Текст книги "Демон"

Автор книги: Марк Олден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Визуальный дисплей сейчас показывал, что в комнате есть еще один «клоп». Пенни подошел к стене рядом с «ореховым» столиком, достал маленький карманный нож и отвернул металлическую крышку электрической розетки. Вот он. Совсем такой же, как в телефонном аппарате. Очень маленький, очень мощный. Если не знаешь, что именно искать, можно принять его за металлическую стружку. Пенни привинтил на место крышку розетки и вернулся к ЭКР-1. Монитор жужжал, показывая, что слухач находится практически над домом. Может быть, слева, в синагоге. Может быть, справа, в средневосточном посольстве – тогда совсем интересно. Пенни щелкнул пальцами. Конечно. Мерзавец сидит через улицу, в Арсенале. Самое подходящее место. К тому же очень легко войти и выйти, там полно дверей. Прошло несколько секунд, и монитор показал, что Пенни прав.

Сначала монитор подхватил один голос, потом другой. Пенни чуть не расхохотался. Он их знает. Если хоть чуточку разбираешься в электронной слежке, то обязательно знаешь Аристотеля Белласа и его дочь Софи. Аристотель Беллас был гением электроники, лучшим слухачом в бизнесе, создателем нескольких превосходных устройств для подслушивания. На него смотрели как на легенду, в своем ремесле он был чем-то вроде Рембрандта в живописи. Пенни доводилось работать с «Греком», но работали с ним также ЦРУ, ФБР, Пентагон, мафия, дорогие адвокаты, различные многонациональные корпорации, профсоюзы, израильская разведка, репортеры.

Дочь Белласа, Софи, была у него партнером, притом хорошим. Она унаследовала отцовский талант, а он еще обучил ее всем хитростям. И работала она настолько хорошо, что клиенты не колеблясь нанимали ее, если Беллас был занят. Он настаивал, чтобы она получала такие же высокие гонорары, как он, и к ней проявлялось такое же профессиональное уважение: естественно, Софи молилась на отца.

Монитор передавал голос Аристотеля Белласа. Голос, хриплый от турецких сигарет и рецины, смолистого вина. – Больше ни слова, поняла? Кто-то нас слушает. Собирай все и уходи в фургон. Не произноси ни слова. Ни слова.

Софи, очевидно, восприняла это всерьез, так как далее Пенни слышал только пустой эфир. Аристотель Беллас и его маленькая девочка ушли, не попрощавшись.

Пенни выключил ЭКР-1 и погладил его, улыбаясь. Прекрасно справился, приятель. Никаких сомнений, несколько «клопов» было в офисе/центре связи. А также в спальнях, особенно в спальне хозяйки. И не какие-нибудь заурядные устройства, а нечто особенное, мaстерские творения Грека или Софи. Пенни был почти уверен, что Беллас изобрел новый сканер, потому что на рынке еще не появлялась никакая штука, способная засечь ЭКР-1. Такой сканер должен стоить целое состояние, а Грек всегда нуждался в деньгах.

Проблема заключалась в том, что Грек играл на бирже. Вот просто не мог не играть и все. Он верил всем подсказкам относительно «надежных» акций и проигрывал на этом кучи денег. Чтобы покрыть недавние потери, Грек, как говорили, стал продавать снаряжение для подслушивания торговцам наркотиками – в пять раз дороже, чем платили ему правоохранительные органы. Некие кубинцы в Майами и Нью-Джерси и некие доминиканцы и колумбийцы в Нью-Йорке получали новейшие биперы, сканеры и уоки-токи и что так еще им было нужно для контр-слежки за полицией. Теперь они слушали полицейское радио, заранее узнавали о налетах – и не теряли миллионы долларов в виде наркотиков, наличных, оружия. Это маркетинговое решение, принятое Аристотелем Белласом, не сделало его популярным среди полицейских, зато помогло решить проблему с его брокером.

Пенни выбежал из библиотеки/столовой, бегом спустился по лестнице и выскочил из дома, захлопнув за собой дверь. Вечер был теплый, тихий, темный, а улица пустая, если не считать одинокого велосипедиста, огибающего угол на Парк-авеню. Пенни мог покончить с этим делом прямо сейчас. Схватить Аристотеля Белласа и выжать из него два имени: имя его клиента и того человека в штате, кто впустил Грека в дом или пристроил для него «клопов».

Беллас упомянул о фургоне. Он должен стоять недалеко от Арсенала, но в каком направлении? У Пенни бурлил адреналин в крови. Хоть какое-то действие, наконец.

Думай.

На улице со стороны Арсенала ни одной машины. Знаки показывали, что стоянка здесь разрешена только военным автомобилям.

Запрещалась стоянка и на сенаторской стороне улицы, у ее дома, синагоги и средневосточного консульства. Перед консульством двадцать четыре часа в сутки стоял полицейский – охрана от еврейских боевиков. Ну, тут ясно, подумал Пенни. Аристотель и Софи на эту сторону улицы не сунутся из-за полицейского.

Оставались три стороны Арсенала. Три квартала входов и выходов, много возможностей для этой динамичной пары. Пенни сразу исключил один из них – лицом к Парк-авеню. Там слишком много пешеходов и машин. Аристотеля и Софи могут увидеть.

Но есть еще два квартала входов и выходов.

Решения.

Пенни принял решение. Он побежал вдоль квартала направо, к Лексингтон-авеню и задней стене Арсенала, собираясь охватить все остающиеся входы и выходы, уверенный, что легко может опередить Грека и Софи и успеет осмотреть не только Арсенал сзади, но и стену со стороны 71-й улицы. Черт возьми, они же не бегуны мирового класса, эти двое, к тому же им будут мешать чемоданы с аппаратурой.

Пенни не ожидал каких-то осложнений с Греком, тот был из породы любовников, а не бойцов, любил молоденьких черных проституток. Чтобы проникнуть в Арсенал, он, наверное, подкупил охранника или воспользовался своими контактами в конторе мэра. Вряд ли арсенальский охранник вмешается, станет помогать Греку, но если это произойдет, Пенни решил идти самым простым путем. Он распахнет пиджак и покажет двенадцатизарядный «Браунинг», вот и все. Охранники в таких местах обычно без оружия, или у них стволы без патронов. Увидев настоящий ствол, почти любой человек замирает, на это Пенни и рассчитывал.

Он бежал, и в нем росла радость действия, лихорадочное стремление к победе. Может быть, надо перейти на пятимильные пробежки каждый день; сейчас он ограничивался тремя. Он в неплохой форме, может, не в такой хорошей, как до Центральной Америки, но сойдет. Тренировался Пенни по часу в день: бег, тяжести, дзюдо/каратэ – это обычно с парнями помоложе, которые сильными противниками не были. Иногда работал один с танто, японским ножом, который любил и с которым познакомил некоторые элитные части.

Однако же кое-что ему следовало делать, а он не делал. Например, ходить в тир, отрабатывать искусство вождения машины, особенно тактику ухода и защиты. Или освежить в памяти приемы работы с взрывчаткой, особенно обезвреживание бомб в машинах. Все это начальник безопасности должен знать для того, чтобы сберечь жизнь себе и клиенту. Но Пенни действовал сейчас не в том ритме, что шесть месяцев назад. Искры не было.

Тем не менее профессионализм сработал в эту минуту, и он определенно горел нетерпением схватить Грека и Софи. Он пробежал мимо пожилого привратника, стоящего под навесом высотного здания, мимо частной школы для богатых девочек, мимо галереи искусств – сплошь подцвеченное стекло и сталь – и оказался на почти пустой Лексингтон-авеню. Остановился, выжидая, когда проедет длинный лимузин, быстро пересек улицу, у Арсенала пошел медленнее, держась близко к стене и подальше от уличных фонарей.

Звук впереди – Пенни замер. Футах в двадцати, посреди квартала, приоткрылась металлическая дверь, выпустив полоску света в ночь. Затем дверь открылась шире, поскрипывая, и распахнулась, стукнув о стену Арсенала. Молодой человек в форме американской армии, в стальной каске и черных сапогах – к Пенни он был спиной – вышел на улицу и придержал дверь. Человек этот, с сержантскими нашивками, отбрасывал длинную тень в сторону Пенни. Арсенал проложил ярко-желтую полосу на сером асфальте, а на эту сияющую полосу ступили, обремененные тремя чемоданами и атташе-кейсом, Аристотель и Софи Беллас. Пенни подумал, что они похожи на пару, которая сбегает из отеля, не заплатив.

Сержант помахал им рукой на прощанье и ушел обратно, захлопнувшаяся за ним дверь послала долгое эхо вдоль пустой улицы.

Пенни потер глаза. Яркого света больше не было. А Грек – вот он, в пределах досягаемости. Под уличными фонарями Белласы стали силуэтами, спешившими к 71-й улице.

Пенни побежал за ними бесшумно, на носках, заранее радуясь удару, который получит чувствительная гордость Грека – обидно, если тебя поймали.

Пенни прибавил скорость, длинными прыжками обогнал Софи. Схватил Грека за воротник и сильно дернул. Грек остановился разом, а когда Пенни потянул назад, упал ему на руки. Он осторожно усадил Грека на мостовую вместе с его чемоданами, потом зашел Софи за спину, закрыл ей рот рукой, несколько раз проговорил ее имя, чувствуя, как она расслабляется. Шепотом приказал ей поставить чемодан и атташе-кейс и отойти к стене. Тихо, сказал он, а то отцу будет больно. Софи повиновалась, глаза у нее блестели от слез.

Пенни осмотрел Аристотеля Белласа – мужчина лет пятидесяти с чем-нибудь, плотный, по курчавым седым волосам расползается лысина, подцвеченные розовым очки, костюм в полоску, туфли из крокодиловой кожи и пурпурная шелковая рубашка, открытая на шее, там поросль седых волос. Опираясь руками на один из чемоданов, он испуганно смотрел снизу вверх на Пенни, пытаясь узнать его в полутьме. Узнал, в общем, но уверен не был: Пенни похудел, да и бороду он раньше не носил никогда.

Софи смотрела только на отца. Ежели судить по ее обеспокоенному лицу, Грек упал с крыши и сейчас умрет. Софи было тридцать с небольшим лет – полная женщина с перманентной завивкой, волосы рыжеватые, чуть заметные усики, черты лица расплываются в избыточной плоти. В слабом освещении Пенни показалось, что на ней темно-голубой парашютный костюм, но присмотревшись он увидел «Гараж Амстердам» на кармане: униформа механика в гараже, а с ней красные ковбойские сапожки. Но уж украшения Софи гараж нисколько не напоминали. Все строго от Картье – всегда. Сегодня на ней был кулон, кольцо и часы соответствующие.

Пенни с уважением относился к ее талантам, но вообще-то она вызывала у него жалость. Он часто думал – живет ли она жизнью, которую кто-то выбрал для нее, или же ей эта игра действительно нравится. Кто-то должен был защищать ее: она часто становилась мишенью шуток из-за своей полноты, а к тому же страдала клаустрофобией, панически боялась закрытых пространств. Пенни слыхал, какая история приключилась с ней в Олбэни, где ей пришлось ночь провести в тюрьме, так как она не нашла денег на залог – она буквально свихнулась и потом долго ходила на специальную терапию, а ужас перед тюрьмой так и остался. Ну что ж, подумал Пенни, напрасно отец ее не предупредил, что подслушивание чужих разговоров имеет опасные стороны.

Пенни спросил у Софи, в каком чемодане у них новый сканер, и она от испуга не сумела солгать и показала на тот, который несла сама. Пенни поднял его и усмехнулся. – Не обращай внимания на бороду, Грек. Это я, Эдвард Пенни.

Аристотель Беллас кивнул, но прежде чем он успел заговорить, Пенни не желая слушать враки, прервал его. Он сказал Греку, что незаконное прослушивание сенатора Соединенных Штатов плохо отражается на карьере, а сейчас им троим лучше всего пройти в дом, там Грек и Софи смогут рассказать ему что-нибудь интересное. Например, кто натравил их на сенатора Маклис и почему.

* * *

– Вы же считаетесь мертвым, – кисло проговорил Аристотель Беллас.

– Преувеличение, – отмахнулся Пенни. Он потрогал свою бороду. – Вы с дочкой прослушиваете сенатора Маклис и должны знать, что я еще в стране живых. И вообще, лучше поговорим о тебе и твоей Софи – как вы проводите летний отпуск, например.

Эдвард Пенни и Аристотель Беллас занимались одним бизнесом, частным сбором информации, но друзьями не были. Восхищаться Греком как чудесником – это одно, доверять ему свои секреты – совершенно другое. Мы оба просто игроки, сказал себе Пенни. Не больше, не меньше.

Они сидели трое в кухне городского особняка, большой комнате с испанскими арками, плитками цвета ржавчины на полу, кирпичными стенами, увешанными медной утварью, и зарешеченными окнами на задний двор. Пенни не стал спрашивать, но Грек сам заверил его, что здесь чисто, «клопов» он сюда не сажал. Слишком шумно, пояснил он, к тому же люди не обсуждают важные вещи на кухне. Пенни ответил, что удостовериться все равно нужно, и приказал Греку быстренько это сделать. Тот приступил к работе, пользуясь локатором собственной модели. Когда Грек доставал его из чемодана, Пенни увидел там еще немало интересных штучек. Локатор ничего не обнаружил.

Далее Пенни приходилось действовать очень осторожно. О связи Фрэн Маклис и Элен Силс не должны были узнать газеты, а значит, он обязан найти какой-то вариант договора с Греком и его дочерью, позволяющий им уйти. После того как они все расскажут. Пенни сможет это пережить, если получит копии всех записей – он знал, что Грек перед отправкой оригиналов клиенту копии для себя сделал. Это ведь материал, которым впоследствии можно шантажировать сенатора.

Пенни налил кофе в уэджвудские чашки Греку, Софи и себе. Софи положила в свою чашку четыре куска сахара.

– Без полиции, – пообещал он.

– Разумеется. – Грек даже улыбнулся

Пенни сел на столик для разделки мяса.

– Вот в чем моя проблема. Я в этом деле должен выглядеть как можно лучше, потому что, откровенно говоря, мне сейчас не очень легко найти работу. Следовательно, я обязан давать результаты. Чтобы не возникало никаких вопросов.

Грек улыбнулся и сказал, что понимает, ох как он понимает.

Пенни сказал далее, что хотел бы избежать какой бы то ни было огласки, и получил от Грека еще одну улыбку. От Софи тоже. А это могло значить, что они знают об Элен Силкс, или же решили, что Пенни сильно сдал. Он не собирался отпускать Грека, поэтому сказал – ему необходимо сотрудничество Грека и он его получит. А если нет, то отдаст чемоданы Грека полицейским. Так что или Грек танцует в нужном ритме, или у его новых игрушек будет новый хозяин.

Грек перестал улыбаться. Пенни продолжал:

– Твои контакты с доминиканцами и колумбийцами сделали тебя очень интересным для ФБР и Бюро наркотиков. И эти чемоданы… Сколько денег, по-твоему, ты потеряешь?

Аристотель Беллас заметно испугался.

– Вы не понимаете, чего требуете от меня. Вы просто не понимаете.

– Имена, – потребовал Пенни.

У Софи тоже был испуганный вид. Она подошла к отцу, обняла его.

– Мы хотели покончить с этими делами, вот давай и покончим, – предложила она. – Расскажем все, что ему нужно знать – и уйдем! Уедем за границу. Навсегда от этого уйдем.

Пенни отхлебнул кофе, думая: неужели так серьезно? Похоже, они боятся, что их убьют.

– Я жду, – напомнил он Греку.

– Огюст Карлайнер, – выдавил из себя Грек. – Это он меня нанял.

Пенни резко поставил чашку.

– Ты шутишь?

Грек помотал головой, а Софи, нежно обнимавшая отца, подтвердила, что это правда. Огюст Карлайнер, бывший государственный секретарь. Хитрый, очаровательный Огюст Карлайнер, которого Пенни считал личностью весьма опасной. Огюст Карлайнер… Он из тех, к кому спиной не поворачиваются.

Пенни дважды предлагали работать на него, но он такой вариант даже не рассматривал. С таким человеком связываться не хотелось. Из госдепартамента он ушел в частное предпринимательство, создал фирму «Карлайнер Ассошиитс», консультации по вопросам риска. Консультанты такого рода служили многонациональным корпорациям, предоставляя письменные отчеты, устраивая семинары и брифинги с высшим административным персоналом о преимуществах и опасностях бизнеса в таких неустойчивых зонах как Средний Восток, Латинская Америка и Азия.

Некоторые консультанты по риску активно занимались вопросами, связанными с вымогательством, похищениями, охраной персонала. Пенни работал с некоторыми фирмами, обучал боевым искусствам, охране, сам служил телохранителем. Команды, которые создавали у себя консультационные фирмы, состояли обычно из бывших агентов разведслужб и бывших чиновников правительственных подразделений, офицеров высокого ранга в отставке.

Люди из ЦРУ, ФБР, из штата Белого дома – консультациями по риску занимались многие, но Огюст Карлайнер относился к самым известным и самым дорогим. За единственную оценку заморских вложений, сделанную его фирмой, платили 150 000 долларов. Своим людям он платил очень хорошо, но не всегда помогал им в случаях неприятностей за морем. Пенни знал одного из людей Карлайнера, который отсиживал тридцать лет в Турции за подкуп министра. Другой ждал суда в Пекине: он пытался купить протоколы секретной встречи между китайскими коммунистами и тайваньским правительством. Можно было бы сказать, что Карлайнер просто оставляет своих людей висеть на фонарном столбе. Но нет, Карлайнер придавал телам своих людей вращение совершенно определенного направления. Он включал всю такую информацию в свои отчеты клиентам, показывая, какая обстановка за границей и как тяжело работать его фирме.

Когда Пенни пришел работать к Фрэн Маклис, она как раз воевала с Карлайнером из-за его самого крупного клиента, группы «Мудзин» в Японии. Она откровенно осуждала японские торговые нравы, считая их неэтичными. Япония, говорила сенатор, хочет выиграть торговую войну любой ценой и по правилам играть отказывается. Она защищает свою промышленность и забрасывает иностранные рынки экспортом.

Она узнала, что «Мудзин», через подставных лиц, пытается купить крупный банк в районе Вашингтона. Банк хранил документы о правительственном и военном персонале: в руках «Мудзин» эта информация стала бы «рычагом влияния». Единоручно Фрэн Маклис убила сделку, подчеркнув, что «Мудзин» и так уже имеет немалое влияние в Вашингтоне через десятки адвокатов, зарегистрированных и незарегистрированных лоббистов, фирмы, специализирующиеся на создании имиджа. Чтобы не смущать «Мудзин» и японское правительство, сделку с банком похоронили негласно.

Пенни узнал от сенатора, что «Мудзин» – самый большой клиент Карлайнера, платит миллион долларов в год плюс расходы за оценку иностранных рынков, включая Америку. Вот почему он так старался спасти дело с рынком, воздействовал на многих обязанных ему людей, а поражение воспринял очень болезненно, как свое личное.

Пенни спросил у Фрэн Маклис, не боится ли она мести Карлайнера, и та ответила, что нет. Она готова, если Карлайнер захочет воевать, но преимущество на ее стороне. Они оба живут в Вашингтоне, а здесь только две вещи имеют значение: власть и влияние. И то и другое есть у нее, а у Карлайнера нет. Достичь их можно только через политику или правительственные структуры, Карлайнер же теперь не имеет там официальной роли. В Вашингтоне таких называют бывшей личностью.

Но Пенни считал, что должен предупредить сенатора о «Мудзин». Он сказал, что понимает азиатов: воевал на их стороне и против, работал с ними и против них – он знает, она, победив «Мудзин», совершила преступление против корпорации, только так может думать руководство. Для японцев, как и для всех азиатов, преступление и наказание неразделимы. Следует опасаться «Мудзин».

Сейчас Пенни сказал Аристотелю Белласу:

– Похоже, сейчас они ей отплатят. Карлайнер и «Мудзин» хотят погубить сенатора на следующих выборах. Ты это мне хочешь сказать.

Грек фыркнул.

– Это, друг мой, вы говорите мне. А я сказал только, что цель – не сенатор.

– Шикарно. Прослушивают ее телефоны, но цель – не она. Попробуй еще раз, у тебя получится, Грек.

– Она мелкий игрок, ничего больше. Карлайнеру нужна информация. Его интересует то, что она и еще некоторые знают об Уоррене Ганисе. Это и есть суть вкратце. Важно то, что знают эти люди об Уоррене Ганисе. И ничего больше.

Пенни бросил на Грека такой взгляд, что Софи, сразу напрягшаяся, подтвердила: отец говорит правду.

– Разве вы не видите, что мы оба сильно испуганы? – проговорила она. Тут Аристотель потрепал дочку по руке и заговорил негромко на греческом. Пенни делал единственное, что он мог делать: молчал, давая Софи время успокоиться.

Он сказал себе, что такой испуг для Грека не характерен. Аристотель Беллас все уже повидал, пережил друзей, врагов и знакомых. Не зря его звали Серым Лисом. Да и полиции он мог особо не бояться, так как полицейским иногда помогал. Почему же он боится?

Уоррен Ганис. Пенни с ним не был знаком, а имя знал. М-р Ганис – крупная фигура. И богат. Всерьез богат. Он владел коммуникационной империей с офисами в Нью-Йорке, которая занималась журналами, газетами, кабельными операциями, книгоизданием. Ганис жил замкнуто, никогда не давал интервью, но было известно, что он занимается сейчас сделкой, которая станет самой крупной в его жизни. Он вот-вот собирался приобрести контрольный пакет акций в соперничающей цепи газет, кабельных – и радиостанцией, стоимостью больше 400 миллионов долларов. Вместе с теми, что у него уже были, дополнительные девяносто четыре газеты дадут ему самую большую цепь в стране.

Не было секретом, что Ганис настроен очень прояпонски, особенно в отношении японской индустрии, чьи методы управления пропагандировались его публикациями. Он даже считал их ролевой моделью для Америки. А это автоматически делало его настроенным в пользу свободы торговли, резко на стороне японских корпораций, занимающихся бизнесом с Соединенными Штатами, самым большим рынком Японии – естественно поэтому, что в периодике Ганиса его взгляды высказывались часто. Несмотря на их разногласия по вопросам торговой политики, Фрэн Маклис и Уоррен Ганис были друзьями, хотя она и сказала Пенни, что яростная защита Ганисом права «Мудзин» на покупку вашингтонского банка могла бы запугать кого угодно, кроме нее.

– А кто эти другие люди, – спросил Пенни у Аристотеля Белласа, – которые что-то знают об Уоррене Ганисе?

Грек пожевал уголок рта, обдумывая вопрос. А Софи даже думать не пришлось. Она была испугана больше, чем отец.

– Чем скорее мы выберемся из этого дела с Карлайнером, тем лучше, – проговорила она. – Расскажи мистеру Пенни правду.

Грек закрыл глаза. Задумался. Потом открыл глаза и уставился на завязки своих аллигаторовых туфель.

– Ковидак. Английский друг вашего сенатора. Он знает. Об этом и есть его книга, та, с которой помогает ему сенатор. Мейер Уэкслер, он тоже знает.

– Уэкслер. Старый газетчик, у него листок политических скандалов?

Беллас кивнул.

– Ганис его разорил. Сделал бедняком, и сейчас Мейер хочет рассчитаться. Он вообще немного сумасшедший, этот Мейер. Бывает комплекс Бога, вроде ему надо мир спасать. Но он решительный человек. Мы проверяем еще двоих, кто может что-то знать о Ганисе. Дело в том, что эта информация может свалить большого человека. И устроить неприятности для «Мудзин» – тоже.

Пенни поднял руку, останавливая его.

– Не так быстро. Ну как может кто-нибудь из этих людей повредить Уоррену Ганису, не говоря уже о «Мудзин»? Ганис – мощная фигура. Деньги, власть, у него есть все. Ну, он оставил позади несколько тел, так и что? На вершину горы по трупам и поднимаются. И знаешь, что? Я думаю, публику это уже не волнует. А уж «Мудзин» – что бы на этого гиганта кто бы ни имел, гигант не почешется.

Белласа это задело. Он не привык, чтобы в его информации сомневались. Ткнув в Пенни пальцем, он заговорил из-под скривившейся губы.

– Сынок, если Грек говорит тебе о чем-нибудь, что это правда, можешь идти и ставить деньги, потому что ставишь ты на верную вещь. Я же человек с золотыми ушами, забыл? Знать что-то – вот в чем я хорош. Я в своем деле лучший, никогда не забывай. Предположим, только предположим, я скажу тебе, что Уоррен Ганис очень давно убивал людей.

Пенни с равнодушным видом взял свою чашку кофе.

– Некоторые из лучших семей в стране пролили немного крови, когда поднимались по лестнице. В этом ничего нового. Поезжай в любую страну, потряси лучшие семейные деревья, и обязательно несколько придурков свалятся. А хорошие люди часто не могут никуда пробиться. Они не так устроены.

Ухмыляясь, Беллас хлопнул в ладоши и наклонился вперед.

– Мистер Эдвард Пенни, вы меня слушаете, но не слышите. Я не говорил, что мистер Уоррен Ганис убил кого-то. Я сказал, что он убивал людей. В греческой школе сразу же поняли – это значит, немало людей. Так что я говорю вам о чем-то, что Уоррен Ганис и «Мудзин» сделали вместе и сделали много лет назад. И это нечто такое, что может погубить обоих. Ага, я вижу по вашему бородатому лицу, что вы мне не верите.

Пенни усмехнулся.

– Правильно видите, особенно если учесть, что вы раз в прошлом обращались с правдой очень вольно. – Тем не менее в отношении Пенни что-то изменилось, он говорил уже с учетом того, что Грек намного старше. – Скажем прямо, Грек, репутация у вас дерьмовая. Ну ладно, пока мы слишком не отвлеклись на Ганиса, скажите – кого вы подкупили в штате сенатора?

Грек откинулся назад, поглаживая у себя волосы на груди.

– Почему нет, друг мой. Я ведь проиграл. Это женщина, Дебби Превити. Вы ее знаете, конечно?

Эдвард Пенни ее знал. И она ему нравилась. Ей было тридцать с чем-нибудь – светловолосая, хорошо выглядела в замше, а работала административным ассистентом у Фрэн Маклис. Первый свой день на работе он провел с Дебби, она показывала ему вашингтонский офис, знакомила со многими из пятидесяти пяти человек, которые работали на сенатора, рассказывала о жизни в самом политическом городе на земле. Сенатору будет очень больно, когда она узнает, что предатель – Дебби.

– Мы прослушивали только городские дома, – продолжал Грек, – здесь и в Джорджтауне. Офисы не трогали. Мы подумали, если вы станете проверять, то начнете с офисов. И вообще нас политика не интересовала. Только Уоррен Ганис. Дебби впустила нас в дома, когда никого там не было, мы рассажали своих зверюшек, раз-два-три, вот и все.

– А Дебби еще носила на себе микрофон?

– Тут она замялась. Вначале не хотела на это идти. Сказала, совесть беспокоит, я возмутился – притом, сколько она от нас получала, совесть можно было убрать куда-нибудь. А если говорить о грязных фокусах, мистер Эдвард Пенни, то вы ведь меня обдурили, так? Сенатора сейчас нет в Нью-Йорке, правильно?

Пенни улыбнулся. И медленно кивнул. Сказал – сейчас ее нет. Она до утра в Вирджинии, у друзей. Пенни распространил историю в вашингтонском офисе, что сенатор решила слетать в Нью-Йорк на обед и посещение балета с лордом Ковидаком, который приезжает всего на один день. Пенни предпочел устроить ловушку в Нью-Йорке: меньше людей сенатора поблизости, значит, меньше шансов на какую-нибудь «накладку». Он сообщил только вашингтонским людям, и – это уже было глазировкой на торте – сделал так, что некоторые из его ньюйоркских друзей позвонили сюда и оставили сообщение для Ковидака. Это чтобы слухач не потерял интереса. В Вашингтоне приманку взяла Дебби Превити. В Нью-Йорке то же самое сделал Грек.

– Но почему сейчас? – спросил Пенни у Аристотеля Белласа. – Почему внезапный интерес к Уоррену Ганису после стольких лет?

Хмурясь, Беллас хлопнул ладонями по толстым бедрам.

– Почему сейчас? Потому что, друг мой, в Японии идет война, война за контроль над империей. Контроль над группой «Мудзин». Ясуда Гэннаи, президент компании, лежит на смертном одре, а вскоре поднимется по известным золотым ступенькам. А тем временем воюют за то, кому надеть его туфли – вот тут, друг мой, и появляется Уоррен Ганис. Кто-то в компании, не знаю кто, считает, что единственная возможность захватить «Мудзин» – это свалить Уоррена Ганиса. И этот кто-то может быть прав.

Он помолчал.

– Вот и позвольте спросить вас: на что можно пойти ради компании, которая делает сто миллиардов долларов в год?

Пенни уставился на свою кофейную чашку.

– Вы с Софи не только работаете на Огюста Карлайнера. Вы еще и шпионите за ним. Прослушиваете его телефоны – он об этом узнал, и вам теперь до смерти страшно…

Он перевел взгляд на Софи. Судя по ее лицу, Пенни сказал правду. Она поигрывала с ниткой бледно-голубых четок, смотрела на отца. Грек улыбнулся Пенни. Слабая улыбка. С нервным тиком у левого глаза.

– Хитро, мистер Пенни. Очень хитро.

Пенни вздохнул.

– Такой уж у вас стиль работы. Предавать кого угодно кому угодно. Сделать запись, потом продавать копии всем интересующимся. Только в этот раз вы попались. О «Мудзин» и роли Ганиса можно было узнать лишь одним путем: подслушивать Карлайнера. А я не думаю, что это действия, полезные для здоровья. Похоже, у вас какая-то операция пошла не в ту сторону. Вероятно, надо было заработать сразу кучу, чтобы покрыть потери на рынке?

Четки Софи упали на кафель. У Аристотеля его крупная голова дернулась на плечах.

– Это дело с Ганисом, – пробормотал он, – началось дерьмово и дальше одно дерьмо.

Пенни подумал, что если у Грека проблема с Огюстом Карлайнером, то это их дело. А он сам обязан беспокоиться о Фрэн Маклис, информация о ее связи с Элен Силкс не должна распространиться. Он об Элен Силкс не упомянет, пока не прослушает записи. А то еще у Грека появятся лишние мысли. Сейчас Пенни были нужны копии этих записей – он знал, что Грек копии сделал. Пора с ним договариваться.

Он приблизился к чемоданам Грека, поднял два и сказал:

– Пошли.

– Куда? – спросил Грек.

– Следуйте за мной, – ответил Пенни.

Грек взял последний чемодан и атташе-кейс; и Пенни повел его с дочерью из кухни по коридору, через утопленную гостиную, наконец в вестибюль с мраморным полом у выхода. Там Пенни поставил чемоданы.

Грек удивился.

– Вы нас отпускаете?

Пенни мягко забрал у него чемодан и атташе-кейс и сказал: не совсем. Грек может идти. А Софи и чемоданы останутся. Пенни предлагает обмен: копии записей по Фрэн Маклис за Софи и собственность Грека – и не надо отрицать, что копии существуют. Это к тому, что глупости лучше вообще не говорить никогда. Грек возьмет ленты и привезет сюда. Чем скорее он уедет, тем скорее сможет вернуться. Ну а если не хочет – как хочет.

Грек протянул руку.

– Мой кейс.

Пенни помотал головой.

Грек пожевал у себя рот изнутри и долго смотрел на кейс. Потом заговорил с дочерью на греческом. В одном месте схватил ее за плечи, встряхнул и закричал, чтобы лучше поняла – она чуть не расплакалась. Софи согласно кивнула.

Аристотель Беллас посмотрел на Пенни.

– Я должен съездить в «Асторию». Потребуется не меньше трех часов.

– Пока, Грек.

* * *

Атташе-кейс.

Эдвард Пенни дождался, когда останется один, прежде чем открыть его. Избавиться от Софи было нетрудно. Нервная и взволнованная, она попросилась в туалет, он отвел ее в тот, что рядом с кухней, потом бегом вернулся в вестибюль и открыл атташе-кейс.

Содержимое.

«Сникерсы», пачка салфеток, две пачки турецких сигарет, крошечная отверточка, кусачки для проволоки, клочки бумаги, покрытые закорючками – схемы электронных изобретений Грека и Софи. Сегодняшний номер «Уолл Стрит Джорнэл». Сегодняшний курс акций на странице из «Нью-Йорк Таймс». Журнал «Форбс» за прошлый месяц. Слухач в роли капитана индустрии.