Текст книги "Когда закончится война (СИ)"

Автор книги: Мария Щербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Возвращаюсь на свое место. Понимаю, что Тихон прав. Надо искать другой способ решения этой проблемы. С другой стороны, меня больно кольнул его тон, с каким он мне об этом говорил.

– Ну хорошо. Тогда тебе придется меня терпеть.

Тихон фыркает и отводит глаза.

– А этот автомат... – начинаю я, озаренная внезапной мыслью. – Он тебе нужен для борьбы с немцами? Но ты хоть понимаешь, что ты один, а их десятки! Их не меньше двадцати...

– Я не собираюсь их всех убивать, – хмуро отвечает мальчишка. – Оружие мне нужно для того, чтобы защищаться.

Сижу и смотрю на него с непониманием.

– Защищаться? – переспрашиваю я. – Но ведь... Да они расстреляют тебя прежде, чем ты его достанешь!

Тихон молчит.

– А если они его найдут? – не унимаюсь я. – Что тогда будет? Они же расстреляют и тебя и меня и Веру с Лилей и даже Любу!

– Замолчи, – вновь ощетинивается мальчишка. – До тебя его пока никто не нашел!

– Но я ведь нашла!

– А я уже сказал, что твоя суперспособность находить проблемы до хорошего не доводит!

– Это тут не причем.

– Еще как причем! Да ты все, что угодно найдешь. От тебя ничего не скрыть...

– Раз нашла, значит, плохо спрятал.

Тихон замолчал. Одно из двух: или я его убедила, или, что более вероятно, ему надоело со мной спорить. Мальчишка смотрит на меня ангельскими глазами и больше не пытается ввязаться в спор. Не удерживаюсь и показываю ему язык.

На Тихона это производит большое впечатление. Он застывает с открытым ртом и удивленными глазами. И я не могу удержаться от смеха. В следующий миг в меня уже летит подушка. Увернувшись от нее, от неожиданности я падаю на пол, хватаясь за одеяло и тоже стаскивая его с кровати. Теперь уже Тихон смеется, глядя на меня.

Встаю и обиженно заявляю:

– Удар в спину – это подло.

Отсмеявшись, мальчишка подает мне руку.

– Ладно. Прости, не удержался.

Эта ситуация совершенно неожиданно напомнила мне Феликса. Вернее, не его самого, а те посиделки на его даче. Тогда мы тоже кидались подушками, и нам вдвоем было так легко и весело... А теперь он далеко. Неизмеримо далеко. В другом мире.

При воспоминании о Феликсе мне вновь стало грустно. Желание смеяться пропало. Сажусь на кровать, возвращаю на место подушку.

– Да ладно тебе, – удивленно говорит Тихон. – Я же просто пошутил.....

Оборачиваюсь на него. С недоумением смотрю на его растерянное лицо, не понимая, о чем он говорит.

– Да я не из-за этого, – отмахиваюсь рукой, когда до меня доходит.

Мальчишка минуту смотрит на меня, после чего говорит:

– Кать, ты не переживай. Найдем мы способ тебя домой отправить.

Тихон замолкает, с задумчивым видом глядя на меня. Я поднимаю одну бровь, как бы требуя окончания фразы. Поняв мой намек, мальчишка продолжает:

– Не знаю, как.

Опускаю голову, чтобы мальчишка не мог разглядеть слезы на моих глазах. Незаметно смахиваю соленые капли и вздыхаю. Ладно, об этом подумаем потом. А сейчас надо наконец-то рассказать про того незнакомца.

– Тихон, – начинаю я, но тут же запинаюсь. Как лучше подобрать слова, чтобы это звучало как можно убедительнее?..

– Чего?

Вздыхаю и начинаю быстро говорить. Рассказываю ему про все: о том, как баба Нюта попросила меня помочь ей, о том, как я встретилась в ее доме с тем мужчиной, о моих неосторожных словах и последующих после них событиях и, наконец, о случае, произошедшем вчера. Мальчишка внимательно меня слушает. Даже не перебивает и не кривит в насмешке губы. Когда я замолкаю, он неуверенно отвечает:

– Да ну... Совпадения все это. Григорий человек надежный. Он всегда всем поможет. Его что ни попроси – все сделает. И вежливый, и руки у него золотые. Вон, с теткиной печью возится...

– Я бы ему так не доверяла, – ворчу я себе под нос, искоса глядя на мальчишку. – Вот ты ведь даже не знаешь, на что этот твой Григорий может быть способен. Я тебе говорю, что он шпион.

– Фу ты, – цокает языком Тихон. – Опять ты за свое. Не такой он человек, как Генка...

Молчу, насупившись. Складываю руки на груди и стараюсь не смотреть в сторону мальчишки.

– И что он, прям все время таким хорошим был?

– Всю, не всю – не знаю. Он здесь только с сорок второго живет.

– Ага! – торжествующе вскидываюсь я. – Вот и доказательство! Немцы его как раз сюда и послали, чтобы обстановку выведать! Он говорил, откуда сам?..

– Тут и говорить не надо, – огрызается разозленный Тихон. – Его мать еле спасла. Если бы неона, Григорий бы умер!

– А баба Нюта была бы жива, – отбиваю я удар.

Тихон недовольно косится на меня, но молчит.

– Поживем – увидим. Спасибо, конечно, что поделилась своими подозрениями, но больше не лезь в это дело.

Поджимаю губы и отворачиваюсь орт мальчишки. Мой взгляд скользит по комнате и останавливается на тайнике.

– А, кстати, – задаю я очень интересующий меня вопрос. – Откуда у тебя автомат?

– Нашел, – коротко отвечает мальчишка.

Недоверчиво скашиваю глаза в его сторону.

– Правда нашел, – говорит он, натыкаясь на мой взгляд. – Я, когда в прошлый раз с партизанами в лесу был, обратно стал возвращаться. Иду, значит, а он там, на земле, лежит. Ну, я его и подобрал.

Киваю. Нашел, подобрал. Все понятно. Неясно только одно:

– И что ты с ним делать собираешься?

– Фу ты, – раздосадовано хлопает ладонями по коленкам Тихон. – Я же тебе уже говорил. На всякий случай.

– И что, сможешь убить из него кого-нибудь?

Тихон замолчал. Глядит на меня, прищурившись, и словно размышляет о чем-то.

– Нет, – наконец, тихо говорит мальчишка. – Убить не смогу... Я не хочу становиться убийцей. Хотя, знаешь, – Тихон вдруг широко раскрывает глаза и глядит на меня теперь уже с откровенной грустью. – Война никого прежним не оставит.

Снова киваю, делая вид, что его ответ меня удовлетворил.

– А кто такой Павел? – вдруг спрашиваю я, вспомнив, что это имя при мне уже упоминалось несколько раз.

Мальчишка смотрит на меня с насмешкой. Наверно, его забавляет мой перескок от одной мысли к другой.

– Павел – муж моей тетки. А Любка – его дочь. Он, Павел, тоже в партизанах. И не абы кто. Главный. В его отряде человек семь-восемь, точно не помню, – довольно резко объясняет он мне. Наверно, все еще злится. Потом Тихон замолкает, но через секунду снова продолжает говорить, уже мягче. – Недавно Лиле письмо от него пришло. Вернее, не от него, а от его товарища. Он сообщал, что Павла ранило. Серьезно, но не смертельно. Ой, что было... Тетка моя так разволновалась, что в обморок грохнулась. Потом неделю болела.

Тихон замолкает и кидает быстрый взгляд на окно.

– А баба Нюта ваша родственница?

– Нам с Веркой нет, – отвечает мальчишка. – А Любке – прабабка была. Павел ее внук.

Тихон молчит, глядя себе под ноги. А потом вдруг резко поднимает голову и, глядя мне прямо в глаза, строго произносит:

– Обещай мне, что не будешь больше следить за Григорием. Так, на всякий случай... И от дома одна далеко не отходи. Увижу тебя где-нибудь на улице Листеневки – будешь дышать воздухом через форточку. Ты меня поняла?

Внезапно я снова оказываюсь дома. И в эту минуту мне кажется, что передо мной сидит мой отец. Как будто он злится на меня за очередную мою объяснительную и в наказание запрещает гулять.

Улыбаюсь этой своей мысли. Сейчас и эта мелочь кажется самой желанной. Как жаль, что люди не ценят того, что имеют.

– Куда ж я денусь, – говорю я с улыбкой. – Я к тебе привыкла.

От этих моих слов Тихон аж поперхнулся. Мальчишка закашлялся и чуть не упал с кровати.

А я сижу и улыбаюсь, как ненормальная. Улыбка расползлась по лицу от уха до уха, и мне никак не удается ее подавить.

– Ты чего? – оторопело спрашивает меня Тихон.

– Не знаю, – честно отвечаю я.

Потом хватаю подушку и совершенно неожиданно для самой себя запускаю ее в мальчишку. Теперь он не успевает понять, в чем дело, и вместе с подушкой падает на пол.

Смеюсь, глядя на его попытки подняться. Подаю ему руку. Тихон крепко сжимает мою ладонь и вдруг тянет меня на себя. Теряю равновесие и падаю на него, придавив мальчишку своим весом.

Теперь мы смеемся оба, лежа на полу. Наверно, это коллективное помешательство. Но я согласна даже на такой диагноз. Сейчас мне очень хорошо вот так лежать на полу и смеяться во весь голос. Мне давно не было так легко. Я словно попала в детство.

Тихон кидает тревожный взгляд куда-то в угол. Смотрю в ту же сторону и понимаю, что он хочет убедиться в том, что тайник закрыт, а автомат надежно спрятан.

Перестаю смеяться и поднимаюсь с пола. Одного воспоминания о том, что где-то совсем рядом бродит Смерть, хватает для того, чтобы чувство беспечности вмиг угасло. И это недавнее беспричинное веселье кажется чем-то чужим, инородным.

Перевожу взгляд на Тихона. Он стоит, насупившись, и даже не глядит в мою сторону.

– Ну ладно, – тоже говорит Тихон. – Спокойной ночи.

Обходит меня и, по-прежнему не глядя мне в лицо, уходит.

– Спокойной ночи, – кричу я ему вслед.

За ним закрывается дверь, и я остаюсь одна в полутемной комнате. Только сейчас я замечаю, что солнце давно село, и в комнате полумрак.

Четырнадцатая глава

Утро было серым и очень холодным. Вот-вот начнется дождь. Я сижу на подоконнике и гляжу в окно, думая о том, как быстро изменилась погода. Еще совсем недавно было ясно, а теперь все небо затянуто тучами.

Скука страшная. Я одна в пустом доме. Лиля еще с утра ушла с девочками к какой-то соседке, а Тихон колет дрова на заднем дворе.

У меня даже нет никакого желания выйти на улицу. Дождь моросит как-то по-осеннему. И от этого становится очень неуютно.

Откидываю голову назад, прислоняясь виском к стеклу. От моего дыхания оно слегка запотело.

Кидаю взгляд на часы, стоящие на комоде. А ведь мне уже шестнадцать. Так странно, еще минуту назад было пятнадцать, а теперь я уже совсем взрослая...

Радости это открытие отчего-то не принесло. Перебираю в уме все привилегии, которые получают люди с шестнадцатилетним возрастом и ничего, кроме добавившейся ответственности, не нахожу.

Да уж, я так говорю, будто раньше была супер ответственным человеком... Зато теперь в кино на 16+ пустят.

Вспоминаю, как мы с Феликсом пытались осенью пробраться на закрытый сеанс. Ему билет продали без проблем, а меня пускать в кинозал никак не хотели. Рост всегда играл не в мою пользу...

День рождения – самый странный день в году. Его всегда ждешь, дни считаешь. А, лишь стоит ему наступить, и праздничного настроения как не бывало. День рождения. И ничего в нем особенного нет. Зато всегда, когда его ждешь (особенно, когда ждешь долго), возникает тягучее приятное чувство, что что-то обязательно произойдет. Вот наступит этот, по сути, совершенно обычный день, и случится что-то волшебное, из ряда вон выходящее!.. А день рождения приходит и проходит. И ничего не меняется.

Сползаю с подоконника и выхожу из комнаты. Нахожу на крючке длинную куртку и натягиваю ее на себя, спасаясь от холода. Если в доме мерзнет нос, то на улице он вообще отвалится от колючего ветра.

Ох, не так я мечтала отпраздновать шестнадцатилетие!.. Интересно, Феликс обо мне хотя бы вспоминает?

Обхожу дом вокруг и замечаю Тихона. Он в тонкой рубашке, да и то закатал рукава. И как ему только не холодно?

– Привет.

Мальчишка вздрагивает и поворачивается ко мне.

– Привет, – сухо здоровается со мной мальчишка и снова отворачивается от меня.

Хмыкаю и присаживаюсь рядом с ним на связку дров.

– Скучно...

Тихон окидывает меня хмурым взглядом и еще суровее произносит:

– Ну, я уж и не знаю, что тебе сказать... Можешь пойти пол подмести.

Не сдержавшись, фыркаю.

– Ой, я совсем забыл... – видимо, Тихон сегодня встал не с той ноги. – Тебя же, принцессу нашу, развлекать еще надо...

– Те чего злой-то такой?

В ответ – угрюмое молчание.

Складываю руки на груди и отворачиваюсь от него. Неужели мне теперь придется торчать здесь постоянно? Мне ведь даже запретили гулять на улице...

– Это несправедливо...

– Что несправедливо? – мальчишка отрывается от своего занятия и поднимает на меня голову.

– Обращаетесь вы со мной несправедливо. Я здесь как в тюрьме...

– Отлично! – вскидывается Тихон. – Ну что ж, тебя здесь никто не держит – иди, гуляй! И если тебя прихлопнут где-нибудь по дороге, уже не обессудь. Я за чужих детей ответственности не несу.

– Ах – за детей? Я, по-твоему, ребенок?

– А что, взрослая?

В бессильной ярости топаю ногой. А Тихон невозмутимо продолжает колоть дрова.

– Ну, конечно! – меня уже невозможно остановить. – Все, что я говорю – глупости. Все, что я делаю – бессмысленно. А теперь я еще и ребенок? Да сколько же можно меня притеснять?

– Знаешь-ка что, – не выдерживает мальчишка. – Если мы все тут для тебя такие плохие, иди и поищи кого-нибудь получше.

Вскакиваю и, тыча пальцем ему в лицо, выпаливаю:

– И найду!

Затем яростно пинаю валяющееся на земле полено и, впечатывая каждый свой шаг в землю, ухожу.

Выхожу на проселочную дорогу и быстро продвигаюсь вдоль домов, засунув руки в карманы. Не знаю, чего я хотела этим добиться, но теперь возвращаться назад – выше моего достоинства. Если я сразу же вернусь домой, Тихон возомнит себя главным, и так и будет командовать мною. Нет, такого удовольствия я ему не доставлю... Вот погуляю часок, а потом вернусь.

Злость утихает, и я уже начинаю жалеть, что не сдержала себя вовремя. Эта моя ссора с Тихоном теперь очень напоминает мне ту мою ссору с Феликсом. А ведь после нее все и произошло. Значит, и сейчас ничего хорошего ожидать не придется.

– Эй!

Вздрагиваю и оборачиваюсь. Прямо ко мне спешит длинная фигура Генки. Рыжий подходит ко мне почти вплотную и усмехается:

– Гуляешь?

Обхожу парня и, игнорируя его вопрос, молча иду дальше.

– А компанию тебе составить можно?

Вздыхаю, пытаясь придумать такой ответ, чтобы не рассердить рыжего, но дать ему понять, что ко мне лучше не приставать. Однако в открытую нагрубить ему я боюсь. Опыт общения с ним подсказал, что Генка в гневе опасен.

– Воздержусь, – хмуро бросаю я и ускоряю шаг.

Куда я иду и зачем – непонятно. Только после той ссоры с Тихоном очень не хочется возвращаться назад.

– Да ладно тебе... – неожиданно тянет Генка. – Обиделась на меня, что ли? Я же извиниться хотел...

Мои брови в удивлении взлетают вверх. Генка – извиниться? Не верю.

– Тогда ладно, – улыбаюсь я, решив подыграть его игре.

Отмечаю, что на лице Генки тут же проскользнуло заметное облегчение.

– Значит, друзья?

Смотрю на протянутую мне ладонь с едва заметной брезгливостью. Друзья – громко сказано. Тем более для Генки. Но слишком уж сильно мне хочется узнать, что же ему от меня нужно.

– Друзья, – выдавливаю я из себя и пожимаю длинную Генкину ладонь.

Парень расплывается в улыбке и, вконец осмелев, в наглую спрашивает:

– Ну, теперь давай рассказывай. Кто ты, откуда. А то мы с тобой теперь друзья, а я о тебе совсем ничего не знаю.

Усмехаюсь про себя. Так я и знала. Ему же просто нужно выведать все обо мне. Может, интересно, а может, немцы приказали. Это и неудивительно. Странная неизвестно откуда взявшаяся девчонка.

...Так значит, он хочет что-то узнать обо мне? Хорошо.

– Ну, вряд ли я поведаю тебе что-нибудь интересное, – наигранно-застенчиво начинаю я. – Семьи у меня нет, а может быть, есть. Я не помню.

– Как – не помнишь? – Генка бледнеет. – Совсем?..

– Во-обще ничего не помню, – сокрушительно вздыхаю я и качаю головой. Для пущей убедительности смотрю рыжему прямо в глаза и то и дело горестно вздыхаю. Теперь мне и самой уже себя жалко.

Впрочем, сейчас пожалеть надо скорее Генку, чем меня. Парень стоит, ссутулившись, и смотрит на меня с откровенным разочарованием. – Это плохо, – глухо говорит он, а потом с надеждой добавляет: – Ну, может, все-таки что-нибудь помнишь?

– Не-а, не помню.

– Жаль...

Внимательно слежу за изменениями на лице Генки. Его лицо то бледнеет, то вновь покрывается красными пятнами. Шея тоже краснеет, а уши даже принимают лиловый оттенок. Все это указывает мне на то, что внутри парня идет ожесточенная борьба.

– Ладно, – вдруг упавшим голосом произносит Генка и поднимает на меня глаза. Его взгляд встречается с моим, и я замечаю проскользнувшее в глубине его зрачков чувство обреченности. – Ладно, поздно уже. Ты только не сердись на меня, хорошо?

Я вконец теряюсь. С чего бы это такая перемена?

– Все, пропал я... Совсем пропал. И не изменить уже ничего...

Генкин голос звучит глухо и отрешенно. Может быть, это новый способ вызвать меня на откровения – надавить на жалость?

Парень, очевидно, замечает мое удивление. Потому что вдруг начинает говорить. Слова его звучат горько и виновато:

– Мне приказали узнать о тебе все. Ты знаешь, немцы все голову ломали, с какого неба ты свалилась. Конечно, я этому поспособствовал. Угодить хотел, наплел им всякого про тебя... Эх. Так вот они мне и сказали, что, если я о тебе ничего не узнаю до сегодняшнего дня, меня ликвидируют. Вот и все!

Генка усмехается, глядя на меня с каким-то странным выражением лица.

– Ну, в общем, ладно. Все равно уже ничего изменить нельзя...

– Скажи, – слова застревают у меня в горле, но все-таки вырываются наружу. – Скажи мне, Григорий на них работает? Как ты?

Генка морщится от моих последних слов.

– 'Как я'... Да я по сравнению с ним невинная овечка. Григорий! Он вообще шпион немецкий, всегда на них работал... Они хотели тут базу свою построить, поэтому его сюда послали, – парень замолкает на секунду, отрешенно глядя куда-то мимо меня. – Я и сам узнал об этом совсем недавно. Чистая работа! Можно сказать, профессиональная... А я-то дурак, думал, мне ничего не будет! Думал, что, раз я немцам помогал, меня и не тронут. Эх...

Генка обреченно машет рукой и затихает.

Я была права. Права в том, что Григорий работает на фашистов. Ну почему же Тихон мне не поверил?..

– Слушай меня внимательно, – Генка вдруг наклоняется к моему уху и горячо шепчет: – Тебе нельзя здесь больше быть. Тебя убить хотят. Я слышал, Григорий все настаивал. Мне нельзя было тебе говорить этого, конечно...

– А зачем же ты мне все рассказал?

Генка жмется, будто боится чего-то. А потом печально усмехается и тихо выговаривает:

– Не хотел, чтобы ты меня негодяем запомнила. Ты понимаешь, когда знаешь, что скоро умрешь – все другим видится.

Мы идем дальше. Я судорожно пытаюсь придумать подходящий предлог, чтобы сбежать от новообретенного 'друга'. Мне, без сомнения, Генку немного жаль, но все-таки его общество меня слегка напрягает. Но повод предоставляется сам собой.

– Ну ладно, быстро говорит Генка, глядя куда-то за мою спину. – Пошел я. Пора мне... Пока.

Киваю ему на прощание, еле сдерживая радость. Но то, что я увидела в следующую секунду, сразу же стирает улыбку с моего лица. Прямо перед собой я вижу целый отряд немцев. Их больше пятнадцати, и все они движутся в мою сторону.

Генка тем временем по-тихому улизнул. Что ж, мне тут тоже делать больше нечего. Отступаю к плотно прижатым друг к другу домам и пытаюсь спрятаться от глаз фашистов.

Обхожу дом вокруг и нахожу укромное местечко за старой яблоней. Прячусь за ней, аккуратно выглядывая наружу.

Мои глаза тут же отыскивают рыжую шевелюру. Генка разговаривает с одним из фрицев, с тем самым косым, с коим мне довелось общаться. По лицу немца видно, что он очень недоволен чем-то. А Генка... Страшно даже смотреть на него. Его лицо выражает такой неописуемый ужас, что самому поневоле становится страшно.

Вжимаюсь в ствол яблони и молюсь про себя, чтобы меня не заметили. Мимо как раз проходят двое мужчин. Они переговариваются на немецком.

Выглядываю из-за дерева и в одном из них узнаю все того же Григория. Я так и знала, что была права. Я не могла ошибиться!

Его спутник что-то быстро говорит мужчине, а потом указывает рукой на Генку и делает выразительный жест рукой, показывая, что как бы перерезает себе горло. И я понимаю, что Генка им больше не нужен. Парня надо убрать. Он мешает.

Ужасаюсь, глядя на этих мужчин. Как же они могут так запросто решать, кого убить, а кого оставить в живых?..

Не дыша, с закрытыми глазами стою под деревом. Лишь бы меня не заметили...

Все время слышу какие-то непонятные фразы. Вокруг стоит какой-то гул, как в пчелином улье. И из этих однообразных звуков яркой вспышкой отпечатывается ломаное имя: 'Катья'...

Вздрагиваю и всем телом еще сильнее прижимаюсь к яблоне. Вот и все. Я им надоела, меня тоже 'уберут' из игры.

Открываю зажмуренные от ужаса глаза и вижу пробирающегося через заросший огород рыжего парня. Неужели Генку так просто отпустили? Или они еще не заметили его исчезновения?..

Думать поздно. Спохватятся – начнут искать. Генку не найдут, а меня запросто. Пора уходить отсюда.

Страшно. Делаю шаг и тут же замираю. Немцы совсем рядом, заметить меня проще простого. Но, тем не менее, дольше прятаться здесь еще опаснее. Срываюсь с места и бегу в лес. На бегу оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Генкой, который стоит у какого-то пустого дома, прислонившись спиной к стене. Он смотрит на меня с испугом. А потом прикладывает палец к губам.

Отворачиваюсь от Генки. Не знаю, что он хотел показать этим жестом. Может, он просил не выдавать его. А может, наоборот – хотел сказать, что не выдаст меня. Не все ли равно? Сейчас главное – унести отсюда ноги, и поскорее.

***

Бреду по лесу, то и дело оглядываясь назад. Я не стала углубляться в лес, но выйти из-под защитной кроны деревьев все еще страшно. Немцы так и шастают в округе, есть риск напороться на какого-нибудь фашиста.

Листеневка совсем рядом. Сквозь редкие деревья я различаю вдали дома. Лес дарит мне чувство защищенности, ведь отсюда я смогу увидеть, если ко мне кто-то начнет приближаться. Но только куда же мне теперь идти?

Неужели они правда хотят меня убить? Вполне вероятно. Я же четко слышала свое имя.

Обхватываю себя руками, пытаясь спрятаться от холода. Ветер пробирает до костей, а куртка слишком велика, и под ней гуляет ветер. Так и заболеть недолго.

А интересно, если я умру здесь, то я умру по-настоящему? Или нет? Не знаю. Но проверять не хочу.

Прыгаю на месте, согреваясь и одновременно стараясь вытрясти из головы эти мысли. Вот что-что, а опускать руки я не собираюсь. Вот подожду еще немного и выйду из леса. Главное – незаметно добраться до дома, а уж там я расскажу все Тихону, и он подскажет мне, как дальше быть.

Иду по тропинке, засунув руки в карманы. Несмотря на то, что я изо всех сил пытаюсь не думать о том разговоре, странный незнакомец и его спутник так и лезут мне в голову. Перед глазами встает испуганное Генкино лицо, и я понимаю, что мне все-таки будет жаль, если его убьют. Хоть он и негодяй, каких поискать, а все-таки такой же человек, как и я.

'За что боролся – на то и напоролся', – проскальзывает невеселая мысль, и я горько усмехаюсь. Теперь, если останется жив, это ему урок на всю жизнь.

– Катя!

Я буквально подпрыгиваю на месте от неожиданности и резко оборачиваюсь. Вопреки всем моим страхам, перед собой я вижу всего лишь Тихона. Он смотрит на меня с облегчением и какой-то неизъяснимой радостью. Странно, мне казалось, что он на меня злится.

– Господи, как же хорошо, что я тебя нашел! – мальчишка пытается отдышаться. Упирается локтем о ствол дерева, а другой рукой вытирает с лица пот.

– Это даже очень хорошо, – подтверждаю я его слова кивком головы. – Но только скажи мне, зачем ты бежал, как гончая?..

Смеряю его долгим взглядом и скептически хмыкаю. Тихон действительно выглядит так, словно только что пробежал марафон. Только что язык не высунул.

– Пойдем скорее, – он хватает меня за край куртки и тащит куда-то в сторону.

– Куда ты? – пытаюсь вырваться, но бесполезно. Его цепкие пальцы сжали куртку мертвой хваткой.

– Надо сейчас же спрятать автомат, – взгляд Тихона быстро скользит вокруг. – Немцы все село перероют. Ищут что-то... Или кого-то...

– Откуда ты узнал?

– А ты что, сама не видишь? Вон их сколько поналетело... Как пчелы на мед, ей-Богу!

В удивлении гляжу на мальчишку. Тот выглядит вполне серьезно, лишь приподнят уголок губ. Он усмехается и с какой-то непередаваемой интонацией произносит:

– Тоже мне... Устроили обыск. Катя, давай быстрее...

Внимательно гляжу в лицо Тихона. Мальчишка ускоряется, по-прежнему не выпуская меня. Его шаг гораздо шире моего, поэтому мне приходится подстраиваться под мальчишку. Это плохо у меня получается, и в результате я все-таки падаю. Тихон подбирает меня и ставит на ноги. И снова спешит дальше.

– Ну и куда мы идем? – наконец не выдерживаю я. – Я устала!

Останавливаюсь и складываю руки на груди, показывая этим, что идти дальше я не намерена.

– Ну, быстрее... Пойдем же. Я тебе уже объяснял, что...

Тихон запинается и замирает.

– Ты чего? – спрашиваю я.

– Ты слышала, ветка хрустнула?

Отрицательно качаю головой.

– Наверно, показалось, – спустя какое-то время, говорит Тихон, и снова тянет меня за руку вперед.

И тут я понимаю, что ему не показалось. Сзади раздается какой-то шорох, и прямо на нас из кустов вываливается Генка.

– Катя!

Тихон останавливается, как вкопанный. Вижу, как напряглось его лицо.

– Быстрее, убегайте куда-нибудь. Только назад не возвращайтесь!

– Почему это? – Тихон с подозрением разглядывает рыжего, по-прежнему не выпуская моей руки.

– Он... за ней... идет. Мне надо было сразу сказать все, сразу... А теперь я погиб! – Генка хватается за волосы, отрешенно глядя на Тихона.

– Фу ты, да ты можешь сказать нормально? Кто идет? За кем?

– За мной... И за Катькой твоей.

Кажется, я побледнела. Мальчишка смотрит на меня взволнованно и слегка недоуменно.

– Григорий меня убьет. Немцы приказали... И его, – киваю в сторону Генки. – Он не справился со своими обязанностями, ведь так?

Я все-таки съехидничала. Казалось бы, в сложившейся ситуации подколам не место. Мои слова показались бы обычными, если бы не тон, каким я их произнесла. Моя фраза прозвучала как бы в насмешку над Генкой, отчего его лицо вытянулось, а руки опустились. Эх, скоро, совсем скоро мой язык успокоится...

Тихон переводит взгляд с Генки на меня и обратно. По его напряженному лицу понятно, что он лихорадочно соображает, что теперь делать.

А я, кажется, начинаю паниковать.

– Тихон, – начинаю теребить его за рукав рубашки. – Пойдем уже отсюда поскорее...

– Поздно, – глухим голосом перебивает меня Генка.

Перевожу на него взгляд и холодею от ужаса. Между деревьями я вижу Григория. Его лицо не выражает никаких эмоций. И только глаза блестят каким-то странным огнем. Как будто в предвкушении чего-то интересного.

– Эх, дети, – говорит он и улыбается. Нет, даже не улыбается. Его лицо искажает какая-то страшная гримаса.

Несколько секунд вглядываюсь в это лицо, пока не замечаю пистолет в руке мужчины. Вот он направляет оружие в сторону Генки, и я понимаю, что сейчас произойдет, но слишком поздно. Последнее, что я вижу, прежде чем раздается выстрел – неподвижное Генкино лицо, кажущееся в контрасте с рыжими волосами совсем белым. Зажмуриваюсь от страха и отступаю на шаг назад. Плечом чувствую, как Тихон метнулся в сторону мужчины, но скорее всего, по инерции. Генке уже не поможешь...

Раздается душераздирающий вопль, и через несколько секунд я слышу глухой удар чего-то тяжелого. Это Генка повалился на землю. Его все-таки убили...

До последнего какая-то часть моего сознания не хотела верить в его слова. В моей голове до этой самой минуты не укладывалось то, что его на самом деле могут 'ликвидировать'. А теперь где-то рядом со мной валяется его мертвое тело. Меня передергивает от ужаса, и слегка подкашиваются ноги. Теперь я с другой стороны гляжу на его откровения со мной. И эти его слова кажутся исповедью перед смертью. Он понял, что бороться с ними бесполезно. Как это страшно наверно – ждать свою смерть...

– Тихон, – непослушными от страха пальцами я цепляюсь за плечо мальчишки, но меня тут же отрывают от него.

Кто-то хватает меня сзади за капюшон куртки и тащит назад. Пытаюсь вырваться, наугад рассекая руками воздух за своей спиной. Краем глаза вижу, что Тихон рванулся мне на помощь, но тут же замер. Его взгляд остановился на чем-то, по-видимому, очень страшном.

Меня, словно тряпичную куклу, кидают куда-то в сторону, и я, ударившись спиной о ствол дерева, сползаю вниз.

Тут же мой взгляд упирается в сверкающее бликами дуло пистолета.

Пытаюсь подняться, но пистолет тут же почти утыкается мне в лицо. Послушно сажусь обратно на траву, с ненавистью глядя на мужчину.

Осторожно выглядываю из-за плеча Григория. Тихон стоит, и в ужасе смотрит на направленное на меня оружие.

Ну вот и конец. Смотрю на бесстрастное и, я бы даже сказала, спокойное лицо врага. Григорий взводит курок и вот-вот нажмет на спусковой крючок.

Ирония судьбы – умереть в свой день рождения.

Гремит выстрел, и я зажмуриваю глаза, ожидая боли. Ничего не происходит. Тогда я открываю глаза и вижу, как мужчина передо мной медленно опускает руку, с удивлением и страхом глядя на меня. Пистолет выпадает из его ладони и с глухим стуком падает на землю. И тут же рядом со своим оружием на нее валится сам Григорий.

В недоумении поднимаю глаза и вижу Тихона с автоматом в руках. Мальчишка стоит и с ужасом смотрит на мертвое тело у моих ног.

– Тихон, – тихо окликаю я его, все еще находясь в состоянии шока. – Ты...

Не успеваю договорить. Прямо на моих глазах мальчишка приваливается спиной к дереву. Автомат выпадает из его рук, а сам он тяжело опускается на землю.

– Тихон! – кричу я вне себя от страха.

Со второй попытки поднимаюсь на ноги – тело плохо меня слушается – и подбегаю к нему. Он сидит на траве, спрятав лицо в ладонях. В ужасе падаю перед ним на колени и хватаю его за запястья.

– Тихон, ты меня слышишь? – в исступлении бормочу я, пытаясь оторвать его ладони от лица. – Ты слышишь меня?!

Мальчишка поднимает на меня взгляд и смотрит так, будто бы не узнает. Его глаза посерели, зрачки расширились от ужаса, и сам он весь дрожит.

– Тиша, – шепчу я. -Да что же с тобой?

Я трясу его за плечо, пытаясь растормошить.

Осознаю, что меня бьет истерика. По щекам одна за одной катятся слезы. Тихон смотрит на мое лицо стеклянным взглядом. Наткнувшись на мои слезы, замирает. В его глазах мелькает осмысление. А моя истерика, кажется, приводит его в чувство.

– Я убил человека, – глухим голосом говорит он, глядя прямо мне в глаза.

Смотрю на него и начинаю потихоньку успокаиваться.

– Ты меня спас, глупый! – восклицаю я, крепко сжимая в своей руке воротник его куртки. – Если бы ты не выстрелил, он бы меня убил...

Поднимаю на него глаза и понимаю, что он пришел в себя. Все еще очень бледный, и руки дрожат, но взгляд у него уже не такой стеклянный, как несколько минут назад.

Вскакиваю на ноги и быстро оглядываюсь вокруг. Совсем рядом, у моих ног, лежит мертвое тело Григория, а чуть подальше – Генка... Его стеклянные глаза смотрят в небо, и на лице застыл немой ужас.