Текст книги "Горчичное зерно"
Автор книги: Марк Бурн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Марк Бурн
Горчичное зерно[1]
Доннелли высоко подняла руку, потрясая библией, словно военным трофеем. Преподобная свела брови, ее голос привычным эхом отдавался от балок и цветных витражей. Он ритмично взмывал и перекатывался, хорошо натренированный после многих лет скитаний по забытым южным городам с горячими проповедями ради возрождения веры. “Благодарю тебя, Господи, за то, что еще один день была твоим орудием”.
– Люди Земли заигрывают с существами, которые никогда не читали Евангелия, – она оглядела дорогую сердцу паству. – Которые никогда не слышали Слова Божьего. – Все должны внимать ей, если хотят спастись. – Которые никогда не чувствовали направляющую руку нашего Спасителя.
Она была их единственным небесным светильником. С тех самых пор, как те первые слабые сигналы были услышаны Приемной Станцией на обратной стороне Луны, и те первые корабли спустились с небес во тьме.
– У которых нет души, так как Царство Небесное было создано Иисусом только для рода человеческого. Подобно посылающему свет маяку на скалистом берегу, – она вновь обвела взором своих прихожан. Внутренние часы отмерили эффектную паузу, затем ее голос взмыл на заданную высоту. – Мы имеем дело не с ангелами, а с пришельцами, которые слепы к истинному дару человека – Основанию веры и Спасителю нашему – Иисусу Христу, – в подтверждение своих слов она выставила перед собой Библию подобно щиту. – Иисус сказал, – она сделала паузу, чтобы поймать взгляды тех, кто стоял перед ней. Теперь это было уже не трудно. – Иисус сказал: “Никто не может войти в Царство Небесное, лишь со мною одним”. – Она закрыла глаза и прислушалась.
Когда-то давно, много лет назад, витражи дребезжали бы от возгласов “Аминь” и “Аллилуйя”, раздаваясь звоном по всему храму. А в пасхальные и рождественские воскресенья (когда из трапезной приносили складные стулья) ликующие голоса до того заполняли комнату, что казалось, могли разрушить стены и наводнить весь мир хвалой Господу.
Теперь же, однако, Доннелли слышала только бульканье воды в трубах центрального отопления. Где-то далеко на здании суда пробили часы. Старому Ральфу Хардину где-то на задней скамье явно требовался носовой платок. Сегодня здесь было не более двадцати душ, еще меньше, чем на прошлой неделе.
Она открыла глаза, положив Библию на кафедру. Лоб ее разгладился, хотя тонкая сеточка морщин давно легла на сухую кожу. Теперь ее едва стало слышно сквозь шум тепловентилятора.
– Не забудьте, что в следующее воскресенье рождественская служба при свечах. Приведите с собой друзей, – Ей самой была отвратительна тяжесть поражения, звучавшая в этих словах. – На этом все.
Здесь не было органиста, чтобы сыграть напутственный псалм.
Доннелли ослабила воротничок и потерла глаза, держа их закрытыми дольше, чем было нужно. За ее спиной сильнее зашмыгали носами и зашаркали ногами. Входная дверь фойе скрипела своими артрическими петлями. Декабрьская сырость, ползущая с Озарков, проникала внутрь пресвитерианской церкви миссурийского городка Харпер, заставляя проповедницу Ардит Доннелли ёжиться от холодного дыхания зимы.
Ардит повернулась к кафедре, чтобы собрать листы с текстом проповеди. Внизу, прямо перед кафедрой, стоял Джеральд Моррис и смотрел на Доннелли. Хозяин птицефермы, прижав запахнутые полы пальто на животе, уставился на нее немигающими глазами: два яйца вдавленных в сырое тесто лица.
– Преподобная Доннелли? – сам голос, как и его поношенный пиджак, истончился и поблек.
– Да, Джеральд. Чем могу служить, сын мой?
– Моя мама хочет знать, кода вы снова придете в лечебницу. Она грит, что Ваши богослужения всегда приносят ей радость. Она все время так грит. Она в сам деле очень больна, и врачи, они не знают сколько ей еще осталось… – его голос совсем затих.
Доннелли вздохнула, потом улыбнулась.
– Служение господу никогда не оставляет меня без дела, но очень скоро, с Божьей помощью, я доберусь и до лечебницы. Передайте вашей маме, чтобы обязательно ждала нас.
Джеральд расплылся в улыбке:
– Дай вам Бог здоровья, преподобная Доннелли. Дженни и я хотели пригласить вас скоро к нам, на ужин, чтоб, значит, поужинать. Право слово.
– Благодарю вас, Джеральд, – улыбнулась Доннелли.
– Преподобная Доннелли? – он отвел взгляд от ее пристальных глаз. – Джимми Дон Ледбеттер говорит, что на прошлой неделе видел двух этих, Ищущих, в Сент Луисе. Он сказал, что они говорили всем и каждому о том, как они рады, что Земля присоединяется к их Союзу. А потом один из них помог Рою Кейпхарту – тому самому чучельнику – летать по воздуху совсем без крыльев. И сказали, будто это Подарок. Потом другой раскрасил воздух и из этих картинок полилась музыка. Они сказали, будто и мы так когда-нибудь выучимся. Все были просто счастливы! Разве это не замечательно?
Доннелли посмотрела на него с сожалением.
– Джеральд, разве Библия не говорит нам, что Бог через брата Адама наделил человека властью над всеми живыми существами?
Глаза Джеральда сузились, но он так и не моргнул:
– Да, верно так.
– А что в Библии сказано о том, как Дьявол искушал Иисуса своими чудесами?
Теперь Джеральд уставился на свои руки, мявшие пальто.
– Но Джимми Дон Ледбеттер говорит…
Доннелли закрыла глаза:
– Джеральд, со звезд пришли новые искушения. Ищущие не знают ни Христа, ни спасения, хотя требуется лишь вера с горчичное зерно.
Она вызвала из памяти картинку из прошлого: переполненный храм в незримых объятиях ее духа… Она была пилигримом, ищущим божественной мудрости, и была готова поделиться с другими тем, что обрела. Ее молодой голос звенел под сводами храма, подкрепляемый силой духа.
Воспоминания стерлись, остались лишь обрывки, медленно проплывающие сквозь сомкнутые веки.
– Один Бог знает что у них на сердце, – тихо сказала Доннелли. – Ты говоришь Джимми Дон…, – но Джеральд уже шел к выходу, закутываясь в пальто. Дверь за ним со стоном закрылась.
Доннелли знала об Ищущих не больше прочих. Минуло двенадцать лет после Первого Контакта, когда множество разноликих пришельцев из космоса – внегалактических посланников – высадились на Землю, в основном в больших городах – Нью-Йорке и Москве, Лондоне и Токио, Пекине и Бомбее. Их огромные корабли последовали за ними, предлагая человечеству участие в межгалактическом торговом Союзе, что открывало путь к безграничным новым рынкам. Мир все еще не вышел из потрясения. Ученые и писатели провозгласили это событие самым значительным в истории человечества. Новой эрой. Эпохой мира и процветания. Раем на Земле.
Но не прозвучали божественные трубы. Донеслись лишь те первые сигналы с созвездия Стрельца, услышанные только ушами электронных приборов. Спасение не пришло, так как посланники прилетели не на ангельских крыльях и огненном престоле, а спустились с огромных кораблей на посадочных модулях повсюду, отнюдь не только в землях христиан. Их прибывало все больше и больше.
Доннелли чувствовала, что ее предали, но не знала, кто именно. Единственное, что она знала точно, это то, что нашествие стало всеохватывающим. “Уолмарт” продавал игрушечные фигурки Ищущих к Рождеству. Подумать только: к Рождеству! Самым ходовым товаром в “Холмаркте” были миниатюрные елочные украшения в виде космических кораблей – “собери полный комплект!” Земля больше никогда не будет единственным приютом человека в космосе. Плод с древа знаний оказался сладок.
Доннелли в третий и в последний раз принялась втискивать утренний текст проповеди в потрепанную папку.
Задняя дверь жалобно скрипнула и дыхание зимы снова коснулось затылка Доннелли. Ардит вздохнула, но не обернулась.
– Мир входящему.
Она прислушалась к шагам, но вместо скрипа половиц услышала стеклянное позвякивание, будто кто-то легонько толкнул хрустальную люстру. Доннелли огляделась. Зал был пуст.
– Кто здесь? Покажитесь!
Позвякивание внезапно прекратилось, будто кто-то накинул шаль на хрустальные подвески.
В конце прохода из-за скамьи появилось нечто, напоминающее причудливый стеклянный цветок. Пять ограненных пальцев показались из его верхушки и приветственно помахали ей. Будто под перезвон колокольцев, стеклянная скульптура двинулась вдоль прохода.
Доннелли мучительно пыталась понять, на что это похоже. Зимний куст без листьев, созданный искусным стеклодувом. Его хрустальные веточки были пронизаны переливающимися красными, голубыми и золотистыми прожилками. Они исходили из глубины переплетенных, будто в капельках росы, паутин, мерцая необыкновенными оттенками и играя в солнечных лучах, прошедших сквозь витражи.
Доннелли во все глаза смотрела на это… нечто. Ее охватило омерзение.
– Я очень прошу вас уйти, – выдавила она, не в силах скрыть отвращение, – Держитесь подальше от храма Божьего со своими сатанинскими помыслами.
Существо передернулось. Оно втянуло в себя прозрачные веточки и достало из сплетений паутин плотный продолговатый мешочек. Что-то внутри него волнообразно перекатилось, он раскрылся, словно бутон, и обратился к преподобной Доннелли с настоящим миссурийским акцентом.
– Здравствуйте. Простите меня, пожалуйста. Я бы хотел поговорить с Господом Богом, – хрупкое на вид создание поспешно устремилось к ней вдоль прохода, перебирая стеклянными ножками и издавая при этом звук дождевых капель.
Глядя на приближающееся существо, Доннелли ощутила в душе знакомую горечь.
Посверкивая, будто драгоценными камнями, оно остановилось у кафедры и подняло свой мешочек к лицу Доннелли. Человеческие губы разговорного устройства расплылись в улыбке, сверкнув белизной зубов.
– Пожалуйста, – раздался голос, – Научите меня разговаривать с Богом.
Доннелли захотелось плюнуть.
– Бог слушает наши молитвы. А Вы можете молиться? – спросила она, вложив в свои слова ту толику злорадства, которую мог позволить себе истинный христианин.
– Я опробовал молитвенные ритуалы шестисот сорока четырех миров, – ответил переводчик-симбионт. Когда он говорил, огоньки, словно золотые светлячки пробегали по веточкам тела его хозяина. – Но я не получил ответа.
– А что Вы знаете о Боге?
– Я поклонялся богам многих культур, часто до душевной или физической боли. Иногда приходило прозрение. Но я не добился того, о чем мечтал.
– Почему пришли именно ко мне?
– Я наслаждаюсь красотой ваших мест, деревьями. Обожаю деревья. Я бродил по округе и опознал религиозный символ наверху этого здания. Помедитировав, я решил найти здесь религиозного лидера. Насколько я понимаю, это вы. Человеческий род создал очень сложные религии со множеством ритуалов. У людей много видов богов. Возможно, один из них знает ответ на мой вопрос. Возможно, даже вы.
Существо разбудило в Доннелли любопытство. Приятный человеческий голос разговорного устройства несколько примирил Доннелли с обликом пришельца.
– Чего Вы ищете? – спросила она.
Пришелец засверкал и его переводчик набрал побольше воздуха.
– Я уже стар. К тому же несколько отличаюсь от других представителей моего рода. В целом, мой народ не любит путешествовать. Мы, – губы переводчика искривились в улыбке, – домоседы. Тем не менее, я наслаждаюсь обществом других разумных существ, и подолгу жил в различных культурах и мирах. Я испытал чудесное и непостижимое, то, что нельзя описать на вашем языке, так как в нем отсутствуют подходящие слова и понятия, – переводчик изобразил разочарование. – Я израсходовал лимит протяженности жизни, отпущенной моему виду и теперь подхожу к концу своего биологического существования. Когда-то я верил, что познал вселенную, насколько это возможно. Но долгое путешествие по этому рукаву галактики открыло мне намного больше чудес, чем я уже постиг. О, если бы я только мог рассказать Вам о них! Но ваш язык не может передать… – вспышки света закружились, меняя оттенки. – У вас нет… – подвижные черты переводчика точно передали человеческое сожаление. – Но остается бесчисленное количество галактик. Я боюсь, что мне не хватит жизни изучить их все… – предложение оборвалось.
Существо помолчало несколько секунд, потом сделало три шага к Доннелли. Прозрачные руки подняли переводчика поближе.
– Я не хочу умирать, никогда, – произнес он с надеждой и отчаянием в дрожащем голосе.
Доннелли изучала крошечные огоньки и геометрию сплетений внутри пришельца. Это существо надеялось на спасение души, обещанное сыном человеческим. Могло ли оно вообще иметь бессмертную душу? Создал бы Бог разум без души? Эти существа бороздили космос задолго до того, как Ева решила судьбу Адама. Какие грехи они совершили и какие несут сейчас на Землю?
Доннелли вспомнила духоту походной палатки и дорожную пыль, острый запах пота, исходивший от грешников, которые рыдали у ее ног и умоляли о спасении. Она спасала заблудшие души десятками в каждом городе и на каждой ферме. Теперь, вероятно, речь шла о несравнимо большей пастве.
Направляемое должным образом, это возродившееся существо и его удивительно одаренный симбионт могли бы нести слово Божье по церквам и соборам всей вселенной. Миллионы созданий устремились бы издалека, чтобы услышать пришельца, проповедующего послание Божие. И не только на Земле. Представить только, что Благая Весть разносится по всем небесам! Миллионы миров, очищенных кровью Иисуса Христа. Вместе с этим инопланетным апостолом преподобная Ардит Доннелли могла бы взять на себя эту миссию и донести до каждого, что Христос умер за грехи галактики.
Должно быть, это и было ее истинным призванием, причиной, по которой Бог направил корабли Ищущих из темноты вселенной на Землю, где свет христианства затмевает миллионы светил. Господь направил этого жалкого эмиссара к кафедре, откуда проповедовала Доннелли, к единственно-истинной вере, к подножию светоча Христова. Что ж, если земная паства Доннелли предпочла сбиться с пути праведного, тогда Доннелли с Божьей помощью будет прокладывать новые пути сквозь световые годы. Благодарю тебя, Господи. Благодарю тебя, возлюбленный Иисус.
Она улыбнулась, глядя на пришельца. В голосе зазвучала материнская терпеливость.
– Вечная жизнь уготована только верующим в Иисуса Христа.
Доннелли открыла Евангелие от Матфея.
– Я бы хотела поделиться с вами.
И тут ощутила себя бестелесной, как будто теплые струи воды хлынули в ее мозг…
Вся она – огромный прозрачный кристалл, купающийся в холодной кислоте, в сиянии мириад разноцветных звезд. Она видит без глаз и чувствует без плоти, и неслышно поет в идеальной гармонии с десятью миллиардами ей подобных из множества других миров. Она поет о рождении, неутолимом стремлении и о глубочайшем сострадании, которое она познала…
С радостным смехом, она прыгает с блестящей черным стеклом скалы в океан, освещенный огромным красным солнцем. Горячее море поглощает ее и радость, подобно огню, охватывает ее всю, проносясь от передних плавников по длинному позвоночнику к заднему мозгу. Передавая свой восторг всем, кто слушает, она все глубже погружается в лоно Праматери, которая дала всем нам жизнь…
Невесомая и воздушная, она парит высоко над вечными бурями, кипящими в глубинах под ней. Небеса раскалываются – планета поменьше могла бы рассыпаться на куски, – повсюду змеятся гигантские молнии, пронизывая насквозь пласты мироздания. А вот и раскат грома. Старина-ветер сердится. Пора подняться выше, к тем крошечным огонькам, что становятся видны, когда небо темнеет.
НЕТ. ЭТО НЕ Я. Я…
– счастлива быть нужной здесь, внутри моего Бога. Мы помогаем друг другу, а если умрем, то вместе. Я чувствую мысли своего Бога. В сердечной мышце небольшой очаг инфекции. Я плыву туда, навстречу пульсирующему потоку, зная, что нужно делать. Более важной цели быть не может…
– я парю над новым миром, под миллиардами солнц в растянувшемся чреве галактики. Жесткое излучение лишь согревает и щекочет мои паруса. Здесь есть жизнь, и ее всепобеждающей силе невозможно противостоять. Меня тянет туда и…
– Я…
– готовлю еду для своих детей, пока они вылупляются и вылезают по одному из кладки, зарытой в теплом песке;
– я вернулась домой из дальних странствий, и теперь рассказываю о мирах, построенных из света и песен;
– я – художник, придающий особую форму туманности, чтобы выразить свое благоговение быть в этот миг в этой вселенной.
– я лежу на полу в большой комнате, лежу и кричу. Воздух холодный.
Тут Доннелли поняла, что лежит на ковре, свернувшись калачиком в позе эмбриона, и издает бессмысленные звуки. Было такое ощущение, будто только что перерезали пуповину, будто связь прервалась, а мозг отключили от некоего бесконечного сообщества. Она осталась сама по себе. Одна.
Доннелли приподнялась. Кожа как-то неловко сидела на ней, будто чужая. Руки – ноги были тоже будто не свои, да еще и болели. Вдобавок ныли даже заведомо не существовавшие плавники.
Где-то рядом, будто от легкого дуновения ветерка зазвенела люстра. Доннелли обернулась и наткнулась на озабоченный взгляд переводчика. Хрустальные веточки мерцали быстро меняющимися огоньками. Переводчик опустился ниже:
– Тысяча извинений! Я не хотел причинять Вам неудобство. Пожалуйста, простите. Я подумал, что Вы хотели поделиться. Этот опыт нельзя полностью выразить словами вашего языка.
Доннелли сознательно попыталась овладеть собственным голосовым аппаратом, который теперь стал чужим и незнакомым. Раздалось мычание. Она силилась сфокусировать свой взгляд на… нет, он больше не пришелец. Теперь она…
Ищущий сделал шаг навстречу.
– Мой род наделен даром телеэмпатии. Мы, я, коллекционируем жизненный опыт внеличных видов. И делимся им с другими подобными разумными существами. Таким образом, каждая форма жизни может познать любые другие. Желанный дар в Союзе множества миров, не так ли? Я хотел, чтобы Вам стала яснее моя задача.
Доннелли или та ее часть, которая все еще оставалась просто Доннелли, поняла. Она пела о чудесах в холодной кислоте. Боялась злых ветров в облаках подобного Юпитеру мира-гиганта. Рассказывала невыразимые словами истории, принесенные домой с далеких звезд. Волна за волной окатывали дрожащее пламя веры… во что? Созданы по образу и подобию Божьему? Как могли мы так заблуждаться? Но во всех проявлениях жизни была одна общая истина. Жизнь была бесценна. И слишком коротка.
Ищущий отступил.
– Вы не можете помочь мне. Я прочитал Ваши мысли. Вы верите в бестелесную сущность, которая продолжает жить после прекращения физических функций организма. В это часто верят. Но, тем не менее, у вас нет доказательств. – К тому же, – переводчик поморщился, как будто съел что-то кислое, – Ваш вид считает себя одиноким во вселенной. Такого я никогда не ощущал. Не скажу, что это было приятно. Я унесу с собой воспоминания о Вас и поделюсь ими с другими внеличными формами разума. В этом вы, – стеклянный палец уперся в грудь Доннелли, внутри хрустальных веточек заплясали светлячки, – некоторым образом бессмертны, что согласуется с вашей верой.
Пришелец поместил переводчика обратно в свое тело. В последний раз мягкие губы промолвили из глубины льдистых кристаллов:
– Мне очень жаль, что, видимо, так и не найду при жизни ответ на свой вопрос. Еще так много нужно увидеть, а времени остается совсем мало.
Под бормотание ветра пришелец, – нет, пилигрим, искатель, – поспешил назад вдоль прохода. Задняя дверь жалобно скрипнула на петлях.
Холодный воздух хлынул снаружи и охватил Доннелли, лежавшую на ковре. Она попыталась запеть песню, рожденную под Небесным Сводом, который куда ярче, чем пустые небеса Земли. Она жаждала чего-то чудесного, чему не знала названия. Ее кожа помнила горячие объятия красных вод океана и волнующее покалывание звездного ветра. И даже закрыв глаза, она теперь никогда не погрузится в темноту.
Все, что требуется, это вера с горчичное зерно, говорила она своей пастве. Несколько жизней назад. Но горчичное зерно, брошенное в сад бесконечности…
Мысленно Доннелли вознесла молитву.
Спустя некоторое время она встала, массируя одеревеневшие мышцы, и медленно пошла между скамьями к выходу. Дверь издала последний жалобный стон.
На кладбище через дорогу мерцали огоньки. Это Ищущий изучал резные надгробные плиты. Интересно, не устал ли он странствовать в одиночку? Вряд ли повредит, если я спрошу.
Доннелли закрыла за собой дверь и пошла по следам, отпечатавшимся на покрывале рождественского снега.
[1]
[Закрыть] © Mark Bourne. Mustard Seed. F amp;SF August 1997
