355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Брикер » Босиком по снегу » Текст книги (страница 13)
Босиком по снегу
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 21:26

Текст книги "Босиком по снегу"


Автор книги: Мария Брикер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 17
Давно забытое прошлое

Как несправедлива жизнь, думал майор Анин, с грустью разглядывая мутный осадок на дне своей рабочей керамической кружки, украшенной божьими коровками и разноцветными бабочками. Влив в себя остатки приторной смеси, Анин тяжело вздохнул и встряхнул для убедительности жестяную банку «Нескафе» – ни звука. Кофе кончился. Разодранная пачка со слоном тоже оказалась пуста, и этот печальный факт вырвал из его души очередной удручающий вздох – чай кончился тоже! Денег на кофе и чай не было, и на этот раз Сергей Петрович даже не удосужился проверить данное утверждение – он это прекрасно знал. Полная безнадега! Утолить жажду и взбодриться – нечем и не на что. Но даже это ужасное стечение обстоятельств было мелочью по сравнению с тем, как незаслуженно с ним обошлась его жена. Семейная жизнь Анина стремительно катилась под откос. Но почему? За что? В чем он, собственно, провинился? «Что только надо этой мегере для счастья?!» – с тревогой задавал он себе вопрос, на который не находил ответа. Пока не находил. Мысли разбегались, сосредоточиться не получалось, и тут в памяти отчетливо всплыл эпизод последней ссоры с женой, ее лицо, полное негодования, обида, злость и тапочки, которые он по дурости сунул в сумку, когда в шутку собирался покинуть супругу, тапочки с дыркой в районе большого пальца, страшные, как атомная война, и удобные, как сиденье «шестисотого» «Мерседеса». Воспоминание о ссоре и тапках, символе домашнего очага, расстроили Анина окончательно. Но Сергей Петрович недаром носил звание майора и являлся старшим следователем прокуратуры. Анализ был его коньком, и тщательный разбор семейной драмы привел майора к удручающей мысли, что он сам был виноват в том, что его так бесчеловечно выставили вон из дома. «Тапки!» – с ужасом осознал он. Тапки были истинной причиной его несчастья. И зачем он сунул их в сумку? Ведь именно это привело его жену в бешенство, и она бросилась звонить маме. Какой же он был дурак! На глаза Анина навернулись слезы отчаяния, он бросился к сумке, вытащил любимые тапки и решительно направился в туалет, чтобы выкинуть, к чертовой матери, в помойное ведро виновников последней ссоры с женой. Не успел Анин выйти из кабинета, как в дверях столкнулся с криминалистом Левченко, который явно направлялся к нему.

– Сергей Петрович, а чего это у вас? – разглядывая прижатую к груди потрепанную пару домашней обуви, спросил криминалист.

– Улика! – от неожиданности брякнул Анин, слишком громко и слишком взволнованно.

– А-а… – задумчиво протянул Левченко, но, к счастью, уточнять ничего не стал и затолкал Анина обратно в кабинет. – Вот, – усадив майора на стул, многозначительно сообщил Георгий и сунул под нос следователю бумагу. – От баллистиков тебе привет. Короче – сюрпрайз, блин. Во-первых, по трем убийствам все подтвердилось. Но это пока цветочки. Пистолетик, найденный в номере у Крюгера, проходит еще по одному делу!

– Еще один труп? – испугался Анин. – Четвертый?

– Да, но ты не пугайся так, все гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.

– Спасибо, утешил, – с издевкой поблагодарил Сергей Петрович и сунул тапки под стол.

– Не за что, – улыбнулся Жора. – Короче, рассказываю. В 1987 году, то бишь, хрен знает сколько лет назад, из этого пистолета грохнули одного криминального товарища, дело так и не раскрыли. Придется тебе в прошлом основательно поковыряться и выяснить, каким образом пистолетик ТТ, засвеченный много лет назад, всплыл в настоящем. Желаю удачи и отчаливаю – работы полно. Кстати, кофейку не одолжишь? Пить очень хочется.

– Водички хлебни, она лучше жажду утоляет, – буркнул следователь и, потеряв интерес к криминалисту, погрузился в изучение составленных экспертами заключений.

Имя убитого сразу всплыло в памяти, и Сергей Петрович округлил глаза. Николай Иванович Савельев по кличке Сова, личность по-своему легендарная, оставившая серьезный след в истории криминального мира и в его собственной жизни. Память вернула Анина на много лет назад, в то время, когда, будучи еще молодым и неопытным опером убойного отдела, он возомнил себя всемогущим сыщиком и, воспылав желанием распутать задвинутое начальством темное дело об убийстве одной почтенной дамы, директрисы ювелирного магазина, повешенной у себя в квартире, чуть было не лишился головы, слишком поздно сообразив, во что ввязался. После выписки из больницы, куда его доставили из собственного подъезда с диагнозом: перелом четырех ребер и открытая черепно-мозговая травма, в кабинете начальника ему популярно объяснили, чтобы он не совал свой нос туда, куда не следует. Дело списали на самоубийство и перевели Анина в другой отдел. Ситуация изменилась спустя пару лет, незадолго до убийства Савельева: на Колю Сову была организована настоящая охота, с кресел слетели высокие чины милицейского начальства, уличенные в коррупции, которые активно способствовали и прикрывали криминальный бизнес Николая, но Савельева так и не удалось прижать к стене. Операции проводились под грифом «Совершенно секретно», и Анин узнал об этой истории случайно, спустя много лет, копаясь в архивах по другому делу. Теперь же ему предстояло вновь совершить экскурс в прошлое и, по странному стечению обстоятельств, взяться за расследование убийства человека, который когда-то давно круто изменил его жизнь и развеял иллюзии о неподкупности правосудия и закона. Естественно, по прошествии длительного промежутка времени найти человека, лишившего жизни Колю Савельева, было практически невозможно, но в деле должны были быть подозреваемые и свидетели, имена которых могли промелькнуть по последним трем убийствам. Именно на это Сергей Петрович и рассчитывал, полагая, что недавние трагические события имеют с прошлым тесную связь. Ведь не просто же так пистолет, из которого застрелили Колю Сову, всплыл вновь в руках исполнителя новых кровавых преступлений! Где и у кого хранился он все эти годы? Почему им воспользовались только сейчас? Анину предстояла серьезная аналитическая работа, и, чтобы не терять драгоценных минут, он не стал запрашивать дело, а сам поехал в архив.

К величайшему разочарованию следователя, архив был закрыт по техническим причинам. Приклеенная к двери скотчем бумажная записка сообщала также, что тяжелые двери систематизированного прошлого откроются перед Аниным только спустя два часа. Разозлившись на себя, что не удосужился предварительно позвонить, Сергей Петрович потоптался у запертых дверей, послонялся вокруг здания, забрел в какой-то парк, огороженный металлическим забором, и уселся на заснеженную лавочку, подсунув под себя кожаную папку с протоколами и прочими документами, которую везде таскал с собой. Грусть и печаль охватили майора: в архиве работала его приятельница, тучная и щедрая, она всегда подкармливала Анина домашними котлетами и румяными пирожками с капустой. Сказать по-честному, именно на это он и рассчитывал, когда ехал в архив. И что теперь? Теперь он умрет с голоду, потому что с утра ничего не ел, а вокруг столько аппетитных, чарующих запахов, сводящих с ума и приводящих желудок в боевую готовность! Анин повел носом, учуял запах курицы-гриль и нервно сглотнул слюну. От голода кружилась голова, пить хотелось тоже. Майор сгреб с лавочки немного снега и, опасливо оглянувшись по сторонам, сунул его себе в рот.

– Желтый снег есть нельзя, – хихикнули позади него, он резко обернулся и покраснел. За его спиной стояла молоденькая девушка в кроличьем полушубке, из-под которого выглядывал подол медицинского халата, и ехидно улыбалась. Анин смущенно покосился на нее и пришел к выводу, что девушка, которая застукала его на месте преступления, – медсестра, и вышла она из подъезда трехэтажного кирпичного здания, вероятно, медицинского учреждения, с потертой блеклой табличкой над входом. – Вы что же, товарищ, совсем одичали? – уже без улыбки упрекнула его медсестричка. – Тянете в рот всякую гадость, как ребенок, в самом деле. Вы ж не в горах, кругом микробы. Собачки, опять же, любят здесь прогуляться, больные. Елки-палки, сидит рядом с ветлечебницей и снег жрет! Это ж надо!

– Пить хотел, а отойти не мог, на службе я, – выдавил из себя майор, ощутив во рту неприятный привкус собачьей мочи, а в животе – шевеление тучи вредных микроорганизмов. К горлу подкатила тошнота, Анин сглотнул набежавшую слюну и сделал два глубоких вздоха, чтобы не опозориться в очередной раз.

– На службе? – удивленно приподняла аккуратные бровки девушка. На ее симпатичном личике отразилось искреннее любопытство, смешанное с легким недоверием.

– Да, на службе. Выслеживаю опасного преступника, убивающего беззащитных больных животных. По имеющимся у меня данным, живодер может появиться здесь, чтобы незаконно проникнуть в это здание и совершить гнусное преступление. Как вас зовут?

– Оксана, – пропищала девушка.

– Так вот, Оксана. Исключительную ненависть преступник испытывает к кошкам. Пачками их изводит. Собаками тоже не брезгует. А особенно люто расправляется с морскими свинками и хомяками. Только вы должны понимать, что информация, которую я вам сообщил только что, не должна распространиться, иначе это спугнет преступника, – объяснил Анин сурово и для убедительности продемонстрировал девушке служебное удостоверение.

– Ой, – испугалась девушка и побледнела.

– Вот тебе и ой, – с издевкой хмыкнул Анин. – Я, можно сказать, о безопасности несчастных зверюшек пекусь, а вы накинулись на меня, как фурия, и нотации читаете. Продрог весь, кофейку некогда попить, жрать хочется так, что зубы сводит, – но я не вправе покинуть свой пост. А все почему? Потому что ради братьев наших меньших готов на все! – Последнюю фразу Анин произнес с особым чувством. В ее интонации слышалось такое бескорыстие и самопожертвование ради блага четвероногих, что девушка окончательно расчувствовалась, и ее небесно-голубые глаза увлажнились.

– Простите, простите меня, я сейчас, – залепетала она взволнованно, смахнула набежавшую слезу и бросилась к дверям клиники. Спустя несколько минут Анин с наслаждением пил необыкновенно вкусный горячий сладкий кофе и, с аппетитом причмокивая, поглощал бутерброды с ветчиной и сыром в количестве четырех штук. Завершала трапезу свежая булочка с маком, обсыпанная сахарной пудрой.

– Еще кофейку? – льстиво спросила девушка, забирая у довольного Сергея Петровича пустые чашку и термос.

– Спасибо, не нужно, – милостиво отказался следователь, сыто икнул и покосился на здание клиники – из окон на него смотрело множество взволнованных глаз. Похоже, девушка успела растрепать о происшествии всем, кому только можно. Анин мельком взглянул на часы: архив должен был открыться с минуты на минуту, пора было двигаться в путь. – Так, – нахмурился майор, – сегодня уже совершенно точно негодяй здесь не появится. Он работает исключительно до трех часов дня и совершает нападения только в период полной луны. Посему в ближайший месяц вашим пациентам опасность не угрожает. Я ухожу, но оставляю свою визитку. Будьте бдительны и позвоните мне, если будут проблемы.

– Хорошо, – закивала девушка. – Но скажите, как он хоть выглядит?

– Высокий, под два метра, рыжий, угрюмый, непривлекательный, носит собачью шубу…

– Вот гад! – прижимая ручки к лицу, возмутилась девушка.

– Не то слово: он сам ее сшил из убитых собачек. Еще у него пышная борода и усы, тоже рыжие. В общем, очень приметный, если он к вам заглянет – сразу звоните мне, я вышлю на место группу немедленного реагирования, и мы схватим этого гнусного типа, – с этими словами майор Анин встал, простился с девушкой и гордо покинул свой боевой пост, сдерживая хохот, готовый вырваться из груди. У дверей архива Анин не выдержал и выпустил смех на волю, пугая прохожих своим громогласным ржанием. Настроение его заметно улучшилось. С красной физиономией и слезами на глазах он ввалился в здание архива, продолжая истерично всхлипывать и хихикать, запросил дело Савельева и успокоился только тогда, когда пролистал первые страницы. Смеяться ему больше не хотелось – главной подозреваемой по делу проходила Нина Яновна Лацис, будущая княгиня Волынская. Ничего не понимая, Анин открыл список свидетелей и мгновенно наткнулся взглядом на очень знакомое имя. Трясущейся рукой он углубился в материалы дела, жадно вчитываясь в протоколы допросов, выводы следователя и экспертные заключения. С каждой новой страничкой связь между прошлым и настоящим тесно переплеталась в клубок. Когда Анин закончил, он уже знал ответы на многие вопросы, на которые раньше не мог найти ответа. Страшная картина предстала перед его глазами. Он понял все. Осталось лишь проверить одну деталь – и дело можно считать раскрытым.

Часть 2

Глава 1
Форшмак отменяется

Старая сельская больничка распространяла вокруг себя интенсивный запах хлора и лекарств. В кабинете главврача Рафаэля Абрамовича Разумовского пыхтел калорифер, грозно рычал облезлый ржавый холодильник «ЗИЛ» и душераздирающе вопила радиостанция «Маяк», сообщая окружающим последние горячие новости. Окна кабинета с выцветшими занавесками в цветочек и засохшим фикусом на подоконнике смотрели в сторону заброшенной свалки, и взору открывалась братская могила поломанной колхозной техники и прочего мусора. Однако вид из окна и шум от радио и электроприборов совершенно не мешали Рафаэлю Абрамовичу честно выполнять свои обязанности и следовать клятве Гиппократа, так как Разумовский был глух, как тетерев, и к тому же слегка подслеповат. Да и с обонянием у именитого некогда доктора тоже дела обстояли не лучшим образом, поэтому, бежав из суетной Москвы, где Рафаэля Абрамовича не оценили по достоинству, и прикупив себе за бесценок домик недалеко от свинофермы, Разумовский осел в провинции и зажил на вырученные от выгодной покупки деньги в свое удовольствие под мелодичное хрюканье фермерских свиней. В личной жизни доктора тоже произошли интересные перемены: на него, старого холостяка «по обстоятельствам», неожиданно обратила внимание знойная работница свинарника Серафима Петровна Корзинкина, которая, стремительно ворвавшись в его скупую на события жизнь, скрасила доктору его старость, интимную жизнь и быт.

Вспомнив о Фимочке, – так ласково называл Рафаэль Абрамович свою пышнотелую гражданскую супругу, – Разумовский нежно улыбнулся, сглотнул набежавшую слюну и начал собираться домой. Вечер обещал быть превосходным – Серафима клятвенно заверила его, что непременно истопит сегодня баньку и приготовит обожаемый доктором форшмак.

– Налейте!.. Налейте… бокалы вина, тратата, тратата, тратата-та-та… – басом пропел Рафаэль Абрамович, отливая из бутылки подотчетный медицинский спирт в маленькую майонезную баночку, предусмотрительно позаимствованную с утра из кабинета приема анализов. Наполнив импровизированную тару до краев, Разумовский с помощью широкого пластыря плотно приладил к горлышку банки полиэтиленовый пакет, сунул сосуд с огненной водой в карман длинного драпового пальто с каракулевым воротником, нахлобучил на лысую голову облезлую ондатровую шапку и уже было направился к двери – как дверь вдруг с шумом распахнулась, на пороге появилась медсестра Ирина и, хлопая ярко накрашенными глазами и активно жестикулируя, стала что-то орать в лицо доктору. Из ее сумбурной речи Рафаэль Абрамович понял только одно живописное словосочетание: «пьянь подзаборная» – страшно смутился, отступил назад, залился краской, трясущейся рукой нащупал в кармане баночку с притыренным медицинским спиртом и, тяжело вздохнув, выставил ее на свой рабочий стол.

– И стоит ли из-за такой мелочи так нехорошо выражаться, голубушка, – откашлявшись и поправив съехавшие с носа очки, возмутился доктор. – Помнится, в прошлом месяце вы три килограмма бинтов со склада утянули, объяснив мне, что у вас были небольшие трудности по женской части, а специально предназначенные для этих целей предметы гигиены вам не позволило приобрести ваше скромное жалованье. Заметьте, дорогая, я не стал вас упрекать, хотя таким количеством бинтов можно было забинтовать кровоточащие раны целого взвода искалеченных пулями солдат. А вы, вы, набросились на меня из-за какой-то жалкой чекушки! Да там, если грамотно разбавить, только пол-литра и получится. К тому же у меня сегодня семейное торжество – я только по праздникам употребляю. Ясно вам? – Закончив свою победоносную речь, которая определенно должна была поставить зарвавшуюся нахалку на место, Рафаэль Абрамович с достоинством затолкал банку обратно в карман и окинул сестру презрительным взглядом. Медсестра, выражение лица которой во время пламенной речи доктора менялось как светофор, приобретая разные цвета от красного до зеленого, неожиданно стало ультрафиолетового оттенка, и она, смачно плюнув на пол около ног Разумовского, схватила его за рукав и потащила по коридору в приемное отделение.

– Вот! – изо всех сил проорала она в ухо доктору, указывая на каталку, на которой без сознания лежала молодая девушка. – Со станции привезли только что!

– Не ори, голубушка, я не глухой, – по-деловому сообщил доктор, к этому времени он уже успел подключить свой слуховой аппарат, который использовал только в исключительных случаях, когда ему необходимо было осмотреть пациента.

– Она там со вчерашнего утра в отключке провалялась, – заметно тише продолжила сестра. – Из электрички вышла, раскачиваясь из стороны в сторону, в помещение билетной кассы вошла, на лавку села, вернее легла – и все, больше в сознание не приходила. Кассирша решила, что она пьянчужка или наркоманка. Милицию не стала вызывать, думала, проспится девка и уйдет сама. Только потом уже сообразила, что что-то не так… Вы уж извините меня, Рафаэль Абрамович, но, кроме вас и меня, в больнице уже никого не осталось.

– А Тарасов где? – приложив ко лбу девушки руку, спросил главврач.

– Ушел, – однозначно пояснила Ирина.

– Давно? – уточнил Разумовский.

– Со вчерашнего дня, – уточнила Ирина.

– Понятно, значит, его можно ждать не раньше чем через неделю. Ну, бог с ним. Давай, душенька, в отдельную палату ее немедленно, а я сейчас переоденусь и приду.

Сестра незамедлительно выполнила поручение, раздела девушку, переложила ее с каталки на кровать и, утерев рукавом халата пот со лба, присела на стул в ожидании врача. Разумовский не заставил себя долго ждать, вооружившись стетоскопом, вошел в палату, тщательно осмотрел пациентку, нахмурился и покачал головой.

– Кожные покровы гиперемированны и цианотичны, дыхание поверхностное, учащенное… А с девочкой-то беда, – вынес он свой вердикт, – и без рентгена ясно, что пневмония у нее в тяжелой форме. Готовь ампициллин и жаропонижающее, маску с кислородом подключи… хотя здесь все понятно – не выживет она, даже если мы в Москву ее отправим.

– Ох, несчастье-то какое, – запричитала сестра, громко топая, вылетела из палаты, так же громко топая, вернулась со всем необходимым и, продолжая причитать и охать, засуетилась над девушкой. – Может, оклемается еще, Рафаэль Абрамович? Ведь молодая совсем, – закончив все предписанные доктором процедуры, с надеждой спросила Ирина, укутала девушку в одеяло и промокнула ее влажный лоб стерильной салфеткой.

– Только чудо сможет ей помочь, голубушка, уж поверьте моему многолетнему опыту, – грустно сказал доктор. – Родственников надо известить, чтобы проститься успели. Судя по одежде, она из обеспеченной семьи. Документы у нее есть? Что она вообще делала на нашей станции?

– Она, наверное, экстрасенша, – предположила сестра, деловито обшаривая карманы одежды пациентки.

– Не понял, – растерялся Разумовский.

– Что тут непонятного, Рафаэль Абрамович? Неужто вы не в курсе, что здесь недалеко живет… Как его, блин?

– Не выражайся, голубушка, – сделал замечание Разумовский. – И кто же тут живет недалеко?

– Простите, Рафаэль Абрамович, – извинилась Ирина, – здесь недалеко живет человек один. Доктор. Так вот, к нему со всей страны эти, ну как их, блин…

– Не выражайся, голубушка, – вновь сделал замечание Разумовский. – И кто же к нему со всей страны приезжает?

– Ну, люди с паро… тьфу-ты, и не выговоришь даже, в общем с необычными способностями, – объяснила Ирина. – Смотрите, паспорт ее нашла, деньги, ни фига себе сколько… А это что? – выудив из кармана полушубка девушки какой-то листок, заинтересовалась сестра. Она пробежала его глазами и радостно выкликнула: – Точно, экстрасенша! Я же говорила. Здесь как раз адрес этого профессора указан и еще фамилии каких-то женщин.

– Так, понятно – к этому «доктору» со всей страны стекаются психи. А позвольте спросить, голубушка, что он с ними со всеми делает? Он у них что, духовный учитель?

– Да нет, что вы, Рафаэль Абрамович, – засмеялась Ирина. – Он, насколько я знаю, довольно известный ученый. Я про него в газете читала, – занимается паро… и биоэ… Ой, ну не выговорить даже.

– Н-да, – озадаченно почесал макушку Разумовский. – Ты имела в виду парапсихологию и биоэнергетику? Чудесно! Он занимается тем, чего не существует в природе. Хорошо еще, что он НЛО не изучает, а то наше спокойное местечко наводнили бы не обычные шарлатаны, а инопланетяне и летающие тарелки. Вот что, голубушка, чем бы он там ни занимался, поезжай к нему, благо живет он недалеко, и справься, знает ли он… дай-ка сюда паспорт. – Доктор забрал у сестры паспорт и раскрыл его. – …знает ли он Александру Сергеевну Демидову. Фамилии женщин, которые написаны на листе, ему назови. Объясни, что девушка, по всей вероятности, ехала к нему. К сожалению, не доехала, – сочувственно добавил доктор, присел рядом с пациенткой в старое дерматиновое кресло с прорванной в нескольких местах обивкой, устало откинулся на спинку и глубоко задумался над тем, что мир, кажется, скоро превратится в большой дурдом и медицину заменят лженауки и псевдоучения, так активно набирающие силу в последнее время. Еще Рафаэль Абрамович думал о Фимочке, которая, наверное, уже как следует протопила баньку и с нетерпением ждет его возвращения домой, о вкусном форшмаке, приготовленном ею на ужин, о баночке чистого, как слеза, медицинского спирта, который он собирался употребить после баньки, закусывая форшмаком, предварительно разбавив спирт в равной пропорции колодезной водой, и о молодой симпатичной девушке, которая в горячке металась по жесткой больничной койке, и никакой надежды на то, что она хотя бы дотянет до утра, у доктора не было. Постепенно Разумовского стало клонить ко сну, тело его обмякло, голова запрокинулась, очки свалились с носа на пол, и палата погрузилась в туманную дымку… Неожиданно он услышал смех, странный, как перезвон колокольчиков, нежный и завораживающий, потом появилась девушка, высокая и очень худенькая, с длинными темными волосами и венком на голове. Она материализовалась словно из воздуха и закружилась по комнате в причудливом танце. Тело ее было на удивление гибким, движения – очень гармоничны. Ее тонкие руки, украшенные браслетами, взмахнули, как крылья птицы, и Разумовскому показалось, что она воспарила над полом.

– Кто ты? – прошептал Разумовский, вытирая выступивший на лбу пот. Девушка в ответ опять засмеялась, подошла к кровати пациентки и склонилась над ней. – Можешь не отвечать. Я знаю, кто ты, – прошептал главврач и почувствовал, что во рту все пересохло от волнения. – Да, да, я понял, кто ты. Ты ангел смерти! Я знал, что ты придешь ее забрать. Я сам поставил диагноз.

– Сестра, – тонким голоском пропела девушка.

– Я здесь, – завопила медсестра Ирина, ворвавшись в комнату.

– Да тихо вы, она не к вам обращается, – вслед за медсестрой вошла незнакомая высокая женщина с уродливым лицом, потянула ее за рукав, и они вместе вышли.

– Сестра, – вновь пропела девушка, склонившись над кроватью Александры.

– А, понятно, я сплю, – хихикнул Разумовский и ущипнул себя за руку. Почувствовав боль, Рафаэль Абрамович еще раз ущипнул себя за руку, потом еще раз и еще раз.

– Рафаэль Абрамович, идите сюда, только тихо, – заглянув в палату, позвала его медсестра Ирина. – Ваши очки лежат на полу, рядом с правым ботинком.

Ошалев окончательно, главврач нагнулся за очками, поднял их с пола, водрузил себе на нос, огляделся и отрыл рот. «Ангел смерти» был облачен в модные джинсы и свитер, на голове вместо венка было надето некое приспособление в виде металлического обруча с торчащими в разные стороны пружинами, обнаженные по локоть руки покрывали резиновые присоски с тонкими проводами, которые тянулись к какому-то замысловатому прибору со стрелками, прикрепленному на поясе девушки.

– Мама, – тихо позвала девушка, и Разумовский заметил, что она побледнела до синевы и стала заваливаться навзничь. Он машинально подхватил ее на руки, растерянно оглядываясь по сторонам. Палата заполнилась людьми: высокая женщина с уродливым, как оказалось при ближайшем рассмотрении, обожженным лицом, подлетела к Разумовскому и грубо скомандовала, чтобы он посадил девушку в кресло. Потом повернулась к какому-то мужчине с аккуратной бородкой, лет тридцати пяти – сорока и выпалила гневно и импульсивно:

– Вы должны нам помочь, Евгений Павлович! Я от вас не отстану, так и знайте. Для нас это единственное средство к существованию.

– Я не буду этого делать, уважаемая Наталья Вениаминовна, потому что…

– Мессия! – вдруг завопила медсестра Ирина, бросилась к креслу, где сидела девушка, рухнула на колени и стала целовать ей ноги. – Божью благодать ниспошли на нас, о ангел! Излечи и очисти душу мою и тело!

– Прекратите балаган! – завопил Разумовский во все горло. – Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит, вашу мать!

– И мне, – раздался тихий хриплый голос с кровати.

Рафаэль Абрамович вздрогнул, посмотрел на свою пациентку, которая пришла в себя, и потерял сознание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю