Текст книги "Король говорит!"

Автор книги: Марк Лог

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лог никогда не видел своего деда. Эдуард умер в 1868 году, и завод перешел к его вдове Саре и ее деловому партнеру Эдвину Смиту, который позже выкупил ее долю. В конце концов, после нескольких слияний, первоначальное предприятие стало частью Южно-Австралийской пивоваренной компании.

Отец Лога, Джордж, родившийся в 1856 году в Аделаиде, получил образование в колледже Святого Петра и по окончании учебы стал работать на пивоваренном заводе, где дослужился до старшего бухгалтера. Позднее он получил лицензию на торговлю спиртными напитками в отеле «Бэрнсайд», которым управлял вместе со своей женой Лавинией, а затем приобрёл отель «Слон и замок», который по сей день стоит на Вест-Террасе. Свое детство Лог вспоминает с большой теплотой. «Я рос в удивительно счастливом доме – мы были очень дружной семьей».

Лог учился в одной из старейших мужских школ Аделаиды – в колледже Принца Альфреда, который был главным соперником колледжа Святого Петра. Школа славилась как учебными, так и спортивными достижениями (особенно в крикете и австралийском футболе). Однако Лог, по собственному его признанию, старательно искал дисциплину, в которой мог особенно отличиться. Озарение пришло неожиданно. Как-то раз, оставленный после уроков, он наугад открыл какую-то книгу: это оказалась «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. В глаза ему бросились слова:

И рассказчик сказок Ягу,

Говорун, хвастун великий,

Много по свету бродивший,

Верный друг Нокомис старой,

Сделал лук для Гайаваты[6].

Лог целый час читал не отрываясь, завороженный словами. Вот оно, по-настоящему главное, – ритм, и он отыскал ту дверь, которая позволяет в него войти. Даже в раннем детстве больше лиц ему были интересны голоса. Шли годы, и интерес к голосам, их притягательность для него росли. В те времена выразительности речи придавали гораздо большее значение, чем сейчас; ежегодно четыре мальчика, признанные лучшими чтецами, выступали в ратуше Аделаиды с декламацией, состязаясь за главный приз. Лог, конечно, бывал в числе победителей.

В шестнадцать лет он окончил школу и стал заниматься с Эдуардом Ривзом, преподавателем декламации, уроженцем Сэлфорда, который еще ребенком вместе с семьей эмигрировал в Новую Зеландию, а в 1878 году переехал в Аделаиду. Днем Ривз давал уроки декламации, а вечерами выступал перед огромными аудиториями в Виктория-холле или в других публичных местах. Специальностью его было художественное чтение Диккенса. Выступления такого рода являли настоящие чудеса не только дикции, но и памяти. Заметка в газете «Реджистер» от 22 декабря 1894 года с восторгом описывала исполнение «Рождественской песни». «Два часа с четвертью мистер Ривз без помощи каких-либо записей декламировал эту увлекательную историю, – говорилось в заметке. – Взрывы аплодисментов часто прерывали чтеца, а когда он завершил повесть словами Малютки Тима: „Да осенит нас Господь Бог своею милостью!“[7] – его наградили овацией, которая неопровержимо свидетельствовала об искреннем восхищении слушателей».

В эпоху, не знавшую телевидения, радио и кинематографа, такие «декламации» были очень популярной формой развлечения. Эта популярность, очевидно, также отражала особый интерес англоязычного мира к манере говорить и качеству речи. То, что можно назвать «движением за мастерство речи», стало возникать в Англии в конце восемнадцатого века отчасти как растущее признание важности публичных выступлений. Люди становились грамотнее, общество постепенно демократизировалось – все это способствовало тому, что больше внимания стало уделяться мастерству публичных ораторов, будь то политики, адвокаты и даже священнослужители. Движение особенно широко развернулось в Америке. В 1830-х годах Йельский и Гарвардский университеты ввели в программу обучения отдельный предмет – технику речи, а ко второй половине столетия он стал обязательным во многих колледжах Соединенных Штатов. В школах особое значение придавали чтению вслух, а это означало, что большое внимание уделялось артикуляции, дикции, произношению. Всему этому сопутствовал интерес к ораторскому искусству, к риторике.

В Австралии подъему этого движения способствовало и все растущее расхождение между английским языком ее населения и тем английским, на каком говорят в Британии. Для некоторых эта характерность австралийского произношения была знаком национальной гордости – особенно после того, как 1 января 1901 года шесть колоний объединились в федерацию, образовав Австралийский Союз. Некоторые комментаторы, однако, видели в этой характерности всего лишь признак лени. «Привычка говорить с постоянно полуоткрытым ртом – это еще одно проявление национального „чувства усталости“, – сетовал автор статьи в „Бюллетене“, австралийском еженедельнике на рубеже прошлого столетия[8]. – Многие из типичных мужланов вообще никогда не закрывают рот. Часто это указывает на аденоиды и увеличенные гланды – извечные австралийские недуги».

Южноавстралийский акцент, с которым вырос Лайонел Лог, удостаивался особенно суровой критики как «помесь американского и ирландского диалектов, говора кокни, старомодного произношения и ломаного английского». Особенностью этой речи считались «языковая лень» и стремление «сообщить как можно больше с помощью как можно меньшего количества простейших звуков». Проявлялась «языковая лень» в обкромсанных предложениях и размазанных звуках.

В 1902 году двадцатидвухлетний Лог стал секретарем и помощником Ривза, занимаясь при этом в консерватории Элдера, которая была учреждена в 1898 году, «дабы осуществлять полный курс систематического обучения искусству и науке музыки», на средства, пожертвованные богатым уроженцем Шотландии, филантропом сэром Томасом Элдером.

По примеру своего учителя Лог начал выступать как чтец-декламатор, кроме того, он принимал участие в любительских постановках. Его выступление, состоявшееся в среду 19 марта 1902 года в отделении Ассоциации христианской молодежи в Аделаиде, позволило ему продемонстрировать свои способности и в том и в другом. «Зал был полон, и публика чрезвычайно благожелательна, – писала на другой день местная газета „Адветайзер“. – Мистер Лог выглядит очень юным, но обладает чистым и звучным голосом и с большим изяществом держится на сцене. В представленной им программе он проявил значительный драматический талант, пока, однако, еще не вполне зрелый, а также глубокое проникновение в характер изображаемых им персонажей и в исполняемые им произведения». Критик отметил, что Лог с успехом исполнил все выбранные им стихи и прозаические отрывки, хотя более всего ему удался «Эдинбург после Флоддена» У. Э. Эйтона[9].

Гордость Лога таким отзывом вскоре омрачила трагедия: 17 ноября того же года в возрасте всего лишь сорока семи лет его отец умер после долгой и мучительной борьбы с циррозом печени. На следующий день «Адветайзер» поместила на своих страницах некролог, и проводить Джорджа Лога пришло множество людей.

В двадцать три года Лог почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно обосноваться в Аделаиде в качестве преподавателя техники речи. «Лайонел Лог имеет честь уведомить о начале 27 апреля своих занятий и приглашает желающих по адресу: Гренфелл-стрит, Гренфелл-билдингз, 43. Рекламный проспект высылается по требованию», – сообщалось в объявлении, помещенном в «Адвертайзер» тремя днями раньше. Одновременно Лог продолжал выступать как чтец и даже организовал «Драматическую и комедийную труппу Лайонела Лога».

11 августа 1904 года «Адветайзер» опубликовала особенно восторженный отзыв о «вечере художественного слова», устроенном накануне Логом в поэтическом клубе, под девизом: «Раз уж я не рожден англичанином, я желал бы быть тем, кто я есть, – „простым человеком из колоний“». Лог, как отмечал рецензент, «является счастливым обладателем необычайно музыкального голоса, утонченных интонаций, изящных жестов, в которых нет и намека на преувеличенность». В заключение говорилось: «Мистер Лог может не страшиться соперников; его исполнение отличается драматической выразительностью, безупречной дикцией и тонким пониманием юмора, которыми он завоевал восторженное одобрение публики».

А затем произошла одна из первых резких перемен, которых немало потом было в жизни Лога. Несмотря на свою крепнущую популярность в Аделаиде, он сорвался с места и отправился за две с лишним тысячи километров на запад – работать в электротехнической компании, занимающейся установкой первого электрооборудования в золотодобывающих шахтах Калгурли. Город быстро вырос, когда с открытием здесь в начале 1890-х годов богатых золотых россыпей началась золотая лихорадка. К 1903 году в Калгурли насчитывалось тридцать тысяч жителей, девяносто три гостиницы и восемь пивоваренных заводов. Однако время старателей-одиночек было уже позади, и на смену им пришли широкомасштабные глубинные шахторазработки.

Лог пробыл там недолго, но, отработав срок по контракту, скопил достаточно денег, чтобы передохнуть несколько месяцев, обдумывая следующий этап своей жизни. Неудивительно, что он решил продвигаться дальше на запад, в более цивилизованный район Перта, столицы штата. На востоке Западную Австралию традиционно считали отдаленной и незначительной частью страны, но с открытием в Калгурли золота все переменилось, и Западная Австралия стала силой, с которой следовало считаться, в особенности в дебатах о Федерации накануне 1901 года.

Поселившись в Перте, Лог снова открыл школу обучения технике речи и в 1908 году организовал в городе ораторский клуб. Годом раньше он познакомился с Миртл Грюнерт, конторской служащей двадцати двух лет – на пять лет моложе его, – разделявшей его увлечение любительским театром. Эта видная молодая девушка, ростом выше Лайонела, происходила из немецкой семьи: ее дед Оскар Грюнерт приехал из Саксонии (в Восточной Германии). Отец Фрэнсис, бухгалтер, гордился своими немецкими корнями; он был секретарем клуба «Verein Germania» [10] в Западной Австралии. Фрэнсис уже довольно давно болел и в августе 1905 года внезапно умер в возрасте всего сорока восьми лет, оставив после себя жену Майру, сорока семи лет, двадцатилетнюю Миртл и ее брата Руперта.

Лайонела и Миртл обвенчал 20 марта в соборе Святого Георга декан[11] Перта – событие было достаточно значительным, чтобы удостоиться упоминания на следующий день в «Уэст Австрэлиен». Невеста, как сообщалось в газете, была прекрасна в подвенечном платье из белого шифона. Белой тюлевой вуали с вышитым в уголках белым шелком узором из цветущих веточек была придана форма диадемы. После церемонии состоялся прием в кафе «Александра» на Хэй-стрит, гостей встречала мать Миртл в платье из темно-синего шифона. Медовый месяц молодые провели в Маргарет-Ривер к югу от Перта, осматривая пещеры, ставшие незадолго до того главной местной достопримечательностью.

Поселились новобрачные на Эмералд-Хилл-Террас, в доме № 9. Когда 7 октября 1908 года родился их первенец Лори Парис Лог, они переехали на Колин-стрит. Миртл, с которой Логу предстояло прожить вместе сорок лет, обладала твердым и энергичным характером. «Моя жена очень спортивная женщина, – сказал он в интервью одной газете несколькими годами позже. – Она занимается фехтованием, боксом, плаванием и гольфом, она хорошая актриса и прекрасная жена». Она, как-то раз сказал Лог, «не позволяет ему стоять на месте».

Должно быть, именно Миртл два года спустя пришла идея отправиться на полгода в грандиозное кругосветное путешествие – на восток через всю Австралию, далее через Атлантический океан в Канаду и Соединенные Штаты, а затем пересечь Америку и вернуться домой через Британию и Европу. Часть денег на это путешествие им готов был одолжить дядя Лайонела, Парис Несбит, личность весьма живописная, адвокат, ставший политиком. Маленький Лори, чей второй день рождения они только что отпраздновали, должен был остаться на попечении матери Миртл, Майры.

Побуждение это отчасти было продиктовано простым желанием посмотреть мир. Но Лог еще и стремился расширить свой профессиональный опыт. К этому времени он уже пользовался известностью в Перте благодаря своим декламациям и пьесам, которые ставил и в которых играл. Росла и его частная практика – занятия с политиками и другими выдающимися местными деятелями, которым он помогал совершенствовать их речевые способности, – хотя, когда репортеры пытались узнать имена хоть кого-нибудь из его клиентов, он неизменно сохранял тайну. «Всякому, кто выступает перед слушателями, хочется, чтобы те считали его ораторское мастерство природным даром, а не результатом долгих и терпеливых занятий», – говорил он в виде пояснения.

В Америке жили многие ведущие специалисты в области техники речи и ораторского искусства, у которых Лог был бы рад поучиться. К тому же он и Миртл явно думали о том, что, если им понравится увиденное в путешествии, можно будет поселиться за границей и выписать к себе сына и мать Миртл. Многочисленные и пространные письма, которые Миртл и, реже, Лог писали домой, дают живое представление об их поездке.

Они отправились в путь в первый день Рождества 1910 года и обогнули Австралию вдоль восточного побережья через Аделаиду, Мельбурн и Сидней до Брисбена, останавливаясь в каждом на несколько дней. Гавань Сиднея была, по словам Миртл, «потрясающа, великолепна – просто не описать». Гораздо меньшее впечатление произвел на нее Брисбен, который она нашла «ужасным местом – захолустным, нездоровым и адски жарким». Во время остановок они посещали друзей и родственников. Лайонел, или Лайни, как в письмах называла его Миртл, восхищал других пассажиров мастерством в крикете, гольфе и хоккее, а будучи прекрасным рассказчиком и используя опыт публичных выступлений, развлекал попутчиков и команду своими историями.

Вполне предсказуемо, что они вскоре начали скучать по маленькому Лори и корить себя за то, что оставили его дома. «Я не позволяю себе слишком много думать о моем малыше, чтобы не плакать, – писала Миртл в одном из своих первых писем матери. – Как он трогательно сказал на прощание: „Не плачь, мамочка…“ Не давай ему забывать меня, милая мама… Полгода пройдут быстро, и мы вернемся домой с чудесными впечатлениями, с новым представлением о жизни, полнее и шире прежнего».

Следующий этап их путешествия – переезд через Атлантику – оказался более тяжелым: первые восемь дней пути из Брисбена Лог проболел, не вставал с койки и не прикасался к еде. Дело было не только в морской болезни: питьевая вода, взятая в Брисбене, оказалась плохой; заболели многие из пассажиров. Лог был убежден, что у него свинцовое отравление. «Он совершенно не переносит качки, бедняжка. Не знаю, что сталось бы с ним, если бы он был один, – писала Миртл. – Он превратился в тень».

Дела пошли лучше после того, как 7 февраля они добрались до Ванкувера и ступили на сушу. Оттуда они продолжили путь на поезде через Миннеаполис и Сент-Пол в Чикаго, где в общежитии Ассоциации христианской молодежи за пять долларов в неделю сняли комнату с видом на озеро Мичиган. Этот город, писала Миртл, «считается одним из опаснейших в мире», но вопреки своим ожиданиям они его полюбили и вместо предполагаемых одной-двух недель остались в нем на месяц.

Жизнь в большом американском городе стала увлекательным культурным опытом. На Миртл особое впечатление произвели аптеки, где можно купить что угодно – от патентованных лекарств до сигар, американские кафе и множество автомобилей. Однако манеры местных женщин, которые «разглядывают вас в упор, ставят локти на стол, намазывают масло на хлеб, держа его на весу и опираясь о стол локтями, обгладывают куриные кости и ежеминутно пользуются зубочистками», не вызвали ее одобрения.

Супруги Лог были очень популярны в городе. Благодаря друзьям друзей, с которыми они познакомились на пароходе, их приглашали на обеды в фешенебельные дома и дорогие рестораны, им случалось бывать на престижных приемах. Посетили они также ряд спектаклей и выставок. Лайонел был остроумным и приятным собеседником, а, кроме того, будучи австралийцами, они с Миртл, должно быть, представляли для местных жителей нечто новое и необычное. Развлечения, однако, занимали не все их время. Днем они отправлялись в Северо-Западный университет, где посещали занятия и лекции Роберта Камнока, преподавателя техники речи, который основал в университете Школу ораторского искусства и которого Миртл находила «просто очаровательным». Лог, кроме того, выступал перед студентами с художественным чтением и с лекциями о жизни в Австралии.

Затем, посетив Ниагарский водопад, они приехали в Нью-Йорк, ошеломивший их своими размерами. «Вчера я спустилась в подземку и ехала почти час, а когда вышла, то все еще была в Нью-Йорке», – писала Миртл[12]. Еще их поразило количество иностранцев в городе, многие из которых едва могли объясняться на простейшем английском. Бродвей с его милями «электрических огней рекламы» ослепил их своим сиянием, и Лог повел жену на первый в ее жизни оперный спектакль. Они поднимались на статую Свободы и посетили аттракционы Кони-Айленда. Здесь, как и в Чикаго, многочисленные рекомендательные письма, привезенные из дома, помогли им быстро войти в местное общество и получать приглашения на некоторые расточительно-дорогие светские развлечения вечернего города. Они составляли резкий контраст с общей грубостью жизни Нью-Йорка. «Нью-Йорк поистине город злодейств и беззакония, – писала Миртл матери. – Газету здесь читаешь, точно дешевый роман ужасов. У нас всегда при себе револьвер. Он просто прелесть. Лайонел купил его сразу по приезде».

Как и в Чикаго, Лог отыскал здесь экспертов в своей области и среди них – канадца Гренвила Клейзера, специалиста по технике речи, автора нескольких увлекательных книг и самоучителей по овладению ораторским искусством и техникой речи. Лог выступил в местном клубе публичных дебатов и прочел доклад в Ассоциации христианской молодежи. Во время краткой поездки в Бостон он встретился с Леландом Тоддом Пауэрсом, ведущим специалистом в области техники речи, основавшим Школу устного слова, и выступил перед студентами, а также в престижной Эмерсоновской школе ораторского искусства.

При неизвестных обстоятельствах во время своего пребывания на восточном побережье Лог познакомился с будущим президентом Вудро Вильсоном, возглавлявшим тогда Принстонский университет. «Превосходный тип американца! – заявил Лог в интервью пертской газете „Санди таймс“, рассказывая по возвращении о своем путешествии[13]. – У него острый, проницательный взгляд. Он словно видит вас насквозь. Это человек великого ума и сильного характера, но притом добросердечный и скромный. Многие считают, что он будет следующим президентом Соединенных Штатов». Страстный собиратель автографов, Лог бережно хранил письмо Вильсона, написанное его аккуратным, типично академическим почерком.

Пора было отправляться в путь, и 3 мая Лайонел и Миртл поднялись на борт «Тевтоника», принадлежащего пароходной компании «Уайт стар лайн», которой предстояло на следующий год отправить в плавание злополучный «Титаник», и отбыли в Лондон. Время, проведенное в Америке, было для них одним долгим приключением. «В Америке было прекрасно. Это восхитительное место для того, чтобы жить, но очень плохое, чтобы растить детей, – писал Лог своей теще. – Американцы – удивительный и странный народ, а в стране у них – подкуп, мошенничество, проституция… И все же это одна из самых завораживающих стран в мире».

Супруги прибыли в Ливерпуль 11 мая и на поезде проделали четырехчасовой путь в Лондон. Английскую сельскую местность Миртл в письме к матери объявила «сказочной страной, невероятно живописной, с зелеными полями, разделенными множеством прекрасных живых изгородей из боярышника, с каналами, по которым баржу тянут на канате старая лошадь и человек, идущие по тропе вдоль воды». Но первое ее впечатление от имперской столицы (после обеда и прогулки по Пиккадилли и Трафальгарской площади), скорее, было неблагоприятным: по сравнению с Нью-Йорком Лондон показался ей «провинциальным». Однако очень быстро город покорил их, и вскоре Миртл уже приходила в восторг от того, что видела вокруг. Они осмотрели все традиционные достопримечательности: Британский музей, лондонский Тауэр, Хэмптон-Корт и, разумеется, Букингемский дворец (частым посетителем которого Логу предстояло сделаться в будущем). Снаружи дворец Миртл не понравился: «грязное, старое здание отвратительного серого цвета, неописуемо уродливое, а перед воротами – замечательный новый памятник Виктории, торжественно открытый на прошлой неделе, – писала она. – Эта прекрасная работа лишь подчеркивает безобразие Букингемского дворца».

Они часто бывали в театрах, где среди прочих смотрели великого Чарльза Хотри, который им очень понравился, и родившуюся в Австрии актрису Мари Лор, которая не понравилась: Миртл считала, что она, как все англичанки, слишком худа и – не к добру – прославилась слишком быстро. Они часто посещали рестораны, хотя им не нравилось, что лондонские рестораны закрываются гораздо раньше, чем в Нью-Йорке.

Лайонел и Миртл побывали в Оксфорде, куда были приглашены друзьями своих друзей на Неделю восьмерок, ежегодные гребные состязания между колледжами Оксфордского университета. По утрам они посещали различные колледжи и любовались сотнями празднично украшенных плоскодонок, из которых мужчины в парадных белых костюмах и девушки в нарядных платьях наблюдали за гребцами. Их знакомый тоже повез их кататься на плоскодонке, и они, откинувшись на подушки, плыли по реке под низко свисающими ветвями, а он показывал им все местные достопримечательности. Они с неохотой покидали Оксфорд после проведенных там, как написал в письме Лог, «шести райских дней».

Одно из самых значительных событий их поездки в Британию произошло 22 июня, когда они оказались в гуще людей, заполнивших улицы Лондона по случаю коронации короля Георга V, «короля-моряка», наследовавшего своему отцу Эдуарду VII в мае прошедшего года. Город превратился в сплошное людское море, улицы украшало такое множество флагов и электрических огней, что Миртл он казался сказочной страной. Люди начали занимать лучшие для обзора места еще накануне вечером и спали на мостовой, чтобы к шести утра уже быть на месте. Друг Лога по фамилии Кауфман, с которым он познакомился на «Тевтонике», сумел добыть для него журналистский пропуск, позволяющий пробраться к самым дверям Вестминстерского аббатства. Вооружившись этим пропуском, Лог с Кауфманом пришли к половине десятого и были пропущены полицией на место всего в нескольких сотнях метров от Букингемского дворца, откуда им были прекрасно видны король и королева в золотой карете. «Толпа была настроена восторженно, но ведь англичане всегда боятся шуметь», – написал он своей теще.

На другой день происходил торжественный королевский въезд в Лондон, и у Лога с Миртл были места на трибуне Адмиралтейства, рядом с новой адмиралтейской аркой, и, хотя ждать им пришлось от 7.15 до 1.30, время пролетело быстро, и они «вели себя как дети малые, когда король и королева проезжали мимо в своей прекрасной парадной карете, запряженной знаменитыми кремового цвета лошадьми – каждая со своим форейтором и служителем, ведущим ее в поводу». Лайонел и Миртл нашли время и навестить свою дальнюю родственницу, писательницу Эдит Несбит, автора книги «Дети железной дороги», живущую в красивейшем доме в графстве Кент. Поездкой туда Миртл была совершенно очарована.

Первоначально они предполагали продолжить путешествие по Европе. Но теперь возникло затруднение. Дело в том, что Лог вложил значительную часть сбережений в акции синдиката «Булфинч голден вэлли», который в декабре минувшего года вызвал великий ажиотаж на Пертской фондовой бирже, объявив об открытии месторождения золота в новой шахте близ Калгурли. Однако прогнозы компании оказались непомерно завышенными, стоимость акций через несколько месяцев рухнула, унеся с собой большую часть сбережений супругов. Они телеграфировали дяде Парису, прося выслать еще денег, но стало ясно, что теперь нужно экономить, и вместо Европы они отправились на несколько дней к родственникам в Бирмингем.

Домой они отплыли 6 июля на борту парохода «Сьювик» компании «Уайт стар лайн», специально спроектированного для рейсов в Австралию, и месяц спустя благополучно возвратились в бухту Короля Георга в Олбени, Западная Австралия. «Ну как, хватит с вас пока путешествий?» – спросили у Лога в том же интервью пертской газете «Санди таймс», в котором он упомянул о своей встрече с Вудро Вильсоном. «Да уж, хватит, – ответил он. – Австралия – самая прекрасная страна в мире».

Вернувшись домой, Лог сумел использовать свои путевые впечатления о Британии. Когда в августе того же года пертский Новый королевский театр представил специальную программу, посвященную коронации и озаглавленную «Королевская Англия», Лога пригласили сопровождать комментариями «движущиеся картины, снятые С. Спенсером при помощи кинематографического аппарата с наиболее выгодных позиций на пути следования».

Лог едва ли мог вообразить, что в один прекрасный день к нему за консультацией обратится королевский сын, однако благодаря этому и другим таким же представлениям он становился заметной фигурой в светской жизни Перта. В декабре 1911 года его недавно созданная театральная школа, в которой занимались многие известные в городе актеры-любители, дала свое первое представление: 16-го числа в субботу была показана комедия «Однажды летом» английского драматурга Генри Эсмонда в постановке Лога. Двумя днями позже другой состав актеров выступил в пьесе «Наши парни», весь сбор от которой пошел на нужды приюта для младенцев.

Миртл между тем также начинала привлекать к себе внимание: в апреле 1912 года газета «Уэст Австрэлиен» сообщила, что она открывает «школу шведской гимнастики и фехтования для женщин и девушек в гимнастическом зале Уэсли» – высоком, хорошо проветриваемом помещении позади Куинз-холла. Миртл, как утверждал автор статьи, «недавно вернулась из-за границы, где имела возможность изучить самые современные из ныне существующих методик как в Англии, так и в Америке».

В следующем месяце труппа Лога вновь выступила с благотворительным спектаклем в Театре Его Величества, представив публике салонную комедию Хьюберта Дэвиса «Ожерелье миссис Горриндж». Спектакль на этот раз давался в пользу паккервильского приюта для бездомных. «Мистера Лога и его учеников можно поздравить от всей души, – писала „Уэст Австрэлиен“. – В их игре нет механической заученности, она не состоит лишь в произнесении текста, и весь спектакль с искренностью и добротой обращен к простым человеческим чувствам». Миртл тоже участвовала в спектакле: об исполнении роли миссис Джардин газета писала, что ее «голос, движения и манера держаться на сцене очень артистичны»[14].

Между тем выступления самого Лога с художественным чтением собирали большие и восторженные аудитории. «Вчерашнего объявления о выступлении мистера Лога стало достаточно, чтобы заполнить Зал Святого Георгия, и все присутствующие были с избытком вознаграждены за то, что отважились в этот вечер выйти из дому под проливным дождем», – говорилось в августе 1914 года в газетной рецензии, где он был назван «мастером тонкого искусства декламации во всех его областях».

Лог явно пользовался особым успехом у женской части публики, как заметил репортер местной газеты, когда Лог приехал в Калгурли выступить в роли старшего арбитра на состязании чтецов в духе валлийского айстедвода[15], несколько напоминающем, судя по описанию, современные телевизионные шоу «Мы ищем таланты». «Мистер Лайонел Лог, – пишет репортер, – очень привлекательный молодой человек, что некоторые девушки с золотых приисков не замедлили оценить. Две из них присутствовали на состязаниях каждый вечер, и томные взоры их по большей части были устремлены на судейскую коллегию. Быть может, этим юным леди небезынтересно будет узнать, что у мистера Лога очаровательная жена и двое прелестных детишек»[16].

Лог удостаивался похвал и за преподавание техники речи. В сентябре 1913 года на торжественном обеде в «Розовом кафе» (который устроили члены Публичного ораторского клуба, основанного Логом пятью годами раньше) несколько его учеников, по словам современника, «продемонстрировали и свое восхищение талантом этого джентльмена, и доказательства успеха его преподавания». Под смех двух десятков зрителей один из выступавших спросил, а не может ли Лог посредством своего многостороннего таланта заставить политиков и прочих деятелей, претендующих на роль публичных ораторов, прекратить болтать всякий вздор и обратиться к здравому смыслу. Лог в ответ на шутку сказал, что правильное использование родного языка – «это первый признак цивилизованности и культуры».

Как ни благополучна была их жизнь в Перте, путешествие открыло глаза Лайонелу и Миртл, и они постепенно приходили к мысли о том, чтобы начать новую жизнь за границей – быть может, в Лондоне. Немедленный переезд оказался невозможен: 1 ноября 1913 года родился их второй ребенок, Валентин Дарте. А случившееся вскоре убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в далеком Сараево заставило их отложить свои планы на неопределенное время.

Австралия, как и Британия, понесла в Первой мировой войне огромные потери убитыми и ранеными. Из ее менее чем пятимиллионного населения на войну ушло 416 809 человек, из которых более 60 000 было убиты и 156 000 ранены, отравлены газами и взяты в плен.

Как и в Британии, начало войны было встречено с энтузиазмом, и, хотя предложение о введении воинской повинности дважды было отвергнуто плебисцитом, многие молодые австралийцы пошли на войну добровольцами. Большинство из взятых в армию в августе были поначалу направлены не в Европу, а в Египет, навстречу угрозе, которую представляла Оттоманская империя для британских интересов на Ближнем Востоке и в зоне Суэцкого канала. Первая крупная кампания, в которой участвовали объединенные силы Австралийского и Новозеландского армейских корпусов (АНЗАК), была развернута в Галлиполи.

25 апреля 1915 года австралийцы высадились в месте, которое стало известно как Бухта АНЗАК, непрочно закрепившись на крутых склонах над полосой берега. За атакой союзных войск последовала турецкая контратака – та и другая окончились неудачей, и скоро началось затяжное противостояние, которое длилось до конца года. По сведениям, собранным австралийским Департаментом по делам ветеранов, 8709 австралийских солдат были убиты и 19 441 ранен. Психологический эффект кампании в Галлиполи для страны был огромен: у австралийцев была подорвана вера в превосходство Британской империи. Анзаки же быстро обрели статус героев, и признанием их героизма стало учреждение Дня АНЗАКа, который с тех пор отмечается 25 апреля.