355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Матвей Борисов » Звёздный отпрыск » Текст книги (страница 8)
Звёздный отпрыск
  • Текст добавлен: 20 декабря 2021, 14:03

Текст книги "Звёздный отпрыск"


Автор книги: Матвей Борисов


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Часть четвёртая. Тайны парижских некрополей.

В Париже нет лучше места, чтобы быть убитым,

чем на фоне этой торжественной декорации.

Михаил Трофименков.

1.

Несмотря на бурно проведённую ночь, Геракл поднялся с постели как обычно в шесть утра по московскому времени, что соответствовало четырём часам в Париже. Двух часов крепкого сна ему вполне хватило, чтобы полностью восстановить силы. Чувствовал он себя великолепно, мысли о приблизившейся старости большие не беспокоили, а вид спящей рядом сексапильной рыжеватой блондинки не вызвал никаких эмоций, кроме благоговейного трепета и сочувствия.

Без косметики и макияжа она выглядела в сумеречном свете как безгрешное ангелоподобное существо, замкнутое в своей совершенной красоте и отчуждённое от всего мирского. Молодая женщина словно сошла с полотна одного из величайших мастеров Высокого Возрождения Джорджо Барбарелли да Кастельфранко, более известного как Джорджоне. Лёжа на спине, закинув правую руку за голову, а кистью расслабленной левой руки прикрыв низ живота, Сирена приняла позу обворожительной юной венецианской натурщицы, запечатлённой им в образе «Спящей Венеры», не ведающей во сне о наготе, как не ведала о ней Ева до грехопадения. Геракл невольно залюбовался плавными линиями дышащего целомудрием, мягко круглящегося золотистого тела. Её прекрасное лицо, как и лицо богини, хранило безмятежно-ясное выражение. Светлый лоб, спокойно изогнутые брови, мягко опущенные веки закрытых глаз, прекрасный строгий рот создавали образ непередаваемой словами незапятнанной телесной и нравственной чистоты. Левая рука полностью закрывала татуировку на лобке – единственный диссонанс, способный нарушить материализовавшийся живописный идеал единства физической и духовной красоты, который достижим только тогда, когда ясный незамутнённый дух живёт в совершенном теле.

Будучи прирождённым эстетом, Геракл медленно окинул восхищённым взглядом неподвижную фигуру с головы до ног, упиваясь безупречной красотой линий и не испытывая ни малейшего вожделения, словно турецкий евнух или модный итальянский кутюрье. В комнате приятно веяло утренней прохладой, покрывшей голое женское тело зябкими мурашками.

«Бедняжка, ей, должно быть, холодно», – подумал Геракл и заботливо по-отечески укрыл напарницу сползшим одеялом, как будто придерживался нетрадиционной ориентации и не имел ничего общего с неукротимым и ненасытным хищником, ночью безжалостно терзавшим её нежную плоть до полного изнеможения. Он решил не будить безмятежно спавшую красавицу, щедро предоставив ей выходной. Кто знает, какие суровые испытания ждут прелестную амазонку впереди.

Легко освободившись в туалете от всего лишнего, что могло помешать сосредоточиться в нужный момент, «6-й» наскоро принял душ, побрился и оделся так, чтобы не выделяться в городской толпе. Он захватил из России несколько комплектов экипировки: рабочий, ежедневный и парадный. В это утро бывший киллер предпочёл выглядеть скромно, облачившись в сильно потёртые джинсы и толстый свитер. Сверху одел старомодную кожаную куртку с множеством внутренних потайных карманов, вшитыми в подкладку пустой кобурой и специальным нано-технологичным футляром для охотничьего ножа. В таком наряде супермен стал похож на типичного безработного с парижской окраины, следовательно, не мог вызвать подозрений в криминогенных кварталах французской столицы ни у полицейских, ни у прохожих. Соответствующий образ дополнили старые истоптанные ботинки армейского образца с вмонтированными в подошвы выдвигающимися острыми, как бритвы, керамическими лезвиями и выцветшая велюровая кепка, купленная в середине восьмидесятых на распродаже эксклюзивных мужских головных уборов в модном бутике на улице Сент-Оноре.

Переложив из пиджака в куртку документы, деньги и мобильник, он бесшумно выскользнул в коридор. Кобура немного стесняла движения, но Геракл привык к этому служившему чем-то вроде талисмана обязательному для походного гардероба аксессуару, который всегда брал с собой в поездки, не расставаясь притом с набором стрелявших отравленными стрелами однозарядных авторучек и коробкой сигарет, заряженных пулями калибра 4,5 миллиметра. Однако заграничные шпионские «штучки» не шли ни в какое сравнение с разработанным в 1930 годах легендарным пистолетом отечественного производства. Профессионал легко мог раздобыть такой в любой точке планеты. Многократно проверенное в деле совершенное в своем классе орудие убийства с высокими боевыми и эксплуатационными качествами, простое в обращении и надёжное при ведении огня, обладало только одним недостатком – плохой фиксацией магазина, вследствие чего иногда бывали случаи самострела.

13-я линия парижского метрополитена, по которой из центра до недалёкого пригорода Сен-Дени можно добраться за полчаса, похожа на московскую Филёвскую линию, тоже раздваивается, и поезда идут в северном направлении по разным маршрутам. В отличие от всегда чем-то озабоченных, изнурённых зимним авитаминозом, бледных москвичей здесь в ранний час дремали в вагонах никогда не унывающие и жизнерадостные чернокожие парижане, возвращавшиеся в свои дома с Монмартра и Елисейских полей после ночных бдений.

Геракл машинально сел не на тот поезд, о чём догадался только когда по старой привычке доехал до станции Габриэль Пери. В пятнадцати минутах ходьбы от неё на левом берегу Сены, находилось основанное в конце девятнадцатого века старейшее в Европе кладбище животных, куда он часто наведывался в прежние времена. Там, напротив могилы легендарной курицы по кличке Кокотт был устроен тайник для секретной переписки с начальником управления «С» ПГУ КГБ СССР, которому он в прошлом подчинялся напрямую, будучи автономной структурной единицей, действовавшей под глубоким прикрытием и не имевшей никакой видимой связи с официальными загранпредставительствами КГБ СССР по линии «Н».

Прежде чем извлечь корреспонденцию Геракл всякий раз подолгу бродил по живописному звериному некрополю, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Обязательную согласно инструкции прогулку он совершал с удовольствием, любуясь оригинальными скульптурными надгробиями и читая трогательные эпитафии. Кладбище, официально именовавшееся «Собачьим», было разделено на четыре части. Первая предназначалась для захоронения собак, вторая – кошек, третья – птиц, четвёртая – для остальных животных. Здесь покоились несколько лошадей, лев, обезьяны, кролики, хомяки, мыши, рыбы и баран по кличке Фауст.

Гераклу пришлось убить немало плохих людей, но он никогда не обижал братьев меньших, ни домашних, ни диких. Относился к ним с таким же трепетом, как к детям, нежно любил всех за исключением земноводных гадов – змей, жаб и лягушек. Звери отвечали ему тем же. Самые свирепые псы при нём становились смиренными и, виляя хвостами, норовили лизнуть руку, а блудливые коты охотно позволяли погладить себя, почесать за ушком и даже подержать на руках. Своих детей и зверей у профессионального убийцы никогда не было, и он уже не рассчитывал их засвисти.

В последний раз Геракл посетил это прелестное кладбище в августе 1989 года незадолго до возвращения на родину. На его голове тогда красовалась та же самая кепка от Жака Ле Корра, только не заношенная.

Щемящее чувство беспричинной тоски внезапно охватило его, будто вдруг нахлынуло воспоминание о давно умершем друге. Когда ещё представится шанс оказаться здесь? В его возрасте не приходилось рассчитывать на новое возвращение. Нестерпимо захотелось ещё разок пройтись по лабиринту кладбищенских дорожек и взглянуть на запечатлённые в граните, мраморе и бронзе симпатичные звериные мордашки, чтобы проститься с ними вероятно уже навсегда. В конце концов, ничего не изменится, если он навестит Полигистора не в восемь, а в десять часов утра.

Веление служебного долга уступило зову сердца. Геракл вышел из метро в Аньер-сюр-Сен, чтобы ненадолго воскресить в памяти времена своей молодости.

В конце XIX века этот северо-западный пригород Парижа был популярным местом отдыха. Пляжи и таверны на набережной в то время привлекали много народа, в том числе представителей творческой богемы. В 1873 году Клод Моне написал картину «Сена в Аньере», хранящуюся теперь в коллекции Эрмитажа, в 1884 году Жорж-Пьер Сёра запечатлел наиболее посещаемое место для купания, а в 1887 году Винсент Ван Гог увековечил его, изобразив полюбившийся художникам ресторан «Сирена».

После октябрьской революции Аньер-сюр-Сен заполонили политэмигранты из России. В 1932 году здесь в особняке, приобретённом гвардейским офицером, членом масонской достопочтенной ложи «Северное Сияние» и ложи усовершенствования «Друзья любомудрия» Верховного совета Франции, был основан православный Храм Христа Спасителя, превратившийся вскоре в один из важнейших духовных центров русского зарубежья. При храме существовала женская монашеская община, многие члены которой подвизались позднее в монастыре Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От. Здесь же действовал дом призрения для пожилых русских эмигранток.

Геракл прожил в этом промышленном пригороде Парижа несколько первых лет своей нелегальной миссии, снимая дешёвые квартиры у потомков белоэмигрантов, завербованных КГБ. Это было самое опасное время, когда он только вживался в новую роль, и ему приходилось кардинально менять привычки. Соотечественники здорово помогли быстро превратиться в обычного элегантного парижанина, рабочий день которого начинается с чашки утреннего кафе с сигаретой и свежими круассанами в маленьком кафе, а завершается за ужином с друзьями в ресторане и занятием любовью в постели с очередной подружкой. Тогда же пришлось расстаться с впитанными за чтением книг Александра Дюма романтическими мифами о рыцарской доблести и бескорыстии, приучив себя к традиционной европейской бережливости и разумному обращению с деньгами.

За прошедшие с тех пор годы Аньер-сюр-Сен внешне изменился не сильно, хотя здесь, как и на других парижских окаринах, появилось много больших неуютных социальных домов, в которых в основном обитали безработные иммигранты из стран Магриба, а улица Ба и набережная Доктор Дерво превратились в современные скоростные автомагистрали с километровыми тоннелями и виадуками.

2.

Погода выдалась не для сентиментальных прогулок. Небо заволокло свинцовыми тучами, моросил мелкий противный дождик, сильные порывы холодного северного ветра пронизывали насквозь. Но отступать было поздно. По сохранившей провинциальный вид тихой улице Ренана, где за высокими заборами скрывались старинные домики с мансардами и живописные палисадники, Геракл вышел на бульвар Вольтера. По нему спустился к Сене, на пути плотно позавтракав в маленьком уютном бистро.

Юная чернокожая официантка с копной африканских косичек, одетая в короткое пёстрое платьице, едва прикрывшее аппетитную попку и большую натуральную грудь, приветливо улыбалась, выставляя на стол обильную трапезу. Он заказал яичницу с ветчиной, омлет с плавленым сыром, овощной салат, запечённые в кожуре ломтики картошки, тартин (кусочки нарезанного багета), хрустящие круассаны, джем, йогурт, стакан свежевыжатого апельсинового сока и большую чашку кофе «американо». Пожилой, но симпатичный француз, сожравший всё это изобилие, не моргнув глазом и ни разу не икнув, показался ей похожим на придурковатого иностранца, хотя в отличие от большинства местных завсегдатаев говорил без акцента, а взглядом раздевал её, словно молодой кобельеро. Она охотно отдалась бы этому прожорливому старикану за умеренную плату и даже согласилась бы стать ненадолго его содержанкой, чтобы скопить немного денег на учебу.

Геракл, между тем, любуясь девчонкой, вовсе не думал о сексе. В нём пробудились доселе неведомые отцовские чувства. Неплохо было бы удочерить такую вот красотку, приодеть, дать хорошее образование, а потом выдать замуж за какого-нибудь не бедного, но порядочного паренька, зарабатывающего на жизнь интеллектуальным трудом.

Расплатившись по счёту, он оставил щедрые чаевые. Пересчитав деньги, размечтавшаяся официантка невольно вздохнула, сожалея об очередной упущенной возможности изменить незавидную судьбу. Будучи четырнадцатым ребёнком в бедной эмигрантской семье, она могла надеяться только на себя и на чудо в образе щедрого принца или дряхлого папика с толстым кошельком, который нетрудно развязывать умелыми ручками. Второй вариант представлялся более реалистичным.

Плотно поев, Геракл неторопливо продолжил путь по немноголюдному бульвару, застроенному вперемежку современными теснившими пространство громадинами высотой в восемь – двенадцать этажей с большими окнами, разной конфигурации эркерами, балконами, остеклёнными и открытыми лоджиями, и маленькими безликими двух – трехэтажными домиками девятнадцатого – начала двадцатого века, многие из которых сплошь были закрыты рекламными вывесками. Вокруг некоторых особнячков с красными черепичными крышами сохранились миниатюрные садики, обнесённые прозрачными металлическими оградами или глухими каменными заборами. Ближе к Сене контрастная застройка сменилась более плотной и однородной. Здесь преобладали относящиеся к концу девятнадцатого столетия доходные дома в четыре – пять этажей, отличавшиеся более разнообразными и насыщенными декоративной отделкой фасадами с французскими окнами, украшенными низенькими ажурными коваными решётками. Первые этажи представляли собой нескончаемую ленту нарядных магазинных и ресторанных витрин. Не вписывающиеся в стилистический контекст новые здания попадались редко. Но и они не выпячивались из общего ряда, скромно занимая территории нешироких частновладельческих участков, размежёванных еще при правлении Бурбонов.

Неброские, а в сумрачные дни откровенно унылые улицы парижских предместий Геракл любил чуть больше, чем респектабельные авеню исторического центра. Здесь сильней чувствовалась милая сердцам простых французов, прославленная в их гимне, воспетая в лирических шансонах свобода. И дышалось легче.

Вольнолюбие и безмятежность – вот, пожалуй, те две основные взаимосвязанные черты характера, которые отличают коренных парижан от жителей других европейских столиц. Возможно, кто-то заменит это определение одним словом – легкомыслие, но будет прав только ранней весной в преддверии буйного цветения природы. В остальные сезоны духовные наследники Мольера, Дении Дидро и Жозефа Гильотена, Виктора Гюго и Оноре де Бальзака, как прочие европейцы, бывают постоянно занятыми, всегда чем-то озабоченными, несносно деловыми и утомительно педантичными, но неизменно жизнерадостными, по крайней мере, с виду. Отпускное время не в счёт. В отпусках все люди меняются до неузнаваемости.

Геракл испытывал смешанное чувство любви и лёгкого раздражения по отношению к порой вспыльчивым и сумасбродным, чрезмерно заносчивым и всегда элегантным жителям этого славного города, который он считал мировой столицей лжи и притворства. Здесь на широких бульварах и тесных улочках в шумной толпе пешеходов и за маленькими столиками в уютных кафе все выглядят счастливыми, но у каждого на душе висит камень. Одни ненавидят соседей, другие начальство, третьи своих дражайших половин, и все вместе небезобидных беженцев, исламских террористов и высокооплачиваемых могущественных евробюрократов из Брюсселя. В бистро завсегдатаи щедро оставляют чаевые, а дома экономят на детях, не позволяя съесть лишний кусочек торта. Продавцы в бутиках приветливо улыбаются и вежливо предлагают товар, но тех, кто ничего не купил, провожают презрительными взглядами. Нищие клошары и нелегальные переселенцы с мольбой в глазах просят подаяния, а мечтают об очередной революции и ниспровержении вековых устоев. По их лицам никогда не поймёшь, хотят ли тебя дружески обнять или зарезать. Не сильно богатые туристы, а из их числа особенно сосредоточенные на собственных персонах немолодые и некрасивые дамочки, открыто восхищаются городскими достопримечательностями, а про себя костят на чём свет дороговизну, жмотство и невнимание местных кавалеров. Солнце ранней весной ярко светит и пригревает, а предательский ветерок наводит простуду. Голуби, воркуя, клюют крошки с руки и тут же гадят сверху на голову. Лучшие друзья человека, которых в городе насчитывается более двухсот тысяч, повсюду оставляют кучи дерьма, а их хозяева не горят особым желанием очищать тротуары, из-за чего ежегодно в больницы с различными травмами попадают сотни поскользнувшихся неосторожных прохожих. Даже драные кошки в Люксембургском саду сначала трутся о ноги, а потом царапают протянутую руку аж до кости. Только парижские проститутки всегда ласковы, по-настоящему гостеприимны и безотказны. Но, несмотря ни на что, Геракл любил этот город всей душой.

3.

Парадные кладбищенские ворота и обе калитки оказались заперты на замки, а привратник отсутствовал. Геракл прошёл к служебному входу, устроенному в ограде чуть поодаль от главного, где калитка не закрывалась ни днём, ни ночью. Именно здесь в начале шестидесятых ему пришлось задушить не в меру бдительного ночного сторожа, незаметно проследившего его путь к тайнику и обратно, но нечаянно наступившего в темноте на хвост вертевшегося возле ног котёнка, который истошным воплем выдал его присутствие, когда Геракл уже собирался сесть в припаркованную возле ограды машину. Старик отчаянно сопротивлялся до последнего вздоха, пытаясь немощными руками разомкнуть на своем горле мёртвую хватку профессионала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю