Текст книги "Хорошо, что вы пришли..."

Автор книги: Матильда Юфит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– В ней, как бы это выразиться, есть хирургическая идеальность. Вот именно – идеальность…

Она и в часть к ним приезжала потом, милая Мария Александровна, когда у них бывали сложные операции, опекала Милочку. Придирчиво проверяла – все ли готово, обо всем ли позаботилась молодая сестра. И доктору из санчасти говорила строго:

– Будьте взыскательны. Милочку вы мне не балуйте. Я знаю, что она станет отличным работником…

Вот вчера это было, только вчера, а завтра пятиминутку с персоналом уже проведет новая старшая сестра Александра Уханова. Мысленно Людмила Васильевна за Шурочку продумывает все, что будет завтра. Как она расставит сестер по операционным, как будет сама помогать профессору. Она невольно думает словами Марии Александровны – я знаю, что Шурочка станет отличной старшей сестрой.

Вчера и завтра. А в "сегодня", выходит, уместилась почти вся ее, Милочкина, жизнь. С бурями и затишьями, с тяжелыми годами войны, с адаптацией в мирной жизни, с огромной общественной работой. Теперь ей предстоит заново осваиваться с новыми своими обязанностями, с новым коллективом.

Все вышло именно так, как предсказала Мария Александровна. Одного только не знала Милочка, Людмила Васильевна, что время так быстро летит…

"Гвардии лейтенанту медицинской службы запаса Людмиле Васильевне Загоройчук.

Дорогая Людмила Васильевна, наша славная боевая подруга, смелая и отважная медицинская сестра! Узнав, что вы недавно удостоены ордена Ленина за трудовые дела в здравоохранении, мы, ветераны Первой Гвардейской, приветствуем вас… мы гордимся вами. Гордимся, что к вашим фронтовым наградам, полученным за боевые дела в годы Великой Отечественной войны, прибавилась новая почетная правительственная награда".

Подписи, подписи, подписи…

И совет ветеранов 1-й гвардейской дивизии поздравил ее с награждением орденом Ленина. А фамилии-то какие, какие все дорогие для нее имена: гвардии генерал-лейтенант в отставке И. Руссиянов, гвардии полковник запаса, Герой Советского Союза П. Ребенок, гвардии полковник запаса С. Минин…

А вот совсем неожиданное письмо. Из Калуги.

"Дорогая Людмила Васильевна! Перед моими глазами на страницах «Медицинской газеты» промелькнуло ваше имя, и я сразу же понял, что пишут это именно о вас.

…Я знаю вас лично, знаю ваш коллектив, прекрасный коллектив сестер и врачей родной Пятой Советской больницы. Дважды замечательные хирурги, с кем вы бок о бок трудитесь, возвращали мне жизнь.

Так спасибо же вам, Людмила Васильевна, старшая операционная сестра. Примите от меня и моей семьи поздравления с награждением именно Вас самой высокой наградой – орденом Ленина. Здоровья вам, дорогая Людмила Васильевна.

Федя, Лена, Павлик Антоновы".

Надо полагать, что Федя это и есть старший Антонов, тот, которого оперировали в больнице. Оказывается, больные все-таки замечают, кто стоит в операционной рядом с хирургом.

В Венгрию они – ветераны войны – ездили дважды, оба раза весной. В воспоминаниях Людмилы Васильевны эти поездки как бы слились, сместились. Та же весенняя зелень, то же вспыхивающее над деревенскими садами розовое цветение фруктовых деревьев, те же синие воды в Дунае. Помнит только, что раньше всего ходили к обелиску на площадь Свободы, установленному в память победы над фашизмом, на кладбище. Привозили с собой землю родины, рассыпали ее на могилах однополчан, чтили их память минутой молчания. А весь вечер потом оставались в гостинице, смотрели из окон на ночной нарядный город, вспоминали бои, павших товарищей, плакали.

Прошло двадцать три года как они воевали в этих местах.

Вот снимки, вот венгерская газета…

На фотографии – могила, вся в цветах, и они – вот генерал Руссиянов, вот Попов, Цемин, Акимов, вот Роза Шулова – разведчица, Ирина Богачева – медицинская сестра, Макс Поляновский, писатель, и другие. Надпись на одной из могил: "Гвардии подполковник Грошев Алексей Игнатьевич, кавалер семи орденов, павший смертью храбрых в борьбе с немецкими захватчиками за свободу и независимость Советской родины. 1911–1945".

А вот вся их группа, все они стоят у автобуса, на котором поедут по стране, на места боев. А в газете венгерские журналисты описывают, как советские воины приехали на места боев за город Секешфехервар.

Еще в войну шутили, что легче, мол, было отбить город, чем запомнить и произнести название.

– Но кровушки он нам все-таки стоил, хоть и говорилось, что легко отбить, – вздохнул Попов, когда они пошли, поднимаясь по ступенькам лестницы, осматривать причудливой архитектуры замок на окраине города: – Милости прошу, тут располагался мой КП.

Попов, как хозяин, рассказывал, что где у него было, где стояла артиллерия, где были пулеметные гнезда. Вспомнили погибшего командира 2-го батальона Ляшенко Михаила Емельяновича. Пусть земля ему будет пухом.

С лестницы открывался великолепный обзор, прекрасный вид на поля и луга, далеко видна была живописная местность, старинные постройки города: парки, колокольни, сады. А тут замок с его зубчатыми стенами, башенками, переходами.

Стали вспоминать, как все здесь было в войну.

– А ты помнишь? А вы помните?..

Тогда многие даже не знали, что за красивый дом, что за замок. Но был приказ не стрелять из орудий, не разрушать. "Разве можно было такое великолепие разрушать? – опять сказал Попов. – Мы его старались сохранить для народа".

Венгры, которые сопровождали гостей, стали наперебой рассказывать, что это скульптор, художник, профессор (Бореш, что ли, его фамилия?) выстроил этот замок для жены, которую пламенно любил. И будто выстроил своими руками, во всяком случае – по своему проекту.

– О, я эту легенду слышал, – подтвердил Иван Герасимович Цемин. – Тут же был наш госпиталь, вы узнаете, Люда? Нам рассказывал местный житель…

– Это верно, я тоже слышал… Я же у вас лежал… Помните, Людмила Васильевна?

– Лежал, – Людмила Васильевна возмутилась, – трех дней не прошло, запросился на фронт…

– Так разве улежишь, когда бои…

Венгерские товарищи еще рассказывали, как профессор, который выстроил замок, создал после войны памятник советским воинам. Напомнили его слова: "Хочу, чтобы молодые люди помнили о сынах России, которые отдали жизнь за Венгрию"…

Они много исходили в те дни, побывали в окрестных деревнях, где их горячо принимали, встречали людей, которым когда-то оказывали медицинскую помощь.

А Роза Шулова все твердила:

– Где-то здесь замучили наших пленных, я же помню, я разведчица…

Оказалось, что крестьяне в память о погибших посадили тридцать девять каштановых деревьев. Каштаны уже зацветали, готовые взметнуть к небу свои кремовые, высокие, как свечи, цветы.

Сколько теплых слов было сказано при встречах, и сколько было их, этих встреч! Их разыскала немолодая уже женщина в яркой юбке. Темпераментно размахивая руками, она громко что-то говорила, показывая на свое лицо. И как-то без перевода стало понятно, что это та самая Магдольне, Магдалина, которую во время боев ранило осколком и которой советские хирурги оказали помощь. Людмила Васильевна, кажется, как раз ее и перевязывала. Женщина то целовала всех подряд, то сокрушалась, показывая, что доктор раньше был кудрявый, а теперь лысый.

Цемин вытащил из кармана карточку, показал женщине:

– Внуки, понимаешь, внуки!

И все наперебой стали вытаскивать из бумажников, из сумочек фотографии и показывать друг другу.

А Ирина Богачева, с ее склонностью вникать в суть явлений, тихо сказала Людмиле Васильевне:

– Может быть, все, что мы делали, все, что мы приносили в жертву, и было ради этой минуты, ради будущего, ради вот этих детских снимков…

Они вообще очень сдружились за ту поездку или за те поездки – Людмила Васильевна как-то уже не могла их отделить, размежевать. Когда она смотрела в Национальной галерее Будапешта картины Эль-Греко, поразившие ее зеленовато-желтыми тонами, удлиненными лицами и глазами? Когда ездили на озеро Балатон – в первый или во второй раз? И когда был этот редкий, буковый, что ли, лес, весь залитый солнцем, а автобус поднимался в гору и у нее от бессонных ночей, от волнения, от воспоминаний вдруг закружилась голова? А когда это они с Ириной, немного отстав от остальных, шли по вечерним улицам Будапешта, мимо нарядных витрин, и вдруг спросили одна другую: «О чем ты думаешь?» Оказалось, об одном и том же – неужели был этот страшный сон – война, и они – обыкновенные женщины – участвовали в этой войне? И остались живы, имеют друзей, работают, у Ирины подрастает дочь, хороший муж, сама она преподает. Какое это счастье – быть живой, здоровой, ходить по ночным улицам и деловито обсуждать фасоны выставленных на витринах платьев!

Ирина сказала:

– Я долго не верила, что врасту в мирную жизнь. Это было главное, чего хотелось, – все забыть, найти новые интересы. А я каждую ночь видела во сне войну. Просыпалась в кошмаре и думала, господи, неужели так будет всегда? Никого из вас не искала, ни с кем не хотела налаживать связь. Это уже потом, когда училась в аспирантуре, вдруг стала замечать, что меня так и тянет к бывшим фронтовикам… И вовсе этот человек не из нашей дивизии, а все-таки родной… Так была рада, когда получила приглашение на встречу ветеранов. Спасибо тебе, Люда… Это была такая радость – побыть среди своих. Ведь мы роднее родных, правда? – она вдруг заговорила шепотом, горячо, на "ты": – Люда, я все вижу, ты натянута, как струна. Ты же здесь была не одна, ты была с мужем и потеряла-то его не в боях… Люда, я еще больше тебя уважаю за то, что ты не показываешь вида, самая веселая, самая энергичная…

За ними вернулся Попов, спросил ворчливо:

– Вы что отстаете, девочки? Вы думаете, я молоденький, чтобы бегать за вами?

– А какой же? – не сразу отозвалась Людмила Васильевна. – Неужто не молоденький?

– Правда, я и не старый еще, – сказал Попов. – Здоровье, конечно, не то. И волос не такой густой. Но еще бравый… ох, девочки, девочки, подумать только, что наш батальон первый форсировал Дунай, а он, надо вам сказать, вовсе не такой голубой, как в песнях поется, и не такой уж теплый.

– Какой же? – засмеялась Ирина.

– Мокрый. Холодный. Так о чем вы шептались, девочки?

– Ни о чем, – уклонилась от ответа Ирина.

И Людмила Васильевна сказала:

– Философствовали, что такое жизнь. И как надо жить. Ирина ведь теперь философ.

– Тоже, выбрала, называется, профессию. Вот уж не ожидал. Такая боевая была дивчина… А впрочем, разве я думал, что буду когда-нибудь прогуливаться по улицам Будапешта да еще при галстуке, да еще с такими интересными дамами?.. – и он галантно подхватил под руки своих спутниц.

Да, она часто думала о том, как надо жить, – Людмила Васильевна. И сегодня думала о том же. Сложила в стопку письма, фотографии, газетные вырезки. В сущности – вся ее биография отражена в этих бумагах, в этом «архиве».

Но она устала от бумаг. Что было, то прошло. А что будет? Как сложится жизнь дальше?

Ей захотелось побыть среди людей.

Людмила Васильевна прошла через широкий коридор – квартира уже засыпала, умолкли детские голоса, радио играло приглушенно, – спустилась по выщербленным ступенькам давно не ремонтированной лестницы, вышла во двор.

В распахнутые ворота въехала карета скорой помощи, опять кого-то привезли. Приемный покой был тут же, в этом же дворе. Там ей предстояло работать. Вслед за носилками, на которых постанывал человек, она переступила порог. Никто из медицинского персонала не удивился, что она пришла. Все в больнице знали ее, и она всех знала.

Дежурная сестра перевязывала пьяного и ворчала на него:

– Ну, красавец, хорош? Всю физиономию разбил. А ведь тебе завтра на работу, тебя жена ждет. Есть жена?

– Есть, – пьяный чуть не плакал.

– И дети есть? Не стыдно тебе? Пропил получку?

На носилках лежал белый, без кровиночки в лице мальчик, почти уже юноша: катался на лыжах, сломал лодыжку. Губы искусанные, пересохшие. Пока выбрался из леса, пока добрался до электрички. И тут же стояла тоненькая девочка в грубых ботинках и красной лыжной шапочке. Как только сестры отворачивались, она подходила ближе и что-то шептала на ухо мальчику, а тот просил: "Ты иди, поздно, родители тебя заругают… иди, Надя, я ничего, мне не больно…"

Доставили женщину с приступом аппендицита, потом грузного плачущего мужчину. Дочь оставила на столе, на скатерти, иголку с ниткой, он как-то – мужчина показывал, как именно – взмахнул рукой, и иголка вошла в руку. "Как-то у меня башка не сработала, в чем тут дело. Я за нитку дернул и оборвал. А теперь, чувствую, эта иголка уже к сердцу подходит". Его успокаивали: "Ну, уж, так сразу к сердцу". Но и сами врачи были озабочены, не так-то легко иголку обнаружить и извлечь.

Все чаще сигналил автомобиль скорой помощи, санитары вводили или вносили на носилках больных. Обычная ночь в больнице большого города. Работы хватало всей ночной бригаде – и хирургам, и сестрам, и санитаркам. Еще одна женщина с переломом ноги, еще один пьяный с разбитым лицом, девочка с ожогом.

…И только когда наступило небольшое затишье, ближе к рассвету, хирург заметил Людмилу Васильевну:

– У нас не заскучаешь, – сказал он. – Работы хватает… – И спросил: – Вы теперь наша, говорят?

Людмила Васильевна ответила:

– Ваша.

– Это очень хорошо, – продолжал хирург, – случаи у нас разнообразные, от простого до сложнейшего, нужны самостоятельность, опыт, смелость, все то, что у вас есть… Это просто счастье, что вы пришли к нам…