Текст книги "Бедняга Смоллбон"

Автор книги: Майкл Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

III

– Простите, что я так срочно вас вызвал, – сказал Хейзелридж, – но дело сильно продвинулось вперед и я хотел бы слышать, что у вас нового.

Боун рассказал.

– Как просто! – воскликнул Хейзелридж. – Десять тысяч фунтов за один-единственный исписанный лист пергамента! Но все великие подлоги всегда выглядели очень просто!

– Сомневаюсь, – заметил Боун, – что кто-либо, кроме столь опытного специалиста по сделкам с недвижимостью, каким был Абель, и ко всему ещё на его месте, сумел бы столь гладко все проделать. Что если бы оценщик был местным жителем и знал ферму? Все тут же лопнуло бы. Наверняка Абель знал, что Фермерская лига пользуется услугами лондонского оценщика. Возможно, Абель был знаком с ним лично. Тогда все было ещё легче.

– Одно я не могу понять, – признался Хейзелридж, – По вашему, основы для подлога Абель заложил уже в 1938 году. Он что, уже тогда знал, что у него грудная жаба?

– Ну нет, – покачал головой Боун. – Зато он знал, что у него кончились деньги. Лучше всего в этом методе была его обратимость. Пока он регулярно платил проценты, ничего не могло случиться. А если вдруг появилась бы возможность выплатить долг, ипотеку можно было ликвидировать. Тогда он получил бы документы назад и мог их даже сжечь. А Фермерская лига, вернув свои деньги, тоже ни о чем бы не спрашивала. Точно как если бы посыльный присвоил бы пакет с деньгами, надеясь, что на следующей неделе выиграет в тотализатор и все вернет.

– Все они одинаковы, – согласился Хейзелридж. – Ну, по крайней мере эта часть происшедшего теперь ясна. Благодаря вашим усилиям, – великодушно добавил он. – Все было так: Смоллбон узнал про Стэнкомб Фарм и что-то – мы никогда уже не узнаем, что, – возбудило у него подозрения, что Стэнкомб Фарм никогда не существовал. Семнадцатого февраля-то есть в пятницу – он съездил туда, чтобы убедиться. Мы не придали значения одной его реплике, которую передала нам хозяйка квартиры: «Если найду то, что ищу, начнутся большие дела.» Этот жалкий человечишка уже нюхом чуял запах грязного белья, может быть воображал себя свидетелем на громком процессе. И он видимо нашел то, что искал – или, точнее, не нашел, что одно и то же. Вечером вернулся домой, а на следующий день.

– Да, – кивнул Боун. – Как же он провел следующие две недели?

– Первую – на распродаже фарфора и керамики в Линн Реджис. Мы только что получили эту информацию. Нет никаких сомнений, опознание несомненное. Он не скрывался, в отеле записался под собственным именем.

– А в перерывах между прицениванием к фальшивым вазам династии Минь и сомнительным кельтским лошадкам думал о том, как из скандала с Хорниманом выжать максимальную пользу.

– Да уж. Полагаю, он тогда написал как минимум два письма, видимо адресовав их Бобу Хорниману. Тогда он мог уже знать, что у Абеля дела плохи. Возможно, не хотел, чтоб того это добило, прежде чем предстанет перед судом. Примерно так он скорее всего рассуждал. В первом письме, видимо, привел факты, которые сумел установить, и спрашивал, что намерена фирма предпринять, и собирается ли она вернуть деньги (сам прекрасно знал, что не сможет). Но если бы и вернула, он считал своей обязанностью поставить в известность полицию – со ссылкой на параграфы о подлоге – и довести дело до суда. Боб обдумал все и написал ему, чтобы пришел в контору в субботу 27 февраля. И что он все разъяснит.

– А сам принялся за дело и опорожнил один из ящиков для бумаг. Между прочим, как провел Смоллбон последнюю неделю? На распродаже антикварного стекла в Хемл Хемпстед?

– Этого мы пока не знаем, – признал Хейзелридж. – Но узнаем, – добавил он со спокойной уверенностью.

– Не сомневаюсь, – уважение Боуна к результатам рутинной полицейской работы все возрастало. – И что было дальше?

– Смоллбон поверил письму и принял приглашение. Думал, что ответ его может удовлетворить. Это письмо мы и нашли. Послано было оно на домашний адрес Боба. Потому и не было зарегистрировано.

– Лично Бобу?

– Да. Нужно было собраться целому совещанию секретарш, чтобы обратить внимание на разницу между началом: «Дорогой Хорниман» и «Дорогой мистер Хорниман».

– И Боб носил его в кармане и потерял в конторе?

– Что-нибудь вроде этого. Конечно, в общих чертах. Детали дополним позднее. В субботу утром Маркус Смоллбон прибыл в Линкольнс Инн в четверть первого, как было условлено. Боб там его ждал уже один. Постарался договориться, но все было напрасно. Значит, оставался только другой выход. В ящик – и с концами! Ключ можно выбросить и сделать вид, что ничего не знает.

– Для такого нужны крепкие нервы, – делать вид что ничего не случилось.

– Да, – признал Хейзелридж. – Вам бы следовало прочесть его послужной список, – как-то не по теме добавил он. – Знаете, что он получил крест «За храбрость», и вполне заслуженно? За конвои в Арктике.

Боун на миг задумался и сказал: – Есть какие-нибудь прямые улики?

– При расследовании убийств редко попадаются прямые улики, – спокойно заявил Хейзелридж. – Но у нас уже немало косвенных. И они начинают стыковаться друг с другом. Больше вам сказать пока не могу. Например, возьмите время второго убийства. У четверых нет алиби на критическое время. Но Боб Хорниман, насколько я знаю, единственный, кто постарался создать фальшивое алиби.

– Вы в этом уверены?

– В душе я уверен. Хочу вызвать в качестве свидетелей всех официанток из ресторана, где якобы ужинал Боб, и все они поклянутся, что никогда в жизни его не видели. Это легко проверить.

– Что-нибудь еще?

– Пока только одно. По словам Боба, в ту субботу он был в конторе с мисс Милдмэй до двенадцати. Положим, что они ошиблись и ушли из конторы минут за пять до полудня. Не будем спорить из-за десяти-пятнадцати минут. Но как вы объясните факт, что один клиент звонил в вашу контору три раза в одиннадцать часов и никто не снял трубку?

– Гм. А как это объясняете вы?

– Мне объяснять незачем. Пусть это делает Боб Хорниман. Но положим, что он избавился от мисс Милдмэй пораньше – скажем, заявил, что для неё работы нет, – и что потом попросил её ничего не говорить. А у него было слишком много хлопот, чтобы ликвидировать все эти бумаги и книги.

– Да, – протянул Боун. Он как раз кое-что вспомнил. Вспомнил, как взглянула Анна Милдмэй на Боба Хорнимана на торжественном банкете в первый день его работы в фирме. Десять дней назад. А казалось ему, так давно. Ему казалось.

Он вскочил с кресла.

– Если я вам больше не нужен, я пойду.

– Вызвать вам такси?

– Нет, спасибо, я пойду пешком.

– В самом деле?

– В самом деле.

– Ну, если что-то станет известно, я вам позвоню. Оставайтесь в контакте со мной.

– Ладно, – Боун торопливо ушел.

Хейзелридж задумчиво посмотрел ему вслед.

Боун действительно прошел весь путь домой пешком.

Это пришло ему в голову совершенно неожиданно-жуткая мысль, что Боб Хорниман и вправду убийца и что его за это в самом деле повесят; что ему привяжут руки к телу, а на голову наденут мешок, что ему придется ступить на вычерченную мелом букву «Т» на люке и что его собственный вес сломает ему хребет. До сих пор его увлекал механизм следствия, и вперед он не заглядывал.

Зато теперь ему было очень плохо.

Не то, чтобы он близко знал Боба. Вряд ли мог назвать его приятелем. Но они ходили в одну школу. Боб отличился в войне, всегда держался с Боуном по-приятельски, и вообще тому нравился.

«Если бы он хоть остановился на первой жертве, – говорил себе Боун. – Ту бы можно было простить. Не с точки зрения права – у закона слишком зашоренные взгляды на святость жизни индивидуумов типа мистера Смоллбона – но хотя бы в глазах его друзей. Ни один из них пальцем бы не шевельнул для его разоблачения. Но убить эту патетическую, глупенькую и безвредную мисс Читтеринг! Только для самозащиты.»

– Я на вашем месте не лез бы под автобус, молодой человек, – заметил ему констебль на углу Олдвич. – По крайней мере, пока он не остановится. Наезды со смертельным исходом неприятно нарушают дорожное движение.

– Простите, задумался.

Уже осторожнее Боун миновал здание суда и Белл Ярд. Теперь ему в голову пришла иная мысль. Каково бы было его положение как партнера, если бы осуществилась недавняя идея Боба? Если Боб уже перевел бы пай на него и тихо исчез на свою ферму в Корнуэлле, прежде чем все вышло бы наружу? Напоминание Фермерской лиги об очередном взносе стало бы роковой спичкой в бочке с порохом. А что если до того Боб сумел бы как-нибудь рассчитаться?

«Нет, этот парень – мошенник, – сурово сказал себе Боун. – Нечего пылать к нему симпатией. И ещё такой хладнокровный убийца!»

Неприятные мысли не уходили. Если версия полиции верна, нет ли тут ещё одного человека, у которого Боб теперь в руках? Анна Милдмэй? Боун сказал себе, что не хотел бы, явившись в понедельник в контору, выяснить, что Анна отправилась следом за мисс Читтеринг.

Генри вернулся в контору, изнывая от желания позвонить Хейзелриджу. Но решил, что с небольшой помощью может справиться и сам. По крайней мере один надежный помощник у него был. Вызвал мисс Корнель.

Времени для околичностей не было.

– Вы в хороших отношениях с мисс Милдмэй, не так ли?

Мисс Корнель удивленно взглянула на него, но ограничилась только сухим «Да».

– Хорошо. А не могли бы вы как-то так устроить, чтобы она провела этот уикэнд у вас?

– С вечера пятницы до вечера воскресенья?

– Этого хватило бы.

– Могу пригласить, – кивнула мисс Корнель. – Нет, погодите, я в эту субботу дежурю.

– Завтра будет закрыто, – сказал Генри. – Так распорядился мистер Крейн.

– Да, фирма катится под гору, – заметила мисс Корнель. – Полагаю, нет смысла спрашивать вас, в чем дело?

– Лучше бы не надо, – ответил Генри. – Только на двое суток.

Мисс Корнель быстро взглянула на него.

– Ага, так вот в чем дело. Ну ладно, я попытаюсь. Но, возможно, у неё уже свои планы.

– Так отговорите её, – настаивал Боун. – Да, Чарли, что тебе?

– Мистер Крейн хочет немедленно поговорить с вами, мистер Боун.

– Уже иду.

Крейн читал какое-то письмо. Генри никогда ещё не приходилось видеть маленького толстяка таким озабоченным.

– Видимо, вы сами понадобитесь нам куда больше, чем ваши деньги, сказал он.

– Что случилось?

– Бёрли вышел из игры, – сообщил мистер Крейн. – Вот, все здесь. Все в этом письме. Он отказывается от всего, даже не требует назад свой учредительный пай.

– И что будет дальше? – поинтересовался Боун.

Ему стало казаться, что стоит на миг закрыть глаза – и окажется, что фирма перешла под начало герцога Ланкастерского.

– Его пай видимо будет разделен между остальными партнерами, подумав, сообщил мистер Крейн. – Так что за свои деньги вы получите гораздо больше.

– Гм… – протянул Генри. – Полагаю, что в понедельник я смогу вам дать тот или иной ответ.

Он подумал, что за уик-энд ему нужно разрешить уйму проблем.

IV

Но самые удивительные события этого тяжелого дня были ещё впереди.

Боун ушел из конторы в шесть часов, дома рассеянно съел что-то приготовленное миссис Маджоли, и отправился на вечернюю прогулку. Тучи висели низко, собирался дождь, и Боун застегнул под горлом непромокаемый плащ, полный решимости выбросить из головы все мысли о фирме «Хорниман, Бёрли и Крейн.»

Перед входом в концертный зал Темпл Холл вдруг заметил знакомое имя. Оно значилось на афише, сообщающей, что в тот вечер выступает хор «Справедливость» с баховскими «Страстями по Матфею». Главными солистами были известные певцы, а шрифтом поменьше значилось: «Второй тенор – Юстас Коккерил».

– «Двух людей с такой фамилией быть не может,» – подумал он. Тихо открыл двери и вошел.

Маленький зал был полон, и поскольку никто его не заметил, Боун тихонько встал за колонну и стал слушать.

Хор уже заканчивал первую часть. Хорал «И восстанешь.» подходил к концу и по басовым и теноровым речитативам Боун решил, что пришло время. Второй состав уже был на ногах, и Боун увидел Коккерила, который тихонько присоединился к ним.

Все его поведение было отмечено несомненной уверенностью в себе и после первых нот «О горе, горе!» впечатление Боуна подтвердилось. У Коккерила был не просто хороший, красивый голос. Правда, ему недоставало концертного блеска, каким отличается исполнение профессионала, но это полностью компенсировали чистый тон, исключительная модуляция и трогательная непосредственность. «О, горе!»– Как будто слова эти певец произносил впервые.

Хор зарыдал:

– Господь мой, почему ты должен так страдать?

И тенор вновь зазвенел:

– Перед судом предстанешь.

Слова влекли за собой цепочку образов, как не смонтированный фильм; начиная со старого судьи, обрекающего на смерть, и кончая хмурым рассветом на тесном дворе, обнесенном высокой стеною.

Когда Боун в мыслях вернулся на землю, Коккерил уже начинал свое второе соло «Господа святого чтить буду.» Для любителя партия сложная, но певец блестяще справился с нею, словно и не замечая трудностей. С исключительным вдохновением выводил долгие пассажи, пока голос его не растворился в заключительном хорале.

Когда отзвучали последние ноты, Боун торопливо окинул взором публику и убедился, что в восторге не один он. Слушатели отдали должное прочувствованному исполнению мгновением мертвой тишины, перешедшей в тот легкий шумок, который обычно следует после напряженного внимания.

И тут Боун увидел ещё кое-что.

В трех рядах перед собой он заметил голову на крепкой шее, переходившей в могучие плечи деревенского кузнеца.

Эту фигуру нельзя было не узнать.

Он немало удивился, что же привело инспектора Хейзелриджа в тот вечер в концертный зал Темпл Холл…

14. Суббота
ПОДГОТОВКА К ЗАВЕРШЕНИЮ

Дом может оказаться жилым, но совсем не таким, как дом, означенный в купчей.

Бикертон Пратт. «Практика операций с недвижимостью»

I

– Ага, – протянул заместитель начальника полиции.

Нарисовал в лежавшем перед ним блокноте рассерженного кролика, на минутку задумался, вытащил из нагрудного кармана пиджака четырехцветную ручку и пририсовал ему клетчатый галстук.

– Теперь ваш ход, – заметил он.

– Не вижу иной возможности, – согласился Хейзелридж. – Проблема в том, что все эти новые материалы пришли в последнюю минуту, так что у меня ещё не было времени его о ни о чем спросить.

– Но вы его уже допрашивали.

– Предварительно – как и всех остальных.

– Гм. – заместитель вернулся к своему кролику, и одарил его цилиндром, моноклем и наконец деревянной ногой. – У него явно была возможность совершить оба убийства. Метода соответствует его возможностям. И доводов было достаточно.

– В известном смысле даже слишком.

– К чему вы это говорите?

– Тут вот в чем дело, – осторожно начал Хейзелридж. – Я всегда был убежден, что определенный тип людей убивает в припадке ярости, и совсем иной – ради корысти. А тут, похоже, было и то и другое.

– Это можете оставить для апелляционного суда, – цинично бросил заместитель.

II

– Мне это совсем не нравится, – сказал сержант Роллс. Они с Хейзелриджем стояли в тени на Си Лейн. Где-то впереди неясным пятном белел домик. Видимость была весьма паршивая.

– Он приплыл сюда в четыре часа. Целый день гонял по устью реки – без видимой цели, словно изучал местность. Это кутер в тридцать два фута с подвесным мотором «остин». Для такого судна нужен экипаж в два человека, но он справляется один, и любо дорого смотреть как.

– И вообще не сходил на берег?

– Сходил. Заходил в дом выпить чаю, который приготовила ему миссис Малле. Потом снова вернулся на борт. И до сих пор там.

– Что он делает?

– Сидит, наверное, – пожал плечами Роллс. – Главное, что он все ещё здесь. Что никуда не смылся.

– У вас глаза лучше моих, – с завистью заметил Хейзелридж. Он едва различал контуры дома, а тем более того, что за ним.

– Я привык к темноте, – заметил сержант. – Но кто это? А, миссис Малле.

Перед ними вынырнула плотная фигура в плаще.

– А вы что здесь делаете? – спросила миссис Малле. – Пикник полиции?

– Придержите язык, миссис Малле. Это старший инспектор Хейзелридж из Скотланд-Ярда.

– Мы уже знакомы, – сказала миссис Малле.

– Он хотел бы знать, что делает Хорниман-младший на яхте.

– Мы живем в свободной стране, разве не так? – спросила миссис Малле. – Если вас это интересует, пойдите и спросите.

– Недурная идея, – согласился Хейзелридж. – Но если не возражаете, я предпочел бы, чтоб это сделали вы.

– Да ради Бога, – равнодушно согласилась миссис Малле, но оба заметили, что её черные глаза вспыхнули от любопытства.

Она исчезла за углом. Мужчины незаметно потянулись следом.

Из темноты донесся голос Боба Хорнимана.

– Это вы, миссис Малле?

– Да, сэр, это я. Принесла вам молоко к ужину. Не пойдете наверх?

– Пока нет, – ответил Боб. Едва ощутимое поначалу напряжение в его голосе было теперь вполне заметным. – Будьте так добры, оставьте его за дверью. Телеграмма ещё не пришла?

– Когда я уходила, ещё нет, – сказала миссис Малле, поднялась с причала в гору и сообщила:

– Видели? Ничего не сказал.

– Ладно, – протянул Хейзелридж, – придется рискнуть.

Ситуация чем дальше, тем меньше ему нравилась. Теперь он уже различал силуэт Боба на фоне бликов на воде. Казалось, тот сидит, скорчившись и скрестив ноги, на низкой крыше рубки и не обращая внимания на холодный вечерний бриз, смотрит на воду. Яхта стояла на одном кормовом якоре футах в десяти от пирса, который сам футов на пятнадцать выступал в залив. Расстояние явно было слишком велико, чтобы Боб мог отважиться его перепрыгнуть. Но с того момента, как заместитель спросил, может ли по его мнению Боб решиться бежать, Хейзелриджа мучало неприятное чувство, что он знает, как ответить. Но тогда не ответил. Ему казалось глупым предсказывать то, что и так скоро станет ясно.

Инспектор глубоко вздохнул.

– Мистер Хорниман!

– Да? Что вам угодно?

– Это инспектор Хейзелридж. Мне нужно с вами поговорить.

Наступила короткая пауза.

– Вы выбрали чертовски странное место, – заметил Боб.

– Знаю, но то, что я вам хочу сказать, крайне важно.

Наступила пауза подольше.

– Нам не стоит перекрикиваться через залив, – Боб поднялся. – Как известно, звук разносится над водой Бог весть куда.

Боб развернул яхту так, что просвет между берегом и кормой значительно уменьшился, и прыгнул на берег, где пришвартовал свой корабль к стальному кнехту.

– Пойдемте в кухню, – предложил он ничего не выражавшим голосом.

Хейзелридж последовал за ним по узкой каменистой дорожке. Он не мог сказать, облегчение испытывает, или удивление. И десять минут спустя все ещё не был уверен в этом.

«Боб Хорниман от вопросов не уклоняется, – думал он, – но и полной правды не говорит.» Они сидели лицом к лицу в кухне. В свете сильной лампы без абажура лицо Боба казалось ещё бледнее обычного, глаза за толстыми стеклами глядели настороженно.

Неожиданно он перебил инспектора на полуслове.

– Можете ответить мне на один вопрос?

– Если смогу, – ответил Хейзелридж.

– Вы думаете, Смоллбона убил я?

Это был едва ли не единственный вопрос, которого Хейзелридж предпочел бы избежать. Но прежде чем он попытался выиграть время, Боб продолжал с оттенком иронии в голосе:

– Вы думали, что я тут сижу и думаю, топиться мне или не топиться, да?

– Я.

– Послушайте, инспектор, если я вам дам честное слово, что на самом деле существует объяснение для некоторых нестыковок в моих показаниях про то субботнее утро и вечер четверга, но они не имеют ничего общего ни со смертью Смоллбона, ни со смертью мисс Читтеринг – вы могли бы мне поверить?

– Нет, – твердо заявил Хейзелридж. – Не имею права.

– Ну ладно, – челюсть Боба воинственно выдвинулась вперед, – вероятно, я не могу запретить вам шастать здесь и вынюхивать всяческую информацию. Но помогать я вам в этом не буду, и не рассчитывайте.

– В таком случае, – Хейзелридж глубоко вздохнул, – мне ничего не остается, как предупредить вас.

Раздался столь громкий стук в дверь, что оба подскочили. И прежде чем кто-то из них успел сказать хоть слово, двери распахнулись и в них появился старик Малле. Он едва переводил дух и был красен от возбуждения.

– Пришла! – крикнул он. – Я думал, что она нужна вам срочно – вот и несу. – Мистер Малле размахивал вскрытой телеграммой. И поскольку понял, что нужно что-то добавить в объяснение, заявил: – Все в порядке, сэр, я уже взглянул.

Боб расправил на столе оранжевый бланк, Хейзелридж заглянул ему через плечо.

«A– Z отрицательные. Макнейл.»

– Слава Богу! – выдохнул Боб. – Вы меня на минутку простите, но я должен позвонить.

Боб выскочил из кухни в прихожую, был слышен звук снятой трубки.

– Вы не знаете случайно, о чем идет речь? – поинтересовался Хейзелридж. И заметил, что обращается к миссис Малле, которая выросла за спиной мужа как из под земли.

– Междугороднюю, – говорил в прихожей Боб. – Севенокс ноль семь шесть три два.

– Ну конечно о той девушке, – заявила миссис Малле, – что сюда ездила на субботы и воскресенья.

– Господи! – воскликнул Хейзелридж. – Конечно! Ну я и болван!

– Десять минут? Я подожду.

Боб вернулся в кухню. Он держался так прямо, что казался внезапно подросшим.

– Так, теперь – что вы хотели знать?

– Если можно – правду, – предложил Хейзелридж. – Если, конечно, вы не возражаете.

– Нет, вот миссис Малле знает все, – сказал Боб. – Увидев вас впервые, она решила, что вы детектив по разводам. Но, впрочем, думаю, что лучше будет нам поговорить с глазу на глаз. Могли бы вы с мужем на минутку выйти в соседнюю комнату, миссис Малле? Растопите камин и откройте одну из тех бутылок, что в шкафу. И приготовьте бокалы. Полагаю, нам есть что отметить.

– Бутылками займусь я, капитан, – торопливо взял инициативу в свои руки мистер Малле, который сразу распознал выгодное занятие. – Предоставьте это мне.

– Так, мистер Хорниман, – сказал Хейзелридж, – теперь вы поясните мне, о чем идет речь?

– Ну разумеется об Анне Милдмэй, – ответил Боб. – Я её ужасно люблю и через семь с половиной минут собираюсь просить её руки.

– А телеграмма была.

– Ну да. Я думал… мы оба думали, что у нас будет ребенок. Мой ребенок. Теперь знаем, что нет. Две недели назад она сдала пробу Ашхайм-Зондека. И телеграмма как раз об этом. Понимаете? Если ребенка не будет, все гораздо проще. Могу просить её руки.

– Я бы скорее полагал, – неуверенно заметил Хейзелридж, – что если бы она и вправду ждала ребенка, ваша обязанность.

– Вот именно, – согласился Боб. – Я чувствовал бы себя обязанным. А это худшее основа для супружества. Теперь же все в порядке.

– Ну, ваше дело, – согласился Хейзелридж. – В конце концов это вам жениться. А теперь вы могли бы мне пояснить.

– Разумеется, – согласился Боб. – Короче, в тот вечер, когда убили мисс Читтеринг, мы, разумеется, ужинали вместе. Не в том заведении на Стренде, а в одном маленьком ресторанчике на Флит стрит. Там был заказан столик на три четверти седьмого.

– Вас там знают?

– Должны бы знать, – усмехнулся Боб. – Я регулярно хожу туда последних десять лет. Это маленькое заведение – только хозяин и его брат, который обслуживает клиентов. Оба меня знают.

Хейзелридж умел распознать правду, когда её слышал.

– На всякий случай дайте мне адрес, – сказал он. – А что с субботой?

– Ну, – протянул Боб, – это весьма прискорбное обстоятельство. Ведь в тот день… короче, в тот день все и началось.

Хейзелридж с минуту смотрел на него, и вдруг невольно рассмеялся.

– То есть тогда вы.

– Ну, – растерянно кивнул Боб, – вот именно.

– Тогда неудивительно, что вам некогда было отвечать на телефонные звонки, – заметил Хейзелридж.

– Еще бы, – вздохнул Боб. – Вы можете представить, что особого желания работать у нас не было. Так что мы смылись оттуда в четверть двенадцатого и успели ещё на последний поезд в Шеффхем. Тут он останавливается в два часа. Миссис Малле вам это подтвердит… минутку, телефон!

Боб ринулся к дверям. Хейзелридж, который встал и с удовольствием стал греть поясницу у камина, слышал, как Боб говорит в трубку:

– Севенокс? А, это вы, мисс Корнель? Могу я поговорить с мисс Милдмэй?

Пауза.

– Анна, милочка, все в порядке.

Хейзелридж прикрыл дверь и вернулся на свое место у камина. Уже не слышал, что говорит Боб, но по тону решил, что действительно все в полном порядке.