Текст книги "Звезда среди ясного неба"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9

Это был мой единоутробный брат Константин.

Наверное, стоит сделать небольшое отступление и рассказать про мою семью и мое детство, которые и повлияли на мой выбор профессии в дальнейшем. Мне захотелось помогать детям и их родителям, чтобы они избежали хотя бы части проблем и боли, с которыми приходится сталкиваться. Тех, с которыми столкнулась я сама.

С самого раннего детства, с тех самых пор, как я себя помню, я знала, что меня очень любит отец. Он занимался мною, он гулял со мной, он кормил меня, а у матери я вызывала только раздражение. И еще родители каждый день ругались. Они думали, что я сплю в своей комнате нашей небольшой двухкомнатной квартиры, но я все равно их слышала. Дом-то был панельный, да и мать долго не могла сдерживаться. Они начинали шепотом, потом звук усиливался.

Когда мне было пять с половиной лет, отец исчез. Я не могла понять, где мой любимый папка. Мать не говорила, то есть уходила от ответа на этот вопрос, вернее, уходила от объяснений. Она просто заявляла:

– Он больше не придет. Прими этот как факт. Чем быстрее это осознаешь, тем лучше для тебя.

Но для меня это было хуже! Я устраивала истерики. Мать лупила меня по щекам и орала. Я тоже орала, и мои истерики только усиливались.

В результате мать отвела меня к детскому психологу. Мне повезло – попалась очень мудрая женщина, с которой я поддерживаю отношения до сих пор. Она помогала мне на протяжении всей жизни и одобрила мой выбор профессии.

Она объяснила мне, что отец был вынужден надолго уехать. Иногда так складывается жизнь, что требуется уехать. Быстро, без прощаний. Когда-нибудь он вернется, нужно только ждать, самой ждать, верить, что папа обязательно за мной придет. Но ждать и верить нужно, не посвящая в это мать и не делясь с ней своими эмоциями, опасениями, страхами и страданиями. Психолог-то быстро разобралась с отношениями в нашей семье и моими приоритетами.

И только через несколько лет я узнала, что отец сел в тюрьму.

Мать не носила ему передачек, не писала писем, не ездила на свидания. Она с ним развелась и перехватывала письма, которые отец писал мне. А он писал все годы… Он же все равно оставался моим папкой, он все равно меня любил. И отобрать меня у матери стало целью его жизнью.

Я ждала, еще не зная, сколько лет ждать, чего ждать, почему ждать. Но я тогда, в раннем детстве, поставила перед собой первую цель: дождаться отца, чего бы мне это ни стоило.

А у мамы вскоре появился дядя Володя. Как я поняла в более старшем возрасте, дядя Володя был женат и разводиться не собирался. Он был каким-то чиновником, не самым высокопоставленным, но сидел на месте, на котором есть что брать. Давали столько, что на мою мать он денег не жалел. Вероятно, и основной семье тоже хватало.

Я умела читать и писать уже в четыре года – со мной занимался отец. После появления дяди Володи или даже до этого мать стала активно приучать меня к чтению. Ведь ей нужно было искать нового мужа, а меня куда-то пристраивать, следовательно, посвящать посторонних в дела нашей семьи, мать же этого не любила и не хотела выносить сор из избы. Вероятно, и к психологу она меня в свое время повела из-за того, что соседи не могли не слышать моих истерик.

Она довольно часто оставляла меня одну – с книгами, детскими журналами, компотом, фруктами, потом у меня появился персональный компьютер. Вероятно, компьютер купил дядя Володя. Или отдал свой старый.

Когда мне было восемь лет, родился Костя. Мать и раньше-то не особо обращала на меня внимание, а тут переключила его на сыночка от своего любимого Володеньки. На меня она или шипела, или не реагировала никак. Потом ей пришла в голову мысль подключить меня к домашнему хозяйству и обслуживанию принца Костеньки.

В десять лет я уже умела готовить. Я могла не только накормить себя, но и братца детским питанием и семью полноценным обедом. Но семьи-то не было.

Дядя Володя все так же продолжал к нам захаживать, теперь меня во время его визитов отправляли гулять с Костенькой. Когда они встречались с матерью на нейтральной территории (не исключаю, что у матери был еще один любовник), я оставалась с Костенькой дома.

Внешне мой братец выглядел как настоящий ангелочек – золотистые кудряшки (вероятно, унаследованные от дяди Володи, но ко времени появления у нас в квартире он уже был сильно полысевшим и поседевшим), большие серые глаза с длинными ресницами, губки бантиком, унаследованные от нашей общей матери. Но по характеру это был сущий дьяволенок, причем считавший себя пупом земли. Мамочка всячески приветствовала и поддерживала это мнение.

Я быстро возненавидела братца. Проявление ревности к младшему брату или сестре – это нормально. Это естественная реакция. Был один-единственный ребенок, вдруг появился еще кто-то, причем этому новому уделяют больше внимания! Старшему ребенку это не нравится.

Но моя мать явно любила Костеньку гораздо больше меня. Мне часто казалось и кажется до сих пор, что она меня вообще не любила и родила только для того, чтобы удержать отца. Но потом отношения с ним разладились, и ей стали не нужны ни он, ни я. А дядю Володю она на самом деле любила и страшно переживала из-за того, что он столько лет держит ее в любовницах и не собирается переводить в разряд официальных жен. Прав был великий русский поэт: чем меньше женщину мы любим…

Хотя дядя Володя, наверное, ее тоже по-своему любил. Моя мать была красивой женщиной. Костя взял лучшее и от матери, и от отца – в плане внешности. Говорят ведь, что если ребенок зачат по любви, то получается лучшее из того, что могло получиться у этих мужчины и женщины. Мать однозначно любила, у дяди Володи на тот момент точно было влечение к моей матери… Потом явно было чувство ответственности – ребеночка-то он заделал. Не исключаю, что мать грозила испортить ему карьеру. Она вполне могла держать его на страхе разоблачения. Да, времена были уже давно не советские, партбилет на стол из-за любовницы никто бы положить не потребовал, но на теплое местечко, на котором можно брать, явно были и другие претенденты. И дядя Володя продолжал встречаться с матерью и давать ей деньги.

Она работала дизайнером по интерьерам, имела свободный график, правда, не имела постоянных доходов, что, наверное, недопустимо с двумя детьми. Но дядя Володя давал достаточно. Мы никогда не нищенствовали. Такого, чтобы дома не было еды, не случалось ни разу. Но мать отказывалась покупать мне куклу, которую мне страшно хотелось, или платье, которое я высмотрела в магазине детской одежды и мечтала надеть на утренник.

Я очень рано поняла, что жизнь моей матери безумно интересует соседей не только по подъезду, но и по дому. Отдать должное соседкам, они дали мне много ценных советов, в частности, по приготовлению еды. Но они исподволь расспрашивали меня о жизни нашей семьи, в особенности когда я выгуливала братца, а мама принимала дядю Володю. Меня бесило, когда люди, которые впервые видели братца, восклицали «Какой ангелочек!», но соседки по дому видели его не один раз, и Костенька закатывал истерики не только дома, но и в песочнице. И еще он очень любил кусаться и быстренько успел покусать детей и внуков соседок. А я не кусалась. Я была несчастной, угнетенной, эксплуатируемой, страдающей старшей сестрой. А несчастных и убогих на Руси всегда любили. И еще я была пухленькой и не очень красивой, так что на роль принцессы претендовать не могла, и места дочек и внучек в конкурсах красоты занять тоже не могла.

Именно от одной из соседок я и узнала, что мой отец в тюрьме. Не знаю, каким именно образом она достала его адрес. Я написала и попросила отвечать на адрес соседки. По ответному письму отца я узнала, как он был счастлив получить от меня весточку. И еще я узнала, что он и раньше мне писал…

Эти письма отца были самыми лучшими подарками моего детства, самыми светлыми моментами. Мои письма тоже явно грели его душу…

Когда отец вышел из тюрьмы, он уже снова был женат. Познакомился он с тетей Тоней по переписке – один из тех, с кем отец чалился, решил пристроить свою двоюродную сестру в хорошие руки. Муж у нее умер на зоне, остался сын, мой ровесник. Они переписывались с отцом, потом тетя Тоня приехала на свидание к отцу, забеременела, они расписались, затем отец вышел, какое-то время они жили в родном городке тети Тони, потом отец приехал в Петербург.

Он никогда не говорил мне, за что был осужден и откуда у него деньги. Но он купил в Петербурге четырехкомнатную квартиру и подключился к бизнесу одного своего приятеля – они занимались грузовыми автомобилями, причем и продавали, и ремонтировали, и обеспечивали грузоперевозки на собственном транспорте, то есть предоставляли весь спектр услуг, связанных с грузовым автотранспортом.

Обустроившись в родном городе, отец начал битву за меня. Мать не захотела просто так меня отдать.

Во-первых (как я поняла позже), это был бы удар по ее репутации и имиджу. Как так – дочь уходит жить к отцу?! Невозможно! Во-вторых, она уже не мыслила жизни без меня. Без меня ей было не справиться с Костенькой. Я ведь фактически вела домашнее хозяйство – она только закупала продукты. И на кого оставлять наследного принца, если я уйду жить к отцу? Кто его будет кормить? Кто с ним будет гулять?

Отец задействовал все связи, а их у него оказалось немало. И, как он мне потом говорил, сработало мужское братство – он специально находил в разных инстанциях мужиков, которым жены не давали общаться с детьми. Правда, из социальной службы приходили тетки, которым явно пришелся не по душе блуд моей матери с довольно высокопоставленным чиновником, о чем этим чиновницам любезно поведали соседки по дому.

Отец подключил и соседок по дому. И все они выступили на его, то есть нашей стороне. Причина крылась не в желании помочь ему и мне, а насолить моей матери, которой завидовали. Правда, и меня жалели. И про отца говорили: «Какой мужик! За дочь борется!»

Суд был обязан выслушать мое мнение – мне вот-вот должно было исполниться тринадцать. Почему-то судью (женщину) интересовало, что и как я готовлю. Я ответила на все вопросы и поведала, что обращаюсь за советами к тете Зине, тете Свете, бабе Люсе и бабе Кате, которые всегда готовы мне помочь. Все упомянутые тети и бабки выступали свидетельницами. Еще была наш участковый терапевт, которая прекрасно знала ситуацию в нашей семье и сообщила, что в поликлинику Костю вожу я, хотя всех детей даже в моем возрасте водят родители или бабушки.

Меня не просто отдали отцу. Мать лишили на меня родительских прав.

Во время нашей последней встречи в квартире, где она теперь оставалась вдвоем с Костенькой, она с искаженным от ненависти лицом выкрикивала оскорбления в адрес меня и отца. Костя истошно орал. Отец вообще был против того, чтобы мы заезжали в квартиру, он обещал купить мне все новые вещи, но я сказала, что должна забрать его письма, игрушки, которые он покупал мне в детстве, и фотографии, на которых мы засняты с ним. Вещи я тоже забрала. Зачем они матери? Я ничего не хотела ей оставлять!

Потом, когда я уже училась на психолога, я читала много литературы о материнском инстинкте, об отношении матерей к детям. Далеко не у всех женщин просыпается этот самый инстинкт. Есть версии, что он перестал просыпаться в современном обществе.

«Мать любит всех своих детей». Эта фраза всегда вызывала у меня гомерический хохот. Хотя, конечно, масса, даже большинство женщин любят всех своих детей. Но, во-первых, всегда есть любимый ребенок. Умные женщины этого не показывают, то есть стараются не показывать, часто грызут себя изнутри, мучаются, испытывают постоянное чувство вины. Ко мне на прием неоднократно приходили такие матери, которые, чтобы как-то компенсировать веления своего сердца, уделяют больше внимания и покупают больше подарков как раз тому, кого любят чуть меньше. Но сердцу-то не прикажешь! Не объяснишь, почему одного любишь чуть больше. А бывает, что одного любят, а второго нет. Второй раздражает. Или больно смотреть на него, потому что так похож на своего отца, а отец… Могут быть самые разные варианты.

Хотя, если дети от разных отцов, мать вполне может перенести отношение к отцу на ребенка. Одного любила больше. Другой бросил. Или вытирал ноги. Но опять же это может никак не повлиять на отношение к детям. Мать может обожать ребенка от мужчины, которого ненавидит. Мать может обожать ребенка, рожденного после изнасилования неизвестным ей человеком. Просто потому, что это ее ребенок.

К сожалению, очень многие не считаются с чувствами детей, устраивая свою личную жизнь. Закрывают глаза на отношение отчима к падчерице – только бы мужик не ушел к другой. Между собственным ребенком и мужиком могут выбрать второго. Лично мне это трудно понять, но это жизнь.

Я прочитала столько литературы на эти темы (и нашей, и зарубежной), пытаясь объяснить поведение окружавших меня взрослых, что у меня от всей этой информации, казалось, лопнет голова. Но я очень рано решила для себя, что хочу помогать детям, которые волею судьбы оказываются в ситуации, подобной той, в которой побывала я сама в детстве. Дети точно ни в чем не виноваты. Но взрослые часто делают их заложниками ситуации, используют как разменную монету.

Что было со мной дальше? Тетя Тоня оказалась как раз такой женщиной, которая старалась ровно относиться ко всем трем детям – своему сыну от первого брака, общему сыну с моим отцом и ко мне. Только потом я поняла, каких душевных сил ей это стоило. С другой стороны, она очень любила моего отца. Она никогда не сюсюкала со мной, не пыталась мне понравиться, но она никогда не орала – ни на меня, ни на Пашку с Семеном. Если мы что-то делали не так, она объясняла, что мы сделали не так, почему это не так и как нужно. Она не срывала на нас свое плохое настроение, она не огрызалась, когда уставала.

Отец больше всех любил меня, но и мальчишками всегда занимался. Он вывозил нас всех за город, он катался с нами на лыжах, он играл с мальчишками во дворе в футбол, когда я по своей инициативе помогала тете Тоне готовить. Она была поражена, узнав, со скольких лет я этим занимаюсь, но от помощи никогда не отказывалась. У нее ведь на шее было трое мужиков, пусть двое из них маленькие, да еще и я свалилась…

Мальчишки вначале приняли меня в штыки, да и я отнеслась к ним настороженно. Все-таки пример братца Костеньки крепко въелся мне в душу. Но тетя Тоня и отец помогли нам сдружиться. У меня в тринадцать лет впервые появилась семья – в том виде, в котором она должна быть. Я уверена, что ни у отца не было другой женщины, ни у тети Тони другого мужчины после того, как они стали жить вместе. Им было достаточно друг друга и нас троих.

Любила ли я тетю Тоню? Я точно любила отца. К ней – признаюсь честно – у меня таких чувств не было. Я ее немного ревновала к отцу. Но я ее уважала, я была ей благодарна, я ее ценила, причем с каждым годом все больше и больше.

Однажды тетя Тоня принесла с работы журнал, который читала ее коллега, и протянула мне. Там объявлялся конкурс для детей и подростков. Описывалась ситуация в какой-то семье, требовалось дать свою трактовку мотивов каждого члена семьи, свой вариант разрешения ситуации и советы каждому члену семьи о том, как вести себя в этой ситуации и как вести себя в дальнейшем.

Первой конкурсной ситуацией было появление у мамы нового мужа и рождение от него ребенка. И еще в семье была девочка от первого брака, которой запрещают встречаться с родным отцом.

– Попробуешь поучаствовать? – спросила тетя Тоня. – Или тебе это будет больно?

Я попробовала. Потом были еще два задания, с другими ситуациями. Я очень серьезно подошла к делу, я представляла себя на месте всех членов семьи, я заставляла думать Пашку, с которым мы к тому времени были уже не разлей вода, мучила Сеньку. В результате меня перед Новым годом пригласили в редакцию на вручение призов. Поехали мы вместе с Пашкой. Нам было по пятнадцать лет.

В редакции журнала я встретила ту женщину-психолога, которая помогла мне в детстве. В результате я осталась в журнале – и, как уже говорила в начале, до сих пор даю советы, но уже как дипломированный специалист. А может, и как несчастная маленькая девочка, которая вдруг, в одночасье, лишилась любимого отца…

Глава 10

Ни Костю, ни мать я больше никогда не видела и такого желания не испытывала. Оказалось, что у моего отца жива мать, с которой моя не желала общаться. С бабушкой я познакомилась уже после переезда к папе. Я не помнила ее, хотя когда-то видела. Но тогда еще был жив дедушка, и бабушке было не до сына и не до внучки.

Бабушка слегла после инсульта, когда мне было семнадцать лет. Я только что окончила школу, поступила на вечернее в университет и устроилась в уже родной журнал на постоянную работу курьера, совмещая ее с советами гражданам.

Мой отец принял интересное решение, когда пришлось думать, что делать с бабушкой.

– Квартиру хочешь? – спросил он у меня.

– Какую квартиру? – не поняла я.

– Бабушкину.

– Ты о чем?

– Переезжаешь к бабушке, ухаживаешь за ней, ну а потом – квартира твоя.

Возможно, ему требовалось как-то обосновать передачу квартиры мне моим сводным братьям. То есть Пашка по документам не имел к моему отцу никакого отношения (хотя отец не делал разницы между ним и Сенькой), а Сенька имел на наследство те же права, что и я.

Я переехала к бабушке. Отец к нам часто наведывался, привозил памперсы, салфетки для ухода за лежачими больными, пенку для обмывания, одноразовые пеленки. И общался со мной. Возможно, он предложил мне этот переезд, чтобы как раз иметь повод побольше общаться со мной. Ведь раньше вечерами мы сидели на кухне все вместе. Он не мог беседовать со мной один на один и не хотел обижать тетю Тоню.

Да, я уставала, но ведь я была молодая. И учиться мне нравилось, и на работу было ходить в кайф, и отец по крайней мере два вечера в неделю был только мой! И еще раз в неделю тетя Тоня обязательно собирала нас всех на семейный обед, и собирала все годы, хотя Пашка быстро снял квартиру вместе с другом. Но Сенька продолжал жить с родителями, то есть физически жить с родителями, но пребывать в виртуальном мире – он стал высококлассным программистом. А Пашка работал с отцом.

Два года назад я получила первые за много лет сведения о брате Константине.

В моем любимом журнале обсуждали нового сериального актера второго плана.

– Наташа, ты видела этого ангелочка? – спросила меня коллега и протянула пачку фотографий. – Мы не можем выбрать, какие две лучше поставить в номер. Он везде хорош! Взгляни, пожалуйста, незамыленным глазом.

Я взглянула – и увидела «ангелочка», который вырос в на самом деле красивого мужчину (на любителя). Отличная фигура, никакой полноты, которую я унаследовала от отца и бабушки со стороны отца. Но у Кости-то ведь был другой отец. Манящий взгляд серых глаз, светлые локоны, теперь до плеч (они почему-то сразу же наводили на мысли о мужском стриптизе), белый свитер, обтягивающий рельефный торс, надет на голое тело, черные джинсы, по-моему, слишком узкие, но явно так и было задумано…

Я никому из коллег не сказала, что ангелочек – мой единоутробный братец. Иначе замучили бы просьбами, а потом еще и обиделись бы, что я не приношу автографы, не знакомлю, не приглашаю в редакцию, не организую и даже сама не беру интервью у маленького братца…

Но я стала следить за его карьерой. Не могу сказать, что он был хорошим актером, но он был фотогеничным, его любила камера, он был фактурным мужиком, на которого вешались женщины. Роли ему предлагали соответствующие. Там не нужно было играть, там требовалось показывать себя, свое тело, улыбаться, двигаться, целовать женщин, лежать с ними в постели. Это у братца получалось прекрасно. Он был самим собой.

Его то и дело скрещивали с кем-то из актрис и моделей. Когда я впервые услышала этот профессиональный термин желтой журналистики, то долго смеялась. Я всегда считала, что скрещивать – это… Но вообще-то именно об этом и шла речь, только несколько под другим углом.

Про семью братец в интервью никогда не говорил, я не знала, жива ли наша мать. Женат вроде бы он никогда не был, официально признанных детей не имел. Имел много женщин и очень много поклонниц самых разных возрастов. Но сам, оказывается, ходил в поклонниках у Аглаи.

– Ну ничего ж себе… – произнес Петр Аркадьевич после моего краткого повествования о наших родственных отношениях с ангелочком.

– По вашему мнению, Наталья Валерьевна, ваш единоутробный братец мог ударить Аглаю Станиславовну по голове сзади? – спокойно спросил следователь.

– Вы помните, в каком возрасте я в последний раз видела единоутробного братца живьем? Он еще в школу не ходил. – Я помолчала и добавила: – Но если брать в расчет то, что он представлял из себя в детстве, еще как мог. Меня он в детстве все время пытался ущипнуть, укусить, а потом еще жаловался матери, когда я ему давала сдачи. Мать всегда брала его сторону и никак не реагировала на следы укусов и щипков братца на моем теле. Он, видите ли, был маленький. А в последние годы его еще и бабы испортили.

Николай хмыкнул. Следователь улыбнулся. Петр Аркадьевич усмехнулся.

– Свой старый адрес помните, Наталья Валерьевна? И фамилию единоутробного брата?

Я помнила. Николай тут же стал щелкать клавишами компьютера и сообщил нам, что Константин официально зарегистрирован все там же (меня отец выписал сразу же после суда и прописал к себе), как и наша с Константином мать. Жива, значит…

– Наталья Валерьевна, а ведь вы являетесь совладелицей этой квартиры, – посмотрел на меня Николай.

– Какой квартиры? – не поняла я. – Я унаследовала квартиру за бабушкой и…

– А квартира, в которой вы родились, была приватизирована на вашу мать и на вас, когда вы были ребенком. Ваше согласие, ваша подпись не требовались. Ваш брат тогда еще не родился. Обойти ваши права не позволял закон. Ваша мать не могла приватизировать квартиру только на себя. Вам что, документы из налоговой ни разу не приходили? Вам должны были присылать квитанции на оплату налога на недвижимость.

– Я до сих пор прописана у отца. Квартира бабушки у меня в собственности, но там никто не прописан. Я даже не могу объяснить почему… Прописана и прописана у отца. Все документы приходят туда. Думаю, все налоги на недвижимость одновременно платит тетя Тоня. Она у нас всегда всеми квитанциями занималась, потому что все остальные могут просто забыть или засунуть куда-нибудь квитанцию, чтобы оплатить потом, но, вместо того чтобы это сделать, просто выкинуть с другими бумажками.

– Денег с вас не просила? – посмотрел на меня следователь.

– В нашей семье это не принято. Понимаете, если бы налоги за всех платила я, я бы тоже не просила ни у кого из своих родных вернуть деньги. Основные деньги в нашей семье зарабатывают отец и Пашка в своей фирме. Я значительно меньше, но себя обеспечиваю, у них ничего не прошу, хотя они оба меня постоянно балуют. Я понятия не имею, сколько зарабатывает Сенька. Возможно, все отдает родителям, сам покупает только то, что нужно для компьютера. То есть с меня никто никогда никаких денег на налоги не просил. А я об этом не задумывалась.

– Суммы не должны быть большими.

– Это не имеет значения. Но я все равно уточню этот вопрос. Спасибо за информацию, – улыбнулась я.

– Драка тебя ждет с братцем после смерти матери, – хмыкнул Петр Аркадьевич. – Я надеюсь, ты не собираешься дарить ему квартиру? Ведь у него получится только одна четверть. А у тебя – твоя половина и одна четверть – половина доли матери. Я тебе дам беспроцентный кредит, чтобы ты ее выкупила.

Бергман хитро посмотрел на меня.

– Это по закону. А если их общая мать оставит завещание, то у брата будет половина, – заметил следователь. – Наталья Валерьевна не попадает в категорию граждан, которым полагается обязательная доля наследства.

– Все равно дам беспроцентный кредит.

– Давайте пока не будем обсуждать этот вопрос, – попросила я, но подумала, что деньги мне даст отец или братья, в смысле Пашка (который мне не родной по крови, но ближе, чем кто-либо) и Сенька (с которым мы не дружим так, как с Пашкой, потому что он все время пребывает в виртуальной реальности, но мы – семья и должны всегда стоять друг за друга, это нам всем тетя Тоня очень хорошо внушила).

Да и несмотря на мое отношение к матери, я не желала ей смерти. И не хотела думать о том, как стану судиться с братом за квартиру. А я стану. С какой стати мне что-то уступать этому ангелочку?

Следователь попросил меня просмотреть всю запись с входившими и выходившими гражданами. А вдруг я еще кого-то узнаю, раз уж среди знакомых Аглаи оказался мой единоутробный братец?

– У нас с Аглаей был разный круг общения, – заметила я.

– И Петра Аркадьевича мы тоже попросим посмотреть. Мало ли что нам Пелагея Васильевна с подругой вещали… Кстати, а как вы друг с другом познакомились? Ведь вас, Наталья Валерьевна, нанял Петр Аркадьевич? Так?

Мы познакомились через общих знакомых, то есть это были мои пациенты и друзья Петра Аркадьевича. Еще одним знакомым Петра Аркадьевича требовался специалист моего профиля для проблемного ребенка. Петр Аркадьевич вначале выступил в роли сводни, мне дали прекрасную характеристику и те, и другие его знакомые. Он узнал, что я даю советы гражданам и в письменном виде, почитал мои статьи. В это время у него как раз родилась мысль об Аглае – ведущей какой-нибудь журнальной рубрики. Аглая сама писать не могла и не хотела, но заявила, что может рассказывать о своей жизни народу, раз народ эта жизнь так интересует. Петр Аркадьевич договорился с одним из глянцевых журналов. В журнале, вероятно, догадывались, что пишет не Аглая, но их это не волновало. Они каждую неделю получали от Петра Аркадьевича текст, который их устраивал. Аглая хохотала, рассказывая мне о том, как народ в тусовке читает «ее колонку» и говорит ей, что и не подозревал об еще одном ее таланте.

* * *

Нам включили запись, и мы с Петром Аркадьевичем уставились на экран. Узнали Юрия Твердохлебова, Саркиса Амбардамяна, хозяина стаффордширского терьера (по собаке, которую он выгуливал), Тихого Психа, моего единоутробного брата. Больше никого. Мой братец и Юрий Твердохлебов приходили по два раза.

– А Пелагея Васильевна что сказала? – уточнила я. – Вы вроде бы говорили, что она всех видела раньше.

– Она не знает всех по имени, не говоря про номера телефонов. Как искать «кобеля, который вначале во второй корпус ходил, потом к Люське-шалаве в десятый дом – это «хрущевка», – а теперь к нашей Дашке повадился, от которой мужик в четвертый корпус ушел»? Но она дала характеристику всем. – Следователь закатил глаза. – То есть она всехэтих людей видела раньше. – Следователь кивнул на экран. – Пусть один раз, но видела. И помнит! Новых не было. Да с такой Пелагеей Васильевной мышь не проскочит! Бедные мужики. Ведь не могут привести любовницу, когда жена к маме уезжает! Даже друзей на пиво не пригласишь. Эта бабка все сечет и все помнит! У нее же не голова, а компьютер! Например, одна пожилая дамочка всего во второй раз в гости пришла. Так Пелагея Васильевна ее помнит! Охарактеризовала как Фифу и сказала, что она или на пятый этаж, или на восьмой. Там такие же фифы живут, с Пелагеей не общаются, нос кверху держат. И все носят шляпки, а иногда еще и с вуальками, а Пелагея, как нормальная православная русская женщина, – платок. А у одной еще есть шляпка с пером и вишенкой. Она вишенку в бинокль разглядела! Ну почему она к Аглае Станиславовне в нужный момент не поднялась?! Почему ее в этот раз не понесло порядок наводить? Разогнала бы всех, так Дубова бы осталась жива.

– Я вам очень сочувствую, – искренне сказала я. Представляю, что тут следователь с Николаем с утра наслушались… Хотя что бы органы делали без таких бабок?

– Фифу разыскивать не будете? – усмехнулся Бергман.

– А зачем нам время тратить? – посмотрел на него Николай. – Фифе на вид лет семьдесят, хотя Пелагея Васильевна в семьдесят и даже в шестьдесят одевалась совсем по-другому.

– Кстати, сколько Пелагее? – уточнила я.

– Семьдесят восемь. У них с Фифой не такая уж и большая разница в возрасте, но между ними – пропасть. Пелагея Васильевна – бабка, ну а Фифа – это фифа, или дама. Одна из возможных подруг Фифы – бывшая балерина, про вторую не знаю и выяснять не собираюсь. Но в конце-то концов не они же пришли огреть Аглаю Станиславовну каменным членом по голове? Я вообще не уверен, что они знали, кто она такая и что она тут проживает. И жили не под ней. Может, даже не слышали этих воплей и скандалов.

– Покажите, пожалуйста, Фифу еще разок, – попросил Петр Аркадьевич.

Николай отмотал запись на нужное место. Мы с ним принялись разглядывать Фифу, но узнать не смогли. Да и на дамочке была шляпа с полями, которая закрывала часть лица. И еще каблуки. Николай заметил, что представить Пелагею Васильевну на каблуках не может при всем желании. Эта же пожилая дама, похоже, всю жизнь проходила на каблуках и теперь тоже не имеет проблем с ногами, как у многих женщин в ее возрасте.

– Не узнали? – уточнил следователь у Петра Аркадьевича.

Бергман покачал головой. Я тоже покачала. Я не входила в тусовку, в которой и Аглая, и Петр Аркадьевич были своими людьми. Я не могла видеть Фифу.

– А вы балерин знаете? – поинтересовался следователь у Бергмана.

– Кое-кого знаю. Но меня этот мир мало интересует. Я знаю тех, которые еще снимаются в кино и становятся светскими львицами. Хотя у настоящей профессиональной балерины на это нет ни времени, ни сил. Но ведь сейчас главное – пиар. Они и пиарятся. Правильно делают. Кушать все хотят. И старость надо обеспечивать, пока можно. Век балерины короток.

– А как вы думаете, кто все-таки ударил Аглаю по голове? – спросила я.

– Все указывает на вашего единоутробного брата, Наталья Валерьевна, – ответил следователь.

– Хотя мог и Тимофей Аристархович с подпольной кличкой Тихий Псих, – хмыкнул Николай.