Текст книги "Двое в палате не считая Будды"

Автор книги: Мартин Сублингвист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Двое в палате

не считая

Будды

подпольным «кухням» посвящается

«Чтобы писать легко продающиеся книги, нужно иметь легко

продающиеся мозги».

Олдос Хаксли

“I think that in human evolution it has never been as necessary to have this

substance LSD, it is just a tool to turn us into what we are supposed to be”.

Albert Hofmann

авторство МартинЛютый Сублингвист

5/4

«Don't play what's there, play what's not there».

Miles Davis

– Пауки – говорит Мартин Лютый Сублингвист, – знают толк в джазе,

шесть синкопированных шагов, ♫ ♫ ♫, акцент! __________ пауза (которую они

могут вытягивать в минуты. . считаю: 7_________ 29___________ 38______________

62); жду его соло —

                               П

                                      А

                                            С

                                                  С

                                                         А

                                                                 Ж

и глаза приподняты на теплый угол.

– А ты не думал, пока ты высматривал паучьи линии, и давал счет его

сотрясающему точечному джазу, наверное, 16–ые стаккато, не так ли? —

уточняет Лоренцо.

– Стой, стой, Дэвис или Гиллеспи?

– Как–то громко он бьет для такого маленького арахнида, в 33 м² или

вернее в 33 метра надломленной перспективы пикассовым воображением,

но мы ведь слышим?

– Безусловно.

Оглядывая комнату: деревянный пол, типичный терракотовый окрас, одна

огромная совковсковских времен пружинистая кровать, деревянное окно с

видом на яблони и пурпурную синь, двое путешественников над которыми

одинокой грушей висит лампочка. Они пристально глядят в белые стены,

что слегка блеют фиолетовым оттенком, напоминающий дальний горизонт

на пару миль от Килиманджаро. Если в них долго всматриваться, вы

узнаете о мире больше, нежели у царя Соломона, но мало спросить, нужно

еще съесть свое сознание, а тогда. .

– Товарищ капитан, мы отплываем к порту Печень, цель экспедиции –

исследование фундаментальных теорий квантовой физики, а дальше по

уровням химия, биология недоумевающих сознанием видов и т. д.

Конечный итог – распад вещества.

– А вот слушай Лоренцо, яблоко совершено?

– Совершенство есть совершенство совершенства совершенство.

– Диагноз?

– Нет! поэзия!

Пафосная палуба, – то есть пустая комната с кроватью, боцманом и его

Джеймсом Куком, накрывается очередной волной, и превращается в сцену

полу-венецианский кабинет с викторианской мебелью и античными

декорациями.

Л и ц о п е р в о е:

( человек в красном халате голосом палача)

Бред бормочет

над тобою —

ты бессилен

ты порочен

недостоин

даже точки

чистого листа.

Л и ц о в т о р о е:

( человек в белом халате со стремительностью Прометея освобожденного)

Нет! и нет! и нет! —

мой яростный ответ,

я сумею

разорвать вас,

ржавые оковы

страданий бесконечных,

закончив

все бессмысленные споры,

про истину

и бога.

Да грянет, гром!

(где–то вдалеке заиграли первые 3 ноты ” Smoke on the water”, 2–ое лицо

окружают духи в черных одеждах)

Л и ц о п е р в о е:

( насмешливо)

Бред бормочет

Над тобою —

Это голос рока.

Х о р:

Он не знает,

Он не может,

пациент палаты разум.

– Баста! – завопил Мартин, в момент вся бутафорность исчезла, они

вернулись обратно в свою палату.

– Послушай, яблоко как символ из бородатой сказки про этих самых. . как

их?

– Гусениц?

– Нет, вроде бабочек или гусениц, не знаю, а может драконов – ища в

потемках памяти, более древние, чем пыль на бороде Моисея,

воспоминания – Мартин бросает резкий взгляд в потолочный справочник,

– точно, вспомнил! Лоренцо хлопает в ладоши, и переключает свое

внимание с импровизации восьмилапого Гиллеспи на грибного

проповедника.

– Давным–давно, когда еще не существовало иллюзий, Великое Сознание

Пустоты решило изменить реальность. – Мартин принял позу

великодушного, но скромного мессии. Из окна падал слабый свет на образ

сказателя, придавая ему священности, будто нимб! засиял над Мартином,

упоротым и преподобным! Над 13-ым апостолом, которого стерли из

сознания людей, но он то знает.

Откровения 13-ого апостола ( из книги Упоротья).

1.В начале Сознание Пустоты сотворило небо и землю. 2 Земля же была не

пикселизированна и бесцветна, и тьма над бездною, и Сознание Пустоты

носилось над водою.

3.И сказало Сознание Пустоты: да будет свет. И стал свет. 4. И увидело

Сознание Пустоты, что свет хорош, и отделило его, при помощи контраста,

от тьмы. 5. И назвало Сознание Пустоты свет днем, а тьму ночью. И был

вечер, и было утро: первая пикселизация.

6.И сказало Сознание Пустоты: да будет твердь посреди воды и да отделяет

она воду от воды (опять же при помощи контраста) и так дальше, бла–бла-

бла… Ведь самое интересное началось, чуть позже, по дикой случайности,

создало оно какое–то обреченное самосознанием существо, нарекаемое

нынче, человек, и дало ему на скидку Лилит, так как с одной было

невпопад, дало оно ему еще под ребро Евой, а далее, всем все известно… ну,

по–крайне мере некто, в это верит. На востоке же от человеков, был один

очаровательный сад, где прорастали гавайские розы, маки, кока, дурман,

каннабиноловые пальмы и много, просто жуть, как много, псилоцибиновых

грибочков, было бы неловко, непонятно? зачем? и для кого? но Великое

Сознание Пустоты быстро схватило эти мысли и создало двух бабочек:

Грибоедку и Нектаринку. Эти бабочки были особенны, так как у них не

было цикла превращений, они всегда были имаго, и к тому же бессмертны.

Вот одно типичное их утро:

– Привет Грибоедка!

– Привет Нектаринка!

– Пойдем на псилоцибиновый завтрак?

– Ты же знаешь, я не создана для этого, я могу питаться только нектарами.

– Эх, жаль, мне бы тоже хотелось попробовать твой королевский завтрак

из коки и морфина.

– Второго не дано.

– Не дано.

Они разлетаются по своим рассадам, и к обеду сходятся на Холме Бездумья,

где они, на протяжении четырех часов машут в такт крыльями Пустоте —

Пустота же дышит тишиной и безмолвием, беспристрастием к своим

созданиям, а если вы находите в мире случаи проведения чего–то выше,

помните слово детерминизм и силу вашей веры. И может уже завтра

снизойдет на вас счастье со вкусом удачи, всего немножко, просто поверьте.

Бабочки же были свободны, от всякого рода вер и поверий, они просто

были, зачем им еще какой–то, в чем–то смысл: с утра морфин, в обед

кокаин. И жили они так тысячу лет, и еще один год, перед тем как Великое

Сознание Пустоты не построило в саду публичную библиотеку, прикрепив

над входной дверью табличку:

☝НЕ ЛЕЗЬ ОСОЗНАЕШЬ!

И сказало оно им: «Не ходить туда! Не думать, оставить все сомнения (но

ведь, говоря слово «сомнение», вы уже его сеете). Так, как вы и ожидаете,

да, читатель, их занесло попутными ветрами сомнения, в библиотеку, где

их встретил, роковой библиотекарь с предложением почитать: Камю,

Ницше, Сартра, Кьеркегор, и прочую рассаду черных мыслей. И познали они

истину, которая свела их с ума. О горе! Жгучий яд экзистенциализма

отравил их, они осознали себя, отчего им стало скучно их наркотическое

существование.

Бытие – к чему ты, если мы твои узники?

Сознание Пустоты быстро просекло что-то не ладное, и вмиг выгнало их на

пару с человеками в настоящее, удалив при этом свойство бессмертие, заменив,

его на цикличность, также при экспорте в эту реальность где-то

еще потерялся файл справедливость. Поэтому все нынче так – умирает, да

еще не справедливо, но Цой жив.

Бабочек, как главных виновников, Великое Сознание обрекло быть

червями, проходить мучительные циклы перерождений, и существовать

имаго всего лишь сущие мгновения. На этом файл «Земля» был закончен.

– И поэтому я теперь должен ненавидеть бабочек? – иронично заметил

Лоренцо, потеряв последнюю веру, даже в 13-ого апостола.

– Почему должен, это же всего лишь история, вырванная из былин, кто

знает, может они были не бабочками, а осьминогами, – двое пациентов

повернулись в сторону читателя и шепотом к другу:

– Зачем он нас читает, у него, что дел нет поважнее? Приготовить борща,

или завести жену

для онного, заняться чем–то полезным, посидеть в соц. сети, посадить дерево,

или украсть

хорошее настроение на кладбище оптимизма идей, включить телевизор,

в конце– то концов, молотком по экрану, а не играться в литературный

кубик– рубик.

– Это, товарищ скептик– антисептик, как раз, делаем мы.

– А– а– а– а– а??? как мы вообще???? мо– о– ожем????? что– то делать????

 если мы лишь буквы?

– Мы даже не

Б У К В Ы

мы –

с и м в о л ы .

///////////////////////////////////////////////////////////////////

– Жестоко – тихо уронил, в другой комнате, Накатило, как бы вне

сюжетной линии, после чего, взялся за стакан, да накатил.

//////////////////////////////////////////////////////////////////

Мартин попытался достать рукой книгу из-под кровати, но книги —

больным не положено, после чего заговорил громче , на 2 размера.

– Все это –

методы,

спекуляции,

приемы.

– А я думал, что все – это рок-н-ролл. – разочаровано всхлипнул Лоренцо.

– Нет, что ты, наивный крестьянский мальчик, из города старых обычаев,

рок-н-ролл – это уже классика, настоящее, и та реальность, которую оно

отражает, с нашей тенью, все это – фон.

– М-ммм? – чуть-ли не плача, замычал Лоренцо.

– Ф, – О, – Н, фон. – прочеканил Сублингвист.

– С рок-н-роллом понятно, с реальностью и тенями – тоже, а фон, куда и

каким местом? – ответил второй, после чего добавил про себя; «Рок-н-рол

жив и будет жить!»

– А – Ф – О – Н, получается Афон. Гора такая: монастыри, монахи, —

идиллия смирения.

– Не–а, не пойду туда, хоть она святая, вот лучше запатентовать бы свою

гору, с прожорливыми до страсти нимфоманками.

– И блэк–джеком? – вяло похлопал его по плечу, сочувствующий друг.

Наклонился к нему, посмотрел по сторонам, никто ли их не подслушивает,

кроме паука, убедился, что параноиться не к чему, после чего, продолжил

шепотом:

– Успокойтесь, больной, у нас еще куча страниц, и наша задача как букв,

давать точные акценты, держать в сохранности слог, предложения,

мысль всей повести, наконец!

Быть поводырями читателя до последней буквы, «и», символа точка.

– А за ней пу– у– у– у– усто– о– о– о– оо– о– та.

– Хватит, угомони свою стилистику.

—А может это всемирный блеф? Якобы, я вас читаю, а сам прячусь

в своем воображении, но принюхайся к автору просвещенный читатель,

прохавай, пост– постмодерную табуретку, на который сидит

задница Достоевского.

– Не то! – прервал его сосед

– Зачем ты заговорил громко?

– Не то ты чешешь, я вот вспомнил про Якобсона.

– Дай справку, чтоб я не думал что он дедушка Кобзона.

– Якобсон Роман Осипович, крупнейший лингвист.

– Как Годзилла?

– В отношении прочих лингвистов, да.

– И к чему это все?

– Даже в абсурде, может быть еще больший логичный абсурд.

Лоренцо от последних слов, совсем почувствовал себя, белой вороной в

черном холодильнике смысла.

– Дай объясню, возьмем какое–нибудь, волшебное слово.

–Абракадабра? – заискрился маленький мальчик Лоренцо, в ожидании

фокусов.

– Нет, кроликов из шляпы не будет, разве что, твое сознание могу

запихнуть в карман, но это не то, вернемся обратно.

Он смочил губы, после чего встал на ноги, и отчетливо сказал:

О б р у ш и т ь – произнес Мартин, как будто, на

миг превратился в образ песочной горы, которая рушиться.

– Обрууууууушшшшшить, – повторил за ним в интервал понимания

Лоренцо, а дальше, найдя источник понимания, в унисон две песочные

горы:

– ОБ —

Р

У

Шились.

Лоренцо улавливает эту вашу, красную нить, хватает ручку и начинает

писать, вне пространства и времени, при этом чувствуя себя, в дополнение,

вне Пушкина и Хемингуэя. Найдя определенную трансцендентную волну,

не своей интонацией, он завопил как сумасшедший:

– Бейте в бубен, сейчас будем проводить лингвистический обряд. – после

чего, закрываются глаза и берется горловая нота, Мартин начинает бегать

вокруг кровати и хлопать в ладоши, создавая вдохами и выдохами ритм

(двойка тому, кто подумал про «гейя–гейя»).

– Окошко.

– А кошка?

– Там щели ваты.

– Туда или оттуда?

– Улетела барракуда.

– Дует?

– Jazz do it!

В аккомпанемент шаманов добавляется мелодия «Чижик–Пыжик, где ты

был?» они начинают напевать:

– Поли—Вини—Л—ацетат.

– Продаем места, мы в ад.

– Поли—Вини—Л—ацетат.

– Продаем места, мы в ад.

Мелодия иссякает и получается резкий обрыв.

– Гр—е—е—ешных – прокуренным басом, голосом пьяного Сатаны из

Бобруйска, заговорил Мартин.

– На орешки, – лихо улыбнулся Лоренцо, после чего Мартин бросил на него

резкий взгляд, и застыл камнем.

– Вие не сте доволни?

(вы не довольны? болгар.).

Мартин по—прежнему камень.

– Че ти, приятелю?

(что с тобой, друг?)

– постучал по камню Лоренцо. Мартин, по–прежнему, недвижим, камень,

даже болгарский язык эго не трогает.

– Ум царува, ум робува, ум патки пасе.

(ум царит, ум рабствует, ум пасет утят).

– с надеждой проговорил Лоренцо.

– Что не оживляют тебя мои болгарские заклинания? – Мартин по–

прежнему камень.

– Есть идея, а давай тебя поставим на пьедестал, у входа к больнице, и

выбьем такую надпись «Последний коммунист, узревший безработного

капиталиста, перед тем как тот превратился в гриб», подумай только, сколько

бабушек и дедушек тебе будут сочувственно класть красные

тюльпаны. – Лоренцо опять постучал по камню – Мартин по–прежнему

истукан, недвижим и не подающий признаков жизни, хотя Лоренцо тоже не

подавал признаков,

признаков адекватности,

и вся повесть,

литература,

мир,

вселенная,

от альфы до омеги,

все как один–

УПОРОТЫЕ!

но автор, на самом деле, шутит.

– Предавам се. За съжаление, аз не знам езика на камъните

(Я сдаюсь, к сожалению, я не знаю языка камней).

– Mi sono reso conto della gamma fonetica!

(Я осознал фонетическую гамму! итал. ).

–внезапно протараторил оживший камень, придавая словам

эмоциональную «эврику».

– Qu'a–tu dit?

(Что ты сказал? франц. )

– Brain almost crashed on the awareness’s top gear.

( Мозг чуть– ли не разбился, на вышей передачи осознания. англ.)

Стоп. Баста. Хватит и Assez!

Поставим на паузу, сей фонетический паровозик рельсами упоротости,

который катиться, и катиться, все дальше, и дальше, ведь в

иррациональности весь сок философии, как говорит нам добрый дорогуша,

Доктор « Туда– катиться– этот– мир»: «Не спггашивайте, деггзайте, и

катитесь прямо к Будде».

High

       way

                to

                     Buddha

(Песни у костра, в палате, с друзьями или для

одного, подборы аккордов для сознания

http:// 5 0 – 3 7 – 3 .eat/ ).

Сублингвистика. Введение ( маленькая подглава).

За окном стали пробиваться первые лучики солнца, расплёскивая

багряным по черному, холсту ночи, знамение грядущего дня. Соловьи

полиритмично вытягивали о наболевшем, о розах и торчках (то есть о

стеблях с упавшими бутонами). Деревья взмахивали нечесаными кудрями

о волнующем море: стройными тополями делили такты, яблонями роняли

четкие доли, пока их плоды притворялись шестнадцатыми и восьмыми(♫),

гармоничности этого прекрасного утра, мира, вселенной. Куда же дальше?

В маленькой палате на 33 м², кто–то сыпался на части, то ли в

гармоничность безумия, то ли в хаос осознанной неизвестности.

– Вас еще не совсем расщепило на атомы, сударь? – интересуется Лоренцо.

– М-я-а-ау? – выразил Мартин. Лоренцо внимательно осмотрел кошечку,

как истинный продолжатель дела Айболита (едва ли ветеринары дают

клятву Гиппократа, а свои предположения, девчонки и мальчишки,

отправляйте на почтовый ящик всемирной ветеринарной организации).

Лоренцо подпер подбородок рукой, и значаще задумался: «Если другу плохо

– нужно ловить момент».

– А скажи-ка? Миленький Мартик, felis catus, сколько будет 2+2=?

– М-я-а-ау? – опять выражает Мартин.

– Хм… – значаще захмыкал Лоренцо, придавая себе солидности, как

единственного, контролирующего ситуацию, – Будем делать это, как

истый врач.

Лоренцо окунулся воображением в приемную со столиком и графинчиком

со спиртом, достал ручку, чистый лист и начал писать. Хотя, со стороны, он

находился в той же палате в 33 квадратных метра.

Но уже где-то в пространстве духа, витал Шакьямуни, требующий

незамедлительного просвещения, а мы люди, так погружены в цифры,

развлечения, потребительство…но ладно, это все далеко от приемной

Айболита, вернемся обратно.

– После длительно осмотра, ряда исследований, я готов дать вам

взглянуть на историю болезни:

✍ Паспортная часть:

1.Имя: Мартин.

2. Вырван из пустоты:

видимо для безделья, под названием искусство и рок-н-ролл.

З. Национальность: гражданин мира.

4. Семейное положение: не привязан.

5. Место работы: метафизика, эстетика, постмодерн, и прочие притоны

мысли.

6. Образование: высшее, узкоспециальное, упоротое.

7. Профессия: сублингвист.

8. Местожительство: Нарния с блэк-джеком и шлюхами.

10. Дата поступления: перед трипом.

11. Предварительный диагноз: острая форма сознания, грибоед, синдром

воина по Кастанеде, хроническое ницшеанство, дефект адекватности.

Жалобы: на все вопросы врача имеет один ответ «м-яау?».

Анамнез жизни:

Употребляет алкоголь умеренно, при этом ведет себя неадекватно, в

сравнение с обычным кирающим народом: ни драк, ни болтовни, ни

претензий на уважение. Курит пропорционально принятым веществам,

либо состоянию. Чужих и своих карм не чернит. Наркотиками сволочь не

делится, хотя советует. Из перенесенных заболеваний то ли в детстве, то ли

в прошлых жизнях одно сплошное, мутное «мяу»: христианство, крайняя

мизантропия, потребительство, бумажный оптимизм, веганство, и «прочие

атрибуты фальшивого шамана». Слушал русский рок, стыдится, хотя, по его

мнению, есть годные поэты стратокастера в Ля и Ми миноре. Был подчинен

стереотипности и шаблонности, пока не начал читать книги, за многое,

говорит, благодарен дяденьке Джеку (видимо Лондону, Джек Дениелс,

также не исключен). Наличие в мозгу банальностей отрицает.

Гигиенические нормы разума соблюдает (читает мантры, слушает джаз,

общается не только с воображаемыми иллюзиями, иногда и с настоящими).

Аллергологический анамнез:

Наличие аллергических реакций признает. Начинает чихать, а порой и

фырчать, если при нем заговорить про коммунизм, или рядом пройдет

представитель оного. Начинает вздуваться сарказмом и просто пучит,

остротами и язвами, при превышенном консерватизме, шовинизме,

снобизме, крайностях и принципиальностях.

Анамнез заболевания:

Первые изменения в состоянии сознания отмечены веществами:

–активность и работоспособность повысились;

– волевая сфера – регулярно испытывал обоснованную радость и счастье;

– восприятие – стало чистым.

– самочувствие – так же безупречно; после ухода, сохранилась ясность

ума, (пациент утверждает, что стал почти Буддой).

Данные субъективного осмотра:

Общий осмотр: м–яаау.

Психический статус: м–яаау.

Et cetera: тоже, м–яаау.

Обоснование предварительного диагноза или что оно такое

сублингвистика:

На основании знаний полученных при неоднократном злоупотреблении

машиной времени, астральной открывашкой других реальностей и прочей

химической гадости. Было установлено, что граждане, сублингвисты,

путешествующие за грань всего дозволенного, могут стать просто,

биологическим отребьем. На их фоне гопники и крашеные 13–ти летние

школьницы окажутся вершиной общества, все что строится, создается –

имеет, свойство рушится, падать камнем на дно, каково ужиться двум

высшим точкам на одной прямой: либо продолжать вести

кульминирующую линию, либо идти по наклонной, третьего не дано. Не

забывайте, не все так мрачно в нашем наилучшем из миров, есть и вторая

сторона языка (медали, по–вашему). Делает их Буддами, Иисусами, героями

разума, искусства, бабла, чего угодно, – это LEGO реальности, катализатор

личности, мьёльнир Тора, рушащий стены непонимания, но ты ли достоин?

Определенно, зависит от ваших аппетитов.

Лечение:

А что с ним? Отпустит – хорошо, поедет крыша – тоже не плохо. Врач бы, и

дальше продолжал бы писать, и забавляться в своей не существующей

приемной, но Мартин начал пищать и стучать в окна воображения врача.

– Тук–тук, откройте, это я – ваш дальний родственник, Трезвость. –

Лоренцо чуть–чуть не упал с кровати, от внезапной перемены состояния.

– Я уже здесь. – хвастается тот, кто 2 минуты назад еще не понимал что

оно за существо.

– А? – Айболит, еще никак, не может оторваться от ветеринарной

практики.

– Говорю, вернись в наш мир. – после чего он щелкнул пальцами перед

глазами Айболита, и начал орать его имя.

– Здравствуй, жестокая реальность,– Лоренцо, все–таки, завел двигатель

здравого смысла.

– Ты не поверишь, где я был.

– На краю вселенной, что ли?

– И там пролетал.

– Господина Решительного не видел там, часом?

– Спешил очень, и поэтому времени на господина Решительного не было.

– для вашего понимания, господин Решительный – это спонсор, и

основоположник зависимости, этих двух.

Что происходило с Мартином, пока Лоренцо притворялся

Айболитом.

Перед тем, как рассыпаться на атомы и попасть в приемную, Мартин,

сделал ужасную штуку – закрыл глаза. И тут началось такое, что даже усы

Сальвадора Дали позавидуют. Представьте, что в один миг вы побывали во

всех галереях мира, посмотрели на все картины, почувствовав при этом их

хриплый, звонкий голос, всю их соль, пикантность, остроту, прислушались

к крикам и пению и картавому блеянию. Искусство не овца, она просто

немножко каггггтавит. Дальше земные и внеземные перспективы, и потом

все так же, но с замещением, в случайном порядке, – можно лопнуть от

изумления: все ваши прежние мысли, представления, догадки о тайном,

упадут на глубокое дно – кормить темных призраков, прошлого и

наивности. Человеку, в отношении духовности, свойственно, оставаться

одним и тем же после куска жизни в 25 лет (возможен и другой возраст).

Если вы в 17 лет видели солнце огненным шариком, так вы его будете

видеть и в 30 лет огненным шариком, это – такой себе вопрос веры,

убеждений, взглядов на одни и те же вещи: сколько граней кубика вы

сумеете осязать одновременно?

∎   ∎   ∎   ∎   ∎

∎                   ∎

∎                   ∎

∎                   ∎

∎   ∎   ∎   ∎   ∎

Забавно, не так ли?

Шепот автора

(по просьбе одного из моих персонажей из будущего произведения «Бадуги»

добавляю следующий текст): – мне автору, это сравнение не нравиться, Рабинович говорит, что я пишу не прозу, а фьюжн. И к тому же это не черный квадрат, не «нуль форм», а толстый пиксель.

Вот так же, сублингвистика раскалывает суть вопроса, Вопрос Веры

Интеллектуального, Духовного, Социального, Психического, и многое

другое. Вернемся в мозг испытуемого.

Если вы слышите музыку, у вас два варианта: либо испытать ее всем

вашим существом, либо отправиться в путешествие вокруг вселенной за

один образ. А там открывается его фрактальность: кусочки, краски,

оттенки, тени, пиксели. Мартин ни куда не ходил, он просто закрыл глаза,

пока древние шаманы уложили его в каноэ, отправив, блуждать по космосу

и другим мирам. Течение джаза бурлило под им доводя мозг до экстазной

точки кипения, рыбы болтыхали лодку, не давая спокойствия,

путешественнику, он им: «м–яаау», а они в ответ: «Буги–Вуги», притом что

на корме сидел, паук, и ими дирижировал. Сознание, в общем, трескалось,

как шоколад, в осенний вечер. Ведь это все не буквально, только краткая

аллегория, на то нам даны вещества, чтоб метнуться за один образ лентой

Мебиуса, вокруг вселенной, а вернуться с тысячью. Не варите этот

эмпирический борщ, если не выдержали кармическую диету, будет не

вкусно.

Возвращаемся обратно: Лоренцо пришел в себя, а с Лютым Сублингвистом

и так все ясно, потерянно и безобразно.

– Повторимся еще раз, сколько будет 2+2=?

– Зависит от количества экспериментов, дорог, – шмыгает носом. – Хотя,

скорей всего. – Мартин выдержал долгую паузу и продолжил.

– Моргаю бровками и даю вам мяч.

– Это утюг, а не мяч. – и вправду, откуда тут взялся утюг???

– Я его вообразил. – гордо заявил Сублингвист.

Лоренцо начал гладить, принцесс по лицу, по его мнению, это был не утюг, а

препарат для искажения безобразного. Но возникает еще один вопрос,

откуда взялись принцессы??? Догадливый читатель, улавливает, что из

воображения, – кислота она такая: утюги, принцессы…

– Лоренцо, ты как истый покровитель искусства, был бы не против,

поговорить с читателем, что мы вдвоем, да все вдвоем.

– Давай, только с дымом.

– Да, без дыма никак.

– Ня – дает ему сигарету, Лоренцо прикуривает и пускает дюжину

колесниц.

– Мы вот, сидим здесь, плаваем, тонем, становимся морем, осьминогами, а

потом утюгами, пока сам автор, – недоумевает. Он же хотел хорошего

последовательного рассказа, а мы все ломаем фабулу, и толкаем в не

понимаемые, трезводышащие массы читателей свои избитые истины. Мы

конечно можем оговориться, если вы умный читатель, вы улавливаете

суть, и вежливо улыбаетесь, а если вы в голове автора – то и автор в вашей

голове…

– Зачем он такое пишет, это же… Лоренцо начинает смотреть на

неизвестные глазки котенка и…

– М–яаау – Мартин падает с кровати и начинает брякаться.

– Рыбки хотят плавать, они должны плавать, воду рыбкам, вещества

художникам, читателям страницы.

– А может лучше печенек.

– Умилено?

– Нямка и ом–ном–ном.

Вмиг открывается потолок, подобно коробке, или голове на столе

нейрохирурга. На двух пациентов падает тень и грозным голосом

приказывает.

– Не портьте мне слог.

– Дааа–а, чудесный доктор.

– Слушаем–с вас, и искренно вам преданны–с.

Комната, которая чем только не была, даже древним Египтом (скрыто

автором в междустрочных интервалах), превратилась обратно в палубу.

Отважный боцман, вскочил, и неистово:

– Капитан! паук за бортом!

– Курс держать в 5/4!

– Есть!

Дальних родственников Дона Хуана, по совместительству с подходом

Шопенгауэра, накрывает очередная волна, и палуба опять похерена

(простите за очередную перемену, но я люблю джаз).

– Ты слышал? – в голове испытуемого что – то играет на гитаре.

– Мсье, а какой на вкус этот звук? – Лоренцо важно цокает, воображая себя

эстетом во фраке, с пенсне. Мартин же, с энтузиазмом малыша узнавшего

что ему сейчас купят самую дорогую игрушку, мечется и тыкает пальцами.

– Нууу–у там, в другой комнате, играет кто – то на гитаре. – с кислым

выражением инквизитора, сжегшего Коперника, Лоренцо роняет

воображаемое пенсне и как можно отрывистее, замечает:

– А что? Есть другая комната? – для него это шок, узнать, что есть другая

реальная, комната.

Ящерица падает пластом на пол и резко уползает, она настолько отдалась

своим тактильным ощущениям, что даже не обратила внимания на

хохочущего гитариста, вмиг, словно камнем в окно, в голову Мартина

проникает трезвая мысль (по крайней мере, образ трезвой мысли): «Что ты

творишь, обдолбанный Оззи Осборн, ну где тебе кувыркаться над

реальностью? псилоцибиновая эфемерность. .». Его тело пронзает

железный штырь холода и другой голос с другим акцентом, тембром,

напоминающий Миронова в лучшие его годы, но в той же голове заговорил:

«Установленные границы – условие, щелчок, и границы уже шаткие,

щелчок, еще раз вселенная, господа, и ничего нет –

пу. .сто.та–а–а–а. Любая реальность не больше чем – «от–кого–то–

понаслышке», мы не можем верить и доверять всем ощущениям, яблока не

существует, как качественного, так и образного». Вмиг, летящее яблоко

ударяется в спину Мартина.

– Твою ж мать! – а на самом деле, он сказал как любой порядочный

человек в чью голову летят совершенные яблоки *******!

– Это танцующее божество, господин Заратустра. – оказывается, большую

часть мыслей, Лютый Сублингвист говорил в слух.

– Не, скорей Шакьямуни.

– Какой–то сумрачный гений золотого сознания, где же сострадание?

Видели бы тебя твои паранты, в вашем все Преосвященстве, о Великий

учитель.

– Это лучше, чем блевать на иконы (упаси господи, верующему это

прочесть, к сожалению уже прочли).

Они улыбнулись, как вдруг, с ними заговорила печка, своим укрывающее,

бархатным теплом.

– .. . . . . . . . – говорит печка. – Мартин кивает.

– .. . . . . . . . . . . . . – продолжает печка – Лоренцо улыбается, словно румяное

яблоко. Вещество дает им передохнуть.

Трент

Познакомьтесь с древним исполином степи по имени Трент, дерево мудрее

ваших Ницше и Лейбницев, д–о–о–обрая тень мудрости, говорящая б–а–а–

а–а–архатным б–а–а–асом, живые обертона, так и обволакивают вашу

пустоту и желчность, сводя на нет, всю вашу злость.

– Он нас защитит.

– Защитит.

– Сильно защитит.

– Всегда защитит.

– Еще бы, с такими корнями, и таким взглядом. . наверное, раньше здесь

был лес, а он единственный остался.

Им слышится, как дерево говорит глубиннейшим басом, до самых корней:

«Я оберегу–у–у–у в–а–а–ас!»

– Да, мы ведь жители дома восходящего солнца.

Далекая древность передает вам привет, небольшая история, пропущенная

через руки толкинутых (Лоренцо одобряет) и эльфанутых, хотя, в Мордор

последних. Во времена общественной легализации веществ и отсутствия

нигилизма, наряду с гномами, орками, и прочими гражданами,

существовала некая третья сущность именуемая магией, она и сейчас где–

то рядом, но Тссссс! (берегите карму, просто слушайте!)

Существовал где–то на северо–запад от Вальхаллы, три познания в

прошлое к Шамбале, не доходя три поворота перед чебуречной

«Нефритовый воин», и как раз один грамм воображения, именно там. Был

один тысячелетний лес, переживший ни одно государство, ни одну

катастрофу, а даже целую бумажную фабрику, так заплевал ее сырьем, что

та подавилась и перешла на электронный формат. Лес был равнодушен, ко

всему, все, что его тревожит – его здоровье, его чистый дух, и не

порочность. Многие дроворубы, наломавшие в тех местах дров,

добровольно пошли на удобрения, так как за все нужно платить. То как же

это произошло? Достаточно камню обрести нюх, чтобы у него развилась

высшая нервная деятельность, а там и до самосознания недалеко, что для

нас год, – то для дерева минуты, что для нас жизнь, то для леса – одна

прогулка ветра. Это была причинно–следственная связь, рождения

сознания дерева – рождения первого энта. Вы думаете, он так, превратился

в энта встал и пошел бить туристов? Толкин долго высиживал в окопах, свои идеи,

пока ему не улыбнулся, мимо проходящий энт. Сначала существо,

пыталось разобраться в своих ощущениях, и как построить верные

отношения к этому: «Мне холодно – это хорошо, это плохо? Мне дождливо,

это верно, это неверно? Меня грызут насекомые, они добрые они злые?» В

общем, не будем пересчитывать, порядок становления его личности по

имени Трент. Спустя 481 год, он взрос и оторвался от своих корней, и пошел

сажать по миру, себе подобных, маленьких, потенциальных энтов. Отрывая

от себя веточки и сажая их в землю. А там немножко благосклонности

времени, дождика, и дроворуба на удобрения. Наверняка он попадал в

интересные ситуации, представьте, вы энт, гуляете себе, как обычно, в