Текст книги "Приближаясь к Восходу"

Автор книги: Мария Кандинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Он остался доволен нашей совместной работой, и отправился дорабатывать фотографии и договариваться о них с журналами, не намеренный продолжать наше дальнейшее общение. Потом, по своим рабочим делам, уехала моя сестра Дарина, а я решила ещё немного отдохнуть в стареньком отеле, не менявшимся, наверное, с 1980-х годов. Он находился в двух минутах ходьбы до скалистого берега Адриатического моря, которое с первых шагов показывало отдыхающим свои глубины; я даже сильно поцарапала ногу, во время спуска с железной лестницы в воду, удивительно пахнувшую свежими огурцами, как только может пахнуть настоящее море.

Было немного одиноко, но, можно было вдоволь наедаться инжиром и ежевикой, которые продавали, тут, на каждом шагу, стройные, загорелые и суровые женщины с общей неуловимой особенностью во внешности, дающей отсылку к статуе древнегреческой Медеи.

Совершенно невообразимым – казался факт существования, совсем поблизости, – в десяти шагах левее от отеля, самого крупного и цивилизованного нудистского пляжа на побережье. Примерно, за месяц отдыха ни я, ни мои спутники не увидели ни одного нудиста за пределами вверенной ему территории; это создавало яркий европейский контраст на фоне, во многом, несгибаемого и упрямого характера местных.

Но однажды, во время ранней прогулки в мягкой рассветной теплоте, вышагивая по каменистой дорожке ещё задолго до завтрака, я встретила его – настоящего нудиста, загорелого, высокого и поджарого; он стоял на уступе, в своём первозданном виде, и вглядывался в сине-зелёное море. И я уже хотела тихонько, не тревожа его, удалиться, как он повернулся (!), и, глядя в глаза, с интонациями певца, философски заметил:

– Судьбоносные встречи с точкой принятия решения внутри них всё равно будут случаться в нашей жизни, как бы мы не стремились избегать и оттягивать их.

– Тем более, что есть судьбоносные встречи, которые приносят положительные изменения в жизнь, и радость и счастье, – решила вторить я.

– Вы так считаете? Уверяю Вас, это не так. Судьбоносные встречи с решением внутри меняют мировоззрение человека кардинально и безвозвратно. И редкие исключения, те, кто остаётся доволен ими. Счастливы ими только непонимающие принятия последствий, или так называемые: «канатоходцы», которые получают чувство драйва в том, что сосредоточены на равновесии своего движения. И только потом, уверяю Вас, они получают метафизический ответ от решения судьбоносной встречи.

– Но, ведь, выбранное решение может быть правильным.

– Выбранное решение всегда неправильное. И нам остаётся только поле избеганий в поле возможностей, и столкновение с неизбежностью, как с бурей. А пока – пока есть время, можно прислушиваться к Воссоздающей Природе и Морю, как высшим сущностям. (И на этих словах, он повернулся обратно к обрыву на скале, по направлению к волнам, так, как он находился до моего появления, и нашей короткой беседы).

– Подождите, мы же разговаривали на русском? Вы философ? Как Вас зовут, откуда Вы? Надеюсь, Вы не собираетесь прыгать с обрыва?

– Да нет. Я – Кокос. Просто Кокос. Или монах Продроп из монастыря неподалёку. Как Вам больше нравится.

*

For note:

И я прислушивалась к природе: целый день прогуливалась по горной тропе, нависшей над бескрайней Адриатикой. Она тянулась от скалистого Мала плажа, где встретила неожиданно бездонная вода и надо было быть осторожным, шагая в неё; и дальше над морем по кромке тропы с кедровым настилом, протянувшейся в два или три километра, до Велика плажа, действительного огромного и песчаного, но с довольно мелким морем: нужно идти как минимум километр, чтобы дойти до глубины. Тут недалеко, по направлению к Велика Плажа, я познакомилась со светловолосой девушкой, похожей на солистку легендарной поющей группы; она жила в туристической палатке в розовом цвете, на которой была нарисована новая популярная кукла, модный принт сезона.

Палатка была расположена в тени соснового леса, который начинался влево от дорожки, тогда как резко вправо был скалистый обрыв и Адриатическое море. Новая знакомая, она представилась мне, сказав, что её зовут «Фрагил», и мы отлично провели несколько вечеров, плескаясь в море, увлечённые друг другом, а потом решили, что было бы интересно, познавательно и весело – отправиться посмотреть монастыри. Туда мы отправились вместе с Фрагил на большом омнибусе, и почему-то я взяла с собой только немного евро – для того, чтобы по дороге купить lunch-box и две бутылки с чистой водой, моя новая близкая знакомая и вовсе, как выяснилось, не взяла с собой денег.

Путешествовать по местным историческим достопримечательностям было самым лучшим решением, и мы начали с посещения древнего города христианских святынь; там я купила восемь штук разных чёток на подарки, и потратила больше евро, чем планировала.

Кажется, здесь была времянка, пещера, в которой жил несколько веков назад горный святой. Думаю, это точно, что нет ничего более постоянного в мире, чем то, что человек считает для себя временным. И постоянное – тоже часто временное.

Там, действительно, ощущалась невероятная энергетика. Может быть, это просто личное чувство взрослеющего и ищущего себя в этом мире человека? Не знаю.

Я купила ещё одни чётки из маленьких морских раковин, потому что девушка в лавке сказала, что это будет прекрасное материальное воспоминание об этом месте; и прошла в толпе туристов к пещере, где когда-то жил древний (скорее всего, это был какой-то ветхозаветный святой).

Вокруг было довольно много людей, и все они хотели поклониться этому святому месту, не обращая внимания на соседа по автобусу, мужчину средних лет, атеиста, громко утверждавшего, что если посчитать все мощи во всех святых местах (посвящённых одному святому), то, выясниться, что у многих из них было по тринадцать рук и девятнадцать ног.

Я была благодарна внимательному молодому послушнику, который встречал нашу туристическую группу в дверях: он без слов понял, что мне тяжело и одиноко, и что-то меня гнетёт; мы не разговаривали, но я часто вспоминаю взгляд его чистых понимающих глаз, когда мне в чём-то психологически тяжело.

Потом, мы с Фрагил двинулись, вместе с группой туристов на омнибусе, смотреть древний монастырь, расположенный высоко в горах, оказалось, что добираться туда необходимо неожиданно долго, и вода у нас заканчивалась, но это ещё можно было выдержать – работали прохладительные системы омнибуса, но когда гид попросил остановить автобус, и сказал, что: «у кондиционера перегрузка, и надо бы дать ему отдохнуть, всё-таки сорок градусов жары».

Все вышли из омнибуса, и только когда гид сказал о том, в какой степени сейчас жара, только тогда туристы её по-настоящему ощутили (и я очень была зла сама на себя потому, что потратила те немногие деньги, которые сегодня с собой взяла на сувениры для родных, и мне не хватало тогда даже на бутылку воды в жару).

Мы выдержали это неудобство, потому что гид сказал, что в монастыре есть прекрасный источник родниковой воды – это обстоятельство вселило надежду. Омнибус заработал, и мы продолжили движение по дороге в гору. Мы добрались до основания горы, и там выяснилось, что дальше омнибус не идёт, и необходимо покупать билет на подвесной трамвайчик, который идёт к вершине, денег у меня не оставалось. И мы с Фрагил решили идти наверх пешком. Она громко поддержала моё намерение: «Зачем же тогда ехать на святые места, если потом не подниматься на них самим?», и этой своей фразой она сформировала группу примерно из двадцати человек от всего омнибуса, которые захотели подниматься к монастырю вместе с нами, пешком в сорокоградусную жару. Этот подъём дался нам, на диво, легко – солнце как будто специально спряталось за облаками, когда мы поднимались по горной каменистой тропинке (и у нас с Фрагил давно закончилась питьевая вода!), но тогда, во время подъёма жара совсем не ощущалась. И только когда мы поднялись к роднику у стены монастыря, солнце продолжило создавать жару, такую же, что и была, до начала нашего спонтанного пешего подъёма. Мы собрались возле родника, пили воду, набирали её про запас с собой и чувствовали состояние чуда, (чудесного подъёма), которое только что произошло. После туристических прогулок по монастырю, нам разрешили взять несколько монеток для того, чтобы спуститься по канатной дороге, и забраться на места в омнибус.

For note:

На обратной дороге мне было весело с Фрагил. И ещё я много вспоминала об отце. Он был настоящим протестантом, «со всей протестантской этикой и духом капитализма», как он любил повторять, причём на русском языке, с его «невыведенным» акцентом. Но ему нравились также и некоторые русские обычаи, несколько раз мы приходили в ближний храм. Но всё же, образа семьи у меня явно не сложилось: обрушилась какая-то размеренность, проявились непроговорённые слова. Наверное, потому что на фоне усложняющейся жизни и ускорении жизненных ритмов тогда казалось немного неуместно говорить о глубоко личных душевных уязвимостях, да и в русском менталитете это считается непринятым и смешным. И я пыталась для себя тогда понять закономерность о том, что люди, выросшие в мировоззренчески разных культурах…. Им свойственны расставания.

For note:

Каждый из членов моей семьи продолжил существовать как отдельная единица, выстраивать свою жизнь, не заботясь о чувствах своих родных, с которыми он решил расстаться.

Да и у Тивентии Закревской, тоже, не лучше, и даже нет, её ситуация была другая – неописуемая. И ей, при сложившихся условиях, некому было даже рассказать о том, как ей непереносимо больно – между насмешками в школе и от того, что происходило у неё дома – от хоровода родных людей, которым было трудно передвигаться или что-либо вспомнить. Потом, этот хоровод уменьшался.

Они очутились с мамой одни, и через короткое время, Тивентия с её перегревами на телефонных звонках, которые были на работе, она повстречала музыканта, и решила для себя, что это человек всей её жизни. Но для него поиск развлечений и вечеринки были всем в жизни, в итоге, он уехал отдыхать на море с девушкой, внешне похожей на популярную фотомодель.

Тивентия ещё пыталась понять его, спрашивала: «почему?», музыкант стал безразличным к ней, а после этого стал звонить ей на работы. И этот жизненный опыт превратился для неё в короткое замыкание.

Как она это всё вынесла, не понимаю, и в кризисный момент чуть было не сдалась, когда собиралась отказаться жить, но мне удалось оказаться вовремя и рядом. Кажется, Тивентия – это тот человек, для которого любовь и семья–центр мироздания, и это для неё превыше всего.

А что для меня важно?

Я – человек, вобравший в себя дух европейской свободы, и мой папа – из древней линии рода, который берёт начало от прибывших на корабле «Mayflower», таких людей, как мой папа, настоящий американец, в мире очень-очень мало. Но меня не страшит ясный день и пустой дом, поэтому отчасти принимаю возможность такого развития событий, что не продолжу себя в семье, а только, насколько это будет возможно, продлю жизни родных, которые вырастили меня, и, вместе с этим, в каком-то смысле, и своё детство.

*

Моя рука в кармане тёплой кофты ощутила гибкий почтовый конверт с письмом Лирния для Тивентии. Да, я должна была его передать, но испугалась «перегрузить» её хрупкую нервную систему лишними переживаниями по ничего не стоящему поводу. Конверт был приятен на ощупь, и я строила догадки: что бы могло оказаться внутри него? Что такого он мог ей написать, и из чего сложены его ценности и чувства? Ведь у неё, это очевидно, остались чувства к нему. Что он за человек?

Он, конечно, как это по-русски (я посмотрела толковый словарь), Он…. не может быть слишком отвратным, иначе он бы ей так не запал в душу.

Думаю, он хочет казаться всем хуже, чем он есть. Не в силах сдерживаться, моя сила воли претерпела срыв, и распечатав, разорвав конверт, я прочла, написанное от руки, и адресованное девушке, которую практически считала своим родным человеком, я прочла чужое письмо.

*

For note:

Улёгшись после ужина, ночью я долго не могла уснуть, сопоставляя всё то, что знала и не знала. И когда сон, наконец, окутал, он был странным – соединял в себе все вещи, о которых я даже и не думала, и не вспоминала.

Например, сказку, которую мне в детстве читала и отчасти импровизированно рассказывала двоюродная сестра.

Тогда мы как раз готовились к отъезду, и мама собирала для этого необходимые бланки, и за мной присматривала кузина, в таких вещах, как все ли я сделала уроки, и вовремя ли ем и сплю. И вот сейчас я почему-то об этом вспомнила. Она присаживалась ко мне на краешек кровати, держа в руках толстую старинную книгу, и начинала рассказывать, и длилось это примерно около часа. Она говорила, что это волшебная книга, которая знает всё на свете и обо всех людях и тайнах.

Её рассказ, который сейчас вспомнился, – и я думаю, она имела в виду, что надо быть готовым к повышению своей квалификации в эпоху перемен – был всегда, в разных вариациях о вечном фонарщике в зелёной шляпе, который каждый вечер зажигал фонари. И каждое утро гасил их, в стародавние времена. И тогда он был востребованным специалистом, до тех пор, пока не изобрели лампочки в фонарях, мгновенно зажигаемые и гасимые, и его престижная работа стала не нужна, и он остался без неё. Он перебивался подработками, но зажигал и гасил один светоч, который поставил, по привычке, рядом со своим домом. И так продолжалось до одного прекрасного дня, когда один человек не увидел в его действиях искусство и историю, и решил помочь ему сохранить эту традицию для всего приморского городка.

Немного снился отец, он строго поправлял свои очки, доводя их до уровня переносицы, и продолжал читать огромную, как простыню, газету, и шелестеть ей. И пришла ещё такая мысль: «интересно, на сколько, я похожа на него в процентном соотношении, и на сколько – на маму? А Тивентия? – в ней довольно много качеств от её мамы, но: сколько в ней от её неизвестного, «сюрреалистического» отца?». Она тоже была в моём сне, и я её в чём-то яростно убеждала: «Ты же говорила, что он не способен зарабатывать на жизнь даже себе самому, а я узнала, что семья Атлановских…. Вобщем, это уважаемая семья, и ты им очень даже подойдёшь, если будешь заботиться и всю себя отдашь ему, и посвятишь ему жизнь». А она очень удивлялась этой новости, и просила повторить это ещё раз и ещё, потому что «ей сложно в это поверить». И с нами за столом, во сне, почему-то, оказался Василиск. Это был он, из легенды, со странными кошачьими глазами, в соответствии описанию, что дала Мирша; он категорически отказывался от печенья Гармонии, и отмахивался от него лапами, но попивал чай из самовара, прямо из блюдца, ел тосты с джемом, и «подрыгивал» под столом ногами, наверное, он был какой-то нервный. И даже вёл с нами светскую беседу о погоде и спорте, и был «воодушевлён тем обстоятельством, что подростки со спортивной активностью «Вело-Парнап-Улов» показывают большие результаты по управлению новым, экспериментальным, спортивным транспортом». Даже во сне я пыталась выслушивать все стороны, потому что у меня хорошо «отложилась» в памяти одна истина, которую очень любила и любит повторять в своих электронных письмах тётя Светлана: «Отброшенный камень станет краеугольным». «Поэтому никогда не делай скоропалительных выводов о чём-либо», – повторяла она уже от себя.

А потом, Василиск нечаянно порезал себе палец, когда намазывал двадцать седьмой по счёту бутерброд, он немного расстроился и попросил лейкопластырь. С мультяшками. Я строго спросила: «С каким конкретно мультяшкой?». И он заколебался, выбирая между Лосём и Пингвином. Победил Лось. Я заклеила ранку Василиску этим мини-лейкопластырем, и превратился в Матиарта: он протягивал в мою сторону коробочку с чем-то сияющим в нём, похожим на звезду.

И тут я проснулась. Настало утро следующего дня.

*

For note:

Да, я заснула в одежде, на маленьком диванчике, на кухне, укрывшись пледиком. Тут же, на полу, лежало письмо Лирния к Тивентии, открытое и прочитанное мной. Я подняла его и пробежала глазами ещё раз. Сомнений нет, есть определённые чувства с его стороны, но Лирний – ещё тот фрукт: капризный, требующий постоянного внимания. Главный фокус в том, что если девушка отдаёт ему всё своё свободное время, то он начинает говорить (или выражать это в поступках) о том, что она не растёт профессионально, не строит карьеру и не зарабатывает денег. Девушками, построившими карьеру – он восхищается, и если начинает встречаться с одной из таких, упрекает её тем, что она уделяет ему недостаточно внимания. Он интересный, весёлый, с чувством юмора, владеющий игрой на музыкальных инструментах и рисованием светомузыкой. Но вот такой ломающий психику любой девушке, с которой он встречается, даже самой выносливой, и она же оказывается у него «виноватой», в том смысле, что «плохо выполняла обязанности великого доверенного ей звания: его девушка». Он шутит при этом: «эта сломалась, давайте следующую». И очередная думает, что вот она примет его и будет понимающей, как никто другой, и открывает ему свою душу. И да, богатые девушки его не интересуют, он считает, что они слишком испорчены, и предпочитает среднего достатка, покорных, и склонных к самопожертвованию ради него, потому что питается чувствами до тех пор, пока они полностью не угаснут к нему.

Я рада, что спасла её от него и продолжаю это делать, и благодарна этой ситуации, которая развернулась передо мной, потому что, таким образом, я больше изучаю и узнаю тут средний класс, моих ровесников и Новокампский менталитет.

Было часов восемь утра, и окно Тивентии справа было открыто, и она разговаривала по телефону, но понять о чём – не представлялось возможным, потому что до меня долетали только обрывки фраз. Нет, я совершенно не стремлюсь «вторгаться», каким бы то ни было образом в её личное пространство – очень это не люблю. Однако, так сложилось, что я просто не могла бы этого не сделать: этого потребовали сами обстоятельства жизни. Я прислушалась к собственным чувствам внутри, и мне показалось, что, хотя я младше её на шесть лет, но испытываю к ней что-то вроде материнского инстинкта, того самого, который многие женщины испытывают к кошкам.

*

For note:

Было раннее утро выходного дня, и лес за окном в утренней весенней дымке звал прогуляться, клятвенно уверяя, что ты вернёшься посвежевшим и отдохнувшим, и с новыми мыслями. Обязательно насытишь каждую клеточку своего тела кислородом, после того, как попетляешь там немного. И ты возвращаешься к себе другим, после пешей прогулки в бодрящем холоде весеннего утра, словно бы, пережив маленькое путешествие, – которое, в действительности, даже самое мизерное, расширяет кругозор, дарит новые встречи. Порой, к концу путешествия, ты становишься философом, способным объяснять многие загадочные явления, и удивляя этим даже самого себя. Я находилась в предвкушении прогулки. В надежде, что она подарит свежесть и новые силы для свершений проектов – мне это нужно было на ближайшие полгода: они были расписаны в моём планере довольно подробно. Но всё же, я немного тревожилась из-за них: требовалось много сил и стойкости, чтобы они были выполнены так, как задуманы, и с осени мне нужно будет полностью поменять темпо-ритм жизни, чтобы вписываться в мероприятия, а для этого нужно быть здоровым и весёлым человеком.

Я открыла окна на кухне. Как это будет по-русски? «Нараспашку»? Интересно, что это же наречие употребляется как определение для души русского человека. И включила наше старинное радио «Ригонда», во многом ставшее для меня семейной реликвией и памятью об отце, потому что он часто возился с ней, когда ещё жил с нами, до моих одиннадцати с половиной лет. Мы никогда особенно богато не жили, тем более во времена этой квартиры моего детства – чаще всего тогда мы покупали предметы и одежду в second hands . Но отец, интеллектуал, отдавший свои профессиональные силы – отчасти миссионерскому делу в 90-х годах, отчасти науке (он относился к ней как к синониму религии). И остался надолго, кроме науки, серьёзно занявшись разработкой дизайнов для бизнес-помещений. Да, он любил эксперименты с интерьером, и довольно часто вносил в него яркие штрихи. Сам красил стены, или, например, его воодушевляло собственноручное создание уютного освещения; и вписывал в интерьер необычные предметы, такие, как, этот приёмник, который он постоянно переставлял, экспериментируя, прежде всего, со звуком, желая получить уютную и всеобъемлющую его передачу. Я протёрла «Ригонду» влажной тряпочкой, и прокрутила рычажки её волн. Хотелось услышать какую-то такую особенную музыку. И чтобы она была откровением для слуха, и в то же время несущей в себе узнаваемые мотивы и ноты, и снова возвращалась к исполнительскому истоку своей новизны: в итоге, я нашла такую.

*

Открыв свой аккаунт в социальной сети, я написала Тивентии.

Новелла 08:51

Тивентия, ты хочешь сейчас в лес и на пляж?

Тивентия 08:53

звучит хорошо)). а то я не знала как справиться с плохим настроением. как ты справляешься?

Новелла 09:04

ну, я думаю прогуляться – отличное решение! Не знаю, я не очень часто сильно расстраиваюсь – легко отвлекаюсь на хорошую погоду или разговор с подругой. Но когда хреново, обычно молюсь, рассказываю об этом Богу.

настроение хорошее

сегодня я уже сходила сегодня на прогулку в лесу

фантастически ошеломительно красивое небо было

а у тебя как?

Тивентия 09:19

хорошо, молодец:))). А мне ещё сегодня столько дел делать. И про работу мне ответят после праздников (прошла ли я испытание). Наверное, я идеалист.

Новелла 09:20

ну оптимист, лучше)

Новелла 09:21

Come on! Готовься, пошли прогуливаться!

Тивентия 09:22

Ага. Дай мне 15 минут. или можешь зайти ко мне?

*

Занятные материалы видео, снятые на L-PAD, которые могут быть мне полезны для моего дальнейшего дайжеста:

Я поднялась к ней, минуя нашего соседа по лестничной площадке – дядю Гаврилу, похожего на толстого моржа с усами, отращёнными до самого ворота его рубашки. Он ругался, что «некоторые тут ходят и постоянно оставляют стопки исписанных тетрадей, и лучше бы их сразу сдавали в макулатуру», – видно, это была его наболевшая внутренняя тема: постоянно на что-нибудь жаловаться.

Миную пятьдесят ступеней, поворот, и ещё пятьдесят; Тивентия стояла на пороге, по-хозяйски встречая меня.

– Хочешь чем-нибудь угоститься? У меня, правда, сейчас период чрезвычайной экономии, ты даже представить не можешь, насколько! – Выдохнула она.

– Да нет, не беспокойся. Я только что позавтракала, тем более, что утром я привыкла практически ничего не есть. Я давно у тебя не была, по-моему, с того момента, когда ты…. Не делай так больше! Хорошо? Как какой-то монструозный стиль, зомби-макияж и прочее – это может существовать, но как же он продолжит существовать без тебя?

– Да. Прекрасно понимаю. Теперь. Просто с 15-ого года я же работала менеджером то там, то сям. Но до сих пор: я не умею черстветь и подстраиваться, мне до сих пор нестерпимо от давления на работе и со стороны Лирния. И в перерывах между звонками на работе мне было тоскливо, и я смотрела разные эстетические группы в социальных сетях, которые влияли на психику, где всё чаще появлялись эти посты на темы бессмысленности бытия и отчаяния, и ещё эта несбывшаяся любовь. И то, что человек, вызвавший во мне чувство, разменял его. И его насмешливые звонки после всего этого, он звонил и узнавал у меня характеристики продуктов компаний, в которых я работала. «Невыносимо» – слишком мягкая характеристика всего, что тогда со мной происходило. Даже специально пыталась себя как-то искусственно убедить в том, что нелюбимая работа и всё, что происходит вокруг – это всего лишь часть моей драматической роли, что я играю на сцене, но психика уже не слишком выдерживала сильный напор стрессов.

– Тивентия, но ты, ведь, всё это выдержала и перенесла. Это было, наверное, твоё главное испытание, которое ты прошла, большей частью, достойно, и которое позволило тебе сделать выводы о том, как, примерно, жить дальше. И, главное, о том, что надо жить дальше. Потому что. Ведь возникает же такая мысль: интересно, а что будет через десять-пятнадцать лет?

Поэтому: мечтай, но не бесплотно (как бывает, когда задумываешься о бренности бытия), а ставь перед собой реальные цели, ведущие тебя к тому, чего ты хочешь. Я понимаю тебя настолько, что, наверное, никто больше не поймёт: у нас с тобой чуть похожие «осколочные» семьи. Только я знаю и помню своего папу. Но он предательски поступил по отношению к нам. Но и его можно понять: он был в эгоистическом порыве личного счастья – хотел озарить свою жизнь какой-то отчаянной вспышкой новой любви. Другое дело, что из этого он окончательно забыл про нас, мы даже не знаем: что с ним сейчас, и со своей любимой девушкой он теперь или нет. А у тебя отца и вовсе не было, и есть только твоя мама, измученная испытаниями судьбы, которая говорила…. Что он испортил ей жизнь, да? И что ты «навязалась» на её жизнь? Хотя, быть может, это только отговорка с её стороны и поиск «виноватого», и отказ от самостоятельных активных шагов, которые могли качественно улучшить ситуацию вокруг? Отговорка? И был вокруг тебя целый хоровод из вечно больных твоих бабушек, которые посвятили свои жизни труду, и стали ветеранами труда с орденами, но в итоге остались голодающими в 90-е годы в недостатке медицинской помощи. И ты, я очень хорошо понимаю и помню тебя, в этом истеричном, безвыходном и чего-то от тебя, с ранних детских лет, постоянно требующем, клаустрофобном хороводе твоей неполной семьи. Я понимаю, почему ты, в общем-то, любишь простор, свободу и тишину.

(Закревскую в это время немного лихорадило, она часто хлопала глазами, и в них показались слёзы – но она сдержалась).

Ох, ладно! Тивентия, пойдём на свежий воздух!

И мы отправились в просыпающийся лес – с маленькими, ещё свёрнутыми зелёными клейкими листочками деревьев разных пород, часто можно было заметить, что их держат на себе большие искорёженные корни, словно бы выползавшие на поверхность земли. Тут же были подснежники, только что выбившиеся из-под земли и, как бы, озирающими пространство, где им предстоит обживаться. Я поделилась с ней собственным мнением на тот счёт, что: «только небольшие неточности, допущенные нами на протяжении жизни и собранные все вместе – это и есть человеческая личность». Тивентия была соприкосновенно согласна с этим выводом.

Вся древесная стихия высвобождалась от Новокампской зимней спячки, как от растянувшегося на несколько лет банковского долга. Уже, как это говориться по-русски, «сошли» большие многометровые сугробы, и превратились в небольшие кучки, похожие на горелый сахар, которым нам в детстве, заодно с Тивентией, я помню, лечили «больное горло». Ну, или они были похожи ещё и на посверкивающие угольные кучки, которые я мельком видела в одной компьютерной игре.

Мы с Тивентией бродили по лесным Новокампским тропинкам, в привезённых мной модных резиновых сапогах (я зачем-то взяла с собой две пары), и дышали воздухом леса. Он был именно такой, от свежести которого немного кружится голова, который «закручивает» небольшие ветряные воронки из лежалых листьев – и по всем приметам ты начинаешь понимать для себя: завтра значительно потеплеет.

Видно, мы наговорились на несколько лет вперёд, и поэтому хотелось просто вдыхать тишину и слушать птиц, и это было настолько не привычно для лично моих ушей человека мегаполиса. И ещё, я ненадолго прервала видеотрансляцию, и немного поснимала пейзажи. И попросила концептуально сфотографировать меня на L-PAD.

Внезапно, Тивентия как-то нехорошо себя почувствовала (у неё сильно закружилась голова и, как выяснилось, поднялась температура), и пришлось срочно вести её домой, у себя оставлять я её не хотела, потому что мне необходимо было подготовиться к насыщенному и событийному понедельнику. Поэтому я отвела её к ней, и уложила в постель, снабдив банкой с джемом и горячим чаем. После чего я отправилась к себе: подбирать одежду и формировать мой образ на завтра.

*

Вот смотрите, мои чудесные, мои креативные, мои подписчики на Periscope – сердечки-сердечки– сердечки, куча сердечек, как всегда в трансляциях Periscope – я остановилась на достаточно немнущемся, искристом платье-трансформере вишнёвого цвета, собранном до колен, с высокой горловиной. И задумала к этому выразительный макияж глаз и розовые губы, и мягкие локоны, потому что всё-таки собираюсь на фэшн-фестиваль, где особенных договорённостей и знакомств нет, но, думаю, что-то обязательно «переиграется» (и они появятся) и, кроме всего прочего, я получу, созданные экспертом, волосы. И да, взяла с собой клатч на цепочке, и он был с принтами на двух его сторонах: на одном из них была изображена магнитофонная кассета, примерно, из 80-х годов прошлого века , а на другом – какое-то Созвездие ночного неба. Пришлось вызвать такси, которое, исходя из отзывов, что можно было найти на местном форуме, являлось самым приемлемым из всей линейки выбора. И взяла несколько пробников новых духов, на выбор, чтобы определиться с ними по прибытии на место: чтобы внести свой необходимый органичный нюанс. Окончательный штрих сделали модные туфли с длинными и тонкими переплетёнными на голенях ремешками на небольшом каблуке, потому что я планировала провести весь день в движении и новых встречах.