Текст книги "Жизнь Ленина"
Автор книги: Мария Прилежаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Брёвна были тяжёлые. Таскали одно бревно вшестером. Скоро курсанты заметили: Владимир Ильич всё старается с толстого конца бревно захватить.
– Не годится так, – решили курсанты. – Надорвётся Владимир Ильич.
– Товарищ Ленин, – сказал один, – не можем мы, товарищ Ленин, чтобы вы тяжести такие таскали!
– Вы же таскаете. А мне отчего нельзя? – возразил Владимир Ильич.
И спокойно к следующему бревну пошагал.
– Ступайте лучше, Владимир Ильич. Мы без вас здесь управимся, поспевая за ним, уговаривал курсант.
– Нет уж, нет уж, не выпроваживайте. Всё равно не уйду.
– Да ведь вам пятьдесят годиков стукнуло, Владимир Ильич!
Выпалил такое курсант и смутился. Уж очень попросту они держатся с Лениным, будто с ровесником, своим братом, рабочим парнем.
Владимир Ильич обернулся, погрозил пальцем, смеясь:
– Если я вас старше, молодой человек, так извольте со мной не спорить.
Вспомнился Владимиру Ильичу другой май, когда они с Надеждой Константиновной были в Шушенской ссылке. Ещё были там ссыльные – финн Оскар Энгберг и поляк Ян Проминский. Втайне от урядников соорудили они красный флажок и Первого мая собрались на лугу. Пели:
День настал весёлый мая,
Прочь с дороги, горя тень!
Песнь раздайся удалая!
Забастуем в этот день!
И мечтали там, в ссылке, о будущем...
Вот оно, будущее. Народ свободный, трудится для себя. Красная Армия на фронтах перешла в наступление. Скоро разобьём интервентов и контрреволюцию, вышвырнем вон навсегда.
...Владимир Ильич вернулся с субботника в мокрой от пота рубашке. У одного штиблета оторвалась подошва.
– На тебя обуви не напасёшься, – сказала Надежда Константиновна.
И пошла доставать Владимиру Ильичу свежее бельё. А он, усталый и довольный, мылся в кухне под краном, отфыркивался, мотал головой, брызги летели в стороны.
Потом Надежда Константиновна приколола Владимиру Ильичу к пиджаку красную ленточку, и он поехал на Театральную площадь на закладку памятника Карлу Марксу и сказал там революционную речь. И ещё в этот день закладывали памятник "Освобождённому труду", Владимир Ильич и там речь говорил.
А вечером выступил на митингах в одном, втором, третьем районе. И поехал в рабочий дворец. В этот день Первого мая 1920 года в Москве открывался рабочий дворец.
Владимир Ильич радовался сегодняшней согласной работе на Всероссийском субботнике. Новым памятникам радовался. Новой культуре.
Руки и ноги гудели у Владимира Ильича от усталости. И было хорошо-хорошо.
КОМСОМОЛИЯ
Всем известно, что комсомольцы – смелые ребята, передовые ребята. Надо партии для пользы народа послать на опасное дело бесстрашных людей – кто впереди? Всегда комсомольцы.
Небывалые дороги надо прокладывать – кто откликнется по первому зову? Комсомольцы. Война – комсомольцы не дрогнут.
Тысячи подвигов совершили комсомольцы на гражданской войне. Тысячи поросших травой и цветами комсомольских могил в сибирских землях, на Украине, в Крыму и Поволжье, под Курском и Питером. Тысячи комсомольских героев...
Владимир Ильич отложил карандаш. Листок бумаги на столе исписан тонким высоким почерком. Ленин набрасывал план выступления.
Сегодня он выступает на III съезде комсомола. А всего Российскому комсомолу от роду два года. Интересно было Владимиру Ильичу думать о комсомольцах. Задиристые, упорные! Дети рабочего класса и бедных крестьян. Мы сделали революцию, думал Владимир Ильич, а достроить коммунистическое общество как надо едва ли успеем. Молодое поколение будет достраивать. Вы, комсомольцы, в первую очередь!
Тем временем комсомольские делегаты собирались на съезд. Прямо с субботника. Всё утро разгружали на вокзалах товарные платформы, складывали в поленницы на складах дрова, наводили порядок на улицах. Прихорашивали Москву.
Был холодный день 2 октября 1920 года. Небо серое. Вдруг налетит ветер, и туча жёлтых листьев взовьется с ветвей на бульваре, покружит в воздухе и опадёт на землю шуршащим дождём.
Комсомольцы радовались свежести утра, и сухому шороху листьев, и общей работе, от которой горели ладони. А главное, сейчас на съезде выступит Ленин!
Понятно, комсомольские делегаты со всех ног спешили к назначенному часу в дом № 6 на Малой Дмитровке. Теперь в этом доме Театр Ленинского комсомола. Тогда театра не было. Сцены не было. Вместо сцены некрашеные подмостки без занавеса. Длинный стол на подмостках и кафедра. Да плакаты и лозунги на красных полотнищах.
"Ты записался добровольцем? – спрашивал с одного плаката красноармеец в будёновке и властно указывал пальцем: – Ты?"
А многие комсомольцы как раз приехали с фронта. Ведь эти комсомольские делегаты из разных городов и деревень были не школьники. Кто грамоту знал, а кто и нет, кто и книжки ни разу в руках не держал. Зато они беспощадно громили на фронтах белогвардейские банды. Зато без страха отбирали у кулаков припрятанный хлеб. Зато готовы были в огонь и в воду за Советскую власть.
И сердца комсомольские с волнением выстукивали: сейчас будет Ленин. Услышим Ленина!
В ожидании они тесно сидели на скамьях, плечом к плечу, в шинелях и кожанках. Комсомольцам двадцатых годов особенно нравились чёрные кожанки, как у Свердлова. Шинель – тоже неплохая одежда, пропахшая потом и порохом боевая шинель. И папаха или будёновка с красной звездой.
"Что Ленин скажет?" – гадали делегаты. И ждали: скажет о войне. В бой позовёт, к геройству и подвигам. Красная Армия гнала беляков. Но ещё не кончилась гражданская война.
Смело мы в бой пойдём,
поднялось в одном конце зала. И загремело мощно и гулко:
За власть Советов.
И как один умрём
В борьбе за это!
Но вот всё примолкло. Начались выборы президиума, как всегда на собраниях. Стол для президиума был покрыт красным сукном. Товарищи заняли места. Два портрета висели на стене. Маркс и Энгельс внимательно и с приязнью глядели на комсомолию.
Вдруг раздалось восторженно:
– Ленин!
Комсомольцы вскочили, захлопали в ладоши. Ленина комсомольцы любили, гордились им.
Ленин снял пальто с чёрным бархатным воротничком и аккуратно положил на стул. Поздоровался за руку с товарищами, которые сидели в президиуме. И все его жесты, улыбка и всё, что он делал и как делал, – всё его поведение до того комсомольцам понравилось, так был он дорог и мил, что у многих этих боевых комсомольских ребят слёзы стояли в глазах от любви и какого-то необыкновенного счастья.
Ленин подошёл к краю подмостков, вынул из жилетного кармашка часы на цепочке, без крышки. Показал: кончайте, мол, хлопать, будем работать.
И ещё больше комсомольцам понравился.
И если бы он сказал: "Ребята! Все до единого, не медля минуты, на фронт!" – все, как один человек, ушли бы на фронт.
Но Ленин сказал другое. Сначала комсомольцев взяло смущение. Сначала не поняли.
Ленин не стоя говорил, а прохаживался по краю подмостков. Было тесно. Кто постарше из президиума, заняли места за столом. Стульев не хватало, члены президиума комсомольцы недолго думая уселись прямо на подмостки. Ленин осторожно шагал мимо них. И говорил.
О чём же? О том, что сейчас задача комсомольцев – учиться.
Поразились комсомольцы. Владимир Ильич видел удивление, растерянность на молодых, жадно внимающих лицах и старался как можно понятнее объяснить свою мысль. Скоро мы кончим гражданскую войну. Прогоним врага. А дальше? Начинать надо строить. Заводы, фабрики, тракторы, самолёты, машины. Электрифицировать надо страну. А что такое электричество, товарищи комсомольцы, вы знаете?
Надо знать, много знать!
Владимир Ильич толково и просто доказал комсомольцам, что без знаний невозможно построить коммунистическое общество.
Надо знать и трудиться. "Только в труде вместе с рабочими и крестьянами можно стать настоящими коммунистами". Владимир Ильич говорил, что учиться коммунизму – это значит каждый шаг своей жизни связывать с борьбой пролетариев против старого общества. И строить новое, коммунистическое.
МЕЧТЫ И ДЕЛА
В кабинете Владимира Ильича сидел знаменитый английский писатель Герберт Уэллс. Наверное, нет ни одного школьника, кто не читал бы книги Уэллса "Борьба миров", "Машина времени", "Человек-невидимка". Во всём мире прославились полные удивительной фантазии книги Уэллса!
Уэллс критиковал недостатки капиталистической жизни, увлекался наукой и техникой, и Владимиру Ильичу интересно было с ним познакомиться. Смеющимся взглядом Владимир Ильич поглядывал на довольно крупного и плечистого английского джентльмена с ровным пробором и короткими усиками. На нём был прекрасный костюм. Тугой воротничок ослепительно белой сорочки подпирал круглый бритый подбородок. Видно было, прославленный писатель не знавал, что такое нужда.
А советские люди жили голодно, холодно. Рубашки негде купить. Магазины пустые.
Герберт Уэллс рассказывал Владимиру Ильичу о своих впечатлениях. Он приехал из Англии две недели назад и без устали ходил петроградскими и московскими улицами. Приезжал на заводы. Больше половины заводов стояло. Молчали станки. Уэллс ехал в школы. Школьникам выдавали по ломтику хлеба на завтрак. А учебников не хватало. Учились по одной книжке втроём, вчетвером.
Уэллс наблюдал, расспрашивал, слушал. И был потрясён. Невыносимо тяжко Советской стране! Разруха, голод. Нет топлива. Нет освещения. Россия во мгле.
Так говорил Ленину Герберт Уэллс.
На лице Ленина постепенно угасала улыбка. Нет, он не сердился на знаменитого английского писателя. Ленин любил откровенный разговор. Что думаешь – выкладывай прямо. Уэллс говорил правду: в России разруха. Уэллс справедливо рассуждал: не большевики довели страну до разрухи, а царское правительство, капиталисты, свои и чужие. Это они обрушили на Россию войну. Но Уэллс не верил, что большевики возродят Россию, вытянут из нищеты и войны.
Тут Ленин нагнулся через стол ближе к Уэллсу и с вспыхнувшим в глазах смешком задал вопрос:
– А вы представляете, что делают большевики для возрождения России? Хотите узнать?
Уэллс был фантаст и учёный. Оттого Ленин и решил поделиться с ним планом. План был великий, громадный! Ленин давно его задумал.
С молодых лет был у Владимира Ильича близкий товарищ Глеб Максимилианович Кржижановский, коммунист и талантливый инженер. Он был и поэт. Ещё в царское время перевёл на русский язык революционные польские песни. И раньше их пели, а теперь вся страна распевала:
Но мы подымем
Гордо и смело
Знамя борьбы
За рабочее дело...
Много вечеров Ленин обсуждал с инженером Кржижановским свой план. Двести учёных, самых крупных и опытных, позвал Ленин для составления и рассмотрения плана.
И вот теперь делился с Уэллсом. Уэллс по-русски не знал. Но Владимир Ильич как заправский англичанин говорил по-английски. Уэллс восхитился так свободно, богато лилась его английская речь! А мысли! Мысли были ярки, как молнии. Смелее самой смелой фантазии. Уэллса ошеломил ленинский план. Электрифицировать Россию! Бескрайние равнины, леса. Деревни при свете жалкой лучины. Запущенные города. Заводы умолкли. Торговля заглохла. Железные дороги разбиты...
– И в таких ужасных условиях вы мечтаете по всей вашей огромной стране зажечь электричество?
– Да. Мы построим электростанции. Дадим заводам энергию. Пустим электрические поезда.
"Изумительный человек! – слушая Ленина, думал Уэллс. – Но... кремлёвский мечтатель". Писателю-фантасту план Ленина казался несбыточной сказкой.
Через два месяца в Большом театре открылся VIII Всероссийский съезд Советов. Это было в декабре 1920 года.
На бархатных креслах сидели люди в косоворотках и гимнастёрках, изношенных пиджаках и валенках, сидели люди с решительными, непреклонными лицами – сидела Советская власть. Они собрались здесь утверждать новые законы и план жизни и хозяйства на будущее.
На сцене установили огромную карту электрификации нашей страны. Владимир Ильич много раз звонил Кржижановскому, торопил художника и монтёров изготовить карту к сроку. Хотелось Владимиру Ильичу, чтобы депутаты Советов наглядно увидели: вот наш план электрификации, вот так мы преобразим Россию. Через десять лет приезжайте, Уэллс, поглядеть...
Невысокий черноглазый инженер Кржижановский стоял на сцене. Энергичный и быстрый, сейчас он был тих. Волновался.
Вчера здесь, на этой сцене, Ленин сказал: "Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны". А сегодня инженеру Кржижановскому надо рассказать, как всё это будет. Он волновался. Деревянная указка в его руке чуть подрагивала. Вот он поднял указку, притронулся к карте. Свет в зале погас. А на карте от прикосновения указки зажёгся огонёк. Один огонёк. Второй, третий. Кржижановский говорил, где мы будем строить электростанции, как будем строить, как поднимется наша промышленность, оживут наши поля. И огоньки всё зажигались, обозначая места электростанций, и карта расцветала чудесно, волшебно. И окрепшим, сильным голосом говорил Кржижановский.
Владимир Ильич видел вдохновенное лицо друга, глубокое, безграничное внимание зала, огни карты – зарю будущего. И знал: теперь этот план, которому он отдал душу, станет мечтой и делом всех депутатов. Мечтой и делом народа. Он не один. С ним советский народ и товарищи.
ЖЕСТОКИЙ ТЫСЯЧА
ДЕВЯТЬСОТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
В декабре двадцатого года в газете "Правда" появилась наконец последняя сводка Революционного военного совета: "На фронтах спокойно". Красная Армия выгнала интервентов. Разбила белые банды. Только до Дальнего Востока не дошла пока Советская власть. Погодите, дойдёт.
Почти во всей стране война кончилась. Военный коммунизм не годился больше для жизни. Ленин обдумывал новую политику, подходящую для мирного времени.
Но подкрадывалось ужасное бедствие к Советской стране.
Зима стояла без снега. Не выли вьюги, не наметали сугробы. Морозы вымораживали голую землю. Были чахлы весенние всходы. Тощие росточки жадно ждали дождей. Напрасно. Всю весну и всё лето раскалённый шар солнца вставал с востока в душном небе без облачка. Вечерами зловеще пламенел багровый закат. Жаркий ветер высушивал в бедных всходах последние соки. Земля каменела от зноя. В Поволжье погибли поля. Засуха настигла Крым и Южный Урал.
Голодная смерть поглядела в глаза миллионам людей.
Владимир Ильич приходил в Совнарком. Заседание начиналось в назначенный час. На повестке дня вопрос о помощи голодающим. Владимир Ильич направлял, руководил, требовал действий, неотложных, решительных. Как во время войны.
Советское правительство обратилось к народу. Во все области и города полетели телефонограммы: "Товарищи, делитесь чем можете!"
Председатель ЧК Дзержинский поехал в Сибирь собирать хлеб для Поволжья.
На Украине был хороший урожай. Ленин написал письмо украинцам.
"Помощь нужна быстрая. Помощь нужна обильная", – писал Владимир Ильич.
Послал обращение заграничным рабочим. Помогите!
Советское правительство образовало Помгол, то есть Комиссию помощи голодающим. Помголом ведал Калинин. На Михаила Ивановича Ленин надеялся. На его крестьянскую смекалку и пролетарское чутьё.
В специальном поезде, под названием "Октябрьская революция", Михаил Иванович поехал в Поволжье.
– О детях позаботиться надо. О детях особенно, – сказал Владимир Ильич. И добавил: – Пожалуйста!
И такую заботу, такое горе услышал Калинин в голосе Ленина! Будто миллионы ребятишек на Волге с усохшими личиками были Председателю Совнаркома родными детьми. Михаил Иванович кашлянул, пряча смятение. Тронул бородку:
– Все силы приложим. Всё возможное сделаем.
– Выше возможного! – сказал Владимир Ильич.
Был поздний вечер. В кабинете Предсовнаркома светилась неяркая лампочка. Владимир Ильич отложил кипу подписанных и решённых бумаг.
Болела голова. Невыносимо болела. Владимир Ильич перемогался. Нельзя хворать, некогда. Но сейчас никто его не видел, и он устало опёрся лбом на ладонь. Мысль о голоде сверлила мозг.
"Выше возможного!" – думал Владимир Ильич.
Советское правительство делало выше возможного. Мало золота в советских банках. Но Ленин подписал приказ о выдаче двенадцати миллионов золотых рублей на закупку за границей семян для сожжённых полей. Рабочие писали в Совнарком:
"Товарищ Ленин! На нашей матушке-Руси тысячи тысяч церквей. Золотые кресты в церквах, ценная утварь. Отобрать бы да пустить голодным на хлеб".
Молодцы рабочие! Ленин ухватился за подсказку рабочих. Надо подготовить декрет об изъятии церковных ценностей. Что ещё?
Зазвонил телефон. Говорил из Поволжья Калинин, Ленин тревожно приник ухом к трубке:
– Как, Михаил Иванович?
– Плохо, Владимир Ильич.
Мёртвые поля. Мглистым маревом окутаны деревни и сёла. Не слышно мычания коров. Скотину прирезали или от бескормицы пала. Даже грибов и ягод не родила земля в это окаянное лето. Люди варили похлёбку из листьев и трав. Валились с ног от слабости. Целые семьи вымирали, будто в чуму. Волки хищно рыскали из деревни в деревню...
Долго после звонка сидел Ленин, откинувшись на спинку стула, не двигаясь. Непривычно это для Ленина.
Очень правильно, что Помгол организовал вывоз детей из голодных губерний. И жутко было: так тихи полные ребятишек вагоны, так тихи...
В разные города из голодных губерний шли поезда. А Москва взяла чувашских детей. В бывших барских и буржуйских хоромах пооткрывали детские дома для маленьких осиротевших чувашей.
Была совсем уже ночь. Владимир Ильич бесшумно вошёл в дом. Все спали. Но нет, Маняша не спала, дожидалась. Позвала на кухню.
– Не жалеешь ты себя, Володя. Хоть чаю горячего выпей. А Надя вернулась с работы без ног, прилегла.
Владимир Ильич увидел на столе зашитую в мешковину посылку. Крестьяне из Тамбовщины писали, что посылают окорок да сальца: "Отведайте нашего деревенского продукта, Владимир Ильич, подкрепите силы".
– Володя, ты никогда не принимаешь посылок, – заговорила Мария Ильинична, – и мы с Надей совершенно согласны. Но, Володя... У тебя такой утомлённый вид...
Владимир Ильич улыбнулся. Милая Маняша! Он любил её. Она была малышом, когда в 1887 году казнили брата Александра. Весь город отвернулся от дома Ульяновых. А чуваш Иван Яковлевич Яковлев, товарищ отца, не ушёл, не оставил. И чуваш Охотников не бросил в беде. Спасибо им.
– Знаешь, что мы с этой штуковиной сделаем? – сказал Владимир Ильич, похлопывая по зашитой в мешковину посылке. – К нам в Москву привезли чувашскую ребятню. Отошлём в детский дом, в чувашский. Согласна, Маняша?
Мария Ильинична пристально поглядела на брата. Истомлённый, под глазами тени. Устал. У неё сердце тоскливо сжималось.
– Попросим, чтобы самым слабым раздали, самым слабеньким, – сказал Владимир Ильич.
Она кивнула.
У Владимира Ильича по-прежнему болела голова. Но он повеселел. Капля в море тамбовская посылка. А приятно всё же, что завтра каким-то маленьким, изголодавшимся детишкам отрежут к обеду по куску вкусного розового тамбовского окорока.
ЧТО ТАКОЕ НЭП
И рабочие приходили в кабинет Ленина рассказывать, как живут и работают. И командиры Красной Армии приходили обсуждать военные действия. И учёные. Со всеми Ленин советовался, каждого внимательно слушал.
А потом на Совнаркоме обсуждались подсказанные народом вопросы, и правительство принимало законы, нужные для Советской страны.
Приходили крестьяне. В первые месяцы у крестьян основной вопрос был насчёт помещичьих и кулацких земель. Как их между бедняками и середняками распределить, как полезней использовать?
Потом началась гражданская война.
Тогда Советское правительство установило для крестьян продразвёрстку. Это значит: убрали рожь – на семена отложи, на еду себе отложи, да небогато, а в самый обрез. Остальное подчистую отдай государству. Не отдашь – кто накормит Красную Армию? Кто рабочих накормит?
Тяжелы для крестьян были те времена. А что делать? Всем тяжело.
Но вот кончилась война. И к Ленину стали приходить из деревень ходоки. С Тамбовщины, из Владимирской и Орловской губерний, из Сибири. Идут и идут. Бородатые, не верхогляды, с опытом жизни. Ленин был рад. Расспрашивал: какое у вас о будущем мнение?
Крестьяне говорили: надо отменить продразвёрстку. Устанавливайте вместо развёрстки налог.
А это что значит? Значит, не всю рожь, что посеял да сжал, отдавай. Кто больше нажал, тому больше осталось. Интерес у крестьянина. И засеять побольше хочется. И поглубже вспахать. Потому что отвезёт государству налог, сколько положено, а всё в амбаре для себя кое-что осталось. Остаток продаст. Что для дома и хозяйства понадобится, в городе купит. Мыла, керосину, материи. Косы и плуги, жнейки – рожь жать. Плуги и жнейки в поле не вырастишь. Значит, надо в городах на полный ход пускать фабрики и заводы. Чтобы всего было вдоволь.
Неужели не сумеет трудящийся народ своими руками добиться безбедной жизни? Капиталистов прогнали, белые армии выгнали – сами свою долю будем устраивать.
Из таких разговоров с крестьянами, из советов с товарищами и собственных мыслей родился у Ленина план. Новой экономической политикой назвал Ленин этот план.
После революции вошло у нас в моду длинные названия сокращать. Так и здесь сократили, и получилось название – нэп.
Советская власть позволила открыть частную торговлю. Но очень немного. Не опасно для Советской страны. Ведь власть была рабоче-крестьянская. Рабоче-крестьянская власть зорко следила за главным: крепила и развивала промышленность, железные дороги, морской и речной транспорт – всё это было народное, собственность государства.
Во время гражданской войны Советское правительство ввело суровые и крутые порядки. Так было нужно. В мирное время порядки надо было менять.
Всё, что Ленин делал, чего добивался, – всё для пользы, выгоды, счастья народа. Теперь, после войны, Ленин добивался развития хозяйства, торговли, промышленности, электрификации, машиностроения и крепкой дружбы между деревней и городом.
Вот для этого строительства и нужен был нэп. X съезд партии утвердил ленинский план нэпа.
Нелегко добивался Ленин перестройки жизни по-новому. Были преграды. Были споры, нападки. Казалось, о чём спорить? А вот Троцкий спорил. Как всегда, выдвигал неверное, вредное мнение. Он был против Брестского мира. Много он принёс зла советскому народу.
И сейчас выступил против Ленина. По разным вопросам он с Лениным и партией спорил. Не согласен был с планами Ленина. Привлекал на свою сторону нестойких партийцев. Сколачивал против Ленина группы. И другие противники были у Ленина.
Надо бы вместе, дружно, согласно налаживать мирную жизнь. Так мечтал Ленин, – чтобы партия всегда шла согласно!
Но находились люди, мешали строить новую жизнь.
Ленин беспощадно против них боролся.
Большинство коммунистов стояло за Ленина. И они побеждали и вели партию и советский народ к коммунизму.
КОГДА ПОЁТ ЛЁД
– Едем! – сказала Надежда Константиновна.
– Непременно, Володя! – подхватила Мария Ильинична, в душе опасаясь, что он будет противиться.
Но Владимир Ильич не противился, хотя и соблазнительно было посидеть над статьёй в уединённом по случаю воскресного дня кабинете. И письма важные написать было надо...
Но октябрьское ясное утро манило на волю. Хорошо в такой погожий денёк прокатиться за город, позабыть до завтра дела! В календаре красное число как-никак. И они уселись в большую чёрную машину английской марки "роллс-ройс", и товарищ Гиль повёз Владимира Ильича с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной в Горки.
Выехали из Москвы. Владимир Ильич полной грудью вдыхал свежий воздух. Утренняя розовая зорька была так мила! Солнце медленно всплывало, озаряя тихим светом блёкло-голубой небосвод. Дорогу подморозило, на кочках и колдобинах машину трясло. Гиль вёл не спеша, осторожно. А Владимир Ильич любил быструю езду. Чтобы ветром резало щёки, кружилось весело сердце!
– Вы, товарищ Гиль, машину ведёте, будто каждой курице реверанс делаете, – сказал Владимир Ильич.
Шутки Владимира Ильича веселили товарища Гиля. Но скорости он не прибавил. Нет уж, будем лучше реверансы курицам делать, проезжая деревни, а растрясти Владимира Ильича по избитой дороге шофёр Гиль себе не позволит.
Горки – старинная усадьба. Прекрасный парк окружил особняк с белыми колоннами и два флигеля. Тенисты аллеи из раскидистых лип и могучих дубов. Привольны лужайки. Есть там удивительные уголки – видно оттуда далеко-далеко, видно даже Подольск.
Владимир Ильич любил вглядываться в зеленоватую даль и угадывать город за лесами и резвой речкой Пахрой. Владимир Ильич приезжал в Подольск молодым, когда вернулся из ссылки. В 1900 году это было, вот когда. Там жила в это время Мария Александровна с высланным из Москвы сыном Митей. И сёстры Владимира Ильича там жили, когда Владимир Ильич приехал повидаться с родными перед отъездом в Швейцарию. Владимир Ильич подготавливал тогда выпуск за границей "Искры" – рабочей революционной газеты...
Машина въехала в парк и мягко, без толчков, подкатила к северному флигелю. У Владимира Ильича не лежала душа к большому дому. Предпочитал северный флигель, где маленькие комнатки, невысокие потолки, небольшие окошки. При господах здесь, должно быть, были помещения для служащих. После Октябрьской революции господа удрали за границу, а Советское правительство позднее открыло в Горках дом отдыха. И Председателю Совнаркома определили здесь место для отдыха, когда после ранения врачи строго-настрого предписали ему чистый воздух.
Верно. Едва Владимир Ильич вырывался из духоты заседаний и московского шума в горкинский парк – голова почти переставала болеть.
– Деревенского воздуха глоток глотнул, сразу щёки и порозовели, довольно заметила Надежда Константиновна.
– Милостивые государыни, следуем в дальнее странствие, – заявил Владимир Ильич.
Было сухо и холодно. Каменно стучала под ногами земля. Листья с деревьев опали. Весь парк гляделся насквозь, и только сирень скучно стояла в сумрачной зелени пожухлой листвы. Да встретится рябина с отяжелевшими от красных гроздьев ветвями.
Стая желтогрудых синиц шумно перепархивала с куста на куст.
– Эй вы, жилетники! – крикнул Владимир Ильич.
– Что это? – не поняла Надежда Константиновна.
– Погляди, будто жилетики жёлтые надеты на них, – сказал Владимир Ильич.
Как любила Надежда Константиновна его любовь, его восхищение природой! В эмиграции в свободные часы они лазали по горам. Или укатят на велосипедах бог знает куда. Чем глуше лес, круче, нелюдимей тропки, тем сильней Владимира Ильича брал задор.
– Махнём, Надюша, туда, там скала нависла над озером...
Величавы, роскошны швейцарские озёра и горы. А русская, скромная природа ближе. Роднее.
– Смотрите, Малый пруд! – сказал Владимир Ильич.
– Вон в какое мы славное местечко притопали! – обрадовалась Мария Ильинична.
Пруд застыл. Синевато-сизый, прозрачный ледок сковал Малый пруд. Как бы стеклом его затянуло, и сквозь стекло отражались в пруду опрокинутые стволы и голые сучья деревьев, путаница кустарника на плоских берегах. Тёмные водоросли видны были под крышей ледка.
Вдруг звенящий мелодический звук разнёсся по пруду. Словно на каком-то странном инструменте тронули струну, и она прозвучала нежно и длинно.
Брошенный кем-то комок смёрзшейся земли проскользнул по льду от берега до середины. Лёд отозвался.
– Чудеса! – тихонько ахнул Владимир Ильич.
Тут они увидали отделённых от них кустарником мальчишку и девчонку, лет по восьми. Это мальчишка запустил на лёд комок.
– Как поёт! По всему пруду звон, – сказала девочка.
– Поймать надо день, когда его впервой ледком схватит, – ответил мальчишка. – А то покрепчает или снегом закроет, тут он петь перестанет.
– Давай ещё, – попросила девочка.
Снова заскользил по пруду комок, лёд зазвенел.
– Ой! – вскрикнула девочка.
Ребята увидели взрослых. Мальчишка снял шапку:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответил Владимир Ильич, приближаясь. – Откуда вы?
– Мы местные. Недалече, из Горок. – Мальчишка махнул рукой в сторону деревни Горки, видной от пруда. – А вы, чай, московские?
– Угадал, – засмеялся Владимир Ильич. – Хорошо у вас лёд поёт.
– А как же! В самый раз надо его уловить, не всякий сумеет, хвастливо ответил мальчишка. – А вы начальство небось?
– У нас "лампочка Ильича" загорелась, – сказала девочка.
– Электричество. Не хуже Москвы. Как вечер, деревня вся так и засветится, – хвастал мальчишка.
– Значит, довольны? – спросил Владимир Ильич полушутя, полувсерьёз.
– А что? Дальше-то лучше, чай, будет!
И они переглянулись, и мальчишка стащил с головы шапчонку, сказал: "До свидания", – и они побежали куда-то, может, домой, а может, ещё подсматривать чудеса и загадки осеннего леса.
А Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной пошли глубже, глубже в парк, потому что Малый пруд от дома не так далеко, а ведь Владимир Ильич позвал их сегодня в дальнее странствие.
МАЯК
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов:
Кипит ваш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Гимн гремел. Бился в окна двусветного зала в Большом Кремлёвском дворце. Летел к лепным потолкам.
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем.
Несколько сот человек стояли в кремлёвском зале и на пятидесяти языках пели гимн. На французском, немецком, итальянском, турецком, японском, английском, норвежском, финском, эстонском, латышском... русском, конечно.
Ленин тоже пел. Владимира Ильича всегда волновал международный рабочий гимн. А сейчас, когда сотни коммунистов разных стран собрались на IV конгресс Коминтерна у нас, в Советской стране, и в бывшем царском дворце пели вольно, свободно, – сейчас душа его полна была счастьем.
Это есть наш последний
И решительный бой;
С Интернационалом
Воспрянет род людской.
Много иностранных революционеров знал Владимир Ильич, когда был в эмиграции. Знал талантливого французского социалиста Жана Жореса, который создал "Юманите", знаменитую революционную газету во Франции.
А немецкие марксисты! Клара Цеткин, Роза Люксембург, Карл Либкнехт! А сколько финских революционных рабочих знал Владимир Ильич! А гельсингфорсский социал-демократ Ровио, скрывавший Владимира Ильича от преследований Временного правительства! А швейцарец Фриц Платтен, который помог Владимиру Ильичу с товарищами вернуться на родину, когда в России началась революция! И еще много было иностранных революционеров, рабочих и нерабочих, с которыми встречался и дружил Владимир Ильич.
Теперь, когда рабочая Октябрьская революция победила в России, марксисты-революционеры тоже образовали в своих странах коммунистические партии.
– Объединимся в единый союз, – сказал Владимир Ильич.
Коммунистические партии объединились. Дали союзу название Коммунистический Интернационал, Коминтерн.
Владимир Ильич поднялся на кафедру. Сотни глаз были устремлены на него. Владимир Ильич видел интерес и ожидание в глазах. О чём рассказать коммунистам разных стран?
Наверно, важнее всего им услышать о жизни советского общества. О новом.
