Текст книги "Босс под елкой (СИ)"
Автор книги: Мария Вельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Часть 17. Лечение, чувства и маленькие приятности
Я смотрела на то, как приехавший высокий мужчина с ежиком коротких светлых волос деловито командует переносом отца в отдельную процедурную. Мануальщик больше напоминал боксера, но было что-то надежное в умных карих глазах, глядящих на нашу слипшуюся с Чезом парочку с легкой иронией.
Я чувствовала, как от его спокойных деловитых пояснений после осмотра отца медленно отлегает от сердца и начинают, наконец, течь слезы. Да так, что я их замечаю только тогда, когда Чез вытаскивает платок и начинает аккуратно вытирать. Чез. Я знаю твердо одно. Больше никто и ни при каких обстоятельствах не сможет меня заставить усомниться в нем.
Больше ни одна злобная ревнивая мыслишка, никакие там «дружеские» советы и все прочее не сдвинут меня с этой оси.
Настоящая любовь ли это? Я никогда не знала её, но для меня – это она самая. Может, немного не похожая на слезливые мелодрамы, может, слишком нереальная для современного мира, но… Она моя. И я знаю одно – другой такой у меня не будет.
Палец Чеза скользит вдоль позвоночника – то ли дразнит, то ли он сам так задумался, что не замечает, что именно делает.
Нам приходится переместиться вниз, в холл. Егор Валерьевич – как зовут прибывшего на выручку врача – клятвенно обещает, что после сеанса доложит о самочувствии отца и, если все будет неплохо, даже позволит нам увидеться. Потом папу перевезут в другую клинику – частную.
– Травмы не так серьезны, но возраст, да и стресс… думаю, неделька реабилитации Виктору Анатольевичу не повредит, – басит доктор, – и не таких на ноги ставили, не переживайте. Тут все вон на снимочках четко видно, – слетели позвонки в шейном отделе. С головой порядок, шишка пройдет, заживет, как на молодом.
Когда мы остаемся в холле и переживаем налет родственников Чеза и Альки – последнюю, к своему стыду, я увидеть не ожидала, потому что телефон подло отключился в самый неподходящий момент, и больше я никому написать и позвонить не могла, а просить зарядку – не было до этого момента возможности.
– Чез, – я сижу на продавленном диванчике, вяло размышляя о том, что итальянец смотрится довольно забавно в реалиях российской больницы.
Как будто его сюда прифотошопили, такого серьезного, делового, в дорогом черном пальто.
Надо извиниться. В конце концов, я первая решила соврать, когда речь зашла об Акуловне и универе. Не верится, что это было только сегодня, мне кажется, что уже лет сто назад, как минимум.
– Нора, прости, – перебивает меня мужчина. От него слабо тянет лимонной ноткой и чем-то освежающе острым – приятный парфюм. Теплое дыхание щекочет мне щеку – Чезаре стоит позади.
– Что? – переспрашиваю немного растерянно. Как-то не приготовила меня жизнь к тому, что кто-то из мужского племени умеет первым извиняться.
– Прости, что упрекал тебя. Ректор ваш просто с мозгами не дружит, я прекрасно понимал, что ты тут не при чем, просто… не сдержался. Были кое-какие неприятности на работе, но уже все улеглось. Да и вечер… я знал, что ты устала, что надо было предупредить заранее… Ай, diablo! – Чез ерошит отросшие пряди черных волос. Прямо как в рекламе шампуня. – Плоховато я умею извиняться, но… виноват.
– И я виновата, – тихо отвечаю, позволяя себе откинуться назад чуть больше – у дивана низкая спинка, и моя голова упирается куда-то в живот Чезу, – понимаешь, я… наверное плохо себе представляла, как это – не просто жить с мужчиной, но и… по-настоящему принимать тебя, понимаешь? Не только твою заботу принимать, не только позволять мне помогать, но и отдавать в ответ.
Знаю, что обычно парни не любят всего этого разбора чувств да философии – им бы чего попроще. Но ничего не могу сделать – слова сами рвутся с губ.
В ответ я получаю поцелуй куда-то в районе затылка.
– Значит, мы оба вполне способны прийти к компромиссу и выбросить белый флаг. Уже хорошо, – чужое дыхание снова щекочет кожу и поворачиваю голову, словно невзначай оставляя открытой шею.
Руки греют горячий пластиковый стакан с чаем из ближайшей кофейни – Алька позаботилась. Особо промерзнуть я не успела без верхней одежды, но все-таки.
– И да, девушка, которая подошла ко мне на выставке – это моя сестра, Бьянка. А то ведь добрые люди непременно захотят тебя осчастливить каким-нибудь ценным знанием о моих отношениях, – шепчет змей-искуситель.
Горячий бессовестный поцелуй огнем жжет справа на шее, теплые пальцы поглаживают кожу, вызывая и смех, и слезы от клубка из тревог, запоздалого страха, нежности и все больше захватывающего меня чувства… любви.
Ох, Норка. Девочка такая девочка. Кто клялся, что никогда не будет несчастно вздыхать, надумывать, упрекать и продолжать достойную традицию некоторых особ женского пола? Ещё осталось подписать контакт в телефоне «Мой пупсик» и ты будешь навсегда потеряна для общества.
Стараюсь громко не смеяться. Во-первых – это странно, во-вторых – неохота объяснять Чезу причину. Понимаю, что стресс гуляет…
– Ещё немного и поедем домой, – Чезаре все-таки обходит диванчик и садится рядом. Свое пальто он умудрился успеть снять и теперь накидывает мне на плечи, хотя здесь совсем не холодно.
– Как там дела? – к нам подходит Адриано.
Беатрис уже уехала – дождалась вердикта врача, крепко стиснула меня напоследок в объятьях и побежала встречать, как она оговорилась, ещё одного родственника. Боже дай мне сил! Сколько их там ещё будет, а?
– Все хорошо, – киваю убеждено, стряхивая с ресниц мокроту. Развела сырость! – Папе сейчас исправят последствия травмы, Егор…
– Да, Феликс позаботился. Умеешь ты, сын, себе друзей подбирать, – с какой-то подспудной поддевкой говорит Адриано моему итальянцу.
– Феликс? – Про это мне никто не говорил. Тот самый Феликс, который муж Ирины со взглядом «хотите пощекотать себе нервишки»?
– Да, Феликс, – Чез задумчиво кивает, – он просто умеет помнить добро, как и многие русские, – кажется, это была ответная поддевка, потому что Адриано хохочет в кулак, – он чувствует некоторую вину за то, что Ирине пришлось тебя оставить, а мне никто не сказал. Да и я сам хорош, – Чез морщится. Про другой телефон я уже знаю, поэтому молча кладу голову ему на плечо, чувствуя, как начинает окончательно сходить на нет внутренняя дрожь.
– Удивительно, – бормочу под нос, – никогда бы не думала, что сейчас люди могут ещё вот так запросто помочь. Я, – горло сжимает, – ты же передашь ему, что я очень благодарна?
И с Ириной бы с удовольствием ещё встретилась…
Чез тихо хмыкает, бережно заправляя прядь моих волос за ухо.
– Сама передашь. Мы с ними ещё обязательно встретимся. Феликс мой давний приятель, мы познакомились ещё в то время, когда я жил в столице, а не здесь. И… могу теперь честно сказать, что, как говорит ваша, русская пословица – друзья познаются в беде.
– Я вам пирожков ещё добыла, – прибегает Алька с большим пакетом, источающим вкусные запахи, – новостей о дяде Вите пока нет?
В это самое мгновение у меня трезвонит телефон.
– Можете пять минут поговорить с отцом, – слышится спокойный и даже веселый бас мануальщика, – только вы подходите, Нора, не толпой.
– Сейчас буду! – вскрикиваю, едва не роняя трубку.
Больница все-таки не проходной двор, и мне приходится подниматься наверх одной. Подошедшая на проходную медсестричка указывает дорогу в нужную палату. Здесь чисто, светло, сухо и даже уютно. Нет какого-то извечно больничного запаха и ощущения затхлости и тоски.
Разложен большой массажный стол, а в углу, на кожаном диванчике… сидит папа. Его глаза ясные, на лице румянец, и он определенно в сознании. Не глядя по сторонам шагаю вперед, с трудом удерживаясь от того, чтобы не побежать. В конце концов, пересекаю пространство быстрым шагом и приземляюсь рядом, неловко обхватывая сильную ладонь с короткими пальцами своей.
– О, курсант мой прибыл, – голос отца звучит тихо, но уверенно, – он приподнимает руку и трепет меня по голове, как в детстве, – к нам подвели шланг со слезами? – шутит, как и всегда.
– Пап, как ты? – только и выдавливаю, утыкаясь носом в его рубашку и стараясь не реветь.
– Нормально, Норка, потопчу ещё землю, надоесть всем успею. Ишь ты, чего задумала! Отставить рыдать! Какая красотка вымахала – а все туда же! Я ещё на твоей свадьбе погуляю…
Ой, папа… Знал бы ты, насколько высока вероятность такого события… Но сейчас, вот прямо сейчас, я этого тебе точно не скажу, хотя объяснение близится и больше умалчивать у меня точно не выйдет! Но как же боязно! Как будто мне снова пятнадцать!
– Как голова? Как спина? Как ты так умудрился вообще, а? Обещал же, что будешь осторожным! И как вообще в городе оказался? – ведь отец вроде никуда выезжать не планировал…
– А, кореш мой старый, однополчанин пригласил почитать лекции местным курсантикам. Как-то ж надо старику развлечься, – подмигивает отец.
Отек с лица сошел, сидит прямо, уверенно. Немного неловко держит шею – я вижу на ней плотный воротник.
– А?
– Придется походить вон в ошейнике, доктор сказал, что мышцы ослабли, вот от удара и полетело все, сместились позвонки, хорошо хребет у меня крепкий.
– Да, в целом никаких проблем и угрозы здоровья Виктору Анатольевичу я не вижу, – слышу я знакомый бас мануальщика и стремительно краснею.
– Простите, я…
– Да пустяки, – отмахивается врач, – даже в голову не берите, я тот самый столб, который сейчас можно спокойно обходить, – гигант подмигивает, – сейчас организуем транспортировку нашего бравого полковника в клинику, а там уже он выйдет как огурчик – все курсанты будут строем ходить.
– Нор? – отец совсем неглуп, ему мозги не запудришь. На клинику и частных врачей нужны такие деньги, что если бы визит мануальщика я бы ещё потянула, то такой вот переезд…
– А это мой босс помог. Представляешь, я сорвалась как раз со встречи с ним, – решила не уточнять, что встреча был не деловой… пока что… – сама в шоке, но мир, оказывается, не без добрых людей. Ещё и расскажу, и даже покажу все!
Целую папу в щеку и, быстро прощаясь, радуюсь, что допрос откладывается на следующий раз, и можно к нему подготовиться получше.
– Папуль, звони, пиши, твой телефон тебе скоро принесут, как и вещи. Сразу говори, что нужно будет подвезти, все сделаю, – торопливо шепчу.
– Ладно-ладно, – ворчит папа. Не любит он быть слабым и болеющим, – все сделаю, не кипишись, норушка.
И я оказываюсь снова в холле.
Усталость наваливается как-то разом, едва не сбивая с ног – причем больше даже моральная, чем физическая.
– Ванная с розовыми лепестками, глинтвейн и ещё немного сюрпризов – то, что нужно от стресса, – шепчет Чез, когда я, рассказав последние новости, обессиленно приникаю к нему.
– Подбросим Альку? – уточняю, встряхиваясь.
– Почему бы и нет, – хмыкает Чезаре, – залетайте, Алевтина – открывает заднюю дверь внедорожника. – Пап, спасибо, – уже Адриано.
– Скоро встретимся. Здоровья вашему отцу, Нора, надеюсь, мы скоро будем иметь честь с ним познакомиться, – улыбается вежливо Адриано.
– Ой и напугала, подруга, – бурчит тихо Аля.
Вот кто прирожденный дипломат!
Уже в машине я размякаю под тихую релаксирующую музыку.
Плавая на её волнах, с трудом понимаю, что, кажется, мы останавливаемся, меня подхватывает вместе с лодочкой новая большая волна и мягко качает, качает, несет…
Я просыпаюсь уже в ванной, намыленная и погруженная в пенистую душистую воду с обещанными лепестками. Даже свечки кто-то зажечь не поленился.
Горячее твердое тело недвусмысленно прижимается сзади.
– Проснулась? Скоро можно и в кроватку, – зубы Чеза бессовестно прихватывают кончик уха.
– Ай, не хулигань! – бью ладонью по воде, чувствуя, как по телу пробегает волна жара.
Усталость сметает вмиг, как и любые грустные мысли!
– А если чуть-чуть? – меня переворачивают и усаживают на колени прямо в ванной. Так, что теперь мы оказываемся лицом к лицу.
Черные глаза горят лукавством, нежностью, желанием и ещё чем-то, отчего спирает дыхание.
Когда горячая ладонь ползет по моей ноге, норовя подняться повыше, мне остается только мучительно выдохнуть:
– Если только чуть-чу-уть, – вырывается уже стоном.
И я растворяюсь в нем, взлетаю ввысь, соединяюсь с ним, раскрываюсь, сгорая в горящих, как угли, глазах, плавясь от умелых ласк, забывая обо всем.
И, кажется, на грани сна, слышу невероятное, сумасшедшее:
– Люблю тебя, моя девочка…
Как хорошо, что в тот вечер мне никто не сказал, что ждет нас в ближайшее время!
Потому что фраза «к нам едет бабушка» была бы страшнее для моего неокрепшего мозга чем «к нам едет ревизор»!
Часть 18. Здравствуйте, я ваша бабушка!
Несмотря на солидную стопку договоров, полнейший завал на работе и множество новых обязанностей я была совершенно счастлива.
Внутри словно отпустило. Разжало какой-то постоянно свербящий подозрительный склизкий комок, который упорно нашептывал, что я не Золушка, Чез совсем не мой принц, и вообще вся наша история слишком подозрительна, чтобы быть правдой.
Проверка чувств получилась куда жестче, чем предполагалась, да и в такой ситуации, что и врагу бы не пожелала, но… одновременно с этим пришло пакостное облегчение. Потому что я смогла. Выдержала. Потому что прорвалась – как бы то ни было – через все препоны судьбы.
И с отцом все будет в порядке… Папочка…Надо будет обязательно сходить в паспортный стол и паспорт поменять. Пора уже исправить то, что мать наворотила. Помню, как ранили отца в детстве злые языки деревенских кумушек. Ещё бы – мало того, что жена сбежала с залетным любовником, так ещё и дочери назло ему и всем причастным и непричастным дала отчество своего отца. Уж не знаю, как она убедила меня Андреевной записать… Ну хоть Гариковной какой-нибудь в честь своего хахаля – и то ладно, этого бы я уже не вынесла.
Так что вежливые люди просто не спрашивали, почему у меня чужое отчество, а невежливых мы с папой давно научились посылать в дальние дали. Кто-то скажет – чего раньше отчество нельзя было поменять? Но я знаю, что папа ждал. Да и мать хоть и исчезла в неизвестном направлении, но полный отказ от родительских прав не писала… Так что единственный близкий мой человек ждал, что это будет моим собственным, осознанным решением. А я дотянула… просто потому, что привыкла к своему имени, потому что эгоистично забыла, как ранят порой мелочи.
Все происшедшее словно выкинуло меня из сладкого розового мирка на обочину и заставило посмотреть на свою жизнь чужим взглядом. Ничего, ещё не поздно. Главное, что я знаю, что именно можно исправить. Нора Викторовна – это звучит отлично. Гораздо лучше, чем Нора Андреевна.
С этими мыслями я удовлетворенно хмыкнула, пробежав взглядом новый договор с зарубежным театром, который прибывал к нам на фестиваль в честь года Италии.
С Чеза оборудование, с нас – то есть меня и моей маленькой команды – пока в лице двух новых сотрудников – полное оформление документации для театра и вишенкой на торте – составление и перевод программок и адаптация новой пьесы на русском языке.
– Алиш, посмотри, нам уже присылали из бухгалтерии примерную смету? Что начальство говорит?
– Нора Андреевна, тебе виднее обычно, что начальство говорит, – бессовестно хмыкает черноокая и черноволосая нахалка.
Ну никакой тебе скромной восточной девушки!
– Та-ак, – делаю вид, что грозно хмурюсь, – разговорчики в строю! Что Тамара Тимофеевна? – наша главбух обычно работала с точностью акулы.
– Смету подбили, вот тебе копия на проверку, потом Главному отнесешь, – бесцеремонно хмыкнула эта сорвиголова.
На самом деле Алишу мы с Алькой знали давно… лет эдак с девяти, с младших классов школы и подбитого глаза паренька, который украл мой любимый пенал. Алиша росла в неблагополучной семье, с детства умела отстаивать свое мнение, но всегда оставалась… наверное, это можно назвать «надежным товарищем». Она училась в другой школе, в более бедном районе, сама поступила в университет в другом городе и на время наши дороги разошлись… чтобы сойтись на собеседовании.
Так что – здравствуй, мой новый специалист по связям с общественностью, маркетолог и на любой дуде игрец.
– Ладно, давай, посмотрю, – покладисто кивнула.
В самом деле, скоро время обеда, Чез обещал свозить в какой-то новый, недавно открывшийся ресторан.
В груди отозвалось теплом.
Чез…
В результате смета была просмотрена и даже выделены пара сомнительных моментов – не уверена, что в одном случае нам нужно столько денег, в другом же – наоборот, стоило добавить. Одним словом, в меру своих скудных финансовых способностей я привыкала к роли важного руководителя, тянула уже второй серьезный театральный проект и не собиралась на этом останавливаться.
Ровно в два часа пополудни я осторожно подкралась к двери шефа. Место секретаря как-то печально пустовало, а из кабинета доносились голоса. Хм, странно, и кто же это решил нас навестить? Хотя… прислушалась и поняла, что это просто громкая связь по телефону – шагов не слышно.
– Я же просил подождать, ну в самом деле, неужели так сложно? – экспрессивно-отчаянный голос Чеза заставил на миг замереть.
Что это за трагедь в одном лице?
– Милый, да я уже лет десять все жду и жду, а ты все никак не хочешь больную старую женщину порадовать чем-то, кроме очередных своих достижений в бизнесе, – ворчливо отозвался женский голос, – милый, бизнес – это чудесно, не спорю, но это не вся жизнь. Так что хватит мне зубы заговаривать, я ощущаю себя неудачницей! Даже наш четырехглазик с девочкой познакомился, а бабуле, значит, приятного сделать не хочешь, да?
Я чуть на пол не села. Упс. Так это та самая бабушка, знакомства с которой Чез так отчаянно пытался избежать последние дни? Честно говоря, я не вполне понимала, в чем проблема. Хуже Чезовой мамы эта незаурядная дама вряд ли будет, да и тон вполне доброжелательный.
Неужели так боится, что я не понравлюсь? Или что сбегу с перепугу, ибо семейка эта кровушку пить однозначно умела – и предпочитала в последнее время русскую?
В общем, заруливаю я так радостно-торжественно в кабинет – естественно, я стучала, но кто виноват, что так тихо?
Одним словом – придраться не к чему. В кабинете – зловещая такая тишина. Чез, одетый, как и всегда, с иголочки, вытаращился на меня, прижимая ладонью телефон.
– Внучек, ты чего это там затих? – доносится ехидное из трубки. – Что, решил продинамить бабушку, да?
Такую бабушку только пошли в наши очереди в поликлинику… интересно, кто-нибудь из персонала выживет? И из желающих «я только на минутку» или «имейте уважение, вы молодые, можете и посидеть-подождать»?
– Ба, – мученически выдохнул Чез, уже явно понимая, что партию продул.
– Привет твоей ба, – говорили они на русском, так что и я решила на итальянский не переходить.
– О, это никак Норочка пришла? – раздалось оживленное. – Девочка, не бойся, я не кусаюсь! По крайней мере, в пятницу тринадцатого клятвенно обещаю оставлять свои вставные клыки на полке.
Каюсь, удержаться от хихиканья я не смогла. Вот ещё не видела эту святую женщину – но уже испытываю к ней искреннюю симпатию.
– А я и не боюсь, Ирма Генриховна, – ответила вежливо, – наоборот, очень рада вас слышать. А Чез просто… – прищурила коварно глаза и выдала, – стеснительный и ревнивый временами… прячет меня, как дракон в пещере…
– Нора! – возмущение было совершенно искренним.
Красавец мой итальянец нахмурился, черные глаза метали молнии, а пальцы свободной руки чуть скрючились, явно мечтая вцепиться в чье-то нежное горло. Извини, милый, не все тебе командовать и надо мной подшучивать, могу же я когда-нибудь тоже немного отыграться? Самую капельку!
А вот не надо было потому что приезжать к папе в больницу с каким-то крутым спиннингом и приглашением на рыбалку, когда тот поправится, с тонким намеком на толстые обстоятельства в лице его любимой дочурки! Хорошо, что отец ещё не до конца поправился, а то были бы у нас тренировки спецназа в отдельно взятом дворе!
– Хорошая девчонка, мне нравится, – хмыкнула трубка. Не то, что ваши итальянские клуши. Наша кровь!
– Бабуля, я попрошу, – на лице Чеза было написано искреннее страдание.
– Попросить можешь! – отрезала трубка. Кажется, я знаю, кто там в семействе главный матриарх клана…
– Прошу! – с нажимом заявил мой итальянец, поймав меня за руку и… прижав ладонь к губам.
Зараза, ты зачем мне пальцы целуешь? Ты куда их тянешь? Ох, аж все тело током прошибло…
Хватанула воздуха, чувствуя, как блузка становится слишком тесной.
– Внучек, а чем это вы там занимаетесь? – насмешливо вопросила трубка. – Разврат на рабочем месте? Ай-яй! Все, жду вас на обед, не опаздывайте!
И пошли гудки. Каюсь, в какой-то момент мне очень захотелось все бросить и никуда не ехать. Я же правильно поняла, что…
– Норочка… девочка моя… – дорогущий телефон небрежно полетел на кожаный диван, а меня прижали к разгоряченному телу. – Ты попала, Нора.
Горячий шепот заставлял колени подкашиваться, едва не выплясывать чечетку – зараза ты, Чез, официально заявляю! Чужие пальцы ловко скользили по одежде, поддевая нужные петельки – хорошо же наловчился!
Горячее тяжёлое дыхание скользило по плечам, по шее, спустилось на грудь… Сильное тело накрыло собой, прижимая к стене. Тут вообще ориентацию в пространстве растеряешь, когда юбка ползет вверх, а чужие губы вытворяют всяческие непотребства, а я… таю, взлетаю, схожу с ума, ловлю воздух губами, давлюсь криком.
Я ощущаю себя кем-то большим, невероятно могущественным, безгранично счастливым… Беззаветно любимым существом…
Ноги все-таки перестают меня держать, но меня умело подхватывают, усаживая-таки на пресловутый диван. Взъерошенный Чез облизывается, как кот.
Подбирает разбросанную одежду. Сладкая месть однозначно удалась, да.
– Там у нас… – мой голос звучит так бесстыдно-хрипло, что решаю сначала откашляться. А то как бы враг снова ни пошел на приступ…
– Дверь я закрыл. Но да, ты же сама согласилась на обед с бабушкой, – в темных глазах мелькают смешинки, – так что нам не стоит опаздывать!
– Вообще-то я по делу пришла! – возмущаюсь. – А ты тут…
– Я тут, и мы тут… а ещё там, – непереводимая игра слов на итальянском, от которой я краснею.
– Так, – повышаю голос и соскребаюсь с дивана – правда, в этом мне галантно помогают, предварительно нежно обняв за все выступающие части тела.
Э, нет, мы так не договаривались!
– Дела…
– Решим после обеда, – договаривает Чезаре.
Смотрю на вот это роскошное… роскошный образчик смешанных генов. Модельная улыбка, смугловатая кожа, яркие черные глаза, растрепанные сейчас короткие темные волосы – хотя пара прядей уже отросла и закрывает лоб.
Сильное гибкое тело, которое явно не пренебрегает физическими нагрузками. Ловкие шаловливые пальчики – которые сейчас застегивают последний крючок. Тело ватное, довольное, голова пустая и звонкая – дожилась, Нора, как в дешевом романчике занимаешься непотребством на работе! Фу такой быть! Мне немного стыдно и неудобно – и Чез, наверное, это ощущает.
Потому что вдруг осторожно хватает меня пальцами за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.
– Ничего постыдного нет в том, что мы друг друга хотим, Нора, – говорит вкрадчиво, как тигр к жертве подбирается. Большой палец поглаживает вспыхнувшие алым скулы, – мы оба взрослые люди, мы любим друг друга, мы здоровы, и…
И… кто-то предохранялся вообще? Ошеломляет мысль, от которой я чуть не подскакиваю до небес. Не то чтобы я против детей, но не сейчас, не прямо вот так сразу, да и не время… Я и не думала об этом пока! Хотя… представляю себе черноглазого карапуза с улыбкой Чеза и обаянием всех его родственничков. Почему эта картина не вызывает ужаса?
Ладно. Не буду сейчас портить момент.
– И я хочу тебя чуть ли не круглые сутки. Так зачем отказываться, если есть возможность и время? – меня чмокнули нагло в нос. – Поверь, вреди наши заскоки работе или будь любая другая серьезная ситуация – я бы ничего подобного не допустил, – смотрит напряженно и жарко.
– Обедать пойдем, змей-искуситель, – ворчу, – после таких упражнений…
Чез запрокидывает голову и хохочет. Пф, смешливый какой выискался!
До ресторана мы доезжаем довольно быстро – как ни странно, все пробки рассосались, на улице хоть и не жарко – но весьма солнечно, а градус настроения стремительно повышается.
Странно для кого-то – но по дороге мы почти не говорим. Это не нужно. Не сейчас. Просто кидаем друг на друга лукавые – и не только – взгляды. Просто улыбаемся. Просто плывем на волнах этого странного то ли наслаждения, то ли сладкой пытки.
Такое ощущение, что тормоза сорвало у обоих и нам бы не бабушку – а остров в океане и много-много сахарной ваты – именно такое у меня дурацкое внутреннее состояние души. Да здравствует сумасшедшая ванилька, которую я раньше никак не признавала!
Когда мы подходим к небольшому уютному крылу одного из старых зданий, которое притулилось неподалеку от богемного центра города, оказывается, что правильно оставили машину на другой стоянке – здесь все забито.
И машины дорогие, пафосные. Передергиваю плечами, сбрасывая с себя внезапный неуют, как вторую кожу. Хватит! Тут не прием королевский, да и люди эти – не короли.
– Здесь на самом деле уютно, – Чез берет меня за руку. Я уверенно улыбаюсь в ответ, – и совсем непафосно. А, главное – тут подают прошутто – настоящую, итальянскую, и цыпленка «Пармезан».
– Не «корми» меня такими названиями – чувствую, как рот наполняется поневоле слюной, – мне кажется, что я сейчас слона съем!
– Маленькая, но такая прожорливая! – Чез хмыкает, уворачиваясь от грозного тычка и открывает мне дверь.
Уютные бежевые и золотистые тона, панели с нарисованными итальянскими достопримечательностями, маленькие скрытые растениями ниши со столиками. Легкая ненавязчивая итальянская музыка.
Чез все понимает по моей улыбке.
– Господин? – к нам подходит молодой мужчина в темной форме с бейджиком администратора.
– Чезаре Нери, заказывал столик, – Чез говорит исключительно вежливо, но я прямо вижу незримую пропасть между ним – и служащим. Такой тон… такое поведение нельзя в полной мере взрастить – его надо, пожалуй, унаследовать.
– Да, конечно, столик номер пять ждет вас, – нас вежливо провожают к одной из дальних уютных ниш, – меню…
– Через пять минут, благодарим, – Чез помогает мне снять верхнюю одежду и отодвигает стул.
Абсолютно естественным жестом, которого так не хватает многим мужчинам.
Даже капельку обидно, что он знает этот город лучше меня самой! С другой стороны – открывать его заново, вместе, гораздо интереснее!
Мы рассаживаемся и уже было собираемся позвать официанта – для этого есть специальная кнопка на столике, когда вдруг раздается знакомый приторный голос.
– Господин Нери, как же я рада вас видеть! Прошу извинить меня за вторжение! Вижу, у вас прекрасный вкус…
Анастасия свет Акуловна? А эта… щука что здесь делает?
Ещё не хватало, чтобы испортила нам этот день! Наглости же хватает навязываться людям на отдыхе в ресторане! И что теперь делать?
1. Прошутто – пармская ветчина. Прошутто, как правило, подают к столу в качестве закуски или в составе мясного ассорти перед обедом или ужином. Итальянцы любят класть этот продукт на ломтики хлеба или гриссини (grissini – хлебные палочки).
