Текст книги "Постучи в мою дверь"

Автор книги: Маша Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Олеся никак не могла вспомнить, где его слышала. Властный, не терпящий возражения тон, был ей знаком. Но было что-то еще. Мягкий раскатистый тембр, низкий, завораживающий, как тигриное урчание. Тело от него странным образом расслаблялось, и хотелось поджать пальцы на ногах. Олеся тут же себя отругала. Ну и глупости лезут в голову! Растаяла от мужского голоса, как девчонка. Тихий шорох платья и быстрые шаги. Открылась и закрылась дверь. Кажется, Адрианна ушла. Нужно выбираться. Но как? Пока ее братец здесь, у нее нет шансов. Что же делать? От попытки найти выход заболела голова.

Она не сразу поняла, что в комнате стало тихо. Не раздавалось ни звука. Может, этот Габор тоже ушел, а она не услышала? Олеся попробовала осторожно выглянуть из-за спинки кресла. В тот самый момент, когда она чуть наклонила голову, щеки коснулось холодное длинное лезвие. Сердце забилось как сумасшедшее. По спине побежала капелька пота, скатилась в длинную рану, и ту нещадно защипало. Холодный голос насмешливо произнес:

– Это подарок к моему возвращению?

Олеся выпрыгнула из кресла, удивляясь собственной скорости.

– Маргит? Что вы здесь делаете?

Она взглянула на брата Адрианны и перестала дышать. Напротив нее стоял ее ненавистный начальник. Или нет? На нем не было привычных очков. А в темных волосах таинственно мерцала серебристая седина. Щеки и подбородок покрывала темная щетина. Раньше ее никогда не было. Он опустил саблю, и Олеся только сейчас заметила его странную одежду. Длинный кожаный плащ, черный жилет или сюртук, с бордовой вышивкой, черная рубашка. Десятки ремней, ножны и кажется даже старинный пистолет. Господи! Да он главарь всего этого маскарада.

– Это все вы! Вы притащили меня сюда! – Олеся бросилась на него, не обращая внимание на острие сабли.

Он быстро опустил оружие и удивленно поднял брови:

– Вы действительно можете говорить…

Олеся подскочила к нему и со всей силы ударила кулаком в плечо:

– Конечно, могу! И вы прекрасно знаете об этом! Что вы затеяли?! Зачем все это?!

Олеся колотила его по груди, стараясь ударить как можно больнее, чтобы ощутил хоть толику тех мучений, которые пережила она. Лязг металла привел в чувство. Он отбросил оружие на пол и обхватил ладонями ее запястья. У него были обжигающе горячие руки. От прикосновения плавилась кожа и дрожали колени.

– Успокойтесь! – Он встряхнул ее, как тряпичную куклу, словно она ничего и не весила.

– Что здесь происходит? Я не собираюсь участвовать в вашей секте извращенцев. Верните меня обратно!

Олеся попыталась вырвать руки из его хватки, но он дернул ее на себя, прижимая к твердому телу.

– Тише, Маргит. Успокойтесь. Это же я… Я вас не обижу…

– Я не Маргит! И вы это знаете. Зачем этот спектакль?

Олеся сопротивлялась твердым объятиям. Из нее будто вытекали последние силы. Двигаться становилось все сложнее. Руки и ноги отяжелели. Она оказалась в клетке его рук и груди, прижатая к мягкой ткани и твердым мышцам под ней. Запах мороза, можжевельника и натуральной кожи. Он просочился в Олесю, смешиваясь с кровью. Она жадно втянула в себя еще и еще. Ничего лучше в жизни не ощущала. Как будто кто-то создал идеальный аромат мужчины. В голове словно мотыльки трепыхались слабые мысли: нужно остерегаться этого мужчины… Он задумал что-то плохое… И втянул в это ее… Но он так приятно пах. И был таким теплым. А она ужасно замерзла, сидя в дурацком кресле. Она вдохнет еще разочек, позволит дурману опутать ее изнутри легкой паутинкой. Олеся втянула в себя смесь пьянящих ароматов и тихонько застонала. Показалось, что кто-то накинул ей на глаза темную повязку. Олеся почувствовала себя летящий в глубокий колодец, где кроме черноты и холода, ничего больше не было.

Глава 4

Габор успел подхватить Маргит, когда она неожиданно расслабилась и обмякла в его руках. Несколько мгновений он просто стоял, прижимая ее к себе. Понимал, что нужно отпустить, и не мог этого сделать. Она была такой мягкой и нежной. Когда бросилась на него с кулаками, ему пришлось остановить ее. От прикосновения к ее коже Габору показалось, что его хлещут мокрым кнутом. Какого дьявола?! Он и раньше касался Маргит: подавал ей руку, помогая выйти из кареты. Целовал ладонь. Когда она позволяла, конечно. Сумасшедшая девчонка боялась всего и всех. В том числе и его. Так почему сейчас так внезапно осмелела? Осторожно подхватив Маргит на руки, он уложил ее на свою кровать. Ее голова была запрокинута, открывая беззащитную шею. Во рту пересохло. Ему хотелось снова прикоснуться к ней. Дотронуться до маленькой выемки между выступающими ключицами, а потом опуститься ниже. Габор тихо выругался.

Она была сумасшедшей. Чокнутой. И, получив возможность говорить, лишь доказала свое сумасшествие. Но что-то в ней изменилось. Он не знал что, не видел и не мог понять. Но она была совершенно другой. Может дело в том, что раньше она дрожала и забивалась в самый далекий угол, завидев кого-нибудь из людей? Сейчас же стала… дикой. Из робкой тихони Маргит превратилась в сумасшедшую дикарку.

Нужно было позвать врача, прислугу, Адрианну. Нужно было отнести ее в другую комнату. Нужно. Но он почему-то не мог. Стоял над ней, разглядывая спутавшиеся волосы и ссадины на лице. Внутри все перемешалось. Боль сконцентрировалась где-то в животе, оседая там неприятной тяжестью. Иногда он завидовал Миклошу. Брат был свободен в своей жизни. От него никогда и ничего не ждали. Ему не нужно было оправдывать ничьих надежд и нести ответственность за честь семьи. Но сейчас Габор понял, каким идиотом был.

Маргит тяжело дышала, раскинувшись на кровати. Полы плаща разошлись. Тонкая сорочка задралась, обнажая обтянутые чулками ноги. Нужно все-таки кого-то позвать. Нет. Позже. Наверное ее сумасшествие заразно. Потому что он протянул руку и коснулся ее колена. Пальцы сами скользили по ткани вверх. Он заставлял себя убрать руку, но не мог. Задирая рубашку, вел пальцем, пока не коснулся обнаженного бедра. Ее кожа была нежной. Гладкой. Обжигающе горячей. Его сжигали на костре. За все грехи. Пытался и не мог убрать руку. Хотелось прикоснуться к ней везде. Трогать, пока ладони не запомнят каждый изгиб. Чтобы даже в темноте различать все до одной впадинки ее тела.

За свою жизнь Габор натворил немало. Его наверняка проклял ни один десяток человек. И то, что он делал сейчас, – еще одна буква в его смертном приговоре. Но он не мог остановиться. Сумасшествие Маргит перекинулось и на него.

Габор отодвинул плащ, скрывающий ее тело. Тонкая белая материя сорочки обтягивала округлую маленькую грудь. Огонь теперь горел и внутри, пожирая его. Ее соски набухли, и были отчетливо видны. Он знал, что сделает через секунду: нагнется и втянет каждый в рот, чтобы знать, каковы они на вкус. Каково ощущать их языком.

Шум за дверью вовремя остановил. Он успел укрыть Маргит плащом. Не потому что боялся, что ее застанут в его спальне. А потому, что не хотел, чтобы кто-то кроме него видел ее такой.

С момента рождения Миклоша, он завидовал ему. Зря. Единственно важное и ценное в его жизни появилось три года назад. А Габор не разглядел. Не понял. Но сейчас твердо осознал: он хочет жену своего брата. Хочет себе. И обязательно получит.

Он заставил себя отойти дальше. За дверью продолжалась какая-то возня. Должно быть прислуга. Маргит застонала, и он резко обернулся к ней. Она нахмурилась, как будто спала и видела дурной сон. Как она здесь оказалась? Едва он вошел, сразу понял, что в покоях кто-то есть. Во время приездов сестры ее служанки часто пытались пробраться в его спальню. Но он даже и предположить не мог, что это Маргит. Она изменилась. Стала совершенно другой. И дело даже не в голосе, о котором лучше не вспоминать. Мягкий и уверенный одновременно, немного охрипший. Он такой от природы? Или она сорвала его, крича под Миклошем? В животе заворочался клубок змей. Ревность подняла свою гадючью голову и впилась прямо в сердце. Это натуральный идиотизм, но невозможно было удержать сорвавшиеся с цепи мысли: кричать она должна только под ним. С Миклоша хватит и его любовников. Репутация семьи постоянно находится под угрозой.

Габор даже думать не хотел, что будет, если о пристрастиях брата станет известно. Пока Миклош тихо сидел в своем поместье и не высовывался, Габор был согласен закрывать глаза на его «увлечения».

Габор не удержался и снова подошел к Маргит, коснулся пальцами ее щеки. Миклош и так имеет слишком много, не приложив для этого никаких усилий. Он обойдется без Маргит. А Габор – нет. Она до безумия нужна ему. Так, что сводит мышцы. Если братец вздумает помешать, то Габор лишит его всего. Между ними никогда не было особых родственных чувств. Габор подозревал, что Миклош его всегда ненавидел. Впрочем, это Габор может пережить. И Маргит ему поможет…

Она стала совершенно другой. Еще одно чудо? Габор не смог сдержать усмешку. Только Адрианна могла придумать подобное объяснение. Но он докопается до истины. Раньше Маргит всех сторонилась. Особенно его. Опускала глаза, сутулилась и, бормоча что-то, уходила. Иногда она смотрела на него с ужасом, а затем прятала глаза и невнятно бубнила какую-то ерунду. А сегодня бросилась на саблю, пытаясь в чем-то обвинить. И такая она возбуждала его до дрожи.

Дверь распахнулась и в комнату снова влетела Адрианна. Габор едва успел отскочить от Маргит и закрыть ее своим телом. Сестра выглядела перепуганной до смерти.

– Маргит пропала! Ее нигде нет. Мы не можем найти…

Она заглянула ему за плечо. Габор беззвучно выругался, придумывая правдоподобную ложь.

– Я нашел ее в коридоре. Она лежала без сознания.

– О, бедная… – Адрианна опустилась на кровать и коснулась ладонью лба Маргит. – Жара вроде бы нет. Нужно перенести ее обратно в спальню.

Габор подошел ближе и осторожно поднял Маргит с кровати. Внутри крепло чувство, что она находилась именно там, где и должна была. Но все же он заставил себя спросить:

– Где ты ее разместила?

– В голубой спальне. Надеюсь, ты не против?

Габор пожал плечами, стараясь сохранить невозмутимый вид. Адрианна сделала ему подарок. В северной башне было только две спальни – его и… Маргит. Когда приедет Миклош, Габор позаботится, чтобы брат оказался в противоположном конце замка.

– Нет, конечно, я не против. – Габор шел за Адрианной, стараясь не сжимать Маргит слишком сильно.

Она пахла невероятно. Чем-то цветочным и немного терпким. Мыло? Духи? Габор хотел вдыхать ее запах повсюду. Что с ним происходит?! Может, демоны и вправду наделили Маргит особой властью? И Габору предстоит стать ее первой жертвой. Но не раньше, чем она окажется в его постели. Впрочем, необязательно только в постели.

– Ты меня слушаешь? – Адрианна отворила дверь, пропуская его вперед.

Габор осторожно уложил Маргит на смятые простыни. Без нее в руках сразу стало холодно.

– Ты ни словечка не слышал, да?

Габор укрыл Маргит покрывалом и заставил себя отойти.

– Прости. Ты послала за врачом?

– Нет, он был уже несколько раз. Сказал, что это чудо – что Маргит осталась жива. Похоже, что несколько суток она провела на холоде. Да еще эти ужасные раны… Сказал, нам остается только молиться о чуде.

Что-то неприятно царапнуло в груди.

– Постой… Какие еще «ужасные раны»?

Адрианна замялась.

– У нее… на спине…

Габор быстро перевернул Маргит на живот и стащил плащ. Проклятье!

– Габор, нет! Это неприлично!

– Она истекает кровью.

Тонкая ткань пропиталась кровью и прилипла к коже. Неудивительно, что она упала в обморок.

– Пошли в деревню за Браженой.

– Нет. – Адрианна покачала головой. – Она – ведьма. И я не позволю ей приблизиться к нашей семье.

Габор начинал терять терпение.

– Лучше не зли меня, Адрианна.

– Если она принесет беды нашей семье, виноват будешь ты.

– Быстрее. – Он старался не кричать на сестру. Голос звучал жутким шипением.

Когда Адрианна, нахмурившись, вышла из спальни, Габор осторожно отлепил окровавленную ткань от спины Маргит. Длинные тонкие полосы лопнувшей кожи. Кое-где они затянулись, но в некоторых местах лопнули и сочились кровью. Он видел такие раны. Много раз. По спине Маргит прошелся чей-то кнут. И будь он проклят, если не найдет того, кто это сделал.

* * *

Это сон. Жуткий бесконечный сон. Из которого не вырваться. Олеся не спешила открывать глаза. Она уже знала, что увидит: покрытые резьбой столбики кровати, тяжелый полог, скрепленный шнурками, высокий, как небо, потолок над головой. Психушка? Секта? Параллельная реальность? Ловушка. Она оказалась в ловушке, из которой нет выхода. Под щекой была гладкая мягкая ткань наволочки – не сравнить с дешевым бельем, которое она едва теперь могла себе позволить. Почему бы не насладиться лишнюю минутку комфортом, прежде чем она предпримет очередную бесплодную попытку сбежать отсюда.

– Когда она придет в себя?

– Терпение, мой господарь, терпение…

Сон, как рукой сняло. Олеся прислушалась. Первый голос она узнала сразу же. Теперь не было никаких сомнений, что это ее чертов начальник. Или не он? Просто, кто-то очень похожий? Второй звучал тихо и надтреснуто. По-старушечьи.

– Она слишком долго без сознания.

– Тебя ведь не это волнует, господарь? Совсем не это…

Олеся напряглась. Она лежала на животе, а по измученное спине разливалась приятная прохлада. Раны немного жгло, и ужасно хотелось их почесать, но Олеся заставила себя оставаться неподвижной.

– Нет, это единственное, что сейчас важно. – Красивый уверенный голос.

Почему раньше она никогда не замечала, какой у подлеца бархатистый голос? Слушала бы и слушала.

Старуха рассмеялась.

– По деревне уже ползут слухи, что сумасшедшая Маргит может говорить… Что ее отметил демон… Возможно, сам Крампус…

Олеся не поняла ни одного словечка из сказанного. Вот только при слове «Крампус» в памяти вдруг мелькнула жуткая деревянная маска с рогами, бородой и высунутым алым языком. Она едва не передернулась от отвращения и страха.

– Никто ее не отмечал. Ты знаешь, что я делаю с теми, кто распускает язык. Не болтай глупостей.

Старуха рассмеялась. Как будто что-то трескалось и ломалось. Олеся задышала чаще от волнения.

– Всю деревню не вырежешь, господарь.

– Зачем же резать всех? Достаточно одного… Все остальные быстро поймут, что лучше молчать.

По коже Олеси прошел озноб. Эти люди всерьез говорили об… убийствах?

– Ты жесток, господарь. Хуже многих демонов. Хуже Крампуса.

– Ты здесь не для того, чтобы обсуждать мою жестокость.

Дыхание с хрипом вырвалось из горла. Олеся испугалась, что ее услышат. Кем бы ни был этот мужчина, но это точно не ее начальник. Тот мог оставить без отгула, премии или выбросить в мусорку весь ее труд. Но убивать людей… Голос старухи ворвался в страхи Олеси:

– Кроме излечения от немоты в ней еще что-то изменилось?

– Один глаз стал голубым.

– Хм… Странно…

Олеся очень хотела услышать объяснение невидимой старухи. Опять демоны? Или еще что-нибудь похлеще? Олеся едва не рассмеялась. К каким психам она попала? Или все гораздо хуже?

– А раньше какие были? – Медленные шаркающие шаги, и на Олесю повеяло запахом трав и чего-то еще… Пахло как в аптеке.

– Карие. – Все-такие у этого Габора очень красивый голос. По-настоящему мужской. Уверенный, властный, низкий и неуловимо бархатистый. Словно мягкая ткань ласкает тело.

Олеся вновь начала проваливаться в дрему, как вдруг чьи-то пальцы коснулись века и бесцеремонно его приподняли.

– Ай! – Олеся дернулась и попыталась взмахнуть руками.

– Тьфу ты! А госпожа-то уже очухалась!

Олеся проморгалась. Когда разглядела старуху, то от удивления раскрыла рот. Бабка была вся сморщенная, обмотанная в яркие цветастые тряпки. На голове и шее – платки с крошечными золотыми монетками и нитками бисера. С широкого кожаного пояса свисали какие-то странные мешочки и… меховой хвост. Олеся попробовала выбраться из-под груды одеял и отползти от странной старухи. На обнаженное плечо легла горячая мужская ладонь.

– Тише, Маргит. Вам нужно лежать неподвижно.

Олеся дернулась, но сильные пальцы лишь крепче сжали. От них по коже растекалось странное тепло, заставляющее все тело дрожать мелкой дрожью. Олеся подняла взгляд на высокого мужчину. Брат Адрианны. Или начальник. Нет, все-таки они отличаются друг от друга. Серебристая седина волос, внимательный прищур, морщины в уголках глаз. Он был похож на ястреба. Или на ворона. Длинный острый нос, выдающийся подбородок. От него словно исходили волны силы и властности. Уверенности. Олесе казалось, что он подчиняет ее себе одним только гипнотизирующим взглядом. Странное ощущение. Жуткое и пугающее. Будто она становится его послушной, на все согласной куклой. Как он скажет, так и будет. Так она и сделает. Помощь пришла с неожиданной стороны. Скрипучий голос вырвал из власти мужского взгляда:

– Хм… И вправду, разного цвета…

Старуха шагнула ближе, и на Олесю снова обрушился аптечно-травяной запах. Украшения на голове тихонько звякнули.

– Это не метка демона… Но я слышала о подобном…

Старуха подошла ближе к Олесе и сгорбилась, пристально глядя ей в глаза.

– Что это значит? – В голосе Габора слышалось нетерпение.

– Моя бабка рассказывала… Когда в теле поселяется другая душа…

Олесю прошибло холодным потом. Что она несет?! Габор снова в упор посмотрел на Олесю. Ей захотелось укутаться с головой, чтобы спрятаться от его серо-голубых глаз.

Старуха хихикнула.

– Вот так вот! Тело одно, а душа – другая.

Олеся не могла понять, что это значит. Но точно что-то плохое. Иначе почему бабка так злобно улыбается, а Габор сурово хмурится. Он встал между Олесей и старухой.

– Мне не нужны сказки твоей бабки. А еще я не хочу слышать сплетни о том, что ты здесь видела. Иначе останешься не только без языка, но и без глаз. – Габор что-то вытащил из кармана, и Олеся успела заметить яркий золотой блеск. – Это тебе за труды. Тебя отвезут обратно. Скажешь, что я приказал.

Старуха поклонилась. Мешочки и хвост на ее поясе колыхнулись. Старческие глаза слезились, но Олеся смогла разглядеть в них любопытство и что-то еще… Как будто, она знала больше, чем говорила.

– Благодарю, господарь. Вы милостивы. – Старуха еще раз поклонилась, на этот раз Олесе. – Здравы будьте, госпожа. Добром поминайте старую Бражену.

Олеся только кивнула, пытаясь справиться с потрясением. «Тело одно, а душа – другая». Что бабка имела ввиду? Старуха зашаркала к двери и проворно нырнула в коридор. За окнами сгущались темные сумерки. Только сейчас Олеся заметила разожженный камин и несколько свечей. Осознание того, что она не в психушке, обрушилось холодной волной. И все эти люди… Они не сумасшедшие. Олесю затошнило.

– Вы должны лежать.

Брат Адрианны заботливо поправил подушку и коснулся ее плеча.

– Какое-то время придется спать на животе.

Олеся не хотела, чтобы он убирал ладонь. От его прикосновения по телу проходили волны жара. Олеся послушно лежала. В спальню вошла встревоженная Адрианна.

– Слава небесам, она ушла! Жуткая женщина. И как тебе могло прийти в голову ее позвать? – Адрианна отодвинула Габора в сторону и уселась на край кровати. – Как вы, милая? Она вас не обидела?

Олеся, как могла, покачала головой. И почему-то снова спросила:

– Где я нахожусь?

Адрианна гладила ее по голове, перебирая волосы. Чужие, не Олесины! Олеся поняла, что плачет.

– Т-с-с… Тише… Не плачьте, милая… Вы в Дьекельни. И мы позаботимся о вас. Все будет хорошо, вот увидите.

Олеся знала, что ничего хорошо не будет. Она оказалась в странном непонятном месте. Среди людей, которые вовсе не были актерами или участниками какого-то жуткого шоу. И все, что с ней происходило, взаправду. Олеся не могла остановить слезы. Они текли и текли, пока наволочка не стала мокрой. Лицо неприятно стянуло. Навалилась страшная усталость. Сквозь дымку до нее долетел ласковый голос Адрианны:

– Иди… А я с ней посижу… Это все из-за той ужасной женщины… Ты бы еще Крампуса сюда позвал…

Перед глазами Олеси вновь возникло безобразное лицо. На этот раз точно лицо. Не маска. Лицо, как древесная кора. Мерзкое, морщинистое. Из пасти выскальзывает раздвоенный язык. Существо шипит и смеется. За его спиной огромный короб, из которого доносится детский плач. Его уродливые пальцы покрыты редкой шерстью, а острые когти в грязи и, кажется, крови…

Он смеется и дергает за веревку, которая обвязана вокруг Олесиной шеи. Тащит ее за собой, смеется. А ребенок в коробе кричит и плачет, просит помощи.

Избавиться от веревки никак не получается. Она сдавливает шею, натирает кожу, перекрывает кислород. Но уродливое существо лишь смеется и тащит дальше. Через лес, по грязи, смешавшейся со снегом. И вот они уже в пещере. В мрачной и темной. Она едва освещена лунным светом. И слышно, как волны бьются о неприступные скалы. Чудище смотрит на Олесю и вдруг начинает стаскивать с себя лохмотья. Под бледной, покрытой струпьями кожей, выпирают кости. И весь он оброс свалявшимся мехом. Олеся понимает, что остается один выход: прыжок со скалы. В черную бурлящую пучину.