Текст книги "Улыбка королевы"

Автор книги: Марк Гордеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Гордеев Марк
Улыбка королевы

Марк Гордеев

УЛЫБКА КОРОЛЕВЫ

В школе пропала шапка. Лежала на подоконнике в учительской и исчезла. Пострадавшая – молодая учительница – позвонила в милицию.

Кражи, независимо от размеров, хотя и составляют "будни милиции", нередко оказываются более трудным орешком, чем иные убийства. Ведь они всегда совершаются тайно. Вор надеется на свою ловкость, хитрость, опыт, неуловимость...

Направляясь в школу, оперативный уполномоченный уголовного розыска Глеб Горин настраивался на трудный поиск. Он шагал по засыпанной февральским снегом улице, нахлобучив до самых глаз меховую черную шапку с козырьком. Ветер швырял в лицо хлопья колючего снега и заставлял время от времени поворачиваться спиной и переводить дух. В один из таких моментов Глеб столкнулся с какой-то девушкой. Лицо ее было закрыто воротником почти до глаз. Глеб извинился и пошел быстрее.

В учительской Глеб застал двух женщин: молодую и пожилую. Глаза у молодой были красные. Она чувствовала себя виноватой: и потому, что оставила свою дорогую шапку без присмотра, и потому, что вызвала милицию. Она была расстроена не только пропажей шапки, но и явным неудовольствием маленькой женщины со злым лицом – завуча школы, как узнал вскоре Глеб.

– Шапку могли украсть только наши ученики, – резким, визгливым голосом сказала завуч. – Теперь такие дети пошли, просто ужас, – добавила она.

– Вполне возможно, – согласился Глеб. – Когда она пропала?

– На втором уроке, – ответила пострадавшая. – Я уходила – шапка лежала на подоконнике. Пришла с урока – ее уже не было... Сперва подумала, что кто-то пошутил, но... Наталья Степановна, – учительница наклонила голову в сторону завуча, – сказала, что зашла в учительскую перед звонком, шапки уже не было... Так жалко! Только купила за четыреста рублей! – еле сдерживая слезы, добавила учительница.

Пока Горин расспрашивал учительницу о приметах шапки и возможных ее похитителях, завуч вышла. Вскоре она вернулась, ведя за руку длинноногую девочку лет тринадцати.

– Зина Лукашова из седьмого "а". Ходила на втором уроке в учительскую. Произнеся эти слова, завуч усмехнулась, как бы говоря: "Ну что? Разве я не права? Разве в школе нужна милиция? В школе я, завуч, всё, в том числе и милиция!"

Девочка стояла возле двери и теребила рукой конец черного передника.

Подойдя вплотную к Горину, завуч тихо сказала:

– Девчонка из плохой семьи и уже замечалась в краже... Горин внимательно посмотрел на девочку, испуганно жавшуюся к косяку, и спросил:

– Зина, ты была в учительской на втором уроке?

– Да... Меня Анна Андреевна посылала за указкой...

– Кто был в учительской?

– Никого не было.

– А... шапку ты видела?

– Нет... – Зина посмотрела на учительницу математики, новую шапку которой хорошо знали все девочки, и только тут поняла, зачем ее привели. Краска залила лицо девочки.

– Лукашова, не ври, говори следователю правду, пока тебя не увезли в милицию, – повысила голос завуч. При этом она оперлась руками о стол, прищурилась и, почти сладострастно растягивая слова, в упор глядя на девочку, добавила: – Признавайся. Отдай шапку, пока не поздно. Отдай по-хорошему!

Девочка зарыдала.

Горин подошел к ней, обнял за плечи и вышел вместе с Зиной в коридор.

– Ладно, не брала так не брала. Перестань реветь, вытри слезы. Смотри, какая сразу стала некрасивая... Скажи мне лучше, ты ходила за указкой сразу, как начался урок?

– Нет... Нас спрашивали, а потом учительница меня послала.

– Ладно. Успокойся и жди меня здесь. В учительской Глеб застал высокую блондинку, известную всему городу Екатерину Федоровну, директора школы.

– Я не верю, что шапку украли наши ученики. Этого не может быть. И Зина Лукашова, которую вы подозреваете, шапку не брала, – твердо сказала Екатерина Федоровна, обращаясь к Глебу.

– Я никого не подозреваю. Девочка была в учительской. Кроме того, говорят, что она замечалась в кражах...

Директриса метнула сердитый взгляд на завуча. Та съежилась, отвела глаза в сторону, пробормотала:

– И зачем приходить в школу в норковой шапке и бросать ее где попало...

– Лукашова унесла чужой новогодний подарок. И все. Девочка из трудной семьи, соблазнилась сладким... Она не воровка... Дежурный ученик видел сегодня в школе постороннюю женщину. Вы говорили с ним?

– Нет. Я только начал работу. Где этот ученик?

– Пойдемте ко мне. Я его приглашу.

Девятиклассник, дежуривший в вестибюле школы, растерянно смотрел то на Глеба, то на Екатерину Федоровну.

– Кто чужой был сегодня в школе? – спросил Горин.

– Заходила какая-то молодая женщина. Я думал, что она по делу. Вошла. Ничего не спрашивала, сразу поднялась по лестнице.

– Как она была одета?

– Вроде в зимнем пальто и шапке... Не обратил внимания.

– А как выглядела? Какого роста, сложения?

– Да так, обыкновенная... Я книгу читал. Только взглянул на нее и все... Молодая, кажется.

– Узнать ее сможешь?

– Не... Лица не разглядел, не запомнил.

– Не густо... Ладно, позови девочку, Лукашову Зину. Она стоит напротив учительской в коридоре, – пояснил Глеб.

Зина вошла, чуть сутулясь. Она прятала глаза и кусала губы, чтобы не разреветься.

– Зина, когда ты входила в учительскую, тебе не попадалась посторонняя женщина?

Зина подняла голову. В ее глазах появился блеск робкой надежды. Она наморщила лоб, припоминая.

– Одна девушка заходила в продленку.

– Куда?

– В класс продленного дня. Это рядом с учительской. Там утром дети со второй смены занимаются, – пояснила Екатерина Федоровна. Она сидела за своим столом и делала вид, что читает.

– Ты рассмотрела девушку?

– Нет... Она отвернулась от меня. В зимнем пальто и шапке – это заметила, а лицо не видела...

– В руках у нее было что-нибудь?

– Не заметила...

– Похожа на старшеклассницу?

– Не... Вроде как вожатая. Я даже подумала, что, может, вожатая новая или кто...

– Свидетели! Горе одно, а не свидетели, – взорвалась директриса.

– Зря вы их ругаете, – сказал Горин. – Запомнить случайного встречного трудно, очень трудно.

Глеб улыбнулся. Он вспомнил, как преподаватель криминалистики юридического факультета университета дал предметный урок студентам. Во время семинара в аудиторию неожиданно вошла незнакомая женщина. Она извинилась, передала преподавателю записку и вышла. Минут через двадцать после ее ухода студенты получили неожиданное задание: описать неизвестную по методу словесного портрета. Преподаватель сказал: "Только что сообщили, что эта женщина совершила преступление и скрылась. Надо помочь милиции ее задержать. Опишите ее".

Смеялись до конца учебного года. Незнакомка, по показаниям "свидетелей", была молодой и средних лет, высокой и низкой, стройной и полной, брюнеткой и шатенкой, курносой и с прямым носом, и в платье и костюме, в туфлях и сапогах...

Горин вышел из кабинета директора школы, поднялся на второй этаж и толкнул дверь с надписью "Продленный день".

В классе группа малышей занималась шахматами. Занятия вел пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами. Это был старый знакомый Глеба, преподаватель шахмат из Дома пионеров Лев Антонович. Поздоровались. Глеб спросил:

– Говорят, к вам примерно час или полтора назад заглядывала молодая женщина. Вы ее не видели?

– Кто-то заходил, какая-то женщина, но она тут же и вышла. Я ее не рассмотрел, – виновато улыбнулся старый мастер. – Ребята, кто видел тетеньку, которая на прошлом уроке заходила к нам в класс?

– Я видел! – вскочил вихрастый черноволосый мальчик.

– Миша всегда все хочет знать и быть везде первым. Увы!

– Ты запомнил ее? Сможешь узнать? – спросил Горин. Миша молчал, опустив голову.

– Ребята, кто рассмотрел и запомнил женщину? – повторил вопрос Горин.

Руку подняла маленькая кареглазая девочка с венчиком косичек на голове.

– Ты запомнила?

– Да, – встала девочка.

– Знаете, Глеб, если Танечка сказала, что сможет узнать, это заслуживает внимания. На нее можно положиться, – сказал Лев Антонович.

Шахматный урок закончился. Дети шумно расходились. Только мастер, Горин и Танечка остались на своих местах.

– Таня, женщина, что заглядывала в ваш класс, моложе или старше вашей учительницы?

– У нее губы и глаза накрашены. Она некрасивая, – покраснев, ответила Таня.

Глеб понял, как осторожно и точно надо задавать вопросы девочке, которая свою учительницу видит богиней.

– Таня, а почему ты обратила на нее внимание? – спросил Лев Антонович.

– Она улыбнулась, как королева...

– Какая королева? – удивился Горин.

– О, я должен объяснить это, – сказал учитель. Он достал из своего потертого, набитого книгами портфеля небольшой альбом, раскрыл его и спросил Таню:

– Эта королева?

– Да, – ответила Таня.

Глеб с любопытством посмотрел на фотографию картины. На ней была изображена дама с короной на голове. Королева торжествующе, злорадно улыбалась.

– Перед вами альбом фоторепродукций картин очень интересной, самобытной художницы из Казани Галины Сатониной. Картины Сатониной необычны, содержат неожиданные аллегории и выполнены удивительно талантливо и искусно. Если хотите, посмотрите весь альбом.

– Спасибо, с удовольствием посмотрю, но... немного позже. Танечка, что, эта женщина была похожа на шахматную королеву?

– Нет, но она вот так улыбалась...

– Ты смогла бы узнать ее? – еще раз спросил Горин.

– Я ее запомнила, – просто ответила Таня.

Из кабинета директора школы Глеб позвонил в научно– технический отдел управления милиции Ленинграда. Уговорил специалиста по композиционным портретам эксперта Петрову сделать работу с Таней срочно.

Договорившись с учительницей, Глеб повез Таню в Ленинград. В электричке вспоминал, как над первыми фотороботами молодого специалиста Люси Петровой все посмеивались. Говорили, что они не имеют индивидуальных черт и по ним никого узнать нельзя. Горин, как и все в то время, тоже относился к фотороботам отрицательно. Но однажды, когда Петрова составила очередной фоторобот девицы, подозревавшейся в краже, Глеб с его помощью моментально раскрыл преступление. В соседнем с местом кражи общежитии Глеб показал фоторобот. По нему узнали одну из бывших жиличек общежития. Глеб в тот же день ее задержал и даже смог вернуть все похищенные ею вещи.

С тех пор Глеб стал ярым защитником Петровой и поклонником ее фотороботов.

Прямо с вокзала Глеб и Таня проехали к Петровой. Кабинет ее был заставлен разными приборами. Петрова не разрешала никому присутствовать при составлении портретов.

"Мне нужен контакт со свидетелем, его полное доверие ко мне и высокая степень сосредоточенности, чтобы вспомнить мелкие подробности..." – говорила Люся.

Глеб все это знал. Оставив Таню в кабинете, он спросил, когда приходить за результатом.

– Через два часа... И с букетом цветов, – улыбнулась Люся. Когда через два часа двери кабинета открылись и Глеба впустили,

портрет был готов.

Таня подружилась с Петровой и весело болтала, рассказывая какую-то смешную историю из школьной жизни.

– Все бы у меня были такие помощники. – Люся погладила девочку по голове. – Наблюдательна, серьезна, самокритична, умеет сосредоточиваться и работать с большим напряжением... Многим взрослым даст фору... Да, а где цветы?

– Извини, цветов не нашел. Вместо них купил торт. Будете пить чай с тортом, – сказал Глеб, протягивая Люсе коробку.

– "Не нашел"... Скажи лучше, что и не искал. Разве можно сравнить торт и цветы! Ты бы что выбрала, Таня?

– Не знаю... Я люблю розы...

– О! Чем отличается девочка от мальчика? Девочка – это маленькая женщина, а мальчик, даже и большой мальчик, – это ребенок. Она поцеловала Таню в лоб и добавила:

– Что возьмешь с сыщика, откуда ему быть романтиком!

– Вот уж не согласен. Настоящий сыщик – романтик чистой воды. Он всегда живет несбыточными мечтами... Переходи лучше к прозе, а то нам ехать далеко. Угощай Таню чаем...

– А то я не знаю. Чай сейчас закипит, и будем пить все... Ну, любуйся, вот твоя прекрасная дама... – Петрова показала Глебу свою работу.

На следующий день Глеб стал обладателем пачки фотографий композиционного портрета, сделанного Петровой.

Прежде чем показывать фотографии в школах, Глеб разыскал Таню.

– Таня, как по-твоему, эта фотография похожа на ту женщину, которую ты видела в школе?

– Похожа, но как-то не очень.

– Я так и думал... Жизни в ней маловато... Что, если мы с тобой сходим к одному художнику и попросим вдохнуть жизнь в нашу королеву? Это не очень далеко, с учительницей я договорюсь.

– Я согласна.

Даже когда по фотороботу удалось найти девицу, Глеб видел, что между роботом и фотографией была "дистанция огромного размера". Робот отличался от фотографии еще больше, чем фотография от портрета.

С художником, к которому Глеб собирался вести Таню, он сам познакомился при необычных обстоятельствах. В прошлом году весной возле кинотеатра какой-то хулиган избил двух человек. К приезду милиции хулиган, как обычно это бывает, убежал. Свидетели путано и сбивчиво описывали приметы преступника. Вдруг к Глебу подошел один из очевидцев и сказал: "Хотите, я нарисую вам портрет этого типа?"

Пришли в милицию. В кабинете Горина художник нарисовал по памяти портрет хулигана, которого сразу и опознали. Так Глеб познакомился с художником Иваном Суратовым. Они понравились друг другу, но встречались редко. Оба были заняты своими делами.

Глеб понимал, что надо торопиться, пока образ неизвестной еще живет в Таниной памяти.

Иван встретил Глеба не очень приветливо. Он был явно чем– то расстроен и огорчен. С трудом Глебу удалось узнать, что накануне у Ивана не приняли картину на какую-то выставку и он поссорился с начальством.

Если бы Глеб пришел один, ему не удалось бы быстро улучшить настроение Ивана, но с Глебом была маленькая девочка, и Иван махнул рукой на свои неудачи, вновь, как обычно, начал шутить. Заметив, с каким интересом Таня рассматривает наброски, этюды, картины, висевшие на стенах, разложенные на столах и стульях, стоявшие на мольбертах, как долго она изучает картину "Озеро", ту самую, что вчера забраковали и не приняли на выставку, Иван спросил:

– Нравится?

– Страшная очень... Рыб жалко... И детей. Им купаться хочется, а нельзя...

– Что-нибудь надо или так пришли? – спросил Иван, с уважением посмотрев на Таню.

– Надо. Понимаешь, Таня видела женщину, которую мы ищем. С ее слов сделан композиционный портрет, но он очень схематичен. Его надо как-то оживить. Ты не возьмешься? Как в прошлый раз...

– Тогда я рисовал человека, которого видел сам. Эту девушку ведь я не видел. – Говоря, Иван скосил глаза на фото, выложенное Глебом на стол.

– Теперь тебе поможет Таня...

– Ладно, попробуем, – сдался Иван. – Давай рисовать, раз так, – сказал он, повернувшись к Тане. – Если настроение плохое, надо рисовать, рисовать, рисовать.

Иван достал пачку бумаги, карандаши и сел за стол.

– Что натворила девица? – спросил Иван.

– Подозреваю, что украла дорогую норковую шапку...

– У кого?

– У молодой учительницы.

Иван начал делать наброски, спрашивая у Тани, так ли выглядела девица, что не похоже, какие детали надо заменить или изменить.

Таня сидела рядом с художником, делая изредка какие-то замечания. Вдруг, когда Иван еще даже не закончил портрет, она вскочила:

– Вот так, теперь похоже, очень похоже!

Портрет, на котором девушка, чуть скосив глаза, злорадно улыбалась, был одновременно похож и не похож на фоторобот, лежавший на столе перед Иваном.

– Ваня, гениально. Сделай только пожирней, почернее, чтобы нам перефотографировать и размножить, – попросил Глеб.

Теперь, имея в руках портрет, надо было действовать. "И все же она вряд ли случайно оказалась в школе. Ведь в нашем районе давно таких краж не было. Шла ли она специально, чтобы совершить кражу? Или по делу, но, увидев прекрасную шапку, соблазнилась?.. Начать придется с проверки всех двадцати четырех школ района. Придется просить помощи участковых инспекторов".

Горин принадлежал к числу тех людей, из которых редко получаются хорошие начальники. Он был плохим руководителем и организатором, так как любил все делать сам. Ему казалось, что другие не смогут сделать дело так, как он. И потому, что только он знает все детали, и потому, что он более всех заинтересован в успехе... Но тут выхода не было. Глеб раздал всем инспекторам фотокопии портрета, сделанного Иваном, чтобы они показали его в школах района.

Надежды Глеба оправдались. Сперва позвонил участковый инспектор из Верани и сказал, что по портрету опознали учительницу пения, первый год работавшую в этой школе после училища. При проверке, правда, выяснилось, что учительница эта в день кражи была дома, из Верани не выезжала и кражу совершить не могла.

История повторилась, когда в школе в Нестеровке опознали пионервожатую Асю. Бедная Ася в тот злополучный день как раз была в Ямске, ездила в районный Дом пионеров на совещание. Но работники Дома пионеров уверили Глеба, что Ася всю первую половину дня сидела на совещании, в школе не была и кражу совершить не могла.

Глеб стремился сам обойти как можно больше школ, особенно в Ямске, где была совершена кража, и в ближайших деревнях и поселках.

Удача пришла тогда, когда ее совсем не ждешь. В совхозной школе-восьмилетке, расположенной в пяти километрах от Ямска, в поселке со странным названием Мушки. Глеб, как обычно, начал работу с разговора с секретарем школы. Полная добродушная женщина долго рассматривала портрет, то придвигая его к глазам, то отодвигая и прищуриваясь. Потом спокойно сказала:

– Приходила она к нам по осени, просилась в лаборантки...

– Вы уверены, что это была она? – спросил Глеб. Сердце его усиленно забилось. Сколько раз вот так возникает и рушится надежда, когда идет поиск.

– Похожа... Может, и не она, очень похожа, – повторила секретарь.

– А кто она такая, как ее фамилия?

– Фамилию не называла. Сказала, что ищет работу, так как переехала жить в Ямск. Раньше тоже работала в школе лаборанткой. Собиралась учиться, кажется...

– Откуда она переехала?

– Не помню. Вроде бы откуда-то из нашего района. Мне ведь ни к чему было запоминать. Говорили с ней недолго. Молодая, совсем девчонка, лет восемнадцать-девятнадцать...

Теперь было проще. Глеб обзванивал все школы и спрашивал, где увольнялась в связи с переездом лаборантка. Такую школу найти удалось довольно быстро. Это была школа в поселке кирпичников. Туда Глеб и помчался. И первое, что он выяснил, была поверхностная работа его коллеги, участкового инспектора. Впрочем, теперь главное было в другом. Да, это была она, их бывшая лаборантка Женя Шпонкина. Ее опознали по портрету и секретарь, и директор, и даже уборщица.

Директор школы так охарактеризовал Шпонкину: "Знаю ее с детства. Нашу школу и кончала. После школы два года поступала в институт. В торговый институт в Ленинграде. Недобирала баллы. Работала у нас лаборанткой. Неплохая девчонка, только какая-то несамостоятельная и очень... завистливая. Завидовала подруге, которая поступила в институт... Поссорилась с лучшей подругой, когда та удачно вышла замуж. Позавидовала чужому счастью..."

Женя Шпонкина, войдя в кабинет Горина, повела себя так, как и предполагал Глеб. Она все отрицала. В школе в Ямске не была вообще. Не понимает, зачем ее "таскают по милициям", возмущается нелепыми подозрениями и оскорблениями...

Однако спокойный тон, уверенное поведение, а главное, тщательное выяснение мелких деталей постепенно охлаждали пыл и уменьшали показное возмущение Шпонкиной. Рассказ о том, где она была и что делала в то время, когда в школе совершалась кража шапки, оказался противоречивым и сбивчивым. Четкие вопросы Горина, не допускавшие уклончивых ответов, ставили Женю в тупик. Но пожалуй, самый сильный удар нанес ей портрет. Она смотрела на него с каким-то суеверным ужасом.

– Портрет этот сделан по описанию свидетеля, видевшего в школе женщину. Не правда ли, получилось удачно? Человека можно узнать...

Шпонкина не была профессиональной преступницей. Она была обыкновенной неудачницей. Между прочим, искать таких случайных неудачниц подчас сложнее, чем известных милиции людей. Горин это знал и к разговору со Шпонкиной тщательно готовился. Теперь, когда он увидел, что Шпонкина уже не имеет сил лгать, но еще и не может заставить себя рассказать правду, Глеб спросил:

– Как вы думаете: что скажет бабушка, если узнает это все?

Это был удар ниже пояса... Бабушка жила в деревне одна. Хотя ей было изрядно за шестьдесят, она сама вела все хозяйство. Правда, весной и осенью приезжали дети и внуки, помогали обрабатывать огород. Летом всегда жили внуки, но зиму она коротала одна. Женька с пяти лет жила в деревне. Там пошла в школу и кончила три класса. Потом умер дедушка, инвалид войны, и Женька перебралась к матери, в поселок кирпичников, в городскую квартиру. И все равно, проводя каждое лето у бабушки, своим настоящим домом считала ее дом в деревне. Женька любила и этот дом, и ухоженный огород, петлявшую вокруг деревни речку, сосновый бор с пахучими земляничными полянами за рекой, бабушкиных куриц и знаменитого драчливого петуха Степку...

Бабушка жила по-старому. Не любила телевизор, но читала газету и журнал "Крестьянка", который выписывала много лет подряд. Но больше всего бабушка любила радио. К нему она привыкла, его почти не выключала.

Женьку бабушка любила. Пела ей песни, которых знала превеликое множество. Умела толковать сны и предсказывать погоду по самым неожиданным приметам. Словом, была настоящей деревенской бабушкой.

Когда Горин вспомнил о бабушке, Женька, вспыхнула. На глазах у нее появились слезы, она разрыдалась...

Успокоившись, Женька рассказала, что ходила в эту школу. Хотела поговорить о работе, надоело мотаться каждый день в Ленинград, а работы в Ямске найти не могла. Когда вошла в школу, то сразу поднялась на второй этаж и пошла в учительскую. Школы все одинаковые, канцелярию и учительскую найти легко. В учительской никого не оказалось. Женька стояла и думала, что делать, ждать или уходить, как вдруг увидела на подоконнике шапку. О такой прекрасной норковой шапке она мечтала два года. Но воровать Женька не собиралась. Не за этим она шла в школу. Думала тогда только о работе. Откуда ей было знать, что в учительской лежит без присмотра такая шапка... Воровать не собиралась и никогда не воровала... Но ничего не могла с собой сделать. Это было сильнее ее. Сперва решила только потрогать шапку, просто подержать ее в руках, помять мех, погладить... Как шапка оказалась под пальто, как она вышла из учительской, а потом из школы – не помнит. Все было как в тумане. Очнулась дома. Увидела шапку, стало страшно. Хотела бежать назад, вернуть, положить на место. И побежала, но не дошла, вернулась обратно. Не знала, что делать, боялась сойти с ума. Ночью не спала, прислушивалась, не идут ли за ней... Мучилась, ни о чем думать не могла, все валилось из рук. Мама решила, что Женька заболела...

– Как долго вы меня искали, как долго... Я ведь ждала. Я не хотела, так вышло, я не воровка. Вы мне верите? Это было какое-то наваждение... Женька говорила быстро, то срываясь на крик, то переходя на шепот.

– Вы верите мне?

– Верю... А где шапка?

– Шапка дома. Я ее ни разу не надевала и никуда не носила. Можно, я сейчас же принесу ее? Сию минуту принесу! Будь проклята и эта шапка, и эта школа, и эта жизнь! – рыдала Женька.

– Скажите, кроме учительской заходили вы в школе еще куда– нибудь, в какой-нибудь класс, например?

– В класс? Зачем?.. А-а, заглядывала.

– Испугались девочки?

– Кто-то шел. Не помню. Я тогда сама не своя была.

– А потом, когда бежали по улице, закрывались от ветра и столкнулись с мужчиной, шапка при вас была?

Шпонкина со страхом посмотрела на Глеба, а он смеялся.

– Это я как раз в школу шел шапку искать. Я отвернулся от ветра и налетел на вас. Жаль, что не знал, с кем столкнулся, а то б сразу шапку забрал...

– Нет, у меня шапки не было.

– Как не было?

– Шапка была дома, а я снова побежала в школу. До школы не дошла и вернулась. Бежала просто так, не знала, что делать...

Глеб радовался успеху, тому, что так удачно и быстро нашел и шапку, и преступницу. Радовался и одновременно жалел эту непутевую Женьку. Позднее, разговаривая с матерью Женьки, Глеб поразился точности характеристики, какую ей дал директор школы.

– Невезучая она у нас. Все с нею что-то случается, – рассказывала мать Женьки. – То вдруг загорится, срочно нужны ей джинсы. Бегает, ищет, добывает. Когда наденет, такие уж из моды выйдут. То решила в торговый институт поступать, как подруга одна ее. Того не сообразила, что ту ее подругу репетиторы готовят, да и родители у нее в торговле работают, все ходы и выходы знают... Подруга поступила, а Женька пролетела. Так вот всегда... Но все же чужого никогда не брала. Что это с нею – ума не приложу...

– Понимаю, верю. Надеюсь, что суд учтет это... Конечно, нелегко будет Жене, но что поделаешь...

Передав все материалы следователю, Горин вернулся в кабинет. Наклеил на лист картона фоторобот Люси Петровой. Рядом поместил портрет, нарисованный Иваном, а затем приклеил и фотографию Шпонкиной. Сделав подписи-пояснения, Глеб понес лист в кабинет начальника уголовного розыска Мудрова. Вскоре туда собрались оперативные уполномоченные и следователи.

– Что ни говори, а душа у человека – главное. В роботе ее не видно, а в портрете появилась, – сказал следователь Борис Никитин.

– Душа? Ерунда. Просто повезло Горину, а то б ни в жизнь не найти эту девицу, – проворчал немолодой оперативник Сергеев. Сергеев никогда не улыбался, всегда был хмур и чем-то озабочен и недоволен.

– Горину повезло, – согласился начальник уголовного розыска майор Мудров, внимательно рассматривая при этом фотографии. – Горину повезло, потому что он не терял ни минуты, а сразу начал розыск. Ему повезло найти и расположить к себе наблюдательную девочку. Потом ему повезло, когда он догадался изготовить фоторобот, и повезло вдвойне после встречи с художником. Потом ему вновь повезло найти секретаря школы, узнавшую по этому портрету посетительницу. Словом, забудем глупости, отбросим везение и поздравим старшего лейтенанта милиции Горина с ювелирной работой!

– Присоединяюсь к вашему поздравлению, – поднялся со стула Борис Никитин.

Он пожал руку Горину и добавил:

– И все-таки мне еще предстоит ответить на вопрос, почему она пошла на кражу... Кажется, обыкновенная девушка, неспособная на такое...

– Просто ей на роду написано сидеть в тюрьме, – проворчал Сергеев.

– Ну, это ты брось. На роду такое никому не пишется, врожденных преступников не бывает, – возразил ему Никитин.

– Думаю, причина в том, что Женю не научили самостоятельно противодействовать злу. Мы водим детей за руку, поэтому, когда они попадают в трудное положение, не всегда находят выход, – вступил в разговор Мудров. Главное – это научить детей, подростков, молодых людей и девушек говорить себе "нет". Зовут мальчишку или девчонку, например, курить. Смеются над ней, подначивают. Некоторые сдаются, чтобы не выглядеть трусом. Так им кажется.

Слушая разговоры, Глеб вглядывался в фотографию Шпонкиной. Сейчас на ее лице не было злорадной улыбки. С фотографии смотрела на него испуганная и усталая девушка, мечтавшая, как и все, о простом человеческом счастье... Увы! Как легко все потерять и трудно, очень трудно найти и завоевать его!