радость? Это, следовательно, всего лишь рафинированная похоть, высшая точка отделенной от всего привнесенного физиологической страсти.

Бэрр больше не искал любви, он искал интеллигентную, привлекательную женщину именно с таким эротическим свойствам. Такую женщину он бы лелеял.

Бэрр смыл с лица мыльную пену. Может, и есть здесь такая женщина, даже сейчас, когда он уже в возрасте, которая получала бы удовольствие нажимая ЕГО кнопки. Карпатьян решил спрыснуть себя лучшим одеколоном, который она (как ее звали-то? У нее еще родинка была высоко на внутренней стороне ляжки) подарила ему. По радио Пегги Ли пела „И это все?“

Джон Холл шел на ленч с неохотой. Он был занят. У него тоже было хобби. Еще двадцать витков невидимой нейлоновой лески да привязать красное перышко между двумя голубыми. Несколько минут с тонкогубыми пассатижами – и мормышка готова. Ясно, что это демонстрационная мормышка, а не работающая наживка. У него появилась идея, навеянная редкой пряжей, из подкрашенной мишуры. Этим Джону и не терпелось заняться. А тут – изволь быть светским.

Светское значит неудобное. Или же снова жить отшельником? Это слишком привлекает внимание.

Джон завязал шишковатый узел, чтобы освободить струбцину. Коварно занозистый невесомый крючок с блестящим хвостом лежал на ладони. Джон поднял глаза на стену. Куда ее? У него шестнадцать демонстрационных образцов в рамочках, в два ряда. Начинать третий ряд? В сторону продвигаться некуда: ограничивают гарпун, за который отец получил приз, с одной стороны, и две остроги, с другой. На другую стену? Рука напряглась, и Джон почувствовал, как крючок впился в подушечку большого пальца. Пальцы сжимались, хотя Джон и не хотел этого. Острие прошло сквозь кожу и вошло в мускул. Джон моргнул и сжал сильней.

Как так получилось? Он же всегда осторожен. Крючок прорыл в мясе изогнутый ход. Зазубрина процарапала свою собственную канавку вдоль всего туннеля. Последний мышечный спазм – и появилась рубиновая размытая точка. Джон нахмурился. Вынуть его теперь можно только одним способом. Зазубрина не даст вынуть крючок тем же путем, каким он вошел. Придется выкусывать кусачками.

Мормышка, конечно, испортится. Левой рукой Джон выдвинул ящик в верстаке, достал бинт. Надо идти на ленч.

Уже направляясь к двери, Джон остановился. Левая рука потянулась к висящей на стене остроге, погладила острый искривленный конец. Это была глубоководная острога, достаточно мощная, чтобы вытащить бьющегося тунца или мелкую акулу, изысканно грубая, из нержавеющей стали. Джона передернуло от необъяснимого трепета.

Первое, что увидела Холли Колдер, войдя в квартиру Клэр Сэксони, был застекленный шкаф с выставленными белыми чернолицыми куклами-клоунами. Они живо напомнили ей ночной кошмар. Ее презрение к дикторше переросло в глубокую неприязнь.

Холли понимала, что чувство ее абсолютно иррационально. Она старательно разгладила напрягшиеся лицевые мышцы и приняла большой бокал из рук хозяйки. От напитка защекотало в носу, и женщина хихикнула. – „Овечья шипучка“, – сказала Клэр.

– „Овечья шипучка“? Я надеюсь, она не?»

– Знаете «баранью шипучку»?

Холли кивнула:

– Шампанское с апельсиновым соком.

– А это – женская версия. Я добавила сухого шампанского и мимозы. Сильней и ароматней. «Овечья шипучка».

Холли выглядела озадаченной. Клэр посмотрела на Алиту Ла Тобре, пожала плечами, повернулась обратно. Холли оглядела комнату.

– А Честити или Марши разве не будет?

Алита подошла ближе.

– Честити? Марши? – Клэр подняла бровь. – Мы же не собираемся превращать мою квартиру в «кошкин дом» [4]4
  «Кошкин дом», т. е. дом свиданий. Pussy – киска (англ.), может также означать женские гениталии. Ср. французское minette (киска). – Прим. пер.


[Закрыть]? Не правда ли, Алита?

Алита сосредоточилась на своем напитке.

– Неужели вы не любите кисочек? – спросила Холли, широко раскрыв глаза.

Клэр метнула на нее пронзительный взгляд. Алита поперхнулась апельсиновым соком.

Лицо Холли было нарочито бессмысленным.

– Что-то в вас наводит меня на мысль, что вы любите кошек. Мне кажется, вы таким образом… – Холли не закончила фразу.

– Простите, – бросила Клэр и отвернулась, приветствуя Ролло Дернинга и бормоча при этом что-то насчет «пластиковых кукляшек, у которых выдуло мозги».

Холли стояла одна и глядела на Клэр с Ролло. Его руки находились в постоянном движении: рубили воздух, трогали рукав Клэр, тряслись. «Какой наивный», – подумала Холли. Она уловила кусок разговора: «Сельская честь. В четверг».

Руки Ролло наконец угомонились, Клэр посмотрела через плечо на Холли и коснулась рукава Ролло. Холли удивилась тому, какую большую роль сыграла ее реплика с «кисками» для Ролло.

Подали омлет, слегка припудренный икрой низкого сорта. Холли положила пол-ложки на лиможское блюдце, рядом – маслянистый ломтик копченой семги и парочку черных маслин.

Клэр с удовольствием играла роль хозяйки.

– Вы должны помнить Ролло по вечеринке в бассейне, – говорила она Алите. – Дернинг был когда-то простым ученым, теперь он птица высокого полета: работает в «Пластикорпе». – Затем блондинка повернулась и указала на группку Эльспетов. – Рэндольф, оттуда же. А это – Алита… – Но Алита в этот момент увидела Бэрра Карпатьяна и тут же развернулась на сто восемьдесят градусов.

«Двое мужчин, которых избегает темноволосая и экзотическая женщина? – Холли была озадачена. – Неужели здесь каждый мужчина успел проявить себя с дурной стороны?»

Клэр схватила Бэрра за руку и потащила его к Эльспетам.

– Бэрр у нас в отставке, – говорила она торопливо. – Он большой человек на денежном рынке. Поздно начал, зато теперь такой ухарь. То есть, в смысле. Ну, вы меня поняли.

Холли с удовольствием наблюдала неприступную холодность, с которой Эльспет встречает усилия заискивающей перед ними хозяйки.

– Я полагал, что денежный рынок – забава для молодых людей, – наконец фыркнул Рэндольф Эльспет.

– Так и есть, – подтвердил Бэрр. – Все считали, что я староват для этого дела. Мне просто повезло. – Он повернулся к хозяйке. – Как это вам удается, Клэр, быть такой осведомленной в частных делах каждого? – Ну, для нас, людей из средств массовой. Информация – наша профессия, как вы знаете.

– Я так и понял, – заметил Бэрр холодно.

Холли ухмыльнулась. Плоховато идут дела у хозяйки. Тем лучше для Холли.

Широкая спина Бэрра почти заслонила Клэр от всей группы. Рэндольф направился к Алите. Джейн Эльспет незаметно двигалась к Бэрру поближе. Глаза ее округлились, губы приоткрылись. Внимание Холли переключилось туда, где Рэндольф припер к стене Алиту. Мужчина довольно улыбался, зато маленькая женщина хмурилась. Холли показалось, что она услышала что-то про «Домино».

«Чудак на чудаке», – подумала. Холли. Она искала глазами обещанных Клэр журналистов. Ни одного знакомого. Это хорошо. Меньше всего Холли хотелось, чтобы пересекались круги ее профессиональных и личных знакомых.

Джейн Эльспет придвинулась еще ближе к Бэрру. Ее полные бедра нацелились на пожилого мужчину. Холли подумала, уж не пора ли спасать мужика, но решила, что тот достаточно стар, искушен и уравновешен, чтобы позаботиться о себе. Это она хорошо сказала о нем: «уравновешен». Жаль, мужчинам, похоже, не дано достигнуть безмятежности, пока не отлетит юность.

Чья-то рука потянула за руку Холли. Клэр натянула на лицо лукавую улыбочку.

– Помните нашего домоуправителя, – спросила она, – мистера Тричера? Сирила?

Холли протянула коротышке кончики пальцев: «Еще бы! Отвратительный тип».

Ее взгляд поймал поверх плеча Тричера плечо Карпатьяна. Бэрр взглянул на Холли и увидел в ее взгляде нечто неожиданное: будто кто-то нарисовал зрачки в глазах Анны-сиротки[5]5
  Популярный персонаж комиксов, рисовался с огромными пустыми глазами. – Прим. пер.


[Закрыть] и тут же их стер.

Бэрр вновь переключился на Джейн Эльспет. Женщина что-то говорила о фильме, который она смотрела вчера вечером.

– Вампиры? – Он схватил нить. – Вы любите такие вещи?

– Я думаю, это – чисто женское, – ответила Джейн. – Высокий, черноволосый, таинственный, могучий, зловещий. Немного на вас похож! – Она чуть хохотнула и посмотрела Бэрру прямо в глаза. – Возможно, это лишь мое восприятие. – Ее палец забрел в ямку на его шее. – Я исключительно чувствительна по этой части.

«О Боже, – думал Бэрр, – лучше б этот Рэндольф поменьше думал о своем сердце в этот вечер, а последил бы за женой, а то она изнасилует какого-нибудь рассыльного. Или обвинит его в изнасиловании».

– А как насчет зомби или упырей? – спросил он громко. – Вы воспринимаете их как секс-объекты?

Джейн отступила на полшага.

– Я думала, вы поняли. – Женщина приблизилась вновь.

Карпатьян развернулся, раскрывая пространство между ними, выпуская интим.

Хэрри Сэйлия, держа левую руку в кармане, склонился со скучающей миной к книжным полкам. Джон Холл склонился с другой стороны. Бэрр искал, с кем хотя бы встретиться взглядом. Все напрасно. Спасения ждать неоткуда.

– Ты волнуешь меня, – выпалила Джейн, терзая ворот платья. – Правда! – Женщина ждала его реакции. Однако реакции не последовало. Так у Бэрра уже бывало. Несколько минут разговора с женщиной, и вдруг ни с того ни с сего собеседница пускается в словесные игры со всякого рода подтекстами, Бэрр так и не нашел иной тактики борьбы с этим, только стремительное отступление. Джейн ставила Карпатьяна в положение, когда он обязан как-то ответить: либо идти на сближение дальше, либо повести себя грубо. Черт бы побрал тех женщин, которым не хватает острых ощущений!

Ждет. Во рту у Бэрра пересохло. Тоненький ручеек пота потек по левому боку.

Рука другой женщины коснулась его руки.

– Мистер Карпатьян? – Это была мать того парня, Рона Эккерман. Бэрр перевел дух.

– Миссис Эккерман! Как же я рад вас видеть!

Джейн Эльспет, протолкнувшись между Бэрром и Роной, направилась в сторону буфета с напитками. Рона выпятила нижнюю губу и откинула упрямую прядку со лба.

– Зовите меня Рона, прошу вас. Чего это она? – Женщина указала подбородком на спину Джейн. Бэрр не нашелся, что ответить.

– Я только хотела еще раз поблагодарить вас, – продолжала Рона, – за то, что вы сделали для Тони. Я вовсе не хотела вам помешать. – Локон снова соскользнул на лоб, женщина вернула его на место ладонью. – Вы произвели на мальчика ТАКОЕ впечатление, Бэрр. Вы ведь не против, если я буду называть вас Бэрром? – Она не оставила паузы на предполагаемый ответ. – У Тони нет – как это называется-то? – модели мужского поведения, «образца для подражания», так что ли?

– Но его отец…

– Слишком занят, дома никогда нет. Эл всегда в движении – занят, занят, занят. Отличный добытчик, все нам достанет, но его совсем не бывает дома. В жизни Тони остается пробел. – Миссис Эккерман опустила глаза, голос ее сделался сиплым. – И в моей.

«А сковородки?» – подумал Бэрр.

– Ну, у меня-то, конечно, дела, – продолжала Рона. – У Тони – модели. Хороший мальчик, имеет свое хобби. У него такой возраст. Начал обращать внимание на девочек. Как раз теперь нужно влияние мужчины. Естественные потребности, желания, советчик.

– Хобби? – переспросил Бэрр, нащупывая менее зыбкую почву. – Вы что-то о моделях говорили? Я сам в некотором роде моделист.

– Да что вы! Потрясающе! Тони будет счастлив как-нибудь к вам зайти. Как и я. Может минуточку. – Рона положила ладонь на руку Бэрра, будто на якорь его сажала. – Тони!

Подросток подошел к матери.

– А?

– Мистер Карпатьян, Бэрр, тоже модели делает. Что скажешь?

– Правда? А что за модели вы делаете, мистер Карпатьян?

– Корабли. Хочешь посмотреть?

– Еще бы!

– А если прямо сейчас?

– А как же ленч? – вмешалась Рона.

– Без нас обойдутся. И вообще, это все не в моем вкусе. А ты как, Тони?

– Я готов, мистер Карпатьян.

– Бэрр, пожалуйста. Сейчас, только поблагодарю хозяйку.

Клэр Сэксони беседовала с Алитой и сверхаккуратным мужчиной, который, как предположил Бэрр, был из журналистской братии. Эти с гостями не смешивались. Если судить по Клэр, единственной их заботой было общение с «важными» и «полезными» людьми.

Поблизости вертелась Холли Колдер.

– Скажем, Честити, – говорила Клэр, – ей ведь мало того, что она делает «как профессионал», она, я слышала, не только мужикам подмахивает.

– Нет, что вы! – запротестовала Холли. – Я видела, как она бегала трусцой с девушками, но она вовсе не подмахивала, хотя и в футболке на голое тело. Они так, подпрыгивали у нее чуть-чуть, и все.

Клэр сощурилась, уголки губ дернулись, она сглотнула, открыла было рот, но закрыла снова.

Бэрр вмешался с прощальными извинениями. Уходя, он склонился к уху Холли:

– Не переигрывай!

На секунду зрачки нарисовались в глазах Анны-сиротки. Это было хорошо. Холли, та Холли, что СО ЗРАЧКАМИ, очень и очень привлекательная женщина.

Тони уставился, покусывая бородавку на большом пальце, на бэрровскую «Викторию».

– Потрясающе! – Это слово он повторил уже в пятый раз.

Бэрр знал, что ему надо делать, хоть под ложечкой и сосало.

– Для того чтобы она стала такой, как сейчас, по требовались годы, – объяснял он, – но теперь уже немного осталось. Поможешь ее закончить?

– Потрясающе! То есть, в смысле вы это, правда?..

Нет, не правда. Однако Бэрр сказал:

– Ты можешь мне помочь. Ты имел дело с токарным станком?

– Токарным станком?

– Подними стул повыше. Для начала смотри за моими движениями.

К счастью, латунных стержней было значительно больше, чем требовалось.