Текст книги "Всё, что помню о Есенине"

Автор книги: Матвей Ройзман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

11
Зойкина квартира. Г. Р. Колобов. «Святая троица»

Однажды в июле 1920 года я обедал в «Стойле Пегаса» с Есениным и Мариенгофом. Чувствуя, что у друзей хорошее настроение, я им сказал:

– Вы знаете, что по вечерам в клубе поэтов и в «Стойле» дежурят представители уголовного розыска. Так вот, сотрудники МУРа просили вас предупредить, чтобы вы не ходили по злачным местам.

– По каким злачным местам? – спросил Сергей.

– По разным столовкам, открытым на частных квартирах!

– Мы же ходим не одни! – воскликнул Мариенгоф, – Нас туда водит Гриша Колобов!

– У него такой мандатище, – поддержал Анатолия Есенин. – Закачаешься!

– Сережа, – возможно убедительней сказал я, – если попадете в облаву, никакой мандатище не спасет!..

Через несколько дней в разговоре со мной подруга Колобова красавица Лидия Эрн пожаловалась:

– Григорий Романович ужасно пьет. Ходит по разным притонам. Недавно потащил с собой Сергея Александровича и Анатолия Борисовича, и все попали в засаду.

Я не стал об этом спрашивать ни Есенина, ни Мариенгофа, а тем более Колобова. В «Романе без вранья» Анатолий пишет о том, как он, Сергей и Колобов пошли в подпольную столовку и что из этого вышло.[14]14
  А. Мариенгоф. Роман без вранья. Л., «Прибой», 1927; стр. 102.


[Закрыть] Упоминает об этом в одном из своих писем и Есенин.[15]15
  С. Есенин, Собр. соч., т., 5, стр. 147


[Закрыть]

В 1929 году, сидя в приемной у зубного врача, я стал перелистывать наваленные на столике журналы и напал на истерзанный «Огонек» того же года. В нем была помещена статья начальника отряда ВЧК Т. Самсонова: «Роман без вранья» + «Зойкина квартира». (Михаил Булгаков написал сатирическую пьесу «Зойкина квартира», 1926 г.).

Вот что пишет Т. Самсонов:

«У Никитских ворот, в большом красного кирпича доме, на седьмом этаже они (гости. – М. Р.) посещали квартиру небезызвестной по тому времени содержательницы популярного среди преступного мира, литературной богемы, спекулянтов, растратчиков и контрреволюционеров специального «салона» для «интимных» встреч – Зои Шаговой.

Квартиру Шаговой мог навестить не всякий. Она не для всех была открыта и доступна, а только для избранных. «Свои» попадали в «Зойкину квартиру» конспиративно: по рекомендации, по паролям и по условным звонкам. В салон Зои Шаговой писатель А. Мариенгоф ходил вдохновляться; некий Левка-инженер с другим проходимцем – Почем соль (прозвище Г. Р. Колобова. – М. Р.) привозили из Туркестана кишмиш, муку и урюк и распивали здесь «старое бургундское и черный английский ром».

ВЧК были посланы «люди при наганах» в квартиру Шаговой вовсе не из-за кишмишного «инженера Левки» и ему подобной мути… Враждебные Советской власти элементы собирались сюда, как в свою штаб-квартиру, в свое информационное бюро, на свою черную биржу. Здесь производились спекулянтские сделки; купля и продажа золота и высокоценных и редких изделий.

«Когда Есенин, Почем соль и Анатолий Мариенгоф пришли к Шаговой, обыск уже заканчивался, – пишет Т. Самсонов. – Настроение их далеко не было таким забавным и потешным, как это изображает Мариенгоф в своем «Романе без вранья». Оно и понятно. Кому охота встретиться в квартире Зойки Шатовой с представителями ВЧК!.. Более строптивым, насколько помнится, оказался Почем соль… Располагая длинными мандатами от правительственных учреждений, он размахивал ими перед моими глазами и шумно кричал, что он важная персона, что он никак не может позволить, чтоб его задержали «какие-то агенты ВЧК». У меня произошел с ним такой любопытный разговор:

– …Я хочу посмотреть ваши полномочия.

– Пожалуйста!

Я протянул ему ордер за подписью того, кого уже нет, но от чьего имени трепетали капиталисты всего мира и все враги трудящихся.

– Ко мне это не относится, – заявил Почем кишмиш. – Я ответственный работник, меня задерживать никто не может, и всякий, кто это сделает, будет за это сурово отвечать.

– Буду ли я отвечать, потом посмотрим, а сейчас вы задержаны. Прошу дать мне ваши документы.

– Не дам!!! Вы что тут делаете? Зачем сюда попали?

– Зачем я сюда попал, это вполне ясно. Но вот зачем вы сюда попали, этого я никак в толк не возьму. А документы все-таки отдать придется.

– Послушайте, на сколько времени вы намерены меня задержать? – спросил он.

– А на сколько понадобится.

– То есть что вы этим хотите сказать?

– Я хочу сказать, что вы уйдете отсюда не раньше, чем это позволят обстоятельства.

– Меня внизу ждет правительственная машина. Вы должны мне разрешить отпустить ее в гараж.

– Не беспокойтесь, мы об этом заранее знали, – сказал я. – На вашей машине уже поехали наши товарищи в ВЧК с извещением о вашем задержании. Они, кстати, и машину поставят в гараж ВЧК, чтобы на ней не разъезжали те, кому она не предназначена…»

Почему я остановился на этом эпизоде? Мне хочется показать «друзей», которые, как Г. Колобов, сыграли зловещую роль в жизни Сергея.

12
Спор Есенина с Грузиновым. Есенин рассказывает о себе
«Гаврилиада» А. С. Пушкина. Сборник Госиздата

Есенин пришел ко мне с Грузиновым. Очевидно, по дороге они спорили, потому что, как только сняли пальто, Сергей сказал Ивану:

– Да, поэзия наша грустна. Это наша болезнь. Только вот сам не знаю, кто я?

– Ты, безусловно, по цвету волос, по лицу, по глазам – настоящий финн!

– А ты?

– А я Грузинов, то есть грузин. Кровь у меня восточная…

– Кровь – это самое главное. Но не забывай и о пространстве земли, на которой живут люди.

– Пожалуй, это правда, – согласился Иван. – Пространство играет свою роль.

– Как же не играть? – пожал плечами Есенин. – Возьми еврейскую поэзию, песни, даже танцы. Во всем найдешь скорбь. Почему? Евреи рассеяны по всему лицу земного шара…

Как ни интересно было мне слушать дальнейший спор, я все же побежал на кухню к матери, прося приготовить чай и что-нибудь закусить. Мать сказала, что у нее готов обед и через четверть часа она попросит моих гостей в столовую.

Когда вернулся в мою комнату, на коленях у Сергея сидел наш серый с белыми пятнами кот Барс, очень своенравный и неохотно идущий на руки к чужим людям. Есенин почесывал его за ушами, под подбородком. Кот от наслаждения закрыл глаза и запел свою мурлыкающую песню. Грузинов ходил из угла в угол по комнате, вынимал из кармашка часы и посматривал на них, как будто читал лекцию и опасался не закончить ее во время. Он говорил:

– В «Сорокоусте» и слепому ясно, что ты восстаешь против машины в сельском хозяйстве. Иван прочитал:

 
Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.
Вот он, вот он с железным брюхом
Тянет к глоткам равнин пятерню.
 

С. Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 44.

– Ты прямо предрекаешь нашу гибель от трактора, – закончил Грузинов.

У Есенина на губах заиграла лукавая улыбка, и, он дипломатично ушел от спора, спросив:

– А знаешь, как эти же строки толкует Берлин?

Павел Абрамович Берлин был связан с разными издательствами, а впоследствии сотрудничал в «Современной России».

Берлин запомнился мне в зимней Москве, заваленной снежными сугробами. Он был высокий, худой, со впалыми щеками, глаза его блестели от голода. Был он в длинной потертой шубе, с полинявшим воротником, держал туго набитый портфель и перекладывал его из одной руки в другую. В портфеле были рукописи и книги. Он любил ссылаться на талмуд, и Павла Абрамовича прозвали талмудистом…

Сергей рассказал, что Берлин говорил: враг, о котором Есенин пишет в «Сорокоусте», – Германия. Она выставит не одну «с железным брюхом» пушку «Берту». Тысячи их выставит. «Никуда вам не скрыться от гибели!»

– Здорово талмудист загнул! – засмеялся Иван…

– А что? – откликнулся Сергей. – Может быть, это будут и не пушки, а что-нибудь пострашнее. С Германией не раз воевали, и эта война не последняя!

– Это же совсем другое дело! – не унимался Грузинов. – Ты же в «Сорокоусте» пишешь о «беде над полем».

– Поля бывают разные! Разве не может быть беды на поле брани? – слукавил Есенин.

Шагающий по комнате Грузинов опешил и остановился. Сергей залился хохотом.

В это время мать позвала нас обедать. Конечно, обед был только сносный: две нарезанные кусочками воблы, бутылка пива, мясной суп с рыжей лапшой; тушеное мясо с мороженой морковкой, урюком.

Мы ели молча. Когда Есенин стал жевать отрезанный кусочек мяса, он сказал, что это хорошая грудинка. Мать спросила, где он научился разбираться в мясе. Сергей ответил, что ему пришлось служить в конторе мясной лавки.

– И долго вы работали? – спросила мать.

– Нет. Жена хозяина была строптивая. Как войдет в лавку, все приказчики должны встать, повернуться к ней лицом и кланяться. А я в то время Гоголем зачитывался. Была у меня книга с картинками. Художник нарисовал сваху Феклу из «Женитьбы». Сваха – вылитая наша хозяйка. Я и показал картинку приказчикам. Хозяйка придет, они вскочат, стоят и смехом давятся. Один не выдержал и прыснул. Все и открылось!..

– Должно быть, вы были сорванцом? – сказала мать.

– Был и остался. Еще в детстве слыл первым драчуном на селе. Почти каждый день с ребятами дрался, домой приходил в синяках, а то и с расквашенным носом. Бабка меня бранила, а дед заступался. Один раз бабка ушла, а дед говорит, что сейчас покажет мне, как драться, – всех одолею!

Сергей рассказал, как его дед – Федор Андреевич Титов – сложил особым образом кулак, показал, как нужно размахнуться и хватить наотмашь по уху противника, Однако так, чтобы задеть и висок. Только бить точно, в определенное место. Он, внук, и кулак сложил, а дед поправил, и размахнулся, а дед правильно поставил его руку. И всё шло хорошо. Но Сергей усомнился, – сможет ли он с одного удара повалить мальчишку. Тогда дед легонько дал внуку по уху.

Очнулся он, внук, когда над ним, браня деда, хлопотала бабка…

– Постой, – прервал Есенина Грузинов, – Значит, ты того бродягу дедовским ударом?

– Какой он бродяга? – возразил Сергей. – Он же с финкой на меня полез.

Оказалось, что он и Иван возвращались ночью домой. За углом бандит потребовал, чтоб Есенин отдал ему свой бумажник, пригрозил ножом. Отвлекая внимание грабителя, Сергей полез в карман пиджака левой рукой, а правую сложил в кулак, как учил дед, и хватил бандюгу по уху и виску. Тот кувырнулся на тротуар и не поднялся…

Мать принесла бутылку хлебного кваса, который сама готовила, и, когда стали запивать обед, спросила у Есенина, давно ли он живет в Москве. Он ответил, что живет с 1912 года, а в 1915 ездил в Петроград пробивать дорогу своим стихам. Там редакции журналов стихи его приняли, познакомился он с Городецким, с Блоком, бывал в кружке молодых поэтов на квартире Ларисы Рейснер,[16]16
  Ин. Оксенов. Лариса Рейснер. Л., «Прибой», 1927, стр. 40


[Закрыть] его ввели в литературные салоны.

– Пришел я в салон Мережковских. Навстречу мне его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус. Я пришел одетым по-деревенски, в валенках. А эта дама берет меня под руку, подводит к Мережковскому: познакомьтесь, говорит, мой муж Дмитрий Сергеевич! Я кланяюсь, пожимаю руку. Подводит меня Гиппиус к Философову: «Познакомьтесь, мой муж Дмитрий Владимирович!»

– Как же это так, – удивилась мать, – два мужа!

– Жила с обоими. Меня, деревенского, смутить хотела. Но я и в ус не дую! Подвела бы меня к третьему мужу, тоже не оторопел бы…

Сергей смеется, мы вслед за ним…

Когда обед кончился, мы, трое, пошли в мою комнату. Печка-буржуйка еле теплилась, я подбросил в нее напиленных чурбачков. Потом напечатал Грузинову справку в Карточное бюро. Он взял ее, посмотрел на свои карманные часы и сказал Есенину, что спешит: как бы бюро не закрылось, а ему надо сегодня же отдать справку. Попрощавшись, он ушел, а я напечатал удостоверение Сергею о том, что он является председателем «Ассоциации вольнодумцев» и имеет такие-то издательские, редакторские и другие права.

Положив удостоверение в карман, Есенин спросил, знает ли моя мать об его «Сорокоусте»? Я объяснил, что Анатолий давал мне на правку экземпляр первой корректуры сборника «Имажинисты». Мать увидела ее на столе и прочитала «Сорокоуст».

– Что она сказала? – спросил Сергей.

– Поэма ей понравилась, но она не поняла, зачем ты написал о мерине.

– А ты что?

– Я ответил, что многие писатели прибегают к разным приемам для того, чтобы их вещь была прочитана от корки до корки. Мать знает старую литературу, и я сослался на Эмиля Золя. С этой целью он в свои произведения вводил эротический сюжет!

– Эмиль Золя? – воскликнул Есенин. – Куда хватил! Все гораздо ближе. Ты «Гаврилиаду» читал?

– Да. С предисловием Брюсова. – Какое издание?

– Второе! – Это совсем не то!

Он подошел к его висящей на вешалке шубе, вынул из кармана завернутую в белую бумагу «Гаврилиаду». Это было первое издание «Альционы».

– Читай! – Сергей положил передо мной поэму, а сам сел на кушетку.

Я читал прелестные пушкинские строфы, в которых был заключен богоборческий остроумный сюжет, сопровождаемый озорными словами. Замечательная поэма, за которую Александр Сергеевич чуть не попал в царскую опалу, убивала веру и в бога, и Христа, и архангелов.

– Это Александр написал сто лет назад без малого! – сказал Есенин, пряча книгу в карман шубы. – Спасибо Брюсову, что он добился издания «Гаврилиады»! Заставлю Мариенгофа прочесть!

Сомнений нет, что Сергей это сделал: в скором времени Анатолий написал на библейскую тему фарс: «Вавилонский адвокат» (семь старцев и Сусанна) (Первоначальное название «Возлюбленная пророка».), поставленную в Камерном театре. В 1936 году, когда я работая редактором в сценарном отделе киностудии «Межрабпомфильм», дирекция поручила мне просмотреть и снять фривольные места в фильме «О странностях любви», поставленном Я. А. Протазановым по сценарию Мариенгофа, того же названия. Анатолий мог прочесть эти слова только в «Гаврилиаде»:

 
Поговорим о странностях любви.
 

«Гаврилиада». Изд. второе. Альциона, 1919, стр, 59, стих. 101.

Над этой книгой воспоминаний я работал не один год, и цель была одна: снять с Есенина то, что несправедливо приписывали ему, не только из-за незнания некоторых фактов его жизни, но и по причине его натуры: он любил от одних все скрывать, другим описывать то, что случилось с ним, в мажорных тонах, третьим в минорных, четвертых разыгрывать. При этом он совершал это непринужденно, с большой достоверностью, что как теперь понимаю, свидетельствовало о его незаурядном актерском даровании.

Однако были и другие привходящие причины, которые мешали мемуаристам – даже близко знающим Сергея – донести до читателей истину о великом поэте. Об одном случае я хочу рассказать.

И. Грузинов в своих воспоминаниях пишет:

«1924. Лето. Полдень. Нас четверо. Шестой этаж дома № 3 по Газетному переулку. Есенин вернулся из деревни. Спокойный, неторопливый, уравновешенный. Чуть-чуть дебелый. Читает «Возвращение на родину». Я был в плохом настроении: жара, не имею возможности выбраться из города. И тем не менее взволновали его стихи.»[17]17
  Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 134


[Закрыть]

– Часто тебя волнуют мои стихи? – спросил Есенин.

– Нет. Давно не испытывал волнения. Меня волнуют в этом стихотворении воскресающие пушкинские ритмы. Явное подражание, а хорошо. Странная судьба у поэтов. Пушкин написал «Вновь я посетил» после Баратынского. Пушкина помнят все. Баратынского помнят немногие…

Где же происходил этот разговор? Шестой этаж дома № 3 по Газетному переулку – это квартира № 30, где я жил вместе с родителями. Кто же эти четверо, о которых пишет Грузинов? Это – Есенин, Грузинов, я и моя мать, которую Сергей пригласил послушать его «Возвращение на родину».

Когда он прочитал стихотворение, а Грузинов сказал, что это явное подражание Пушкину, мать, вытирая слезы на глазах, возразила:

– Мы еще в школе учили: «Вновь я посетил тот уголок земли». Конечно, это стихотворение чудесное. Но у Сергея Александровича есть встреча с дедом, которого не узнал внук. Знаете, это сжимает сердце. Так критиковать нехорошо. – И она вышла из комнаты.

Повторяю, это происходило в 1924 году, у меня уже был полный шкаф книг. Я открыл дверцы, вынул том сочинений Евгения Баратынского, нашел его стихотворение «Родина» и прочитал вслух:

 
Судьбой наложенные цепи
Упали с рук моих, и вновь
Я вижу вас, родные степи,
Моя начальная любовь.
 
 
Степного неба свод желанный,
Степного воздуха струи,
На вас я в неге бездыханной
Остановил глаза мои…
 

Е. А. Баратынский. Полн. собр. соч. Киев, изд-во Ф. А. Иогансона, 1894, стр. 95.

Я сказал, что стихотворение Баратынского написано мастером, но с моей точки зрения холодновато. Потом я не без эффекта прочел начало стихотворения Пушкина «Вновь я посетил…» Не без эффекта потому, что после выпускных экзаменов в училище состоялся торжественный вечер, и инспектор обязал меня выступить со стихами на русском, немецком, французском и английском языках. Русским стихотворением и было «Вновь я посетил», которое я разучивал с бывшим учеником Коммерческого училища, в то время артистом театра Незлобина.

– Конечно, у Пушкина гениальные стихи, – сказал я. – Но чем берет Сережа? Мать правильно заметила: неузнавание внуком деда. Как это у тебя, Сережа?

Есенин прочел:

 
Но что старик с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?
Добро, мой внук,
 
 
Добро, что не узнал ты деда…
Ах, дедушка, ужели это ты?
И полилась блестящая беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.
 

– Вот здесь настоящая трагедия, сильная трагедия, которая всем знакома и берет человека в плен. Этого нет ни у Баратынского, ни у Пушкина. – И я обратился к Грузинову. – Зря считаешь «Возвращение на родину» подражанием Пушкину. Тогда и «Пророк» Лермонтова подражание Пушкину. Влияние предыдущего поэта на последующего – это закон литературы. Но трагедия в «Возвращении на родину» делает стихотворение оригинальным, есенинским.

– Смотри-ка, – воскликнул Сергей, – как стал рассуждать!

– Ты забыл, Сережа, сам меня ругал за то, что мало читаю. Теперь прочел немало книг, завел толстую тетрадь, выписал отрывки.

Есенин улыбнулся. Подошел к книжному шкафу, вынул оттуда несколько томов переплетенного Лескова (приложение к журналу «Нива»).

– Дело! – воскликнул он. – Вот у кого надо учиться языку!

– Я и учусь! Выписываю фразы, слова…

Думаю, любой человек, прочитав запись Грузинова, а потом дополненную мною, увидит, какая разница между приводимыми фактами.

Дальше, как говорится, больше!

И. Старцев рассказывает, что «поэт Р., то есть я, был вовлечен в издательство «Ассоциации вольнодумцев» точнее не в издательство, а в «Ассоциацию».[18]18
  Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 75


[Закрыть]

Потом, сообщает Старцев, поэт Р. «упрашивал выпустить совместно с ним (Есениным. – М. Р.) сборник стихов» и «Есенин взял у него аванс». Я отлично знал, что Сергей печатается только с Мариенгофом и никогда бы такого предложения не сделал; в те годы Сергей был так обеспечен, что никакого аванса не взял бы.

А что было в действительности? Поэт-художник Павел Радимов (поэт Р.), близкий по тематике Есенину, хотел издать совместно с ним книгу и сделать к ней рисунки. Вот этот поэт Р. и вел разговор с Сергеем, а он подозвал меня и спросил, как записано в последнем протоколе «Ордена»: кто с кем печатается? Я ответил: – Ты с Мариенгофом, Шершеневич со мной («Красный алкоголь»), Ивнев, Кусиков, Грузинов выпускают отдельные книги. Кроме того, мы подготавливаем общий сборник («Конский сад»).

– Вот видишь, – сказал Есенин Радимову, – ничего не выйдет!

Дальше Старцев рисует Сергея двойственным человеком: якобы с поэтом Р. (Радимовым) он вступает в соглашение, а за глаза называет безнадежным…

В воспоминаниях В. Кириллова говорится о Сергее так:

«Он скоро захмелел и потерял сознание. Я и поэт Р. отнесли его на руках в одну из комнат (Дома Герцена. – М. Р.) и уложили на диван».

Верно, это было, только Есенин не терял сознание, а заснул за столом. И поэт Р. – это я![19]19
  Сергей Александрович Есенин. Воспоминания, М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 178


[Закрыть]

Но это еще не все превращения, происходящие с поэтом Р. Оказывается, он сидел в Ленинградском зале Лассаля за столом на сцене, где выступал Сергей:

«Есенин явился на вечер настолько пьяным, что товарищи пришли в отчаяние. Налили стакан лимонада, прибавили большую дозу нашатырного спирта и вынесли стакан на стол. А тут, как на грех, захотел пить поэт Р., сидевший в президиуме рядом с Есениным. Поэт Р. выпил стакан, не учуяв нашатырный спирт. Налил второй стакан, но и его постигла такая же участь».[20]20
  Там же, стр. 161.


[Закрыть]

Конечно, в Ленинградском зале Лассаля я не был. А кто же поэт Р.? Ричиотти Владимир!

Я могу еще процитировать, где кто-то фигурирует как поэт X. (икс), но не в этом дело.

Я спросил у Грузинова после заседания Союза поэтов, который к тому времени (1927 год) перебрался в Дом Герцена. Как же так, будучи в июне 1924 года у меня на квартире в Газетном переулке, он не упоминает ни обо мне, ни о моей матери; мы же слушали «Возвращение на родину». И потом, что это за глупая шарада: «Поэт Р.», «поэт X.». Грузинов засмеялся и объяснил, что все это сделал редактор воспоминаний Евдокимов.

– А если он редактор, как же допустил, что Старцев вывел Сергея предпринимателем, рвачом, двуликим Янусом… – Да ты что, не знаешь Ваньку Старцева? – удивился Грузинов. – Мастер заливать!

– Но ведь эта книга памяти Есенина. Памяти!

Грузинов только махнул рукой.

Писатель И. В. Евдокимов был техническим редактором литературно-художественного отдела Госиздата и взялся редактировать воспоминания о Есенине. Из тринадцати авторов добрая половина пишет о том, каким был Сергей в нетрезвом виде и как, в конце концов, дошел до умопомешательства (?!).[21]21
  Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 237


[Закрыть]

А ведь в самом Госиздате произошел достопримечательный случай, о котором рассказывали работники издательства, а потом говорила вся литературная Москва.

Напоминаю читателю, что в двадцатых годах в советских учреждениях должности специалистов занимали бывшие царские чиновники, у которых, как тогда острили, отец был бюрократом, а мать волокитой. Особенно много таких служак сидели в финансовых отделах и бухгалтериях. Очень трудно было получать авторам гонорар по издательскому договору. Один пожилой литератор, услыхав в третий раз отказ, стал наступать на бухгалтера с увесистой палкой в руке. Бухгалтер счел благоразумным выйти из комнаты якобы по делу и совсем уйти из издательства. Тогда литератор пошел в кабинет к директору, а минуты через две глава издательства выскочил, охая и держась руками за спину и пониже спины, а за ним летел с поднятой палкой разъяренный литератор…

В 1924 году зимой, в платежный день, Есенин пришел в Госиздат получить выписанный гонорар. Ему сказали, что в кассе денег нет. Он стал объяснять бухгалтеру, что у его родителей в Константинове сгорела изба, и ему пришлось построить новую. Сейчас надо окончательно расплатиться со строителями. Бухгалтер слушал поэта, уписывая за обе щеки картофельные пирожки с мясом, и только пожимал плечами. Есенин снял шубу, шапку, повесил на гвоздь и, выйдя на середину комнаты, сказал, что сейчас прочтет свои стихи. Дверь в смежную комнату, где сидели счетоводы, была открыта, и там услыхали слова Сергея. Все бросились в комнату бухгалтерии, а один счетовод выбежал в коридор и крикнул: «Есенин читает стихи!»

Весть об этом моментально облетела все отделы. Когда Есенин начал читать четвертое стихотворение, комната бухгалтерии и смежная с ней, и коридор были набиты не только служащими, но и посетителями Госиздата.

В это время заместитель директора позвонил по телефону в один из отделов – никто не отвечает; он в другой – не берут трубку; он в третий… Вызвал секретаршу, велел выяснить, в чем дело, а она сказала, что в бухгалтерии Есенин читает стихи, и попросила отпустить ее послушать поэта.

Разгневанное начальство позвонило по телефону в бухгалтерию, но, чтобы не мешать Сергею читать, кто-то вытащил штепсель из телефонной розетки и поставил аппарат на подоконник. Начальство бросилось в бухгалтерию. А люди уже стояли на лестнице и никак не могли протиснуться хотя бы в коридор. Однако начальство проложило себе путь до раскрытой двери бухгалтерии и только открыло рот, чтобы прекратить выступление Есенина, как на него зашикали, оттеснили в сторону.

Когда Сергей кончил читать стихотворение, начальство крикнуло бухгалтеру:

– Почему срываете работу издательства? Кто разрешил?

За бухгалтера ответил Сергей:

– Мне выписали деньги, а в кассе их нет. Вот я, чтобы в ожидании не скучать…

– Немедленно выплатить деньги! – гаркнуло начальство.

– Слушаюсь! – ответил, вытянувшись в струнку, бухгалтер-чиновник.

Сотрудники аплодировали Есенину, некоторые пожимали ему руку, просили прочесть стихи в их красном уголке.

– В следующий платежный день, если в кассе не будет денег, – сказал Сергей громко и строго, – буду читать стихи до позднего вечера…

Он получил в кассе деньги.

Разве этот эпизод не показывает во весь рост остроумного, благородного поэта и человека? А об этом в сборнике Госиздата не сказано ни слова!

Да там не найдешь ответа и на вопросы: как у Есенина возникала тема будущего стихотворения? Как он мучился, лелеял набежавшие строки? Как записывал стихи, как их читал, как строго относился к ним? Как учился в университете Шанявского? Как пополнял свое образование? Сколько и что читал, изучал? Какие альманахи, журналы собирался издавать и редактировать? Словом, о духовном росте Есенина, об идейном его пробуждении после поездки за границу, о создании ряда шедевров, которые вошли в мировую поэзию – ни слова!

В предисловии к книге Евдокимов пишет:

«Государственное издательство… издает также настоящий сборник воспоминаний, стремясь воссоздать образ поэта-человека!»

Что ж, стремление превосходное! Но вопреки желанию редактора, возможно, и авторов, их коллективное творчество в сборнике Госиздата привело к созданию образа великого поэта-человека в карикатурном виде!