355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марк Алданов » Мейерлинг и кронпринц Рудольф » Текст книги (страница 1)
Мейерлинг и кронпринц Рудольф
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 14:59

Текст книги "Мейерлинг и кронпринц Рудольф"


Автор книги: Марк Алданов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мейерлинг и кронпринц Рудольф

I

Австрийский престолонаследник принц Рудольф погиб трагической смертью 30 января 1889 года. За несколько месяцев до того, 15 июня 1888 года, скончался германский император Фридрих III. Много позднее было высказано мнение, что судьбы мира сложились бы совершенно иначе, если бы эти два человека прожили долго.

Гадания на тему «что было бы, если б...» всегда произвольны и бесполезны. Думаю, однако, что приведенное выше мнение совершенно справедливо. Место красит человека так же, как человек место. Кронпринц Рудольф и император Фридрих были прекрасные, умные, просвещенные люди, с которыми совестно даже сравнивать большинство нынешних властителей Европы. А власть, которая должна была выпасть на их долю (Фридрих III, как известно, в сущности, и не царствовал: он занимал престол 99 дней, умирая от мучительной болезни), несомненно могла им дать в судьбах мира огромное значение.

Когда говорят о кронпринце Рудольфе, тотчас встает в памяти мейерлингская драма – эпизод очень красочный благодаря высокому общественному положению главного действующего лица и потому использованный даже кинематографом. В настоящей статье я, естественно, буду говорить и о мейерлингской драме. Но она будет нас интересовать лишь в связи с той ролью, которую принц Рудольф играл в Австрии. Он до конца этой роли не сыграл: умер тридцати лет от роду. Тем не менее за всю тысячелетнюю историю габсбургской монархии ни один из членов царствовавшего дома не занимал столь своеобразного положения. Да и в какой еще другой стране наследник престола писал политические статьи в оппозиционной газете!

Кронпринц Рудольф родился 21 августа 1858 года; он был, как известно, единственный сын императора Франца Иосифа. Надо ли говорить, что его появление на свет сопровождалось всевозможными торжествами. В газетах тех дней мне попадались указания на необыкновенную иллюминацию в Вене, на раздачу муниципалитетами больших сумм бедным и т.д. В колыбели новорожденному принцу, названному в честь основателя династии Рудольфом (разумеется, ему было дано еще много других имен), император пожаловал орден Золотого Руна на красной ленте: после смерти Франца Иосифа его старший сын должен был стать гроссмейстером этого знаменитого ордена или, точнее, одним из двух гроссмейстеров (Со времени войны за испанское наследство германские императоры и испанские короли спорили о том, кому должна принадлежать золотая цепь гроссмейстера Золотого Руна. Орден распался – мадридские кавалеры не считали «настоящими» венских, а венские – мадридских. Впрочем, и тех и других было в мире чрезвычайно мало.). Кроме того, новорожденный был назначен «собственником и полковником 19-го пехотного полка» – такова была старинная, средневековая формула. Австрия едва ли не единственная из старых монархических стран, никогда не имевшая гвардии (были только отряды телохранителей императора и императрицы). Но иерархия полков существовала и там; 19-й пехотный считался одним из наиболее аристократических.

Роды императрицы Елизаветы были очень тяжелые, она вскоре по требованию врачей уехала из Австрии, воспитание наследника престола перешло к матери императора, эрцгерцогине Софии. Люди, знавшие эту принцессу, говорили, что по сравнению с ней сам Франц Иосиф мог считаться скептиком, вольнодумцем и нарушителем традиций. Однако происходившее под ее наблюдением воспитание Рудольфа дало результаты довольно неожиданные.

Учили юного эрцгерцога самым разным предметам: у него было пятьдесят учителей! Больше всего внимания уделялось истории, генеалогии и иностранным языкам. Кронпринц Рудольф совершенно свободно владел не только главными европейскими языками, но и разными наречиями габсбургской державы. Такова была традиция династии: Франц Иосиф и Елизавета тоже прекрасно знали не менее десяти языков и между собой весьма часто говорили по-венгерски (Известный венгерский писатель М. Йокаи писал, что император и императрица говорят по-венгерски как коренные венгры.). Их сын был, по-видимому, к языкам особенно способен. Вторым родным языком для него был французский; он обычно им пользовался в своем кругу и владел им, по словам французов, в полном совершенстве. Незадолго до своей кончины кронпринц в несколько месяцев изучил еще турецкий язык, – не знаю, зачем это ему понадобилось.

В числе его учителей были люди весьма известные. Так, естественные науки ему преподавал профессор Альфред Брэм, автор «Жизни животных», столь когда-то любимой в России. Преподавателем политической экономии был профессор Карл Менгер, создатель «австрийской школы экономистов», напротив, большой любовью у нас не пользовавшейся. Оба они позднее стали его друзьями. О необыкновенных способностях Рудольфа говорят все знавшие его люди. Все они отмечают и редкую личную обаятельность кронпринца. Разумеется, в его положении было много легче стать «обаятельным», чем в положении человека обыкновенного. В Австрии Рудольфа боготворили, можно сказать, априори. Один хорошо знавший Вену французский журналист писал много лет тому назад: «Он был с детских лет идолом венцев. Когда они произносят слово «Руди» – все исчерпано! И произносят они это слово так, точно во всей их империи есть вообще только один Рудольф...»

Император обращался с ним строго, как со всеми членами семьи, – это тоже было традицией. В ранней юности кронпринц Рудольф чрезвычайно любил отца и даже восхищался им. «Для сына нет большего счастья, как гордиться своим отцом», – говорил он и впоследствии. Вероятно, и стиль императора вызывал эстетическое удовлетворение у этого человека, столь эстетически одаренного. Но взгляды молодого принца создавались точно по закону отталкивания: ему нравилось все то, что не нравилось его отцу.

Очень чужды нам, казалось бы, во всем Бург, Габсбурги, их жизнь, их быт. И все-таки мы не можем отделаться от мысли, что история Франца Иосифа и Рудольфа – это та же старая обыкновенная драма «отцов и детей», достаточ но хорошо нам знакомая: каждый видел сходное вокруг себя, читал о сходном в книгах разных русских романистов, от Тургенева до Михайлова-Шеллера. В чем-то, очевидно, всех нас объединяет девятнадцатый век. Да и «проклятые вопросы» у кронпринца Рудольфа были те же, что волновали русских молодых людей того времени и времени более позднего (впрочем, волновали не так уж мучительно, как принято говорить, – волновали, так сказать, в свободное время).

По-видимому, первое столкновение у отца с сыном произошло из-за письма, посланного кронпринцем Рудольфом его воспитателю, генералу де Латуру. В этом письме 15-летний эрцгерцог писал: «В голове у меня хаос, ум кипит и работает, одна мысль гонит другую. От разных людей слышу разное. Где же, в конце концов, правда? Кто мы: высшие существа или звери? А если звери, то происходим ли мы от обезьяны, или же люди всегда существовали наряду с обезьянами?» Склонялся он к тому, что мы происходим от обезьяны, и делал те самые выводы, над которыми, кажется, насмешливо умилялся, имея в виду революционеров, Владимир Соловьев: человек, мол, произошел от обезьяны, а потому отдадим жизнь за человечество.

В зрелом возрасте у кронпринца Рудольфа было кое-что общее и с самим Вл. Соловьевым. Автор «Русской идеи» хотел «предложить генералу Драгомирову стать во главе русской революции»: «Если во главе революции будут стоять генерал и архиерей, то за первым пойдут солдаты, а за вторым народ, и тогда революция неминуемо восторжествует!» Враги приписывали кронпринцу Рудольфу приблизительно такие же замыслы и с ними связывали его кончину; роль генерала должна была, по их догадкам, достаться ему самому. Нет дыма без огня? Думаю, что этот дым был без огня, – ни о какой революции кронпринц Рудольф никогда не помышлял. Но в нем несомненно было нечто от одной из довольно многочисленных идей Владимира Соловьева.

Смерть и Время царят на Земле, Ты владыками их не зови. Все, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви...

– сын Франца Иосифа был бы, вероятно, потрясен этими стихами знаменитого философа.

В ранней же юности в голове у Рудольфа был в самом деле хаос. Я привел цитату из его письма к генералу Латуру именно для указания на сходство: наследника древнейшего престола Европы занимали приблизительно те же вопросы, что его современников, русских юношей, воспитывавшихся не в Бурге, а в бурсе. Письмо было не то показано Францу Иосифу самим генералом Латуром, не то перехвачено. Быть может, «обезьяна» сама по себе еще не очень взволновала бы императора. Но далее в письме шло весьма резкое обличение католического духовенства, а заодно и аристократии. В заключение Рудольф писал: «Если я не ошибаюсь, дело монархии кончено. Это гигантская развалина. Она еще держится, но в конце концов рухнет. Пока народ слепо позволял собой управлять, все шло отлично. Однако эра эта кончена, люди освободились. Развалина упадет при первой буре».

Впоследствии и сам Франц Иосиф пришел к мысли о неизбежной гибели своего престола. Но он пришел к ней не в пятнадцать лет, а в восемьдесят (Императрица Евгения в глубокой старости, вернувшись из Ишля, где она в последний раз видела Франца Иосифа, говорила Морису Палеологу: «Не рассказывайте другим того, что я вам скажу... Франц Иосиф убежден, что его монархия кончится вместе с ним». (Maurice Paleologue, Les Entretiens de l'Impératrice Eugenie. Paris, 1928.)). Вольнодумства же в области религиозной император не переносил никогда. Было произведено строжайшее расследование: кто внушает подобные мысли молодому принцу? Эрцгерцогиня София, в согласии с законами природы ненавидевшая свою невестку, говорила императору, что во всем виновата императрица Елизавета. Другие обвиняли воспитателя, профессоров. Чем кончилось расследование, я не знаю. Но с той поры Франц Иосиф называл своего сына: «Der Freidenker» («свободомыслящий»).

Все же практических выводов с ту пору кронпринц Рудольф из своего вольнодумства еще не делал. Первые практические выводы он стал делать года через два. Семнадцати лет от роду он объявил императору, что желает поступить в университет. Вероятно, если бы он сказал, что хочет стать клоуном, кронпринц не мог бы вызвать у императора большего изумления и большего негодования. Наследник габсбургского престола – студент Венского университета! Осно ватель династии, граф Рудольф, все древние Габсбурги – Гунтрамы, Радбольды, Канцелины, Альбрехты, «Мудрые», «Безумные», «Гордые», «Благочестивые», «Великодушные», «Отцеубийцы», «Богатые», «Пустые Карманы» – содрогнулись бы от ужаса в своих могилах!

Разумеется, просьба эрцгерцога была отклонена самым решительным образом. Для наследника австрийской короны могли быть только две карьеры: военная и морская. Если не ошибаюсь, император желал, чтобы его сын начал с изучения морского дела. Франц Иосиф был главнокомандующим австрийской армией, имел иностранные фельдмаршальские чины, был шефом многих полков, но по флоту он никаких чинов не принимал и адмиральского мундира никогда не носил. Объяснял это тем, что не желает быть смешным: «Я не получил морского образования и не мог бы командовать даже катером. Поэтому не хочу называть себя адмиралом». Император желал, чтобы его наследник был в этом отношении подготовлен лучше. Кронпринц Рудольф моряком не стал, но военными науками занялся прилежно. Сам говорил позднее, что к ним да еще к охоте у него любовь врожденная, унаследованная от предков.

II

В обществе кронпринц Рудольф стал появляться очень молодым человеком и, разумеется, имел огромный успех. Он был умен, красив, получил блестящее образование, прекрасно говорил – считался замечательным рассказчиком и собеседником, – а главное, он был единственный сын и престолонаследник императора. Это вполне успех обеспечивало.

На придворных церемониях он появлялся в костюме рыцаря Золотого Руна. Ордену было присвоено одеяние: красная бархатная мантия на белой атласной подкладке, красные чулки и башмаки, красная шапочка и символический золотой барашек на красной ленте, – этот оперный костюм соблазнял католических принцев (Франц Иосиф жаловал Золотое Руно только католикам). Кронпринц Рудольф, очевидно, не был смешон в рыцарском одеянии.

«Его личное обаяние ни с чем не сравнимо», – сообщает иностранка, французская княгиня. Что же было говорить о княгинях и некнягинях австрийских! По легенде, герцог Бургундский Филипп Добрый основал орден Золотого Руна, женившись на Изабелле Португальской: он избрал девизом «Aultre n'avray» («другой иметь не буду») и хотел засвидетельствовать, что будет так же верен жене, как были верны своему идеалу аргонавты. Герцог не вполне сдержал клятву: летописцы говорят, что у него были, притом одновременно, двадцать четыре любовницы. Приблизительно то же молва говорила о кронпринце Рудольфе – в Вене не было, кажется, ни одной красавицы, которой не приписывали бы с ним романа. Вероятно, все это очень преувеличено.

Недоброжелатели утверждали, что он много пил, и даже связывали с этим его трагическую смерть. Памфлетисты, как водится, писали о «тяжкой алкоголической наследственности». Все это совершенная неправда. Никакого наследственного пристрастия к спиртным напиткам в роду Габсбургов не было. Франц Иосиф всю жизнь пил очень мало; на старости лет он отказался не только от крепких напитков, но даже от кофе, пил только чай. Его сын ценил все удовольствия жизни, в том числе шампанское и бургунское. В знаменитом венском ресторане Захера для него хранились особые вина лучших марок и годов. Отсюда, однако, до пьянства весьма далеко. Верно лишь то, что в первые годы юности эрцгерцог Рудольф жил весело, хоть и без каких бы то ни было излишеств.

Друзья у него были разные. Главным его другом в ту пору считался эрцгерцог Иоганн Непомук Сальватор. В течение нескольких лет они были почти неразлучны. Большая семья Габсбургов состоит из нескольких ветвей, имевших между собой не так уж много общего. У них не было общего языка даже в буквальном смысле слова. Так, старая эрцгерцогиня Мария Антония, воспитывавшаяся в Италии, почти не владела немецким языком и разговаривала с другими членами династии не иначе как по-французски («на своеобразном, старинном французском языке» – вспоминает один из эрцгерцогов). Эрцгерцог Иосиф, внук палатина венгерского, командир венгерского ландвера, coвершенно мадьяризировался, жил вблизи Будапешта в своем имении Альчут и говорил только по-венгерски, да еще по-цыгански (По словам Вельфлинга, эрцгерцог Иосиф, которого в габсбургской семье называли «цыганским королем», был единственным в мире человеком, знавшим в совершенстве цыганский язык. Он написал грамматику этого языка. «Цыгане его боготворили» («abgottisch verehrten», – пишет Вельфлинг).).

Иоганн Сальватор жил в Вене или в своем замке Орт, на берегу Гмунденского озера. Он считался в габсбургской семье вождем недовольных. Судьбу этого человека должно признать весьма необычной. Он был, по-видимому, тоже очень одарен от природы. Писал книги и балеты, хорошо знал музыку, сочинял вальсы – правда, «в сотрудничестве с Иоганном Штраусом»; один из его вальсов приобрел даже всемирную известность. Главной его специальностью было, впрочем, военное дело; специалистам известны его военно-исторические труды. Большой карьеры он в армии не сделал. Франц Иосиф его недолюбливал за вольнодумство, за либерализм, за сочинение книг, балетов и вальсов. В 1887 году эрцгерцог Иоганн Сальватор подал в отставку – он занимал должность командующего одним из военных округов, – эта отставка была принята довольно охотно. А еще двумя годами позднее, по причинам, которые никогда в точности выяснены не были, эрцгерцог письменно заявил императору, что отказывается от титула и привилегий члена царствующей семьи, отказывается даже от фамилии Габсбург и просит разрешить ему впредь именоваться по названию его имения: Иоганн Орт – без всякого титула, даже без дворянской частицы!

Заявление это вызвало в мире сенсацию; в то время более важных сенсаций не было. Франц Иосиф проявил ледяное равнодушие. Эрцгерцогу был дан ответ в том смысле, что отказ его от титула, привилегий и имени принимается к сведению: он может впредь называться как ему угодно, но должен тотчас покинуть Австрию; при этом было указано, что Иоганну Орту следовало бы отказаться и от австрийского подданства и принять, например, швейцарское гражданство. Это предложение Иоганн Сальватор отклонил: с большим достоинством довел до сведения императора, что австрийцем родился, австрийцем и умрет.

Захватив с собой не очень крупную сумму денег, оказавшуюся у него в наличности, он покинул родину, отправился в Англию и нанял какое-то большое судно: решил отправиться в Ла-Плату, искать там счастья. Последнее письмо от него помечено 10 июля 1890 года. С той поры о нем не было никаких заслуживающих доверия вестей, и больше никто в мире никогда не видел человека, называвшего себя Ортом. Участь его осталась неизвестной. Изредка, в летнее время, когда в редакционных портфелях нет ничего хорошего, и теперь еще иногда, наряду с сообщениями о небывалых морских чудовищах, в газетах появляются сведения, что кто-то где-то своими глазами видел Орта, что у него прекрасная ферма в Аргентине с образцовым молочным хозяйством, что он стал в Африке главой дикого воинственного племени, которое боготворит своего белолицего вождя. По всей вероятности, судно эрцгерцога потерпело крушение в первую же его поездку и бесследно пошло ко дну вместе с ним и со всем экипажем.

Поступок Иоганна Сальватора объясняли по-разному. Говорили о несчастной любви; говорили, что он страстно желал стать болгарским королем и был раздражен неудачей: его кандидатуры не выставили. Не проще ли было бы и не справедливее ли принять то объяснение, которое давал сам эрцгерцог? Ему смертельно надоели двор, дворцы, их быт, их жизнь, их тяжелый вековой этикет. Он хотел стать частным человеком, жить так, как живут миллионы других людей – по крайней мере людей, обеспеченных материально, – посещать кого угодно, принимать кого угодно, бывать в общественных местах без того, чтобы на него показывали пальцем. Конечно, это была иллюзия: на «Иоганна Орта» в обществе показывали бы пальцем еще больше, чем на эрцгерцога Иоганна Непомука Сальватора. Но подобное душевное настроение – отнюдь не редкость среди лиц коронованных или к ним близких. Ведь и Мария Антуанетта не только забавлялась своими мельницами и деревушками: в сельский домик ее тянуло естественно – из Версальского дворца. Возможно также, что эрцгерцога потрясла гибель его друга, кронпринца Рудольфа (Кронпринц Рудольф погиб 30 января 1889 года. Иоганн Сальватор стал Ортом 20 октября того же года.), и то, что с ней было связано. Он о мейерлингской драме, вероятно, знал больше, чем мы.

Но в конце семидесятых годов еще было далеко и до гибели Рудольфа, и до ухода Иоганна Сальватора. Тесная дружба их началась с общего похода против спиритизма. Это было время таинственных стуков в дверь, столоверчения, развязывания узлов, время Юма, Бредифа, братьев Нетти и других медиумов, умных и полоумных, искренних и шарлатанов (Как известно, Паркер, один из знаменитейших медиумов, разбогатев на сеансах, сам первый издевался над спиритами и спиритизмом.). Приблизительно тогда же в Петербурге Менделеев подал записку в Физическое общество: «Пришло время обратить внимание на распространение занятий спиритическими явлениями в семейных кружках и среди некоторых ученых» («некоторые ученые» – был другой знаменитый химик, А.М.Бутлеров, которого и без спиритизма недолюбливал создатель периодической системы элементов). Свирепствовал спиритизм и в высшем обществе Вены. Там был свой изумительнейший медиум, некий Бастиан. Эрцгерцог Рудольф и Иоганн Сальватор совместно повели против него кампанию и блестяще его разоблачили. Это были те же «Плоды просвещения», только в придворной обстановке, – все это Иоганн Сальватор описал в своей брошюре «Взгляд на спиритизм».

Император Франц Иосиф тоже был противником спиритских сеансов, хоть не очень углублялся в существо вопроса: спиритизм ему был, вероятно, просто противен, как автомобили, как телефоны, как все то, чего при его предках не существовало. Поэтому к походу молодых эрцгерцогов против спиритизма он отнесся довольно благожелательно. Гораздо меньше ему нравилось их сближение в области политической.

Будущий Иоганн Орт, по-видимому, имел большое влияние на эрцгерцога Рудольфа, который был на несколько лет его моложе. Иоганн Сальватор писал книги и статьи; стал писать книги и статьи также наследник престола. Один из австрийских историков говорит, что немецкая проза кронпринца может считаться образцовой в смысле чистоты и правильности. Недостаточно зная тонкости и оттенки немецкой речи, я об этом судить не могу. Но литературное или, по крайней мере, публицистическое дарование у Рудольфа несомненно было. Правда, в его статьях немного чувствуется шаблон немецкой политической печати: так до последних догитлеровских времен писались передовые в «Нойе фрайе прессе», в «Берлинер тагеблат», в «Фоссише цайтунг". Похвала небольшая: средний уровень публицистики у немцев (исключения, как Карл Краус, в счет не идут) был значительно ниже, чем у французов (они в этом отношении вне конкурса), чем у нас, чем у англичан, – говорю только о литературных достоинствах. Но некоторые письма Рудольфа превосходны. Очень недурна и его книга «Путешествие на Восток» (Eine Orientreise beschrieben vom Kronprinzen Rudolf von Ocsterrcich, Wien 1884.').

Эрцгерцог Иоганн Сальватор, как сказано, считался в Австрии вольнодумцем и либералом. Под его ли влиянием или самостоятельно стал «леветь» и наследник престола? Мне придется далее говорить подробно о его политических взглядах и о сближении между ним и австрийской оппозицией. Здесь скажу лишь, что отношения с отцом у него становились все напряженнее, – впрочем, вначале не столько на политической, сколько на бытовой почве: слишком часты посещения Захера, слишком много шампанского, слишком много прекрасных дам. Средство в таких случаях применялось одно и то же во дворцах и в буржуазных семьях: надо женить молодого человека.

Император легко нашел для своего сына подходящую невесту: это была принцесса Стефания, дочь бельгийского короля Леопольда П. С точки зрения Габсбургов, престол был не Бог знает какой, но генеалогия очень хорошая: отец – древнего саксен-кобургского рода, мать – австрийская эрцгерцогиня. О короле Леопольде говорили, правда, разное в связи с торговыми операциями в Конго: «этот коронованный маклер», – пишет о нем эрцгерцог Леопольд Фердинанд. Императрица Елизавета совершенно не переносила бельгийского короля. Кронпринц очень считался с ее мнением: боготворил ее и чуть только не писал о ней, как о своей матери Франциск I: «Наша глубокоуважаемая и горячо любимая госпожа и мать». Но воля императора решала у Габсбургов все. 22 лет от роду эрцгерцог Рудольф женился на принцессе Стефании.

III

О жене кронпринца Рудольфа Стефании, по-видимому, ничего нельзя было сказать ни хорошего, ни дурного. И в самом деле, в Вене о ней говорили весьма мало даже тогда, когда ее считали будущей австрийской императрицей. После кончины наследника престола она вышла вторым браком замуж за графа Лониай, и тогда о ней совершенно перестали говорить: даже этот ее «мезальянс» особенных толков не вызвал. «Лучше быть живой графиней, чем полупохороненной вдовой кронпринца», – писал эрцгерцог Леопольд Фердинанд.

Брак Рудольфа, по общему отзыву, был несчастным. Однако письма его об этом не свидетельствуют: он отзывается о жене всегда в ласковом тоне. В первые годы после брака кронпринц совершенно остепенился. Он серьезно занялся военной службой. Император предложил ему выбрать в армии подходящий пост. К общему удивлению, Рудольф пожелал стать командиром второстепенного полка, совершенно неаристократического и вдобавок стоявшего в Праге, которая считалась городом чужим и скучноватым. Он стал командиром этого полка так, как в России в те времена молодые сыновья помещиков «уходили в народ».

Служил он прекрасно и пользовался большой любовью в своем полку, гордившемся столь нежданным командиром. Жил с женой тихо, у них в Праге образовалось некоторое подобие двора, но двор этот отличался простотою, и доступ туда было получить много легче, чем в Бург. Кронпринц иногда ездил в Вену или в свои замки, часто охотился с друзьями – он всю жизнь страстно любил охоту, первую серну убил – девяти лет от роду, в Африке охотился на разных диких зверей, вплоть до гиен, в охотничьем замке он, как известно, и погиб.

Однако его интересы не исчерпывались службой, двором и охотой. В начале восьмидесятых годов кронпринц решил принять более близкое участие в политической жизни—в тех пределах, в каких это было возможно для наследника престола. Еще несколько позднее он, по-видимому, пожелал и выйти из этих пределов. В 1882 году Рудольф обратился к профессору Менгеру, своему бывшему преподавателю политической экономии, с просьбой познакомить его с видными общественными деятелями, с людьми оппозиционного лагеря.

IV

Профессор Менгер представил кронпринцу Морица Шепса, главного редактора левой газеты «Нойес винер тагеблат» (позднее «Винер тагеблат»). О нем мне известно мало. Он был тогда еще нестарый человек, видный публицист, представлявший в Австрии направление, враждебное Берлину и стоявшее за дружбу с Парижем. Шепс, убежденный франкофил, имел в Париже немалые личные связи; его дочь вышла замуж за Поля Клемансо, брата «Отца Победы». Как радикал и еврей, редактор «Нойес винер тагеблат» особенной любовью в правых кругах не пользовался. Быть может, именно поэтому он тотчас внушил симпатию наследнику престола.

Между ними завязалась тесная дружба. Шепс постоянно бывал у кронпринца и в Бурге, и в Праге, и в замках. Когда они находились в разных городах, писали друг другу письма. Рудольф часто сообщал Шепсу о том, что происходило «в сферах», – по ныне забытому, а когда-то популярному у нас выражению; иногда сообщал это для оглашения в печати, а иногда доверительно. Шепс строго следовал его указаниям и доверием кронпринца никогда не злоупотреблял. Сами письма эрцгерцога к редактору «Нойес винер тагеблат» были опубликованы лишь недавно, в 1922 году, после смерти Шепса его сыном. Первое письмо начинается с обращения «многоуважаемый» – «Geehrter Herr»; несколько позднее кронпринц пишет «Дорогой господин Шепс», а с апреля 1883 года – просто «Дорогой Шепс». Он постоянно передает привет от Стефании, которая, очевидно, тоже принимала запросто редактора газеты, поздравляет Шепса с радостными событиями в его семейной жизни, принимает такие же поздравления. Добрые отношения между ними продолжались до самой кончины Рудольфа.

В марте 1883 года пять молодых людей из аристократического общества Праги ночью, в пьяном виде, отправились в еврейский квартал города и выбили несколько окон в еврейских домах. Происшествие это прошло незамеченным. Кронпринц Рудольф, узнав о нем, пришел в бешенство и написал корреспонденцию в «Нойес винер тагеблат». В сопроводительном письме к Шепсу он пишет, что необходимо проинформировать Австрию об этом поступке молодых людей «из так называемого высшего, но, видит Бог, не лучшего общества»:

«Когда несчастный деревенский батрак выбивает окна в еврейской лавке, газеты об этом трубят. Почему же у этих знатных ... (тут в книге одно или несколько слов заменены точками) столь беззастенчивые подвиги должны сходить бесследно!» Корреспонденция была напечатана в газете Шепса, разумеется, без имени автора: «Нам пишут из Праги...»

С той поры кронпринц стал изредка помещать статьи в «Нойес винер тагеблат». Писал он иногда на темы философские, отвлеченные или случайные. В одной из своих статей подробно описал, например, спиритический сеанс, на котором им и эрцгерцогом Иоганном Сальватором был разоблачен медиум-шарлатан Бастиан. Но чаще он касался вопросов внешней и внутренней политики. Статьи его естественно печатались без подписи, и участие его в левой газете держалось в величайшем секрете: Франца Иосифа, вероятно, разбил бы удар, если б он узнал, что его сын пишет газетные статьи, да еще в «Нойес винер тагеблат». О себе кронпринц, когда случалось, говорил в газете в третьем лице. Ни малейшей рекламы он себе не делал.

Из писем и статей Рудольфа можно вынести более или менее ясное представление о его политических взглядах. Думаю, что он был довольно близок по своим воззрениям к Карлу фон Штейну, особенно периода 1807—1808 годов, с той разницей, что ни малейшей ненависти к Франции не чувствовал, напротив, всегда был франкофилом; в одном из своих последних писем к Шепсу он прямо так себя и называет: «Ich bin Franzes Freund» (письмо от 8 декабря 1888 года). Как Штейна, очень многое раздражало его в старой Австрии – от ее косности до обилия законов. Еще ведь Тацит говорил: «Plurimae leges, pessima respublica» («Чем больше законов, тем хуже государство»).

Кронпринц Рудольф мечтал о могущественной либеральной империи, в которой были бы искоренены все пережитки и предрассудки феодального строя. В состав австрийского государства входили разные национальности. По мысли наследника престола, их должны были прочно объединять, с одной стороны, особа конституционного монарха, а с другой – армия. В своих письмах к Шепсу он не раз предупреждает, что либеральная печать на армию нападать никак не должна и не имеет для этого основания: «В армии настроение великодержавное (grosses terreichisch), гражданское, либеральное, монархическое и проникнутое идеей мощной государственности. Не знаю, таково ли было настроение австрийской армии, но это было, несомненно, настроение самого кронпринца Рудольфа. Он доказывал, что ни одна из многочисленных народностей габсбургской монархии не должна подвергаться угнетению. Решительно возражал и против антисемитизма во всех его формах. В 1883 году в венгерских деревнях происходили поджоги еврейских лавок, вызывавшие радость в крайних антисемитских кругах. Кронпринц напечатал статью, в которой говорил, что погромы начинаются с евреев, а кончаются неизвестно где: «Сегодня жертвой грабежа становятся евреи, а завтра будут грабить помещиков. Огонь очень терпим (tolerant): он с такой же готовностью пожрет дома магнатов, как еврейские дома».

Вероятно, он был по направлению все же несколько консервативнее, чем «Нойес винер тагеблат». Но сам он думал не так и в 1884 году, по случаю 50-летия Шепса, посылая ему в подарок свою книгу, писал: «Мы с вами близки друг другу по мыслям и настроению; цели у нас одни и те же. Возможно, что наступят ненадолго худые времена: как будто начинаются реакция, фанатизм, огрубление нравов, возвращение к давно пройденному, – но мы все же верим в великое и прекрасное будущее, в торжество тех принципов, которым мы служим: прогресс есть закон природы». Еще позднее он «поздравил» своего друга с первой конфискацией его газеты. А когда редактор «Нойес винер тагеблат» по какому-то делу был судом приговорен к четырем неделям тюрьмы, кронпринц Рудольф обратился к нему со следующим письмом:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю