Текст книги "Дагор"

Автор книги: Мария Галина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Они и сейчас могут, – отец Игнасио прикрыл воспаленные глаза.

– Люди-леопарды, так они говорят. Люди-леопарды, которые приходят по ночам и крадут детей. Крест и молитва, друг мой, крест и молитва. Эта земля населена демонами. Послушайте, сударь, – он оттянул пальцем жесткий воротничок, – у вас есть все. Репутация. Состояние. Молодая жена. Эта земля беспощадна к чужакам. Да что там, она ко всем беспощадна. В конце концов, вы пользуетесь тут моим гостеприимством. И я вправе отказать вам в некоторых… экспериментах.

– В самом деле? – мягко сказал лорд Аттертон, глядя на священника холодными серыми глазами. – Жаль. Я думал, дух познания вам не чужд. Ведь чудеса этого мира тоже по-своему славят Бога, не так ли? Кстати, вы мне напомнили одну старую фотографию. Одного человека, о нем писали в газетах. Давно. Ну, вы должны помнить, если в то время жили в Европе. Врача. Он…

– Я не стану препятствовать вам, – устало сказал отец Игнасио,

– но и помогать не стану. Да и чем тут можно помочь? Только прошу вас, избавьте от этого зрелища женщин.

– Ну, разумеется, – кивнул лорд Аттертон, – разумеется.

Напитанный влагой полог словно оброс ворсом. Прежде чем отец Игнасио успел коснуться полотна, он понял: ткань сплошь покрыта бледными ночными бабочками. Насекомые карабкались друг на друга, топорщили крылышки, срывались и вновь ползли вверх. Ему показалось, он слышит тихий, но неумолчный шорох, чуть заметное потрескивание, шуршание хитина о хитин.

– Наверное, дождь загнал их сюда, – заключил лорд Аттертон. – Я несколько раз был свидетелем подобного явления. Они облепили буквально всю палатку, буквально всю палатку…

– Простите, – отец Игнасио виновато усмехнулся, – не могу… с детства не люблю насекомых.

Он сглотнул, подавляя непроизвольные спазмы.

– В тропиках много насекомых, – его спутник мягко отдернул полог. Насекомые зашевелились сильнее, пытаясь удержаться на ткани, крылья мелко затрепетали в сыром воздухе. – Вам бы следовало привыкнуть. Попадаются очень любопытные экземпляры, знаете… Один мой коллега, сотрудник Британского музея, так он рассказывал…

«Он говорит слишком много, – подумал отец Игнасио, – должно быть, ему не по себе, как бы он ни пытался это скрыть».

Молодой человек сидел на табурете под окном, откуда падал бледный серый свет, и выстругивал ножом ложку. В комнате остро пахло сырой древесиной и карболкой.

Увидев вошедших, он поднял глаза, но так и остался сидеть. Плечи его были обернуты простыней. «Должно быть, – решил отец Игнасио, – Мэри забрала рубашку, чтобы зашить».

– Лорд Аттертон хотел поговорить с вами, друг мой.

– Разумеется, – тот кивнул. Глаза его были прозрачны и безмятежны.

– Это касается затерянного города. Экспедиция забрела сюда в поисках… – отец Игнасио пожал плечами и отступил, предоставляя инициативу лорду Аттертону.

Арчи удивленно приподнял брови:

– В любой конторе на побережье уверены, что здесь, в лесах, полно сокровищ и затерянных городов. Но это просто сказки, которые клерки рассказывают друг другу. Красивые сказки.

– Но вы же куда-то шли!

Молодой человек нахмурился, опустил глаза и принялся вертеть в руках ложку. Он пробормотал:

– Я шел не куда, а откуда.

– Понимаю, – настаивал лорд Аттертон, – но…

И смолк. Отец Игнасио в ужасе смотрел, как под простыней, укрывающей плечи и грудь юноши, что-то забилось, точно пойманная птица.

– Город есть, белый человек…

Голос был пронзительный, высокий, и путешественник непроизвольно отшатнулся.

– Много хижин, больших хижин… вы ведь это называете городом? Мертвые хижины! Там, где озеро, и арки над водой, и скалы, и подземные гроты, и громадные каменные люди… Все застыло, все ждет… мертвое. Пустое.

– Да, – кивал лорд Аттертон, – да.

– Ты лжешь, отродье нечистого! – воскликнул отец Игнасио.

– Хочешь увидеть его, пришелец? Пойдем. Пойдем туда, и я покажу тебе…

– Нет! – молодой человек встал, кутаясь в простыню. – Нет! Я никуда не пойду. Я еще слаб! Видишь? Видишь?

Он, продолжая одной рукой стягивать у горла простыню, вытянул другую вперед. Рука так и ходила, пальцы тряслись.

Путешественник нерешительно оглянулся на отца Игнасио. Тот молчал.

– Э… – лорд Аттертон сделал робкий шаг вперед, – так где… Молчание.

Юноша вновь опустился на табуретку.

– С ними… с ней… нет, – пробормотал он.

– Пойдемте, друг мой, – вздохнул отец Игнасио, – не надо его больше тревожить.

Молодой человек сидел неподвижно, голова его поникла, казалось, он впал в транс.

Ричард Аттертон топтался у выхода, потом осторожно отодвинул полог. Насекомые на нем вновь зашевелились, царапая ткань крохотными коготками. Вокруг стоял удушливый запах гниющих плодов, плесени, сырой земли…

– По крайней мере, я теперь знаю, – сказал лорд Аттертон. – Я не ошибся. Город существует.

Несколько белых бабочек, оторвавшись от полога, кружили около его лица.

Он ворочался на жесткой койке. Постель была влажной, воздух – неподвижным и горячим.

«Грех думать так, но лучше бы он согласился уйти с ними, этот несчастный.

Мерзкая тварь их нарочно дразнит! Почему мысли путаются в голове? Проклятая лихорадка, да еще духота… Совершенно нечем дышать…

Нечем дышать?»

Его подбросило на койке.

Под потолком лениво вращались белесые клубы дыма.

Он торопливо оделся и выбежал наружу. Часовня пылала, госпитальный барак – тоже. Огненные змейки ползли по бревнам, шипели и рассыпались искрами.

Остальные уже были здесь, они стояли, озираясь. Отец Игнасио сморгнул слезы: три колеблющихся в жарком мареве фигуры…

– Мэри! – крикнул он и закашлялся. – Мэри…

– Она там, – сказала тьма за его спиной.

Старик сидел на корточках под дождем, дождь блестел на его плечах, на коленях…

Госпиталь горел, словно соломенный. Но ведь дерево так пропиталось водой… Лампа? Кто-то опрокинул лампу? Вспыхнули запасы пальмового масла, которым он заправлял лампады? Спирта, которым он обрабатывал раны?

Из-под крыши вырвался сноп искр, одна из балок переломилась пополам и провалилась внутрь.

– Мэри! – он воздел кулаки в бессильном отчаянии.

Она бросилась туда, к нему. Спасти? Найти у него защиту? Умереть вместе с ним?

– Отойдите, святой отец!

Ричард Аттертон решительным движением обмакнул куртку в бочонок с дождевой водой, набросил на голову и ринулся в пламя.

Белая стройная женщина рванулась следом, он удержал ее за локоть.

Она попыталась вырваться с неожиданной силой, потом обмякла и теперь стояла рядом, шепча что-то и кусая костяшки пальцев.

– Он выберется, сударыня. – Томпсон аккуратно сворачивал тюк с пожитками, карабин у него за плечами блестел вороненым стволом.

Огненный крест вспыхнул в черном небе над часовней, потом погас.

– Вот они, Боже мой, Боже мой! – всхлипнула Элейна. Она бежала навстречу, оступаясь и оскальзываясь в грязи.

– Ричард! Господи, я уж подумала…

– Все в порядке, дорогая. – Лорд Аттертон поддерживал молодого человека под руку. – Как вы себя чувствуете, Арчи?

– Я… не беспокойтесь. Я могу идти.

Мэри тоже стояла рядом, жадно хватая ртом воздух; рука Арчи обвивалась вокруг ее шеи. Сестра, видно, пыталась в дыму дотащить его до выхода, когда им на помощь пришел Аттертон. Никто не обратил внимания, когда она отошла и встала, прислонившись к дереву.

Отец Игнасио подошел к девушке и опустил руку ей на плечо. Ее белая косынка стала черной.

– Как ты себя чувствуешь, милая?

Она поглядела на него отсутствующим взглядом, потом всхлипнула. На лице ее лежали отсветы пламени. Когда она провела рукой по лицу, стирая пепел, он увидел, что вместе с пеплом с лица исчезли брови. Ресницы порыжели и съежились.

– Почему так? – всхлипнула она. – Почему?

– Не знаю, – он вздохнул. – Возможно, какое-то животное… Возможно, туземцы. Стрелы, обернутые горящей соломой, что-то в этом роде.

И тут же понял: она не об этом. «Она из тех, кого не любят, – подумал он. – Никто. Никогда. Что бы они ни делали, как бы ни старались… Их просто не замечают, а если и замечают, пожимают плечами и отворачиваются. Бедняжка… Этого не поправишь, это от рождения. Судьба».

– Ты молодец, – сказал он, – ты спасла ему жизнь. Отважная девушка.

Она вновь прерывисто всхлипнула.

Отец Игнасио покачал головой. «От миссии почти ничего не осталось. И все же нас не ограбили, – подумал он, – не убили: бывало и такое». Он крепче сжал плечо девушки.

– Пойдем, моя дорогая, – сказал он, – пойдем, тебе надо умыться.

– Похоже, – сказал Ричард Аттертон, – наши споры разрешились сами собой. Теперь нам ничего не остается, как двигаться вперед.

Они сидели на впопыхах настланном помосте, под наспех собранным навесом из пальмовых листьев. Здесь же громоздились скудные пожитки – все, что удалось спасти в развалинах, где грязь мешалась с пеплом.

– Вперед? – отец Игнасио покачал головой. – Нет… делайте, что хотите, но мы с Мэри возвращаемся.

Он невольно перевел взгляд на обгоревшую часовню – вернее, на то, что от нее осталось: стена, чернеющая на фоне леса.

– Помилуйте, святой отец! У вас нет ни пищи, ни снаряжения, ни оружия! У меня же есть револьвер, с которым я никогда не расстаюсь, а у Томпсона – карабин. Но это мы берем с собой. А если на вас нападет хищник? Зверь или человек? Вы хотите обречь ее, – он кивнул в сторону Мэри, – на гибель? Эту милую девушку?

«А ведь он вовсе не считает сестру Мэри милой девушкой, – подумал отец Игнасио. – Она для него – пустое место. Никто. Этот комплимент – для меня».

– Нам нельзя разделяться, святой отец! Это опасно. Подумайте, вы ведь, – он безжалостно поглядел на отца Игнасио холодными серыми глазами, – старик. Да еще больны лихорадкой, так ведь? Что будет с сестрой, если вы сляжете где-нибудь в лесу – в жару, в бреду? Кстати, а ты как себя чувствуешь, дорогая?

– Все в порядке, Ричард, – леди Аттертон улыбнулась в ответ бледными губами. – Здесь просто немножко сыро, вот и все.

– Надо развести костер, – сказал Томпсон и встал.

– Я помогу, – молодой человек, в свою очередь, торопливо поднялся. Он был в рубахе (Мэри зашила ее у ворота грубыми неловкими стежками), но по-прежнему кутался в побуревшее, в разводах сажи, одеяло.

Он встал и направился к пожарищу, где еще дымились и шипели уголья.

– Услужливый молодой человек, – заметил Ричард Аттертон. – Несмотря на… то, что прилагается к нему в дополнение, он кажется вполне достойным спутником.

– Он присоединится к нам с Мэри, – сказал отец Игнасио.

– Нет, друг мой, я просто не могу отпустить вас. Ни его. Ни вас.

– Послушайте, – отец Игнасио наклонился вперед, умоляюще стиснув ладони, – вернемся назад. Помогите нам. Мне, сестре Мэри. Во имя… – он сглотнул и продолжал уже тверже, – во имя Господа помогите. Кому вы поверили? Демону? Твари? И готовы пойти по ее слову и повести на гибель свою жену? Никакого города нет, иначе я бы слышал о нем.

– Зато об озере я знаю точно. О нем рассказывал Ловетт. Он добрался до него и вернулся, правда, все думали, что он повредился в уме. Ловетт рассказывал такие странные вещи… И знаете, отец Игнасио, это не так уж далеко отсюда. Несколько переходов. Всего несколько переходов. А потом я доставлю вас в город – как хрустальную вазу, целым и невредимым.

Ричард лихорадочно потер руки.

– Нас будет шестеро, – сказал он, – шестеро. И мы пойдем медленно и будем помогать друг другу. Разве это не то, что должны делать люди, отец Игнасио?

– В принципе, да, – шепотом сказал священник, – в принципе, да.

Он рылся на пепелище, пытаясь найти хоть что-то… Но статуя Распятого была деревянной, покров рассыпался в прах, а серебряная чаша оплавилась. В конце концов он нашел требник – сафьяновый переплет сморщился и обгорел по краям, листы по углам изъедены пламенем… Вдобавок он был слипшимся, сырым от дождя.

Старый Мигель сидел поблизости на новенькой циновке – видно, сплел ее только что из травы и листьев. Вода стекала у него по голове и плечам.

Отец Игнасио подошел и присел рядом на обгоревшую балку. Ноги болели. В спине копошился огненный скорпион.

– Эта тварь все врала, верно ведь? – спросил священник. – Про город? Никакого города нет?

– Город есть, – сказал старик, – но он не для людей.

– А для кого?

Старик молча пожал плечами.

– Как же быть?

Старик поглядел на него, и отец Игнасио в ужасе увидел, что глаза у того белые с опаловым молочным отливом.

– Завтра за мной придут, – сказал старик.

– Кто?

– Те, кому я служу. Я думал, твой Бог сильнее. Но он ушел. Хочешь посмотреть на них, глупый раб слабого бога?

– Нет, – сказал отец Игнасио.

– Твоя Мэри все равно умрет. У нее печать смерти на лице.

– Тогда я буду рядом, чтобы причастить ее и отпустить в дальнюю дорогу, – сказал отец Игнасио. – В чудесную дальнюю дорогу, где только свет, и золото, и лазурь…

– Она не пойдет туда. Она пойдет другой дорогой – а там мрак… огонь и мрак…

– Нет! У каждой души есть надежда на спасение, старик! До последнего мига, до последнего дыхания.

– Ты хороший человек, чужак. Ты ее жалеешь. Ты добрый. Но почему дагор пришел сюда?

– Что?

– Что ты такого сотворил, слуга чужого бога, что дагор прошел через болота, через гнилые леса, прошел, чтобы найти тебя?

Старик глядел на священника полупрозрачными бельмами. Отец Игнасио сидел, прижимая к груди пахнущий плесенью требник, и ладони его были черны от сажи.

Не так-то просто срезать себе посох в лесу, где все криво, где деревья, переплетаясь, душат друг друга так, что и не разберешь, где чья ветка. Он раздвигал гибкие плети, свисающие с ветвей густой зеленой бахромой, и цветы, которыми они были увенчаны, касались его лица полуоткрытыми влажными ртами, мясистыми губами – алыми, желтыми, розовыми. Мэри шла рядом, опустив глаза – на косынке грязные разводы, нехитрые пожитки за спиной. Юноша поддерживал ее под локоть. Идти и впрямь было трудно: почва напиталась водой, которая проступала сквозь нее при каждом шаге, башнями и пагодами прорастали причудливые грибы. Бледный мох распадался на легкие хлопья от прикосновения посоха.

Лучше бы этот Арчи держался подальше от девушки, но она едва стоит на ногах. Аттертону и так тяжело – щадя остальных, он нагрузил на себя большую часть пожитков. Получился весьма внушительный тюк – этот человек воистину двужильный. У Томпсона груз поменьше, наверное, так и было задумано. Ведь он, рыскавший по сторонам с карабином наперевес – единственная их защита.

«Большие кошки, – думал отец Игнасио, – большие кошки прыгают сверху, они бьют лапой сюда, в шейные позвонки, они по-своему милосердны, это быстрая смерть. И кто разглядит пятнистую шкуру в этой игре теней и света? Или змею, обвившую ветку?»

Он горько усмехнулся: змеи, леопарды! Простые, бесхитростные души, Божьи твари, выполняющие Божью волю. Он, отец Игнасио, вполне готов был, уподобившись святому Франциску, сказать: «Брат мой, волк!». И с каким бы тихим удовлетворением встретил он сестру свою смерть. Но мог бы он сейчас сказать о человеке: «Брат мой»?

Томпсон обернулся и крикнул что-то. Шум бьющей в листья воды заглушил его слова.

– Что? – переспросил отец Игнасио.

Охотник замедлил шаг и, когда отец Игнасио поравнялся с ним, сказал:

– Дождь скоро закончится.

– Да? – с сомнением переспросила Мэри.

– Попугаи. Я видел попугаев.

Он указал рукой куда-то в чащу, где яркие вспышки мелькали среди темных деревьев.

– Да, – согласился отец Игнасио, – это хорошо. И дождь кончился. И вместе с ним окончился лес.

Они видели деревья, сплошь затянутые паутиной – точно полупрозрачным шатром, в котором шевелились смутные черные пятна. Они прошли мимо огромных, выше человеческого роста муравейников. Мимо раздутых, будто изуродованных слоновой болезнью стволов. И наконец они увидели болото, издали казавшееся зеленым лугом, из которого кое-где торчали пучки деревьев.

Ричард Аттертон указал затянутой в перчатку рукой:

– Тропа!

И верно, тут была тропа, точнее, след, словно оставленный гигантским слизняком. Ноги здесь до колен проваливались в бурую слизь, но это был единственный путь – по бокам тропы простиралась трясина. Точно пальцы утопленников, тянулись из нее на поверхность белые и синие кувшинки. Над трясиной стоял неумолчный звон москитов, отец Игнасио ударил себя по руке; на тыльной стороне кисти осталось красное пятно.

– Не нравится мне это место, – негромко произнес Томпсон. – Туземцы верят, что в таких местах живет дьявол.

Отец Игнасио поспешно перекрестился.

– Спаси нас Господь, – пробормотал он.

– Черные оставляют ему еду и бусы… Подарки. Тогда он пропускает их, а если ничего не дать – забирает себе. Так они говорят.

– Я не стану дарить подарки нечисти, – сквозь зубы процедил отец Игнасио. – А если кто из вас попробует – прокляну!

– Но тогда… – прошептала сестра Мэри, – мы все погибнем?

– Сестра Мэри! – изумленно воззрился на нее отец Игнасио.

– Я не верю в водяных дьяволов, – сказал Ричард Аттертон. – Полагаю, это какое-то крупное животное.

– Что не лучше, – Томпсон обшаривал водяную гладь яркими синими глазами.

– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus nunc et in hora mortis nostras?

Отец Игнасио шептал почти беззвучно, ноги его утопали в бурой слизи, руки и лицо были изъедены москитами, веки вспухли. В глубине болота колыхалось нечто – то ли пузыри газа, всплывающие со дна, то ли обломок дерева… По бокам тропы зеленели островки травы, но когда он попытался ступить на такой, тот просто ушел в воду под ногой. Перед лицом отца Игнасио на миг возникла собственная тень на поверхности воды, окруженная ореолом лучей.

– Amen, – заключил он громко и отпрянул.

– Что там? – спросила Мэри.

– Ничего, – отец Игнасио выпростал ногу из спутанных водяных растений, – ничего.

Тропа начала забирать вверх, кувшинки исчезли, зато вокруг вспыхнули огоньки тигровых лилий. «Интересно, кто ее проложил, – думал отец Игнасио, – и, главное, зачем. Здесь ведь поблизости нет никаких поселений».

Теперь, на возвышении, стало видно: то, что он принимал за синий клочок неба с редкими облаками, оказалось водной гладью, простиравшейся до самого горизонта. Облака на самом деле были островками с купами темных деревьев.

– Вот оно! – Ричард Аттертон стоял, полной грудью вдыхая влажный воздух. – Озеро! Огромное озеро, сердце этой земли!

Берег уходил в обе стороны гигантским полукружием.

– Мы можем устроить здесь стоянку, – предложил Томпсон.

– Нет, – сказал Ричард Аттертон, – нет. Мы пойдем… Где этот город, Арчи? Где скалы? В какой стороне?

Арчи вздрогнул, как от удара.

– Не знаю, – проговорил он, – это не я… это он… Я никогда здесь не был. Он знает.

– Тогда пусть скажет, – Аттертон повелительно поглядел на Арчи, даже не на Арчи, на его грудь, трепещущую под грубой тканью.

Молчание.

Аттертон извлек из своего тюка со снаряжением бинокль и оглядел побережье.

– Там! – сказал он наконец.

Отец Игнасио напряг старческие глаза, но увидел лишь что-то белое, уходящее в синеву озера.

– Скалы, – пояснил Томпсон, которому не нужен был бинокль, – белые скалы. Там наверняка пещеры, вымытые водой, и все такое.

Скалы возвышались над водой и отражались в ней, вода вымыла в них причудливые проемы, ветер вырезал в породе рельефы, драконы и горгульи проступали и тут же расплывались, теряясь в мешанине выступов и впадин.

– Мы можем бродить по берегу хоть год, – Томпсон пожал плечами. – Разве только… эта тварь знает, где нужное место, верно?

– Если его спросить, – задумчиво проговорил Аттертон, – заставить заговорить. Спросите его, Арчи.

– Он говорит, только когда хочет, – виновато сказал молодой человек. – Очень редко.

– Где? – Аттертон повысил голос, повелительно глядя на скрытую под тканью выпуклость на груди юноши. – Где?

Они замолчали. Ветер свистел в песке, крохотные волны с шорохом набегали на берег, лениво перекатывая пучки гнилой травы.

Аттертон стиснул челюсти так, что под кожей проступили очертания черепа. Взгляд его резал как нож.

– Надо спросить его напрямую, – сказал он тихо. – Напрямую. Он сделал шаг по направлению к юноше и вновь застыл в задумчивости.

– Не делайте этого, – взмолился отец Игнасио. Аттертон поглядел на него холодным бешеным взглядом.

– Даже не пробуй помешать мне, старик, – сказал он. Раскрытой ладонью он толкнул священника в плечо, и тот с размаху сел на песок, беспомощно ловя воздух раскрытым ртом.

– Томпсон!

Томпсон с готовностью обернулся.

– Помоги мне отвести его в заросли.

– Нет! – жалобно вскрикнул юноша. – Нет! Не надо!

– Ричард! – в глазах леди Аттертон металась тревога.

– Не вмешивайся, дорогая, – Ричард Аттертон сурово покачал головой, – сейчас не вмешивайся.

Он неуклонно подталкивал молодого человека к зеленому частоколу ветвей. Тот, обернувшись, крикнул:

– Нет, Элейна! Не ходи сюда! Не смотри. Томпсон следовал за ними с карабином наперевес.

– Боже мой, – шептала леди Аттертон, закрыв лицо руками. – Боже мой!

Из зарослей донесся пронзительный, режущий, нечеловеческий визг.

– Что они там делают?

– Отец Игнасио! – Мэри вцепилась ему в рукав, и он, кряхтя, поднялся. – Отец Игнасио, умоляю вас! Во имя Господа! Прекратите это. Не позволяйте им…

– Испытывать этого демона?

– Но они не испытывают демона. Они мучают человека. Отец Иг-насио…

«Двое сильных мужчин, – думал отец Игнасио, – направляясь к зарослям, а я уже старик. И потом… разве эта тварь не заслужила?»

Томпсон держал молодого человека за руки, прижимая его к стволу гигантского дерева, а Ричард Аттертон стоял, наклонившись над ним; отцу Игнасио была видна лишь его согнутая спина.

Он кашлянул, и Аттертон обернулся.

– Идите отсюда, святой отец, – приказал он, дернув головой, ибо руки у него были заняты. – Это зрелище не для вас.

– Я видел и не такое, – сказал отец Игнасио. – Но это неважно. Прекратите мучить человека.

– Но мы не трогаем человека.

– Все, что чувствует дагор, чувствует и человек.

– Откуда вы знаете? Вы тоже этим занимались?

– Отец Игнасио! – слабо позвал юноша.

– Я не пытал дагора. Я хотел его уничтожить. Хватит, Аттертон. А то я подумаю…

– Да? – холодно спросил тот.

– Что вами движут… личные чувства.

– Что за чушь? – в голосе Аттертона слышалось возмущение. Слишком явное.

– Элейна, – сказал священник. – Я не слепой. И еще. Что скажет ваша жена, если узнает, отчего на самом деле сгорела миссия?

– Что?

– Вы подожгли миссию, Аттертон. Чтобы не оставить нам возможности выбора. Там сгорело все, буквально все, а на вашем снаряжении нет даже следов сажи. Вы вынесли его заранее.

– Это правда, Аттертон? – с интересом спросил Томпсон.

– Нет, конечно, – холодно ответил тот. – Старик свихнулся. Тем не менее он выпрямился и раздраженно отер руки пучком листьев.

Отец Игнасио негромко сказал:

– Вставай, Арчи. Томпсон, отпусти его.

Тот вопросительно взглянул на Аттертона, который резко кивнул в ответ. Арчи поднялся, стягивая на груди одеяло, на котором сейчас проступали бурые пятна.

Сестра Мэри устремилась к нему, бросив через плечо презрительный взгляд на вторую женщину, которая стояла, стиснув тонкие пальцы.

– Арчи! Они тебя… тебе очень больно?

– Мне – нет, – молодой человек покачал головой. – Все в порядке, Мэри. И странная вещь, да… Вон там. Идемте, я покажу вам.

– Город, – шептал молодой человек, – дивный город! Значит, он и вправду существует.

– Это? – Ричард Аттертон хватал воздух ртом. – Этих скал нико

гда не касалась рука человека. Ветер и вода, вот и все! Здесь нет ничего, кроме ветра и воды.

– Но я же вижу! Боже мой, арки и величественные колонны, и радуга на водной завесе… И храм, дивный храм, стрельчатая арка и сияние изнутри…

Он говорил точно в бреду.

Аттертон, потеряв самообладание, схватил юношу за плечи и встряхнул. Одеяло на миг сползло с плеч Арчи, и тот судорожно стал натягивать его обратно. Больше, казалось, его ничего не интересовало.

– Это дагор, – сказал отец Игнасио.

– Что? – Ричард Аттертон растерянно обернулся к нему.

– Вы спросили дагора, и он показал город. Но только ему одному. Не вам.

Он обернулся к белым скалам, нависшим над озером. На миг отцу Игнасио показалось, что там, в воде, отражение было немного иным… совсем иным… башни, шпили и прекрасные, спокойные лица белокаменных статуй.

– Эта тварь издевается надо мной? – голос Аттертона звучал прерывисто; гнев сдавил ему горло.

– Аттертон, – предупредил отец Игнасио, – хватит.

Арчи обернулся и поглядел на путешественника в упор. Глаза юноши были светлые и ясные, как у ребенка.

– Я пойду туда, – сказал он спокойно. – Вы не видите, а я вижу… что ж… мраморные ступени поднимаются над водой, и свет играет на волнах, свет из храма…

– Друг мой, – устало сказал отец Игнасио, – это иллюзия. Обман.

– Верно, – согласился молодой человек, – я вижу истину. А вы – иллюзию.

Он медленно побрел к воде и погрузился в озеро по пояс. Концы одеяла плыли за ним, распластавшись по воде.

– Там, в озере, наверняка кто-то прячется, – жалобно сказала Мэри, – кто-то страшный.

– Не думаю, что хоть одно чудовище осмелится напасть на человека с дагором, – покачал головой отец Игнасио.

Аттертон следил, напрягшись, вытянув шею, на которой проступили жилы. Леди Аттертон стояла рядом, закусив губу, не глядя на мужа. «Одержимы, – подумал он, – все они одержимы…»

Молодой человек дошел до белых скал и, оказавшись напротив черневшей в камне трещины, начал подниматься, – словно под водой и впрямь скрывались пологие ступени.

Это и есть ворота в его дивный храм? Эта трещина? По крайней мере он идет туда так, словно…

Золото, и лазурь, и радуга витража на беломраморных плитах, и высокие голоса на хорах, и…

Он затряс головой, отгоняя наваждение, и, сморгнув, увидел исчезающую в черном разломе бледную фигуру.

– Спаси его Господь, – мелко крестясь, шептала сестра Мэри, – спаси его Господь…

Там, в пещерах, должно быть, все источено водой, провалы, бездонные пропасти…

И если эти пропасти поглотят юного Арчи с его страшной ношей, это еще не худший исход…

Он сел на песок – ладонь тут же начали обгрызать песчаные блохи. Перед глазными яблоками пульсировали пурпурные круги.

– Похоже, – заметил Томпсон, – ждать придется долго.

– Нет! – Сестра Мэри вытянула бледную руку. – Вот он! Бледная фигура вновь возникла на фоне черной трещины. Юноша

неторопливо вошел в воду, спускаясь по невидимым ступеням… Одной рукой он стягивал одеяло на груди, в другой что-то держал…

Подойдя к берегу и стоя по колено в воде, он протянул нечто Элейне, но Аттертон выбросил вперед длинную руку.

– Господь всемогущий, – пробормотал он, разглядывая добычу, – это же…

Через его плечо отец Игнасио видел статуэтку, выточенную из цельного зеленого камня. Лучи заходящего солнца пронзали ее насквозь, бросая на песок чистые травяные тона.

– Изумруд, – сказал Томпсон.

– Не обязательно, – Аттертон так и сяк поворачивал статуэтку в руке. – Хризопраз. Или хризоберилл. Я встречал такие фигуры, но из терракоты. Видите, какая у нее голова?

– Жабы, – заключил отец Игнасио, – или змеи. Как бы то ни было, это не человек. Это дьяволица. Мерзость. Где ты ее нашел, Арчи?

– Там, – молодой человек махнул рукой в направлении скал. – Там есть что-то вроде алтаря. Зал с колоннами, и вверху ряд отверстий, сквозь которые проникает свет. На стенах рисунки. И в перекрестье лучей на каменном троне сидит такая, но огромная. Эту она держала на коленях.

– Сао, – прошептал Аттертон, – мы нашли затерянный город сао!

Легендарный могучий народ, гиганты, прибывшие неизвестно откуда. Это… да, это их статуэтка. То, что попадалось до сих пор – жалкие копии, подражание, подделка.

– Их статуэтка, да? – Томпсон покачал головой. – В таком случае они не были людьми.

– Вовсе нет, – возразил Аттертон, – это Зверомаска. Ритуальная. В такие обряжались танцовщики. Господи, кто бы мог подумать, кто бы мог предвидеть… город сао… его искали на юге, а он здесь, в сердце континента…

«Зверомаска, – думал отец Игнасио, – о нет, вряд ли. Ведь что бы ни говорили о черных, они буквалисты. Они педанты. Они воспроизводят только то, что видят. Вот тело, вот голова. Уплощенная голова с выпирающими глазными яблоками и вертикальными прорезями зрачков. Вот ноздри короткого носа. Вот плоский жабий рот. Вот высокая шея. И никаких границ меж головой и прекрасным юным гладким женским телом… Есть легенды, которые передают шепотом, из уст в уста… О могучем народе, повелевающем этой землей, – вспомнил он, – говорят, даже дикие звери подчинялись ему, даже насекомые…

Они повелевали нелюдьми и сами были нелюди, и бедные жалкие дикари покорялись им, и трепетали перед ними, и подражали им… и вот они-то надевали маски, чтобы походить на своих хозяев, и делали из глины статуэтки, которые те вырезали из цельных камней… И передавали из уст в уста страшные легенды о великом городе, о власти, о холодном нечеловеческом разуме, чье ядовитое дыхание отравило целый континент.

Аттертон дурак, одержимый глупец, он не видит дальше своего носа, ему мерещится витрина в Британском музее и табличка со своим именем, тогда как демоны этой земли уже простерли над ним свои крыла».

– Там еще что-то есть? – спросил Ричард Аттертон, ноздри его нервно раздувались. – Что-то такое, что можно…

– Поглядите сами, – молодой человек пожал плечами. – Там были еще двери… и коридоры… я взял только то, что лежало на виду.

– Факел! – приказал Ричард Аттертон, обращаясь к Томпсону.

– Зачем? – удивился юноша. – Там же светло. Ряд окон наверху устроен так, что солнце проникает сквозь них.

– Но скоро стемнеет, – лорд Аттертон бросил тревожный взгляд на пылающий диск, который погружался в воды озера, а огненная дорожка вспухала ему навстречу. – Остановимся лагерем здесь. Надо разжечь костер. Займитесь этим, Томпсон. А я пока… да, только взгляну.

Он решительно вошел в воду, и жидкое золото расплескалось вокруг его сапог. Жена не взглянула в его сторону. Она сидела на камне, опустив глаза и сцепив пальцы тонких рук…

Вход в расселину чернел, как обгорелая прореха на светлой ткани.

Теперь фигура Аттертона была видна по пояс – черная подпрыгивающая коряга на поверхности цвета смятого сусального золота. Он шел, раздвигая воду руками, словно она и впрямь была плотной.

«Предположим, – отрешенно подумал отец Игнасио, – в этом озере и впрямь живет какое-то чудовище… Рыба ведь хорошо клюет именно на закате. А он – без дагора».

Однако черная фигура, барахтаясь в алом расплаве, уже добралась до скалы. Теперь она карабкалась наверх, но так, словно невидимые ступени, по которым прежде поднимался Арчи, были из сахара и растворились в воде. Человек у скалы оскальзывался и хватался за выступы камня.

«Это все закат, – подумал отец Игнасио, – на закате все выглядит таким… безнадежным…»

Человек в воде наконец вскарабкался на выступ скалы и протиснулся в чернеющую трещину. Отец Игнасио ждал, зажав четки в опухшей, изъеденной москитами руке.