Текст книги "Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность"

Автор книги: Матвей Песковский

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Какие же, однако, «личные счеты» могли быть у газет, так неистово напавших на барона Корфа по поводу его кандидатуры? Обе газеты, московская и петербургская, принадлежат к тому немногочисленному количеству изданий, в которых не появилось ни одной печатной строчки барона Корфа за все время его необычайно плодовитой журнальной деятельности, хватавшей на десяток других повременных изданий иного разбора. Имеющаяся же в нашем распоряжении переписка проливает особенно яркий свет на эту небывало злостную и злокачественную газетную травлю, на это бесцеремоннейшее смешивание с грязью человека высокой и безупречной репутации и самоотверженной общественной деятельности. Оказывается, например, что московская газета, так бесславившая барона Корфа в 1882 году, лет 20 тому назад первая объявила всей России о славной деятельности народного педагога и справедливо превознесла его превосходные личные качества и дарования. Издатель же петербургской газеты еще в 1868 году, не имея в то время своей газеты, но предприняв другое повременное издание, продолжающее существовать и поныне, писал самые льстивые письма барону Корфу, чтобы заручиться его сотрудничеством, и до небес превозносил его как замечательного и достойнейшего из русских общественных деятелей. Наконец, то самое лицо (Дьяков), которое так бесцеремонно поносило барона Корфа в петербургской газете и так дерзко копалось в интимной домашней, семейной его жизни, чрезвычайно многим было обязано ему.

Такое удивительное стечение обстоятельств еще более усилило и обострило для барона Корфа горечь неудачи в Москве и, конечно же, увеличило и без того тяжелый гнет «желчных камней», оставленных ему александровскими землевладельцами на память о совместной с ними деятельности. Теперь, как и в пору забаллотировки на александровском съезде землевладельцев, барону Корфу оставалось утешиться тем сочувствием, которое проявляла к нему вся благоразумная часть печати и общества. Впрочем, на этот раз барону Корфу дано было и публичное удовлетворение. На заседании московской думы 26 октября 1882 года было прочитано письмо известного русского общественного деятеля А. И. Кошелева, в котором говорится:

«Зная барона Корфа лично, зная его издания и сочинения, я остаюсь при прежнем своем мнении, что он – человек отменно благонамеренный, горячо преданный делу народного образования, много для него потрудившийся, строго нравственный, истинно земский и искренний православный христианин».

Сам же барон Корф, печатно отвечая на инсинуации и клевету по его адресу, между прочим говорит в заключение своей спокойной статьи, написанной по обыкновению с большим тактом и достоинством:

«Я всегда был и всегда останусь на стороне религиозно-нравственной развивающей школы, так как желаю людей, сознательно преданных учению Христову, сознательно относящихся к себе самим, своему ближнему и к Божьему миру и сознательно любящих Христа, благословившего детей не как жертву тьмы, а как мысль с безбрежной широтой, которой принадлежит будущее и по сравнению с которою мы, люди, уже пожившие или отживающие, представляем лишь ограниченное дело. Если вы любите школы, то любите молодежь: это – будущее России».

Московский эпизод из-за бесчинства двух газет был, без сомнения, очень тяжелым для барона Корфа. Но, судя по наружному виду, по размаху деятельности, в нем не заметно было никакой перемены. В 1883 году деятельность его отличалась такой же энергией и разнообразием, как и в предшествовавшие годы. В этом году, отвечая на текущую сельскохозяйственную «злобу» всего юга России, он выпустил в свет «чтение для народа» под заглавием «Хлебный жук» (кузька). Эта маленькая 10-копеечная брошюрка, написанная с большим знанием дела и замечательной ясностью, общепонятным языком, может служить образцом, какими должны быть «чтения для народа». В июне 1883 года он руководил учительским съездом в Бердянском уезде с тем же жаром, увлечением и вниманием к учителям, как и в Херсоне. В сентябре того же года он был избран почетным попечителем «Гнединского ремесленного училища», основанного известным уже нам Т. Гнединым в своем имении на собственные средства. Барону Н. А. Корфу пришлось много поработать пером, помогая учредителю училища в борьбе с самыми невероятными препятствиями, затянувшими открытие этого заведения на четырнадцать лет, тогда как на одну постройку училищного здания было затрачено учредителем его около 35 тысяч рублей. Бодрым, оживленным присутствовал барон Корф на торжестве открытия училища. Блестящая речь, сказанная им при этом, была полна надеждами на лучшее будущее, дышала юношеским увлечением и огнем. Но это было, можно сказать, последней вспышкой угасавшей уже энергической его натуры. 13 ноября 1883 года он умер там же, где и родился, т. е. в Харькове, на руках любимой супруги, «от окончательного истощения жизненных сил», как определили врачи причину его смерти. 15 ноября состоялось погребение, при громадном стечении высшей и низшей учащей и учащейся братии, торжественно воздавшей последний долг почившему славному подвижнику на поприще общественной деятельности вообще и народного образования в особенности.

Глава X. Заключение

И по характеру, и по условиям деятельности барон Н. А. Корф занимает совершенно особенное положение в ряду всех других русских общественных деятелей. Он представляет собою глубоко поучительный пример, как надо понимать нравственные обязанности привилегированных людей в отношении трудового населения, как много может сделать человек на пользу общую одним личным своим почином и самодеятельностью, если он вооружен как следует образованием, если он стоит на высоте понимания долга, чести, обязанностей и прав, если он верен своему призванию и стремлению.

На людей, как лично знавших барона Корфа, так и знакомых с ним по результатам его деятельности, он производит впечатление очень сложной натуры. Действительно, в нем мы видим замечательно типично выраженную живость, подвижность и впечатлительность французской натуры в соединении с чисто немецкою точностью, исполнительностью и методичностью в работе, с придачей притом чистокровной английской настойчивости, твердости характера, непоколебимости. Это результат того обширного разностороннего образования, которое барон Корф во всю свою жизнь деятельно черпал непосредственно из литератур трех названных культурнейших народов. Это, однако, не помешало ему быть русским до мозга костей, но только русским в лучшем, культурном смысле слова, т. е. передовым русским человеком, руководителем и борцом.

Мало сказать о бароне Корфе, что он был «истинно земским» человеком: как человек широко образованный, глубоко понимавший общественные и государственные пользы и нужды, он был народником самой «чистой воды» и «высокой пробы». Барин по привычкам и воспитанию, человек утонченнейших изящных манер и вкуса, он не только посвятил всю свою жизнь заботам и думам о мужике, мужицком житье-бытье, мужицких интересах, но и большую часть своей славной 17-летней общественной деятельности провел непосредственно в крестьянской среде, в прямом общении с подрастающим и взрослым крестьянством, неустанно работая на пользу умственного и нравственного освобождения его. В книге своей «Наши школьные вопросы», в статье «Образовательный уровень взрослых грамотных крестьян» он приводит следующее стихотворение «Родина», принадлежащее 23-летнему крестьянину Московской губернии:

«Вся полна суровости
Жизнь в тебе, родной!
Дышит все глубокою
Скорбью и тоской:
Воет непогодушка,
Стонет темный лес,
Редко греет солнышко
С сумрачных небес.
В воздухе туманные
Ходят облака;
Спит, морозом скована,
Быстрая река.
Часто ночь без месяца,
Тусклый, серый день,
Жалкие, печальные
Хаты деревень.
Жмет морозом, холодно…
Стынет кровь в груди…
Ждет ли тебя, родина,
Счастье впереди?..
Заблестит ли солнышко
С выси голубой?
И пройдет ли ноченька
С тьмою вековой?!»

От этой-то «тьмы вековой» и силился избавить барон Корф свою родину и родной народ, работая на их пользу бескорыстно, с самозабвением, с необычайным патриотическим увлечением. Общественная деятельность барона Корфа, считая со времени освобождения крестьян, продолжалась около 20 лет; но специальное, беспрерывное его служение делу народного образования продолжалось лишь около 17 лет, в том числе только пять лет в роли непосредственного земского деятеля; остальные же 12 – оставаясь не у дел, но, тем не менее, всегда заваленный спешным делом, всегда с волнением, заботами и думами из-за великого и насущного государственного дела – народного образования; всегда, наконец, с массой крупных и мелких неприятностей из-за этого же дорогого, поистине беззаветно любимого им дела. В этот-то 17-летний промежуток времени из-под пера барона Корфа вышло: восемь разного рода учебных пособий и руководств по начальному обучению, считая в том числе и классическую в своем роде книгу для народной сельской школы «Наш друг»; шесть брошюр и книг, имеющих серьезное общественное значение в школьном отношении. Сюда не входят еще «Посмертные записки» барона Корфа и довольно значительный ряд его статей, не имеющих непосредственного отношения к народному образованию и поэтому не вошедших в 14 его изданий, указанных нами и охарактеризованных выше.

Уже сама по себе эта литературная деятельность поражает своими размерами. К этому нужно прибавить еще очень большой, сложный и разнообразный труд, который выпадал на долю барона Корфа при непосредственном его участии в деле народного образования то в качестве народного учителя, то в роли экзаменатора и ревизора, то в роли туриста-обозревателя разного рода школ, то в роли руководителя учительских съездов. Нужно слишком любить дело, быть слишком преданным ему, чтобы проявить такую изумительную деятельность, оставаясь притом в роли частного лица. Как говорит сам барон Корф в своих «Записках», он остался до конца дней своих с тем же «чином титулярного советника», с каким был выпущен из лицея; товарищи же его по лицею достигли за это время высоких иерархических степеней, больших чинов и наград. Зато он создал большое и бессмертное в государственном отношении дело —разумную русскую народную школу и блестяще вписал свое имя на страницах нашего народного образования на вечные времена. Но, к несчастью, по обстоятельствам и условиям, при которых выпало барону Корфу работать, мало было только любви и преданности делу народного образования, а нужно было еще беспрерывно болеть и гореть душою за это дело, без устали бороться и бороться за него то с тьмою захолустного невежества, то с разного рода противодействиями. Это был человек, отмеченный яркой, пламенной искрою Божеского огня, который мог бы совершить великие и славные дела на пользу человечества, далеко шире той сферы, в которой суждено было ему работать. Но, к несчастью, те крайне ненормальные условия, в которых и при которых ему довелось все время работать, преждевременно привели его к полному «истощению жизненных сил», к смерти всего лишь на 50-м году от рождения, несмотря на его строгий и умеренный образ жизни. Смерть эту с полною справедливостью можно назвать сиротством русской народной школы, как это удачно выражено в речи, произнесенной одною из учительниц народной школы на кладбище при погребении Н. А. Корфа:

«Велика та скорбь, которую вносит в семью смерть любимого человека! Но бывает смерть, которая разливает скорбь, переходящую за пределы семьи и охватывающую всех, кто был знаком с нравственным обликом покойного, на ком деятельность его отразилась лучом света и тепла. Такую скорбь вносит в душу нашу смерть Николая Александровича. Создатель и сберегатель новой русской народной школы, он всю жизнь посвятил ей; и всякий, кто сочувствовал делу народного образования, находил в нем нравственную поддержку, дружеский совет, слово ободрения.

Полный любви к людям и веры в лучшее будущее, он согревал этою любовью, вносил эту веру в сердца всех, кому приходилось встречаться с ним. И мы, собравшиеся здесь учительницы народной школы, мы, которых он считал своими друзьями, как считал своим другом каждого, кто работал с ним на одном поприще, – мы не можем не вспоминать при этом последнем нерадостном свидании нашем, каким любящим наставником и другом он был для нас при каждом свидании, как умел пробуждать новые силы на дальнейший труд. И на нашу же долю выпало горькое утешение приветствовать его в последний раз среди нашего кружка, проводить его в последний далекий путь, с которого он уже не вернется к нам, не скажет нам своего дружеского, ободряющего слова. Но как драгоценное наследие он оставил нам свое завещание: высоко держать знамя народного образования, – знамя, на котором начертано: любовь к людям, труду и вера в благотворные результаты этого святого труда. Завещание не длинное, но полное глубокого смысла, и мы сохраним этот завет! Прощай же, дорогой учитель наш, учитель русского народа! За свет, который ты вносил в нашу жизнь, пусть память твоя будет окружена ореолом света до тех пор, пока существует народная школа, пока любовь к людям и вера в добро и правду будут находить отголосок в наших сердцах».

Как велико для нас значение потери в лице барона Н. А. Корфа, «оберегателя» русской народной школы, это мы продолжаем чувствовать до настоящего времени… Пока был жив барон Корф, несравненно чище, яснее была самая идея народного образования, выше было общественное внимание к нему и несравненно энергичнее самый ход деятельности. Именно со времени смерти этого великого, беспримерно энергического общественного работника и ведут свое начало те кривотолки и извращения в области народного образования, на которые указано в начале этого очерка и за которые в пору деятельности барона Корфа прямо-таки краснели, стыдясь даже высказывать их вслух, а тем более – в печатной форме. Сильно же, значит, должно было засориться наше общественное сознание со времени смерти барона Н. А. Корфа, если дерзость доходит даже до того, что в печатной форме возводится чуть не в идеал та самая «самобытная» народная русская школа, ради избавления России от которой барон Корф работал с таким самозабвением и самоотвержением.