Текст книги "Африканская охота для дам"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

29 декабря, среда

Поскольку мы с Веркой и Сашкой практически ничего не вынимали из сумок, то собрались быстро, потом отправились будить Костю, почивавшего в объятиях маркизы. Дверь нам помог открыть один из администраторов, внимательно выслушав мои объяснения. К сожалению, я не взяла в Африку ни одну из универсальных отмычек, да и тут вообще-то были не обычные замки, а работала электроника. Лишних неприятностей на свою буйную головушку мне не хотелось. Ни Костя, ни маркиза с утра лыка не вязали, но для меня было привычным делом будить с утра пьяного мужика, вот только жаль – рассольчика мы с собой из России не прихватили. Но я просто перетащила Костю в их с Сашкой номер, где сын уже наполнил ванну холодной водой, добавив в нее льда из холодильника. Туда мы на пару и сбросили родственника. Ванна подействовала прекрасно, Костя очухался, только в первый момент не мог понять, где находится.

– У нас же кафель другой, – посмотрел братец на стены. – Лана, ты когда успела ремонт сделать? – спросил, увидев, что унитаз и биде находятся в одном помещении с ванной. – Или мы у Алексея Петровича ночуем?

– Мы ночуем в Африке, дядя Костя, – напомнил Сашка. – Собирайтесь. На зверей едем смотреть.

Судя по быстро менявшимся выражениям лица братца, я поняла: память медленно, но возвращается. Оделся он довольно быстро (моя школа!), Сашка упаковал дядины вещи, и мы всей компанией спустились в холл.

– Мне неудобно перед Марией, – бормотал Костя. – Я бросил ее, не попрощавшись…

– Я лично предпочитаю, когда мужчины уходят по-английски, – сообщила Верка.

– Потому что всегда берете предоплату, – съехидничал сынок. – Кстати, дядя Костя, вы хоть авиабилет-то отработали?

Братец встрепенулся, как потревоженный петух, и принялся читать воспитательную лекцию Сашке – о том, как следует строить отношения с женщинами. Мы с Веркой не могли все это слушать и хором заявили, что об отношениях с женщинами, а также об их умелом построении мы сами расскажем моему ребенку, тем более что у него было и еще будет достаточно возможностей, чтобы оценить этот процесс на наших положительных примерах.

– Но не все же такие ненормальные, как вы двое! – заорал Костя. – Ему еще жениться предстоит! Он познакомится с девочкой и предложит ей отправиться вместе с вами на какую-то вашу бандитскую вылазку!

– Подход оригинальный, – кивнула я. – Я бы лично предпочла такого мужчину, а не традиционные шампанское-конфеты-койка. Считаю: Сашу в будущем ждет большой успех у женщин!

Верка кивнула с самым серьезным видом, заявив, что поможет моему сыну в меру своих скромных сил.

– В чем ты ему можешь помочь?! – заорал Костя. – Ты его можешь только развратить! Ты посмотри на себя! Вы обе хоть иногда задумываетесь над тем, что вытворяете? Да вас лечить надо! Изолировать от общества!

Братец продолжал в таком духе еще минут пять. Верка украдкой коснулась моей руки. Общение с маркизой явно не пошло Косте на пользу. И она что-то уж больно за него ухватилась. Или осознала, даже на Костином примере, что русский мужик даст фору испанскому? Но главное, она явно оказывает на моего брата дурное влияние. Ладно, я обойдусь без компенсации его авиабилета. Я могу себе позволить разочек вывезти единственного брата в Африку. Пусть лучше делает африканкам белых детей и берет за это компенсацию с них. Окупит хотя бы трансфер аэропорт – отель. Потом я буду к племянникам в Африку в гости ездить.

Я поделилась этими соображениями с Веркой и Сашкой, прервав вопли братца. В эти минуты к нам как раз подошел Афганец со свитой и тоже выслушал мое предложение. Свита поразилась ситуации в Замбаре: ведь обычно мужчинам приходится платить женщинам за секс.

– А тебе меня не жалко? – заорал излишне возбужденный Костя. – А если я СПИДом заболею? Лечить-то меня, между прочим, тебе придется, – добавил братец ехидно.

Я пообещала тут же отослать его в Испанию к баронессе. Или маркизе, или кто она там. Братец открыл рот, чтобы снова заорать, но опытный Афганец, уже давно знающий всех членов нашей семьи, извлек откуда-то банку местного пива и вставил ее в руку Косте. Сам ее открыл и сказал моему братцу: «Давай, одним глотком. Полегчает». Братец заткнулся на полуслове, банку быстро высосал, поблагодарил Лешку и стал такой добрый-добрый и, главное, готовый четко следовать моим указаниям. Как и обычно.

Я благодарно улыбнулась Лешке. К нам подошел Джон, правда, на этот раз не блистая белозубой улыбкой, и предложил рассаживаться в автобусе. Носильщики подхватили наши вещи и загрузили в багажное отделение. Последними выползли четверо сибиряков. Они с трудом держались на ногах. Парни Афганца помогли им забраться в салон. Я оглянулась: слава богу, тут есть туалет, а то, как я предполагала, нам пришлось бы многократно останавливаться по пути. Не уверена, что тут на всем его протяжении будут леса.

Сибиряки уселись сзади – как раз поближе к заведению, которое им явно придется не раз посетить, включили кондиционеры над своими креслами на максимум и вырубились. Афганец с детективом Володей, желавшие их допросить, были вынуждены ретироваться и подождать до лесного лагеря.

Нина с Таней заняли передние места на правой стороне, дальше в одиночестве сидел грустный Костя, далее – часть Лешкиных молодцев. С нашей стороны я оставила первое кресло для Джона, потом расположились мы с Веркой, далее – Сашка в одиночестве, потом Алексей Петрович собственной персоной, далее – «двустворчатый шкаф» Вовчик, естественно, занимавший два места единовременно, потом детективы Володя с Колей и остальные молодцы Афганца.

Наконец мы тронулись в путь. Мы с Веркой тихо переговаривались. Сашка просунул нос между креслами и высказывал свое мнение по каждому вопросу. Компания же Афганца, как водится, начала что-то отмечать. Наши мужики на отдыхе всегда так. Расслабуха – так полная. Скоро мне уже самой захотелось закусить – я от них надышалась. Слава богу, кондиционеры хорошо работали, а то бы самой пришлось бежать в заведение в конце салона и обниматься с унитазом – так воняло перегаром.

Пейзаж по пути не был интересным. Когда закончился город, вначале пошли какие-то редкие низкие постройки, потом начались поля. Автобус шел быстро, как и все транспортные средства в этой стране. На шоссе, по которому мы двигались, как и в Хабебе, не было никаких знаков и светофоров. Иногда дорогу перебегали куры, утки, тощие козы. Все машины им истошно сигналили. Время от времени мы видели стаи тощих лысых бродячих собак. Я склонилась вперед к Джону и спросила, не увидим ли мы тут где-нибудь хищника.

– Нет, хищники только в национальных парках, – расплылся он в белозубой улыбке. – Здесь – собаки, козы, домашняя птица.

– А кошки? – спросила Верка.

Джон пояснил, что кошки в их стране считаются священными животными и не бегают по улицам, подобно собакам. Если же сосед увидит, что ты выпустил кошку из дома, подвергая ее жизнь опасности, тебя ждет очень крупный штраф. Если же кошка как-то пострадает – тюремное заключение. И вообще, если что-то случается с домашней кошкой, для хозяев это – дурной знак.

– А если черная кошка перебежит дорогу? – спросила Верка.

– О, я знаю про черных кошек у вас, – улыбнулся Джон. – У нас кошки не бегают через дорогу. Я уже объяснил. Но, наверное, для наших это было бы хорошим знаком. Все, что связано с кошкой, – это хорошо.

Джон добавил, что в национальных парках мы увидим других «кошек» – львов, леопардов, пантер. Джон, работник турфирмы, принялся расхваливать нам красоты своей страны.

Наконец мы оказались на аэродроме, с которого должны были лететь к месту расположения охотничьего лагеря. Нас уже ждали заправленные небольшие самолетики, которые специально полетят низко над землей, чтобы мы могли посмотреть на природные африканские красоты с высоты птичьего полета. Я не знаю моделей этих самолетов, но, по-моему, они не отличались новизной. Наша компания разделилась на две группы и расселась по салонам, чернокожие работники аэропорта быстро перекинули сумки в багажные отсеки. В каждом салоне остались свободные места. Нас было слишком много для одного самолетика и мало для двух. Но среди нас были крупные мужчины, поэтому так было даже лучше.

Вскоре мы увидели то, ради чего, собственно говоря, многие туристы и прилетают в Африку. Под нами неслись стада зебр, потом появились и слоны. Если зебры не обращали на самолетики никакого внимания, то слоны поднимали вверх головы и хоботы. Летчик спустился ниже – и мне показалось, что самый большой слон хочет зацепить нас хоботом и скинуть на землю. Достали его эти люди!

– Тебе не кажется, что мы очень низко летим? – тихо спросила Верка. – Как-то мне боязно.

– Почему боязно? Эти летчики тут каждый день по нескольку вылетов делают.

– Она слона испугалась, – подал голос сзади Сашка.

– При чем тут слон? – огрызнулась Верка. – То тут стрельба, то наши тонут в бассейне! А если самолет грохнется?

– Вера, ты сколько раз в самолете летала? Да и тут, если грохнемся, то, думаю, останемся живы. Ну, переломаем себе что-нибудь. Но ведь при падении с десяти тысяч метров гибнут не от того, что ломают конечности…

Я не боялась этого полета. Летели мы ровно, низко. После того как я один раз попала в шторм в «Ил-62», обычный перелет мне не страшен. А тот был моим первым полетом над Атлантикой… Запомнила я его на всю жизнь. Самолет мотало и бросало во все стороны, он жутко трещал. Как раз тогда стюардессы и «порадовали» пассажиров – в случае чего умрем сразу же, мучиться не будем.

Внезапно мы увидели внизу четкую границу – это была широкая вырубка. Джон пояснил: мы пролетаем над границей между национальным парком, оставшимся позади, и охотничьими угодьями. Кстати, эту границу четко знают многие животные, например слоны, и в случае опасности бегут в сторону национального парка, где охота запрещена. Как только Джон закончил говорить, мы как раз увидели новое стадо слонов, несущихся в сторону национального парка…

Джон сказал, что сейчас легче всего получить лицензию на отстрел слонов – их расплодилось слишком много, и власти Замбары решили уменьшить поголовье именно таким образом. Возможно, на них повлиял печальный опыт Кении. Несколько лет тому назад во всемирно известном Крюгеровском заповеднике слоны расплодились сверх всякой меры. Они стали угрожать животным других видов, во-вторых, страдали фермеры, поскольку слоны нещадно вытаптывали посевы пшеницы, кофе и маиса. Крюгеровский заповедник существует в основном на пожертвования, идущие из Европы и США, поэтому местным властям пришлось прислушиваться к пожеланиям благотворителей. А те требовали ненасильственного решения проблемы – в их странах не принято убивать животных, хотя в Замбару приезжает много немцев-охотников. Пожалуй даже, из всех туристов-охотников немцев больше всего. Возможно, тому имеется несколько причин. Во-первых, и страна дешевая, и охота дешевая – это не Танзания, куда в Арушу летал даже Клинтон и повадились кататься некоторые наши государственные деятели и, например, режиссеры. Охотничий тур в Танзанию обходится примерно в двадцать пять тысяч долларов (за все), в Замбару – во много раз дешевле. Во-вторых, почему бы немцам не поохотиться в Африке? Не у себя же животных истребляют! Вон финны же ездят в Ленинградскую область? Гораздо больше финнов охотится у нас, чем у себя. Немцы действуют по такому же принципу.

В Крюгеровском заповеднике охоту так и не разрешили, туда прибыли американцы, которых большинство населения Африки терпеть не может, с противозачаточными средствами. Всякими хитрыми способами эти средства вводились в организмы слоних. В результате природное равновесие было нарушено…

Да, слонихи перестали беременеть, но у них резко возросло половое влечение, и Крюгеровский заповедник, можно сказать, превратился в природный публичный дом.

Блудливые слоны забыли о детенышах. Работникам заповедника пришлось убирать тела маленьких слонят, которых матери забывали кормить, и молодых самцов, умерших от истощения.

Противозачаточные средства, естественно, отменили. Все работники были брошены на кормление слонят. Другие с вертолетов стали разгонять слонов: разбрызгивали химикаты с неприятными запахами, выстреливали хлопушками.

В Замбаре же, где поголовье слонов тоже сильно увеличено по сравнению с нормальным, проблему решили по-другому: разрешили слоновьи сафари. И всем хорошо: излишнее поголовье слонов уменьшается, государство получает прибыль («А некоторые отдельные граждане – взятки», – подумала я), естественное поведение слонов никак не нарушается. Матери заботятся о слонятах, самцы не умирают от полового истощения.

– Кстати, стрелять можно только самцов, – сообщил нам Джон. – И это относится не только к слонам. Ко всем животным. Птиц можно всех. Наши инструкторы специально постоянно живут в лагерях, выслеживают, кто появляется в том или ином месте. Инструкторы отправляют информацию в лицензионные службы, которые потом и предлагают через турфирмы купить лицензию на отстрел того или иного зверя. Или отвечают на заявки. Например, приходит заявка из Гамбурга, что некто хочет поохотиться на леопарда. Уже под него ищут леопарда.

– Неужели убивают вполне определенного леопарда? – поразился Сашка. – А не так, что пошел на охоту, ну и там…

– Определенного, – кивнул Джон. – Того, за которым инструкторы уже давно следят. Охотника ведут к месту, сидят с ним в засаде… ну, в общем, он только стреляет. В обязанности инструкторов также входит обезопасить клиента от разъяренного зверя – если стрелок только его ранит. Тогда стреляют инструкторы. Таковы правила в Замбаре. Например, в Танзании охота организуется по-другому. Но там – гораздо дороже.

Сашка посмотрел на меня и сказал: так не интересно. Я пожала плечами. Есть у меня приятели, которые на охоту в погранзону за Выборгом ездили со своим поросенком. Купили его на какой-то ферме, три дня поросенок жил у моего знакомого в гараже, потом его посадили в микроавтобус и поехали на охоту. Мужикам хотелось немного пострелять, а потом поквасить под хорошую закуску. Дичь-то выжидать надо, в засаде сидеть, по болоту ходить, а лень…

А тот поросенок сбежал. Не стал ждать, пока мужики расчехлят ружья. Вернулись они с той «охоты» злые-презлые. Из закуски-то ведь были взяты только овощи! Хорошо, что в доме, где планировался пир, нашлось несколько банок тушенки. Ими и закусили…

Джон, к сожалению, не мог точно сказать, на кого в ближайшие три дня смогут поохотиться наши мужчины. Эти вопросы нам предстояло решать прямо в лагере. Но какие-то лицензии нам точно предложат и без дичи мы не останемся – раз оплачен охотничий тур.

– А если хорошо заплатить, можно все-таки поохотиться на самку леопарда? – не унималась Верка.

Джон покачал головой и пояснил: мы не сможем столько заплатить. Да и местные инструкторы на такое не пойдут – хотя бы потому, что их заложат инструкторы из соседних лагерей. Ведь дичь тут отслеживается, если так можно выразиться, централизованно, все инструкторы знают про семейства леопардов, поголовье слонов, зебр и прочих животных. Всех подкупить невозможно.

Более того, во время нашего тура была запрещена охота на львов – самцов и самок. Причина: значительное уменьшение поголовья. Слишком многих отстрелили. Да к тому же в придачу местные львы не смогли противостоять некой агрессивной мухе, которая в прямом смысле слова высасывала из них кровь. Львы умирали. Для борьбы с нею были приглашены специалисты из ЮАР и США, которые вспомнили про подобные случаи в Танзании – в заповеднике Нгоронгоро.

Джон признался, что его самого с детства интересовали львы. Он рассказал, что их свирепость и кровожадность, о которых столько написано, на самом деле – миф. Все, кто хорошо знает львов, наоборот, подчеркивают их добродушие. Сытые львы никогда ни на кого не нападают. Миф же был создан белыми охотниками (которых, как мы поняли, в Африке не очень любят, несмотря на то, что сейчас это очень выгодный бизнес). Белые охотники появились в этих местах много лет назад и уничтожили массу животных, причем не ради пропитания, как их всегда убивали африканцы, а просто чтобы привезти домой охотничьи трофеи. И в девятнадцатом веке они не платили местным турфирмам большие деньги за лицензии на отстрел. Например, до запрета охоты на львов лицензия на их отстрел стоила две тысячи американских долларов (за одного самца), самая дорогая лицензия – на носорога (пять тысяч долларов).

Впереди внизу показалась ровная площадка. Самолет пошел на снижение. У края небольшого летного поля нас уже ждали несколько внедорожников с чернокожими водителями за рулем.

Глава 8

29 декабря, среда

Стоило нашей группе вылезти из самолетиков, как к нам тут же бросились африканцы с местными сувенирами. Африканцы, как выяснилось, выучили немало слов русского языка. Русские стали частыми гостями в этих краях, платили щедро. Скоро весь мир заговорит по-нашему, потому что наши часто не желают или просто не могут освоить другие языки. А торговать-то с нами надо! Рынок…

Африканцы были или обвешаны с ног до головы своим товаром, или держали его в неком огромном деревянном блюде, которое на специальном ремне висело на уровне живота. К Афганцу и компании подскочил один такой блюдоносец и стал размахивать бумажниками и небольшими барсетками из слоновьей кожи, в большом количестве представленными на блюде. Часть барсеток на ремешках висела у него на шее. Африканец на чистом русском выкрикивал:

– Кошельки – зае…сь! Кошельки – зае…сь! – и улыбался во весь рот.

Мы все покатились со смеху. Но это было еще не все…

У другого африканца на блюде были разложены всевозможные мешочки и баночки со специями. Здесь имелся и «патронташ» с пятью-десятью видами специй, распакованных по отделениям «патронташа», наверху крепилась картонная ручка, за которую его можно вешать на стену. На ручке было написано «Замбара» и нарисован слон. На всех баночках тоже было написано «Замбара» и указан вид специи на английском, а также что-то нарисовано. Я подумала, что подобных специй можно бы купить в качестве подарков. Не сомневалась, что они настоящие: как сказала мне Ольга, тут этого добра навалом. Но по магазинам я ходить терпеть не могу, да и когда мы доберемся до этих магазинов… Вчера в Хабебе было некогда, только для вида зашли в парочку, неподалеку от гостиницы, в национальных парках их тем более нет, на побережье… Возможно. Но скорее всего повсюду будут вот такие папуасы с разнообразными местными сувенирами.

– Специи! Специи! – орал африканец, открывая перед нашими с Веркой носами разнообразные бутылочки.

В основном продукцию почему-то представляли, используя русский мат. И кто это научил африканцев нашим матерным словам? Но главное: клиентам нравилось. Наши мужики уже лобызались с африканцами и брали бумажники и барсетки оптом – чтобы подарить оставшимся в холодных краях землякам. Некоторые достали видеокамеры и просили африканцев еще порекламировать свой товар. Африканцы были рады стараться. Представляю, как это будет потом демонстрироваться дома, в холодный сибирский или даже питерский вечерок, где-нибудь этак в феврале…

Грустивший в течение всего полета Костя очухался и коршуном ринулся на специи, оттолкнув нас с Веркой и заявив: в нашей семье пищу готовит он, и ему лучше знать, какой товар брать. Костя открывал каждую баночку, нюхал специи, выбранные баночки отдавал Верке, Сашке и мне в руки. Потом братец сказал африканцу, что нам нужно еще пять таких и пять других. Африканец кивнул и позвал нас за собой. Оказалось, что с краю летного поля у него стоит баул, правда, не полосатый, как у наших челноков, а грязно-белый, из какого-то непонятного прочного материала. По фактуре он был очень похож на материал, из которого сделаны мешки, в каких к нам в Россию из Бразилии поставляют сахар. Весь товар у африканца на блюде, конечно, не помещался. Костя с головой нырнул в баул, африканец закатил глаза и стал напевать какую-то национальную мелодию. Наконец Костя выбор закончил и принялся торговаться.

Африканец очнулся. Наверное, не привык, что русские торгуются, как прижимистые немцы, но Костя экономил мои деньги, осознав, что так билет ему, пожалуй, мне не компенсировать.

В разгар торга к нам присоединилась остальная честная компания, состоявшая из наших туристов и местных торговцев. Зрелище было незабываемое. Костя с африканцем изъяснялись на странной смеси русского, английского, французского и местного диалекта, которого Костя отродясь не то что не знал, а даже не слышал, как, впрочем, и французского, кроме «Je n’ai pas mangé six jours»[1]1
  Я не ел шесть дней (фр.). (Прим. автора.)


[Закрыть], правда, тут из глубин его памяти вдруг всплывали какие-то странные, не относившиеся к делу выражения. Или сказывалось общение с испанкой?

Африканцы, знавшие французский лучше Кости, прониклись его страданиями и принесли ему манго. Один из торговцев даже собственноручно манго почистил, нарезал на кусочки, выложил на пластиковую тарелочку и вставил в верхний кусочек тоненькую деревянную палочку, которой и следовало цеплять кусочки. В таком виде он протянул угощение Косте. Братец отдал тарелку мне, и мы с Веркой и Сашкой приступили к поеданию очень спелого и вкусного плода. Костя продолжал торговаться.

Африканец то и дело хлопал себя по ляжкам, Костя размахивал руками. Африканец говорил, что у него пятеро детей и все хотят есть. Костя тыкал пальцем в нас троих, потом вспомнил родителей и тетку, приплел сюда же кота и попугая, потом пояснил, что Веруша выйдет за него замуж только после того, как у него будет миллион долларов, и поэтому он не может размениваться на подарки.

В результате африканец проникся бедственным положением нашей семьи (Костя с десяток раз выкрикнул на французском, что он не ел шесть дней), вылетевшей полным составом на отдых в другое полушарие, и согласился продать выбранные Костей специи за пятую часть изначальной цены. Братец повернулся ко мне и сказал:

– Лана, давай деньги. И скажи Вере, что я сегодня заслужил ночь любви!

Мне показалось, что летное поле содрогнулось от хохота собравшихся. А деньги выложил Афганец и купил у африканца вообще все имевшиеся специи (так что африканец не оказался внакладе и мог бы еще скинуть Косте цену). Афганец сказал, что ему тоже нужно делать подарки друзьям, а друзья любят есть мясо, а мясо следует приправлять специями: в общем, мы берем все.

В результате, когда мы загружались в джипы, чернокожие торговцы провожали нас пением и танцами. Я удивилась только, что они пока еще не разучили «Цыганочку» и «Подмосковные вечера». Но, думаю, это у них еще впереди. Костя прощался с местными так полюбившейся ему фразой на французском.

В нашем джипе оказались мы четверо, Афганец и «двустворчатый шкаф».

– Что-то бабы сегодня себя тихо ведут, – заметил Вовчик многозначительно, когда джип отъехал от аэродрома, углубляясь в лес по колее, которую, оказывается, не только в России называют дорогой.

Верка, никогда не отличавшаяся музыкальным слухом, мгновенно завела «Шумел камыш». Вовчик аж дернулся. Но в следовавшей за нами машине Веркин почин тут же подхватили два голоса – Нинин и Танин.

– Накаркал, – пробурчал Афганец и стал рыться в карманах – следовало чем-то заткнуть уши: ведь Лешке, как и мне в прошлом, уже доводилось слышать Веркины песнопения, правда, в тех случаях Верка бывала пьяная.

– Вера Николаевна, я не вас имел в виду, – пробурчал Вовчик, – а тех певуний. – Вовчик кивнул назад.

Нина с Таней разошлись на славу. Кстати, пели они неплохо. Предполагаю, что впереди нас ждут интересные концерты. Нам ведь еще не доводилось видеть тетенек после обильного вливания внутрь спиртных напитков!

Афганец же поделился с народом своими наблюдениями. Никто из его друзей дома не станет слушать ничего из «застольной тематики» – по его выражению. Даже дисков и кассет таких в доме обычно нет. А как отправятся на природу или соберутся за душевно накрытым столом – и пошло-поехало! Тянет спеть вполне определенные песни. Но, поскольку Лешка сейчас был трезв и за столом не сидел, ему не хотелось ни петь, ни слушать народные мотивы.

Верка продолжала сотрясать африканский воздух, перевирая не только мелодию, но и слова, а я задумалась. Нина с Таней сегодня в самом деле ничего не отчебучили. И я, увлекшись специями, не обратила внимания на то, что они покупали у африканцев на летном поле. Как раз спросила об этом Вовчика.

– Деревянные фигурки, – сказал он и извлек одну из бездонного кармана шорт.

Верка заткнулась на полуслове. Из неизвестной нам породы черного дерева был вырезан огромный фаллос.

– Лана, это ты, как всегда, виновата! – завизжала Верка. – Почему я этого не видела?!

– Ты этого не видела? – переспросил Афганец. – Хочешь покажу?

– Ланке показывай, – отмахнулась Верка. – Я черный хочу!

– Попросите водителя, тетя Вера, – ехидно сказал мой сынок. – Или Джона.

Но Верка разбушевалась не на шутку. Теперь доставалось Косте, который отвлек всех дурацкими специями, когда следовало покупать другой товар, необходимый Вере Николаевне в ее нелегкой работе путаны. Да она с такими игрушками свои ставки сразу же поднимет! В особенности если тут имеются сувениры на эту тему, изготовленные из разных пород деревьев…

– Имеются, – сказал Вовчик. Видимо, ему хотелось позлить Верку – за все хорошее. – Только все скупили Нина с Таней. Теперь вот поют на радостях.

– А я-то думал: почему их мужики не интересуют? – признался мой сын. – Оказывается, они любят все искусственное…

Верка сидела злая и бурчала себе под нос. В ближайшее время Нина с Таней, пожалуй, лишатся некоторого количества волос…

Костя попытался Верку успокоить, сказав, что раз в этих местах делают такие поделки и они пользуются спросом, то мы обязательно найдем их в этой стране – хотя бы на побережье.

– Тебе-то они зачем? – буркнула Верка.

– А как же? – удивился братец. – Попугаю нашему в клетку поставим! Он клюв будет о них точить. А котику – для коготков. Он же у нас уже весь косяк у входной двери ободрал. А так – расставим по всей квартире. Или я для кота один большой возьму.

Вовчик убрал свое приобретение в карман и сидел с невинным видом. Верка же теперь дергала его, убеждая сделать ей подарок. Вовчик упорно отказывался.

– Ну, погоди у меня! – прошипела подружка, когда впереди показалась цель нашего путешествия.

До своего личного появления в лагере я не представляла, что Ольга имела в виду под словом «палатка». В рекламных брошюрах на английском языке, также полученных мною от зарубежных партнеров, использовалось слово «tent», что в переводе означает как раз «палатка». Но человек из России, в особенности моего возраста (или старше), ходивший в походы в советские времена, услышав это слово, представляет себе нечто совсем другое, отличающееся от африканских палаток так, как «Запорожец» – от «шестисотого» «Мерседеса».

Да, они были сделаны не из кирпича и не из дерева, поэтому, наверное, так и именовались. Я не знаю, что это за материал: он очень толстый и прочный, по фактуре похож на брезент. Имелись и окна из толстенного полиэтилена. Подобный полиэтилен мне доводилось видеть в одном доме в Ленинградской области, владелец которого занимается изготовлением пленки для парников. Он выдул такой полиэтилен специально для себя и вставил его вместо стекол, которые часто бьются. Здесь полиэтилен составлял часть брезентовых стен и изнутри закрывался пластиковыми жалюзи. В каждой палатке имелся душ, за ней – биотуалет. Ванну, правда, принять было негде. Но была горячая вода! Имелось и электричество: работал портативный генератор. Более того, в палатку не требовалось вползать на четвереньках и передвигаться там исключительно ползком (я вспомнила свои школьные годы и походы по Ленинградской области и Карелии). Тут даже Верка со своими метр восемьдесят три спокойно вставала в полный рост.

Спать предстояло на высоких деревянных настилах, на которых лежали толстые матрасы. Белье, естественно, оказалось белоснежным (никаких спальных мешков). Столы и стулья были пластиковыми. Отличие от гостиниц состояло в том, что тут отсутствовали кондиционеры, зато работали вентиляторы. Для желающих за отдельную плату предоставлялись негры с опахалами.

Но все это мы выяснили чуть позже. Вначале Верка первой вылетела из джипа, стоило тому только притормозить, бросилась к следовавшему за нами, распахнула его дверцу и рявкнула:

– А ну, покажите члены!

В том джипе, кроме Нины с Таней, сидели четверо оставшихся в живых сибиряков, немного пришедших в себя за время пути (во всех смыслах). Они поняли призыв Верки буквально.

Африканцы, постоянно работающие в лагере, высыпавшие встретить новую партию гостей, замерли на своих местах. Из других джипов уже вываливался народ и с большим интересом заглядывал в эту машину. Джон тихо переговаривался с встречавшими. Наверное, он перевел Веркин призыв, но не совсем понимал, чем он вызван. Хотя пора бы парню уже привыкнуть к своеобразию русских туристов.

– Что вы расселись? – тем временем рявкнула Верка на Нину с Таней. – Я вообще-то к вам обращалась!

Детективы Володя с Колей, замершие у Верки за спиной, кашлянули. Верка предложила им вполне определенное направление следования. Володя хотел что-то ответить, но бабам было не до него. Нина с Таней в два голоса заорали на Верку, что ей должно хватать натуральных, что она к их искусственным-то привязалась?

– А вам что, самим мало натуральных? Папуаса, что ли, снять не можете? Бабок мало? – вопрошала Верка. – Вы сюда зачем приехали? Сувениры скупать в товарных количествах? У вас оптовые закупки, да?!

Дамы честно ответили, что приехали за ощущениями, которых в их дыре им не хватает. «За неграми с опахалами», – подумала я. В это мгновение у Нины зазвонил телефон. «Неужели и тут трубка работает?» – поразилась я, достала свою и проверила. Моя не тянула. Мы были отрезаны от цивилизации…

– Что, Катя? – заорала Нина. – Папа из окна выпал? А ты куда смотрела?! В телевизор? Сериал? За отцом надо было следить! Когда вернусь, я вам покажу! Где он сейчас? В сугробе спит? Ну, пусть поспит… Хотя сколько там у вас? Минус двадцать семь? Нет, надо его домой тащить… Да, ты одна не справишься. Попроси тетю Люсю помочь. Она вон дядю Олега сколько таскала. Что? У Люськи новый хахаль?! Не может быть! Сейчас у нее? Иди к ней немедленно. Вызывай обоих! Или только хахаля. Пусть поможет отца до квартиры донести. Рассмотри его хорошенько. Да не повреждения отца! С отцом все в порядке. Откуда я знаю? Он, можно подумать, в первый раз из окна выпал! Летом на асфальт падал – и ничего, а сейчас – в сугроб. Катя, я тебе говорю: иди к Люське! Мне потом перезвони, когда узнаешь, что у нее за мужик. Обязательно перезвони! Я спать не смогу, если не узнаю. Все, Катя, нас тут хлебом-солью встречают. Кто-кто! Папуасы! Кто же еще? Мне сейчас некогда с тобой разговаривать.