Текст книги "Танцы с волками"

Автор книги: Майкл Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Он опустил поводья и закурил, зачарованно наблюдая за тем, как луна быстро поднимается вверх. Ее перемещение было отлично видно и могло служить прекрасным ориентиром для путешественника, не имеющего карты.

По мере этого шествия луны по темному небу прерия становилась все светлее и светлее. До сих пор Данберу была известна только темнота ночной прерии, но этот поток света, эта иллюминация чем-то походила на океан, внезапно пересохший до самого дна.

Он должен был спуститься туда.

Лейтенант и Киско вместе отправились на прогулку, которая продолжалась около получаса, и Данбер наслаждался каждой ее минутой. Когда они наконец повернули назад, его переполняло чувство уверенности в себе.

Сейчас он был рад всему случившемуся. Данбер не собирался хандрить и дальше из-за солдат, которые отказывались прибывать. И он не собирался менять свои привычки относительно сна. Он больше не будет выезжать на патрулирование на небольшие дистанции, и не будет проводить все ночи в полудреме, оставаясь настороже.

Он больше не собирается чего-либо ждать. С этого момента он все берет в свои руки.

Завтра утром он, Данбер, покинет Форт и отправится искать индейцев.

И что особенного, если они съедят его?

Хорошо, если они его съедят, дьявол сможет получить еще одну душу.

Но отныне – никакого ожидания!

IV

Первое, что она увидела, когда проснулась на рассвете, была пара глаз. Потом она заметила множество глаз, глядящих на нее. Все пережитое вчера вернулось к ней, и Стоящая С Кулаком почувствовала неожиданный прилив смущения от того, что ей уделяют столько внимания. Она сделала попытку совершить действие, не входящее в привычки дакотов.

Она хотела спрятать свое лицо.

Окружающие спросили, как она себя чувствует и не хочет ли она есть, на что Стоящая С Кулаком ответила:

«Да, мне уже лучше и было бы неплохо что-нибудь поесть».

Пока она ела, наблюдая за тем, как женщины выполняют свои обычные обязанности, это, а также хороший сон и пища, возымели должное действие. Жизнь продолжалась, и, поняв это, она опять стала чувствовать себя человеком.

Когда она прислушалась к своему сердцу, она могла с уверенностью сказать, что чувствует боль. Сердце ее было разбито. Оно могло бы быть исцелено, если бы она должна была продолжать жить, и это было бы лучшим завершением искреннего траура.

Она должна носить траур по своему мужу.

Чтобы сделать это, Стоящая С Кулаком должна покинуть хижину для женщин.

Стояло еще раннее утро, когда она готова была идти. Женщины причесали ее растрепанные волосы и послали двух подростков по поручениям: одного – принести ее лучшее платье, другого – отвязать и привести одного из пони ее мужа.

Ни одна из женщин не была обескуражена, когда Стоящая С Кулаком продела пояс в ножны своего лучшего ножа и повязала его на пояс. Вчера они смогли предотвратить глупость. Сегодня Стоящая С Кулаком уже была спокойна. Если она все еще хочет расстаться с жизнью, то пусть так оно и будет. Многие женщины именно так и поступали в прошлом.

Подруги шли позади, когда она выходила из хижины – такая красивая и строгая, такая печальная. Одна из них помогла ей сесть на пони. Затем пони и женщины ушли, покидая место, где племя располагалось лагерем, и направились в открытую степь.

Никто не окликнул се, никто не заплакал, и никто не сказал ей «до свидания». Все только стояли и смотрели ей вслед. Но каждый из ее друзей надеялся, что она не будет слишком сурова к себе, и что она вернется назад.

Все они любили Собранную В Кулак.

V

Лейтенант Данбер торопился со всеми приготовлениями. Он уже проспал зарю и хотел быть готовым до восхода солнца. Теперь он обжигался горячим кофе, одновременно дымя своей первой в это утро сигаретой. Вместе с этим его мысли пытались упорядочить все настолько эффективно, насколько это было возможно.

Сначала он подумал о грязной работе, начав с флага на складе продовольствия. Он был новее, чем тот, который развевался над его хижиной. Данбер взобрался по разрушенной стене дерновой халупы и снял полотнище.

Он расщепил жердь от кораля, поставил ее на землю и приложил сбоку к ботинку. После тщательных измерений Данбер отрезал несколько дюймов от одного ее конца. Затем он укрепил на ней полотнище. Флаг выглядел совсем неплохо.

Более часа он провозился с Киско, счистив грязь с подков на каждом из его копыт, вычесав гриву и хвост и смазав их свиным салом.

Больше всего времени было потрачено на его шерсть. Лейтенант начищал ее и причесывал полдюжины раз до тех пор, пока, наконец, отступив на несколько шагов, не увидел, что нет смысла делать что-то еще. Все уже сделано. «Оленья шкурка» сияла, как глянцевая обложка книжки с картинками.

Данбер привязал свою лошадь на коротком поводу так, чтобы она не могла улечься в грязь, и снова вернулся в хижину. Там он достал свою форму и прошелся щеткой по всей ее поверхности дюйм за дюймом, стряхивая мельчайшие ворсинки и катышки. Затем он начистил до блеска все пуговицы. Если бы он имел краски, он обновил бы подкраской эполеты и желтые лампасы на наружной стороне брюк. Однако Данбер обошелся небольшим плевком и хорошей щеткой, и эти части его обмундирования засияли как новые. По окончании всех этих манипуляций его форма выглядела вполне сносно.

Лейтенант начистил до блеска свои новые кожаные, доходящие до колен сапоги для верховой езды и поместил их рядом с формой, разложенной на кровати.

Теперь наступило время заняться собой. Данбер взял суровое полотенце и прибор для бритья и торопливо спустился к реке. Он нырнул в воду, намылился, окунулся с головой еще раз и выскочил на берег. Вся эта операция заняла меньше пяти минут. Заботясь о том, чтобы не пораниться, лейтенант дважды побрился. Проведя ладонью по щекам и шее и не наткнувшись на щетину, он поспешил назад, на вершину скалы, и в хижине оделся.

VI

Киско изогнул шею и насмешливо уставился на существо, подходящее к нему. Особое внимание он обратил на яркий красный пояс, развевающийся на талии мужчины. Даже если бы Данбер не надел этого пояса из ярко-красной ткани, глаза лошади все равно остановились бы на фигуре своего хозяина. Никто еще не видел лейтенанта Данбера в полной амуниции. И Киско в том числе. А уж он-то знал своего хозяина как никто другой.

Лейтенант всегда одевался одинаково аккуратно, но в некоторых случаях добавлялись небольшие штрихи: по случаю парадов, проверок или встреч с генералами, некоторые части его формы блестели чуть больше обычного.

Но если бы самые лучшие армейские умы объединили свои способности мыслить для того, чтобы создать образ последнего молодого офицера, они обманулись бы в своих предположениях относительно лейтенанта Данбера, который проделал определенную работу над своей внешностью в это кристально чистое майское утро.

Вплоть до тяжелого военно-морского револьвера, качающегося на поясе у бедра лейтенанта, это был образец солдата, о котором мечтает каждая молоденькая девушка. Сейчас он представлял из себя молодого воина во всем блеске, и ни одно женское сердце не устояло бы при взгляде на него. Самые циничные, самые невозмутимые головы были бы вынуждены обратить на него внимание, и даже самые плотно сжатые губы не смогли бы удержаться от вопроса:

– Кто это?

Данбер слегка похлопал Киско по шее, приласкав его, а затем, ухватившись за гриву, без усилия вскочил на гнедую глянцевую спину. Они неторопливым шагом добрались до склада продовольствия, где Данбер наклонился и поднял с пола ранее приготовленный шест и снял со стены флаг. Он воткнул древко за голенище левого сапога и, придерживая полотнище левой рукой, послал Киско вперед, в открытую прерию.

Отъехав на сотню ярдов, Данбер остановил лошадь и оглянулся, сознавая, что возможности еще раз увидеть это место ему может больше не представится. Он взглянул в ту сторону, где поднималось солнце, и отметил, что утро только набирает свою силу. Лейтенант уже множество раз мог обнаружить индейцев. Далеко к западу он видел висящее облако дыма, которое появлялось три утра подряд. Это, должно быть, и были они.

Данбер посмотрел на носки своих сапог. Они отражали солнечный свет, играя бликами. Крупицы сомнения закрались в его душу, и в следующую секунду его охватило желание глотнуть немного виски. Он подбодрил Киско, и маленькая лошадка перешла на рысь, несясь на запад. Поднялся легкий ветерок, и Старая Слава засияла с новой силой, когда лейтенант поехал навстречу… навстречу чему, он не знал сам.

Но он уже был в пути.

VII

Не зная заранее, что она должна делать и что вообще делается индейскими женщинами, носящими траур, Стоящая С Кулаком с честью для себя соблюдала этот ритуал.

Сейчас она уже не желала себе смерти. Все, чего она хотела – это облегчить груз того горя, который скопился внутри нее. Она хотела полного успокоения, и пользовалась сейчас тем временем, которое у нее было.

Тихим, размеренным шагом она ехала почти час, пока не достигла того места, которое искала. Места, которое подходило ей. Здесь любили собираться Боги.

Тот, кто жил в прерии, мог принять это за холм. Для любого другого это было всего лишь кочка на поверхности земли, как белый барашек волны на поверхности моря. На этом холме росло одинокое дерево. Старый узловатый дуб непостижимым образом стоял здесь и тянулся к жизни, несмотря на то, что был за долгие годы сильно покалечен проезжающими и проходящими мимо путниками.

Это было единственное дерево, которое можно было видеть на протяжении многих миль в любом направлении.

Место, выбранное женщиной, было пустынным. Поэтому она остановилась именно здесь. Она искала уединения и нашла его. Стоящая С Кулаком поднялась на вершину холма и оставила здесь своего пони, а сама, пройдя несколько футов по склону, села на землю, покрытую травой.

Кружась вокруг головы, ветер трепал ее косу, и она помогла ему. Женщина распустила свои каштановые волосы и позволила ветру играть ими, как ему захочется.

Она закрыла глаза и начала, тихо раскачиваясь вперед-назад, перебирать в уме те ужасные вещи, которые произошли в ее жизни, отдавая предпочтение этим мыслям перед всеми другими.

Некоторое время спустя, слова какой-то песни стали складываться в ее голове. Она открыла рот, и стихи полились наружу, такие уверенные и сильные, будто она их уже когда-то слышала и сейчас только повторяла вслух.

Ее пение было превосходно. Иногда голос срывался, но она пела от всего сердца, с такой очаровательной простотой, что это пение было приятно для слуха.

Первая песня была проста. В ней воспевались его достоинства как воина и ее мужа. Приближалось окончание песни, и она завершила ее словами:

 
«Он был великим человеком,
Он был великим для меня».
 

Она сделала паузу перед тем, как спеть эти строки. Подняв глаза к небу, Стоящая С Кулаком достала нож, вытащив его из ножен, что висели на поясе, и не колеблясь сделала надрез на тыльной стороне руки примерно в два дюйма длиной. Кровь быстро начала сочиться из ранки. Она закончила песню, твердо сжимая нож в руке.

В течение следующего часа она еще несколько раз сделала себе такие же разрезы. Раны были неглубоки, но, тем не менее, из надрезов обильно текла кровь. Стоящая С Кулаком находила в этом удовлетворение. В то время, как ее голова просветлялась, она все больше уходила в себя.

Пение продолжалось. В песнях рассказывалась вся история их жизни. Слова и фразы были так откровенны, что поведать это кому-либо было нескромностью. Но сейчас женщина говорила с Богами. Не вдаваясь в подробности, она рассказала все.

Наконец она закончила красивую строфу просьбой к Великому Духу дать погибшему почетное место в мире, который находится по ту сторону солнца. Неожиданный наплыв чувств поразил ее. Совсем немного она не рассказала Богам в своих песнях. Но она закончила, и это означало, что пора прощаться.

Слезы лились ручьями из ее глаз, когда она приподняла подол своего замшевого платья, чтобы сделать еще один надрез – на этот раз на бедре. Она торопливо провела лезвием по ноге и тихо вскрикнула. На этот раз разрез оказался очень глубоким. Она, должно быть, задела главную артерию, потому что при взгляде вниз, на ногу, Стоящая С Кулаком видела, как красный фонтанчик выплескивался из раны при каждом ударе сердца.

Женщина могла попытаться остановить кровь или продолжать петь.

Стоящая С Кулаком выбрала последнее. Она сидела вытянув ноги, и кровь стекала на землю, которая впитывала ее, как живительную небесную влагу. Женщина высоко подняла голову и слова ее песни стали похожи на причитания:

 
«Хорошо будет уйти
По последнему пути
За тобой…
В мир, где долгие поля,
Где сейчас душа твоя
И покой…»
 

VIII

Ветер дул Стоящей С Кулаком прямо в лицо, и по этой причине она не могла услышать приближения всадника.

Он заметил этот холм издалека и решил, что будет неплохо взобраться на его вершину и осмотреть местность. Находясь внизу, всадник видел только бескрайние просторы степей.

Лейтенант Данбер добрался уже до середины склона, когда ветер донес до его ушей странные, печальные звуки. Двигаясь с осторожностью, он оглядывался по сторонам. Неожиданно для себя он увидел фигуру, сидящую на склоне прямо впереди него несколькими футами ниже. Данбер видел только спину и нс мог сказать с уверенностью, была ли это женщина или мужчина. Но это, несомненно, был индеец.

Поющий индеец.

Лейтенант все еще сидел верхом на Киско, когда сидящий повернулся к нему лицом.

IX

Она не могла бы объяснить, что это было. Но Стоящая С Кулаком внезапно почувствовала, что что-то появилось позади нее, и тогда она обернулась посмотреть.

Она только мельком успела заметить лицо под шляпой, и с удивлением смотрела теперь на цветной флаг, порывом ветра завернутый вокруг головы человека.

Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что перед ней белый солдат.

Она не вскочила и не побежала В этом единении человека с лошадью было что-то, что невозможно описать словами. Весь облик этих существ завораживал большой цветной флаг и лоснящаяся шкура пони, солнце, отражающееся от множества блестящих украшений на одежде этого человека И лицо, когда полотнище развернулось – молодой, волевое лицо с сияющими глазами.

Стоящая С Кулаком несколько раз подряд моргнула, словно желая убедиться, что перед ней не видение, а живой человек. Ничто не двигалось, кроме полотнища, бьющегося на ветру.

Солдат чуть передвинулся на спине своей лошади. Это все-таки было реальностью. Женщина перекатилась на колени и начала ползком спускаться по склону. Она не издала ни звука, но и не торопилась. Стоящая С Кулаком очнулась от одного наваждения, чтобы очутиться в другом, которое было слишком реальным. Она двигалась медленно, но только потому, что у нее не оставалось сил, чтобы бежать.

Х

Данбер был шокирован, когда увидел ее лицо. Он не сказал ни единого слова, да и не могло ничего возникнуть в его голове в этот момент – он был слишком удивлен. Если он и мог что-либо произнести, то, скорее всего, это было бы что-то вроде:

«Какой расе принадлежит эта женщина?»

Точеное, маленькое лицо, спутанные каштановые волосы и умные глаза, способные одинаково выражать как любовь, так и ненависть, тотчас же овладели его мысля ми. Ему пришло на ум, что она, может быть, не индианка. Только эта мысль вертелась сейчас в его мозгу.

Он никогда в жизни не видел женщину, выглядевшую так странно.

До того, как Данбер смог произнести хоть слово или сдвинуться с места, она перекатилась на колени и он увидел, что она вся в крови.

«Боже мой!» – воскликнул лейтенант.

Она уже почти спустилась к подножию холма, когда Данбер поднял руку и мягко окликнул ее.

– Постой!

При звуке его голоса Стоящая С Кулаком попыталась бежать, но силы оставили ее, и она то и дело спотыкалась. Лейтенант Данбер направился вслед за ней, умоляя ее остановиться. Когда он приблизился настолько, что между ними осталось всего несколько ярдов, Стоящая С Кулаком оглянулась, теряя равновесие, и упала в высокую траву.

Юноша настиг ее. Она ползла, теряя последние силы. Каждый раз, пытаясь дотронуться до нее, он был вынужден отдергивать руку, как будто боясь прикоснуться к раненому животному. Наконец, он сумел обхватить ее за плечи, и тогда она перевернувшись на спину, вцепилась ему в лицо.

– Ты ранена, – сказал он, уворачиваясь от ее рук – Ты ранена.

Несколько секунд она яростно сопротивлялась, теряя в борьбе последние силы, и Данбер, выбрав момент, ухватил ее за запястья. Она еще какое-то время извивалась и брыкалась под ним, и тогда произошло нечто странное.

В пылу борьбы старое английское слово, одно из тех, которые она не произносила уже много лет, всплыло в ее памяти. Оно сорвалось с губ до того, как она смогла остановить его.

– Не надо, – сказала она.

Это заставило обоих на мгновение остановиться. Лейтенант Данбер не мог поверить, что слышал это, а Стоящая С Кулаком не верила в то, что она произнесла эти слова.

Она откинула голову назад и затихла Ее тело распростерлось на земле. Все случившееся было для нее слишком тяжело. Женщина со стоном произнесла несколько слов на языке дакотов и потеряла сознание.

XI

Женщина лежала в высокой траве. Она продолжала дышать. Большинство ее ран были поверхностными, но одна из них, на бедре, была опасна. Кровь, не останавливаясь, сочилась из разреза, и лейтенант поспешил отправиться за своим выброшенным за милю или две до этого места красным матерчатым поясом. В данном случае он мог сойти за хороший бинт.

Он был готов выбросить не только свой пояс. Чем дальше он отъезжал от форта, не встречая в степи ни одного живого существа, тем смешнее казался ему собственный план. Данбер выбросил пояс, как нечто бесполезное, действительно глупое, и был готов также избавиться и от флага (который тоже казался смешным в данной ситуации) и вернуться в Форт Сэдрик, но вдруг заметил эту возвышенность в степи и одинокое дерево на ней.

Его пояс был новым и слишком жестким. Тогда с помощью ножа, взятого у женщины, лейтенант отрезал полоску ткани от флага и, заменив ею жгут, перевязал бедро несчастной чуть выше разреза. Кровотечение заметно уменьшилось, но Данберу все еще требовалось что-нибудь, что можно было бы приложить к ране. Он содрал с себя одежду, в спешке извиваясь всем телом, и разрезал нижнюю рубаху пополам. Одну ее часть он собрал в тампон и приложил его к глубокой ране.

Десять ужасных минут обнаженный по пояс лейтенант Данбер на коленях рядом с женщиной, обеими руками с силой прижимал к ране этот компресс. За все это время он только однажды подумал, что она могла умереть. Он приложил ухо к ее груди и, задержав дыхание, чутко прислушался. Ее сердце еще билось.

Делать все самому в тот момент казалось Данберу непосильной задачей. Нервы его были напряжены до предела. Он не знал, что это за женщина, и не знал, будет ли она жить или умрет. В траве у подножия холма становилось жарко, и каждый раз, когда он вытирал рукой пот, струящийся ему на глаза, на его лице оставались следы ее крови. Лейтенант время от времени убирал компресс, чтобы взглянуть на рану. И каждый раз он сокрушенно смотрел на кровь, которая отказывалась останавливаться. Он решил было заменить компресс…

Но оставил его на месте.

Наконец, когда кровь потекла тоненькой струйкой, Данбер перешел к более активным действиям. Разрез на бедре необходимо было зашить, но в данный момент сделать это было невозможно. Тогда он освободил ногу женщины от длинных нижних штанов, распоров их на полосы, а затем туго забинтовал рану. Потом, работая так быстро, насколько это было возможно, лейтенант отрезал еще одну полоску ткани от флага и с крайней осторожностью повязал ее поверх бинта. Он повторил этот процесс и с остальными неглубокими ранами на руках женщины.

Пока он занимался все этим, Стоящая С Кулаком начала стонать. Она несколько раз открывала глаза, но была слишком слаба, чтобы беспокоиться о себе в эти минуты. Она не пошевельнулась даже тогда, когда Данбер взял свою фляжку и влил ей в рот несколько маленьких глотков воды.

Завершив свою работу, он сделал все, что мог сделать врач на его месте. Данбер натянул на себя одежду, размышляя, что он будет делать дальше, после того, как застегнет все пуговицы.

Недалеко в прерии лейтенант увидел пони женщины и подумал, что надо бы поймать и привести его сюда. Но когда Данбер посмотрел на нее, беспомощно лежащую в траве, то понял, что не имеет смысла заниматься этим сейчас. Она не в состоянии куда-либо ехать, а вот помощь может понадобиться ей в любую минуту.

Лейтенант взглянул на запад в небо. Дымовое облако почти исчезло. Осталось всего несколько клочков, висящих над землей. Если Данбер поторопится и поскачет в том направлении, то достигнет облака еще до того, как оно рассеется.

Он просунул руки под Собранную В Кулак, поднял ее и мягко, как только смог, опустил на спину Киско, намереваясь идти рядом. Но женщина находилась в полубессознательном состоянии и начала опрокидываться сразу же, как только Данбер перестал ее поддерживать.

Удерживая ее одной рукой на спине Киско, лейтенанту удалось вспрыгнуть на лошадь сзади. Затем он повернул ее боком и, поддерживая за спину, с видом отца, убаюкивающего свою израненную дочь, направил свою лошадь в сторону дымового облака.

Пока Киско нес их на себе через прерию, лейтенант обдумывал план: как произвести впечатление на диких индейцев. Сейчас он выглядел не очень могущественным и был далек от того, чтобы представить свое появление как официальный визит. На его руках и кителе остались следы крови. Молодая женщина была перевязана его исподним и флагом Соединенных Штатов.

Но так даже лучше. Когда он думал о том, с каким видом выехал он из Форта, как смешно выглядел в своих блестящих сапогах и с красным поясом на талии в этой глухой, почти безлюдной местности, да еще с флагом, развевающимся слева от него, то не мог сдержать глуповатой улыбки.

– Должно быть, я идиот, – думал Данбер.

Он посмотрел на каштановые волосы, щекочущие ему подбородок, и задумался. Что эта бедная женщина могла подумать, когда увидела его в этом щегольском наряде?

Стоящая С Кулаком вообще ни о чем не думала. Для нее наступили сумерки. Она могла только чувствовать. Сейчас она ощущала, как лошадь покачивается под ней, как чьи-то руки поддерживают ее, обхватив за спину. И она чувствовала что-то незнакомое у себя перед лицом. Но сильнее всего Стоящая С Кулаком ощущала свою безопасность, и весь обратный путь она не открывала глаз, опасаясь что если она это сделает, чувство безопасности пройдет.