Текст книги "Холодный страх (СИ)"

Автор книги: Мария Соснова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Соснова Мария Николаевна
Холодный страх

Снег засыпал мир все сильнее. Он то медленно падал большими хлопьями, то кружил, превращая пространство в сплошную белую пелену. От него слипались ресницы. И небо было тусклым и серым. Оно нависало над сугробами, точно угрожая упасть, или разразиться еще большей бурей. В этой бело-серой мерзлой пустыне можно было заметить только одну фигуру. Это была молодая женщина. Ее черные волосы покрылись инеем. Она скорчившись дрожала от холода, сидя прямо на снегу. Ее глаза были закрыты, и можно было подумать, что она засыпает от мороза, если бы ее губы не шевелились так быстро, шепча никому неслышные здесь слова. В этой пустоте она была одна. Она была здесь так давно, что не помнила сколько уже прошло времени. Это было ее наказание. Здесь не было никаких перемен. И даже ночь не затрагивала эту обширную поляну.

За поляной на много миль простирался лес. Такой же замерший и пустой, как мерзлота, которую он окружал. Но через несколько часов ходьбы снег переставал идти в нем все время. Попадались животные и неприхотливые птицы. А еще через некоторое расстояние становилась заметной смена времен года. Глубоко в лесу располагалось несколько поселений. Женщину, что замерзала в снегу, самые старые из жителей хорошо знали. А те кто не знал, постоянно слышал о ней. Она была колдуньей. Наводившей страх на всю округу.

Говоря о ней, жители крестились.

– Она ведьма, – говорили одни.

– Она проклята, – говорили другие.

– Она живой призрак, – отзывались третьи.

Никто не мог, или не хотел поведать ее историю. Но все угрюмо, в один голос говорили, что она принесла много зла деревне, что если бы не она, они бы процветали, а не были отрезаны от мира. Большинство говоривших о ней испытывали ненависть и злобу, и лишь несколько старейшин проявляли сочувствие, но не слишком рьяно, боясь гнева односельчан.

А дети слагали о ней страшные истории. И придумывали игры, главным правилом которых было проявить свою храбрость, заходя как можно дальше в лес. Они заходили в него все вместе, затаив дыханье, подавляя желанье взяться за руки и рассказывая в это время одну из своих страшилок. Потом самые слабые останавливались, один за другим, испугавшись ледяного ветра, скрипа деревьев, крика филина... Остальные, немногие, успевали отойти на несколько миль от поселенья и останавливались под гнетом холода, так как одеты были по погоде своей долины, а не промерзшего леса, и боясь уже не криков животных, а пугающей тишины.

Лишь двое осмеливались зайти еще дальше. И каждый мечтал скорее сбежать в деревню, но боялся уступить другому. Они были закадычными друзьями, но знали, что того кто отступит первым задразнят, несмотря на то что многие отступали еще раньше. В конце концов они всегда долго смотрели друг другу в глаза и только после этого, прочитав мысли другого, одновременно со всех ног устремлялись назад. И только выбежав из леса переводили дыханье. А через несколько дней все повторялось. Сколько бы родители их не ругали:

– Вы навлечете на нас беду!

– Однажды ведьма поймает вас и зачарует, или превратит во что-либо.

Ходили слухи, что деревья в лесу, во многом люди, перешедшие границу.

– Бойтесь заблудиться и попасть в ее владенья.

А в лесу пропадал не один человек в год. Но дети боялись только струсить раньше другого. И каждый раз заходили все дальше и дальше.

Вьюга завывала нещадно. Глаза слипались от налипшего снега. Небо стремилось поглотить сухие деревья. Но они все шли и шли. Им казалось, что лес просит их остаться.

– Все, идем назад!

– Трус!

– Ты сам трус, только еще и без мозгов.

– Я же говорю – трус.

– Ах так? Вот, смотри! – кровь прихлынула Берену к лицу, и он, забыв обо всем кроме оскорбления от товарища, кинулся бежать вперед. – Видишь? – он понял, что ответа нет только пробежав еще несколько метров. Вокруг бушевала метель. – Арк! – но ничего не было видно дальше вытянутой руки.

Как он оказался здесь? Почему Арка не видно и не слышно? Он убежал не так уж далеко. А сейчас вертелся не зная что делать. И уши забивала тишина.

– Помогите! – он кричал так громко как мог. Забыв о том, что его будут дразнить, о том как посмотрят на него приятели, услышав этот крик. -Помогите! – он боялся двинуться с места, полагая что стоит ему сделать шаг, и он исчезнет навсегда: неважно, нападет на него чудовище, засыплет снег, или свершится худшее и появится колдунья. Он почувствовал, как холод колет ему каждый кусочек тела, и слезы защипали глаза. А что если он больше не увидит маму? И папу, и сестренок... Он уже представлял, как они будут искать его, как будет плакать мама, и спрашивать где он Лили и Вероника...А потом они его забудут и будут справлять без него Рождество и день летнего солнцестояния, и другие праздники.

Он шмыгнул носом, уже не находя в себе сил кричать. Вдруг он услышал что-то вроде тихого свиста. Этот свист был в ветре. И ему казалось, вот-вот он начнет различать в нем отдельные слова. Мальчик замер от страха. Хоть бы крикнула какая-нибудь птица, или животное сломало ветку. Он был бы рад сейчас даже волчьему вою... разумеется где-нибудь далеко. Но был только ветер...только метель...И стон...Берен заледенел от ужаса. Ему показалось в белизне снега появилась темная фигура.

Фигура двигалась. И снег расступался перед ней. Стон повторился. Берен затаил дыхание. Дак вот какой он – леденящий душу страх. Ему показалось, что чары уже действуют на него превращая из мальчика в дерево, потому что он не мог пошевелить и пальцем, хотя очень хотел бежать куда глаза глядят. Ведьма была в черном платье, длинные черные волосы ее были спутаны и закрывали лицо. Но были видны остекленевшие глаза, белая кожа с синими жилками.

–Кто здесь? – стоном прозвучал ее голос. Она была всего в трех метрах от него. – Кто здесь? – еще ближе, не далее метра.

Берен все еще не шевелился, но сделал первый пробный вздох. Она не видела его и не слышала. Только чувствовала. И сколько тоски и просьбы было в ее двух словах. Так Лили звала по ночам маму, если та, пока девочка не уснула, отходила от ее кроватки: со страхом, что та не вернется, с надеждой, что та вот вот появится. И с отчаянием. Ветка хрустнула у мальчика под ногой.

–Эльза! Эльза! – она поворачивала голову из стороны в сторону. Слезинки застыли на ее щеках. Она сделала пару шагов и чуть не упала, споткнувшись о сухой ствол дерева. – Милая, я жду тебя. – вся ее фигурка покачнулась, и она осела, ободрав должно быть спину о кору дуба.

Берен непроизвольно шмыгнул носом. Потом осознанно шевельнул одним пальцем, затем другим. Он поежился и обхватил себя руками.

– Элли! – ведьма снова застонала и деревья вторили ей воем. Берену захотелось исчезнуть. Но потом...нагибаясь от порывов ветра, он сделал один шаг... к ведьме:

–Вы точно та страшная колдунья? – ему вдруг пришло в голову, что это какая-то девочка, на которую ведьма наложила чары. Уж очень беззащитной она выглядела.

Женщина моргнула: точно далекий далекий голос донесся вдруг до нее через вьюгу. Берен с бьющимся сердцем шагнул поближе.

–Ты Эмма? ...Розлин?..Лара? – он перебирал имена девочек, которые пропали здесь. Кого-то он знал, о ком-то только слышал, одни пропали совсем недавно, другие давно сгинули в лесу. На последнем имени женщина посмотрела на него. Ее стеклянные глаза оказались полны слез. Вдруг она протянула к нему руку. Мальчик замер. Зря он подошел!

Теперь, стоя так близко, он осознал: нет, это ни одна из пропавших, это ОНА – ведьма, которая съедает детей и превращает взрослых в разростающийся мерзлый лес. Он не осмелился сделать и вдох. Сейчас она дотронется до него, и он навсегда покроется корой, а ноги врастут в землю. И он будет мерзнуть здесь вечно. Эта участь, остаться здесь навсегда среди холода, одному без родных, забывая все, так ужаснула его, что он попытался сопротивляться: убежать, закричать. Но рука, судорожно отдернувшаяся от него, была теплой и мягкой. Женщина закрыла уши и закричала. Снег закружил со всех сторон. Мальчик сделал два прыжка в сторону. Но что-то держало его здесь. Не страх, не колдовство и не мороз. Он не знал, что взрослые зовут это состраданием. Он был совсем не глуп, он понимал, что если бы колдунья хотела ему зла, она бы уже причинила его. Страх успокаивался, уступая место отваге и любопытству.

– Пожалуйста, хватит.

Крик прекратился. Внимательные глаза посмотрели на него:

– Кто ты? – голос был ласковым, боязливым, будто женщина боялась, что он исчезнет.

От неожиданности он мог только произнести свое имя.

– Берен, – повторила незнакомка. – Ты из деревни? – она говорила задумчиво. Не верила ему?

– Да. Из Предлесья.

Взгляд ее стал туманным, точно пелена тоски заволокла его.

– Здесь давно никого не было из Предлесья. Или Зеленой трясины, или из Горького лога.

Все эти селенья Берен отлично знал, они были соседями. Вот только каждый год пропадал кто-то в лесу. И из их деревни и из Трясины и из Лога. Может давно для нее месяц назад, с того дня как последним пропал Хугорд однорукий из Гормира? Но было не похоже чтобы она жеманилась или притворялась. На ее лице была печать одиночества:

– Уже много лет я никого не видела из людей. С тех пор как меня изгнали из деревни, и я оказалась здесь, все обходят это место стороной.

Берену показалось, что ветер завыл сильнее. И стало холоднее. Ведьма поежилась:

– Здесь всегда зима.

Да, он знал, все это знали с самых малых лет, что ведьма зачаровала лес, чтоб никто туда не входил, или не выходил, раз уж попал туда.

– Дак сделайте чтобы было лето.

Она растерялась:

– Я не могу.

Берен этого не понимал. Иметь такую силу и не пользоваться ею!

–Почему? Вы же колдунья. Вы же сделали зиму.

Глаза ведьмы наполнились слезами и обидой:

– Я не колдунья. Я не знаю ворожбу. Не умею плести заклятья. – она говорила все тише, – Если бы умела, давно бы нашла свою Эльзу.

Ветер стих. Все замерло. Точно с истощением сил женщины, успокоилась и природа.

– А кто это – Эльза? – это имя в деревне не произносилось, никто никогда не говорил что у ведьмы есть, или была родня, словно жила она вечно в проклятом лесу. С самого появления на свет сотни лет назад.

Женщина вздохнула:

– Моя сестра. Она пропала в этом месте. Давно. Я сбилась со счета сколько дней назад.

Дней? Она же уже много лет не видела людей, и все эти годы никто в деревне не говорил что ведьм две. Но и их старая Элла считала днями сколько уже жила без детей , хотя они года три уже как померли. Видно и колдунья также. Вот только этот лес стоит так не три года, а столетья. Сотни лет бояться люди злой колдуньи и ее чар. Берен присмотрелся к колдунье. Нет, она не обманывала. И тут он понял, Берен еле сглотнул, она не знает, что живет здесь так долго.

– За что вас прогнали из деревни?

Женщина безжизненно смотрела в пространство:

– Они сказали, что я убила Эльзу. Она была любимицей в деревне. Ее голос был звонок, стан тонок, она была добра ко всем и красива. Однажды она заболела. Но нашлись люди, которые сказали, что я ее отравила, потому что засматривалась на ее жениха. Я пыталась лечить ее, искала коренья в лесу и давала ей настой. Ей стало лучше. Одной ночью я увидела как скрывается в лесу ее белая сорочка, я пошла за ней – ей было лучше, но она была еще слаба. Но не нашла ее. Я кричала, звала. Но она не отзывалась. Сначала я думала, что она нарочно прячется от меня, может быть со своим Ингваром, но она не была ветреницей. Потом я испугалась, что кто-то хочет причинить ей зло, но у нее не было ни врагов, ни завистниц. А затем вспомнила, как хотела она найти цвет папоротника в лунную ночь – верила, что он принесет счастье и здоровье. Я нашла ее ленточку у глухого пруда, – ее тихий голос сорвался на плач. – Но никто из людей не поверил мне, – глаза ее, ставшие такими живыми, темно-карими сверкнули гневом.– Милош, сын нашего старейшины, сказал всем, что я убила Эльзу, и они послушали его.

– Почему? – Берен едва мог говорить.

– Потому что он пользовался уважением как сын нашего головы.

–Нет, – Берен мотнул головой в отчаянии, что его не понимают. – Почему он это сделал?

– Потому что ходил за мной как пес, да не был мне нужен. Он обвинил меня в колдовстве, будто я приворожила его, и сказал, что я поплачусь за ворожбу. Вот и обвинил меня, когда повод подвернулся, – она проглотила слезы. – Никто не искал Эльзу. Меня камнями загнали в этот лес, а когда я голодная приходила к деревне, травили собаками.

И, странно, Берен слышал и крики людей, и заливистый лай собачьей своры.

– Как же вы прожили так долго без еды?

Женевьев, а ее звали именно так, как она сказала, перевела взгляд с мальчика куда-то вдаль.

– Я питалась кореньями, ягодами, – тяжелый вздох вырвался их ее груди. – Не без еды тяжело, а в одиночестве, когда знаешь, что тебя ненавидят те, с кем ты делил горе и радость. А потом мне стало так горько, что я уже не хотела есть,– она перевела взгляд на него и взгляд ее был ласков. – Не думала, что еще когда-нибудь увижу человеческое лицо. Спасибо тебе, Берен из Предлесья, что пришел ко мне.

Берен улыбнулся против воли и вдруг услышал другой звук – пение птицы. Они оба, и он, и колдунья, подняли головы, чтобы увидеть пичугу, отважившуюся петь в промерзлом лесу. Но лес не казался уже гиблым. В деревне вовсю было лето – здесь начал сходить снег. Но насколько зеленее стали ели! И звуки жизни лесных обитателей понемногу заполняли мертвую тишину.

Но и лай собак становился все ближе. Он был таким близким и громким, что и Берен почувствовал, как тревога забирается в его сердце.

– Следы ведут сюда! – услышал он вдруг знакомый голос. – Скорее! Он где-то здесь!

Они искали его! Они хотели его спасти! Они не побоялись войти на заповедную территорию за ним. Он хотел закричать во все горло: "Я здесь!". Но остановился, вспомнив почему они его ищут. Они пришли освободить его у злой колдуньи. Они пришли покончить с ней, во всяком случае, попытаться. Но если Женевьев не злая ведьма, она не сможет им противостоять. А его, десятилетнего мальчишку, они не послушают, решат ,что он находится под чарами, ато и вовсе не он, а искусный морок.

– Уходи, – прошептал он Женевьев, чтобы его не услышали люди в лесу.

Но было уже поздно. Лютай – волкодав силача Колина с громким лаем вылетел на опушку, а Берен и не заметил, как среди деревьев образовалась поляна вокруг них, и кинулся к испуганной женщине. Она вскочила, закричав, но дальше словно застыла, точно с открытыми глазами видела сон. Вот он ее сон – все эти люди, для нее проведшей вечность в одиночестве, они были похожи на воплощенье ее воображенья. И небо не стылое серое, а голубое! До нее доносилось журчанье ручья. Все это было таким прекрасным, и забытым, и оттого еще более чудесным. Крики собравшихся вокруг мужчин мешались в один крик. И сейчас ей казалось, что ее наконец пробудили от тяжелого мучительного сна, снившегося годами. Ни за что она не готова была снова погрузиться в него! Пусть лучше этот серый пес разорвет ее сейчас. Со всех сторон слышались оглушающие обвинения:

–Ведьма! – и полетели камни, ветки. Она едва успела увернуться, чтоб острый конец стекла только царапнул щеку, а не вонзился в нее. От факелов было жарко. Но наконец-то жарко, а не холодно.

– Стойте! Хватит! – Берен беспомощно метался между взрослыми, пытаясь вырывать из их рук их жалкое против рыцарей но такое грозное против слабой женщины оружие. Они пытались оттолкнуть его подальше за свои надежные спины.

– Она не ведьма! Женевьев, скажи им! – но она все отдалялась от него, пока мальчик вовсе не потерял ее из вида. Зеленые ветки закружились над ним и зарево красного заката вспыхнуло как разбушевавшееся пламя.

Он очнулся дома, в мокрой от разгоряченного бредом тела постели. Мать суетилась у очага, готовя стряпню; старшие сестры перешептывались о своем девичьем на лавке; младшие играли тут же неподалеку на полу. Берен приподнялся, попытался выглянуть в окно, выходившее аккурат на лес, но мать тут же подскочила к нему, уложила обратно:

– Лежи, лежи! Эко зачаровала тебя колдунья: третий день на краю смерти и все пытаешься в лес бежать.

Она думала, что и сейчас он еще находится в бреду.

– Женевьев, – позвал он без какой-либо надежды на отклик, на справедливость.

Мать усмехнулась:

– Экий сорванец! Мал ты еще о девках думать!

Он послушно лег. Но краешком глаза успел заметить, как мертвой громадиной возвышается в окне за летними полями неприступный, застывший лес. Как кружат над ним снежинки и свинцовое небо покрывает вершины столетних елей. Точно не начиналась там весна, точно не ступала туда безнаказанно нога человека. Мать перехватила его взгляд:

– Проклятая ведьма! Такую вьюгу напустила! Счастье, что твой отец насилу выбрался с тобой на руках. Остальные все насмерть замерзли. По всей деревне сейчас горе, у одних нас – радость. Тяжко теперь нам будет здесь.

Берен сомкнул веки. Отвернулся. Так им и надо! Но ведь это грех, грех так думать! Легкое прикосновение, похожее на дуновение ветерка шевельнуло его волосы. Он открыл глаза. В окне прямо перед ним стояла девушка прекрасная как свет дня. Она улыбалась ему печально и нежно:

– Твое доброе сердце чуть не сняло страшное проклятье. Но одного твоего сердечка мало.

–Ты – Эльза! – услышал он собственный голос.

Она кивнула:

– Не грусти о моей сестре. С ней теперь все хорошо. Веками я не могла дозваться ее, так плотно окутывала ее людская жестокость, приговорившая ее к одинокому заточению в вечном холоде, не давая покоя, обрекая на забвенье, но не давая уйти своим страхом и ненавистью. Спасибо, что расколдовал ее.

Берен понурил голову, вспоминая бойню? жертвоприношение? в лесу:

– Я ничего не смог. Ничего не сделал.

Эльза погладила его по голове, точно их не разделяло окно:

– Ты сделал главное: дал ей поверить в доброту и смелость. Ты отогрел ее сердце и дал надежду, разрушившую путы удерживающие ее в лесу, – она ближе наклонилась к мальчику. – Не бойся. Они не причинили ей вреда. Она освободилась раньше.

– Но...– он вспомнил слова матери о погибших. – Кто напустил вьюгу? Ты?

– Нет. Когда-то этот лес был прекрасен. Я любила в нем гулять. Но однажды ночью поскользнулась и упала в воду. И была слишком слаба чтобы выбраться. Люди обвинили в моей пропаже сестру. Они загнали ее туда, где она хотела, чтобы нашли мое тело. Они хотели чтобы она жила там вечно. Когда началась зима, они злорадствовали, что она там одна замерзает, и хотели чтобы она мучилась как можно дольше и сильнее. Они так этого хотели, что весна не пришла в лес. Зимний холод их душ опутал его, заточив в нем мою сестру, но все отзывается и они не могли больше попасть туда и выйти наружу. И чем больше они терялись там, замерзая, тем сильнее становились их страх и ненависть. Чем сильнее становились их страх и ненависть, тем больше крепли порожденные ими чары. Твоя доброта чуть не разрушила чары. Но твои спасители были жестоки. Жажда освободиться от страха убийством затмила в них желание помочь ребенку. Их ярость, что не смогли отомстить колдунье, вызвала бурю. Держи, – она вложила в руку Берена предмет до колкости реальный. Он посмотрел на свою ладонь, то была заколка, скалывающая плащ Женевьев. – Уезжайте отсюда. Ты и твоя семья, твои предки и потомки, всегда смогут пройти через лес. Но пусть не берут туда никого больше, любого кто еще войдет туда: взрослого ли, ребенка ли, виновного или безвинного поглотят силы ненависти и безысходности. Прощай, Берен. – она по-сестрински поцеловала его в лоб.– Продай булавку, если будет нужда. Она очень ценная. Но пока она с тобой, как оберег защитит она тебя от всех козней, от всех бед, от людской зависти и злобы.

Видение исчезло. Точно приснилось. Только булавка в руке говорила о реальности происшедшего разговора. Берен до боли сжал ее. До крови поранив кожу, он пообещал себе, что никогда не забудет он историю прекрасной Эльзы и стойкой Женевьев.

Мальчишки, с которыми он играл, обходили его стороной, взрослые недобро косились, про себя навлекая на его голову все возможные неприятности за то, что, пойдя спасать его, который лишь стал последней каплей, сгинули их родные.

Через неделю семья Берена отправилась через лес. Чудом упертый обычно отец быстро согласился перейти неприступную чащу и начать жизнь заново в другом месте. Под неприветливыми взглядами они скрылись в таинственном лесу. Километр за километром они продвигались вперед. И на пятый день вышли по другую сторону. Еще немного дальше... Туда, где люди не слышали о страшной злой колдунье, где не верили в ворожбу, но и никого не проклинали. Как травинки в стогу сена растворились они среди обитателей тех мест, забыв со временем былой страх. И только Берен помнил... и передал своим внукам из уст в уста.

А за глухой дорогой и милями полного жизни леса по-прежнему стоял замерший, полный одиночества и молчания бор. Все также никогда не освещало его солнце, и снег медленно падал в любое время года, не выпуская уже из своих объятий того, кто осмеливался заглянуть вглубь. И все также пропадали люди. И все также с проклятиями говорили о ведьме...