Текст книги "Фонарь Диогена"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да нельзя тебе! Нельзя, Вика!

– Если не поможешь, я сама сбегу. В окно выпрыгну и босиком уйду. Ты меня, Маруся, знаешь!

– Знаю, – покачала головой женщина и нахмурилась, – как была ты бестолочью, Викуша, так и осталась. Ну что мне с тобой делать-то! – всплеснула руками Маруся. – Ты на себя в зеркало посмотри! Зеленая вся, синяки под глазами…

– Ха, а косметика на что? В общем, так, Марусенька. Зови доктора, будем отказную от дальнейшего лечения писать, и домой. Сколько времени?

– Половина тертьего!

– Отлично! Мне нужно к олигарху к четырем успеть, чтобы в доме освоиться, проконтролировать приготовление ужина и встретить его долбанутого гостя с широкой улыбкой на лице. Еще нужно досье этого олигарха как следует изучить, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то. Как раз успеваю: дома приму душ, переоденусь, приведу себя в порядок, тачку поймаю, и на Рублевку. Зови доктора, Марусенька, – попросила Вика, побледнела и опустилась на койку. – Ничего, ничего, немножко голова закружилась, – через силу улыбнулась девушка, поймав на себе обеспокоенный взгляд Маруси.

Маруся кивнула и выскользнула за дверь. Вернулась она вместе с доктором и медсестрой. Сестра держала в руках металлический лоток.

Вика растерянно посмотрела на лоток и резко встала с постели.

– Викуля, доктор согласен тебя отпустить, но нужно еще одну процедуру сделать, – улыбнулась Маруся.

– Какую еще процедуру? – разозлилась Вика.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее доктор. – Прилягте на пару минут. Укольчик сделаем, чтобы вы окончательно в норму пришли, и домой поедете.

– Ложитесь, женщина, – прогнусавила медсестра.

– Какая я тебе женщина! – обиделась Вика. – Сама ты женщина! Давно в зеркало на себя смотрела?

– Ой-ой-ой, разговорчивая больно, – съехидничала медсестра. – Ложись уже, юродивая. Не боись, у меня рука легкая, больно не будет.

– Да не боюсь я. Тоже мне, – хмыкнула Вика и легла на живот. Сестра оказалась права: больно не было, укола она почти не почувствовала, по телу расползлась приятная истома, закружилась голова, и сознание поплыло в теплое море небытия.

– Проспит теперь сутки, – донеслось откуда-то издалека.

– Спасибо вам, доктор, – сказала Маруся.

Выходит, Маруся ее обманула. Предательница! Вика попыталась крикнуть, но ничего не получилось, язык во рту ворочался с трудом, и она лишь прошептала себе под нос:

– Не прощу тебя, Маруся…

– Обойдусь как-нибудь без твоего прощения, – устало сказала женщина, поцеловала Вику в затылок, и наступила темнота.

Глава 6
Находки и потери

Он нашел ее, нашел! Но подходить не спешил, наблюдал издали. Лиля стояла на пологом берегу в длинном светлом платье, держала в руках корзину и бросала в воду разноцветные лепестки. Розовые и оранжевые лодочки плыли по темной глади реки. От воды тянуло могильным холодом. Крепко пахло тиной и гнилой рыбой. В заводи, на тугих зарослях камыша, висела рваная рыболовная сеть. За ячейки ее плавниками и жабрами зацепились несколько надутых рыбин – вот откуда шел запах.

Никита отошел от камышей на несколько метров, спрятался в кустах. Запах по-прежнему ощущался, но Лиля этого амбре не замечала, и его – тоже. Стоять в кустах надоело, Никита вышел из укрытия и подошел к жене.

– Лиль, зачем ты от меня ушла-то? – делано равнодушным тоном спросил он.

Она вздрогнула и выпустила корзину из рук, та упала в реку, закружилась на волне и поплыла от берега. Лилечка проводила ее долгим взглядом, улыбнулась, потянулась к нему и уткнулась лбом в грудь. Никита обнял жену, сквозь легкое платье ощущался холод ее тела.

– Замерзла, да? – Никита взял Лилю за руку, поцеловал, тут в нос ему снова ударил запах тухлой рыбы и чуть не сбил с ног. Никита пошатнулся, продолжая удерживать Лилю за руку – рука была ледяной и какой-то чужой. Она была мертвой!

– Мля-я-я-я! Верховцев! Проснись, мля-я-я! – закричал кто-то в самое ухо.

Никита открыл глаза и вернулся в действительность. Но действительность была так ужасна, что ему захотелось провалиться обратно в небытие: рядом с ним в постели, нежно укрытый шелковым одеялком, лежал труп Александра Зимина и держал его за руку. Точнее, Никита держал труп Зимина за руку. Верховцев зажмурился и очень громко и протяжно застонал на всю спальню. Стон перерос в крик, сначала хриплый, а затем – ультразвуковой. Рядом стоял Илья и тоже орал во всю пасть фальцетом, тыча пальцем в постель.

– Отпусти его! – вопил Шахновский. – Отпусти его, козел! Ты козе-е-ел!

– Сам ты козе-е-ел! – выл Никита Андреевич, продолжая удерживать труп за руку. Шок был таким сильным, что пальцы свела судорога, они не разжимались.

– Тихо! – заорал Илья и с размаху заехал Верховцеву в челюсть. Верховцев хрюкнул и захлопнул рот, но внутреннее напряжение было так велико, что у Никиты выползли глаза из орбит, кровь прилила к голове, лицо стало малиновым, как у Шварценеггера в фильме «Вспомнить все». Верховцев задышал часто-часто, как эпилептик. – Спокойно! Спокойно, Маша, я Дубровский. Ты сейчас аккуратно отпустишь его руку, встанешь с постели… – вкрадчиво сказал Илья и что есть мочи заорал: – Отпусти его, козе-е-ел!!!

Расцепление с трупом наконец-то состоялось, Никита резко выпрыгнул из кровати, забегал по комнате, издавая непонятный звук:

– Ыыыы…

Шахновский, однако, понял и даже вторил ему, выпуская из горла нечто подобное, с той лишь разницей, что тональность была другой, из горла Ильи лились нечленораздельные булькающие звуки. Душевного равновесия друзья достигли, лишь когда замолчали. Молчали долго. Первым нарушил паузу Верховцев.

– Зема потрясающе поет, – бодро сообщил он, глядя на труп. – Вчера весь вечер слушал, потому что Лилька ее любит, а я люблю Лильку. И все ее трещинки, складочки и так далее…

– Чокнулся, да? – вновь на высокой ноте выдал Илья.

– Земля раздвигается пополам. А у меня фюзеляжи – ватные. Все, я покидаю столицу раненым птицем.

– Черт! – схватился за голову Илья. – Ты еще и Арбенину слушал!

– Да! И спал с трупом любовника своей жены в одной постели. Я ласкал его руку. Может, я его даже целовал?! Господи, боже мой! Кажется, я сейчас тоже сдохну. Прямо сейчас. Здесь.

– Лучше прими холодный душ, – посоветовал Шахновский. – И быстро, быстро, Верховцев! Иначе я тоже сдохну. Или рехнусь. Сдвиг по фазе уже на подходе. Крыша медленно уплывает за горизонт. Скорее!

Никита кивнул, нетвердым шагом проследовал в ванную, включил горячую воду и долго скреб руки мыльной щеткой. Шахновский в это время периодически скребся в дверь и подвывал. Пришлось закончить стерилизацию ладоней и встать под холодный душ. Стало легче, мозг замерз, нервная система обледенела, и сердце замедлило свой бег. Но отчего-то сильно хотелось дать Илье в табло. Судя по выражению лица друга, которое Никита узрел, как только покинул ванную комнату, Шахновский мечтал примерно о том же. Желание это усугубилось, когда Никита в руках у Ильи заметил бутылку виски.

– Надо отвлечь Зинаиду и Глашку и избавиться от трупа, – по-деловому предложил Верховцев. – Потом разберешься, как он в моей постели оказался. Пить тоже будем после! – рявкнул он и вырвал у Шахновского бутылку.

Илья отобрал бутылку обратно, жадно хлебнул из горлышка и вытер рот рукавом.

– В доме никого, кроме нас, нет. Зинаида Федоровна с Петровичем с утра из дома отправились на рынок за продуктами и исчезли.

– Как это?

– Вот так это. Время уже близится к половине пятого, а их все нет. К мобилам не подходят. Глашка мне сообщила, что вчера ты записку для Зинаиды в кухне оставил. Просил, чтобы диетическое меню для ужина она сама продумала, с утра все необходимое купила и начала готовить. Глафира ей позвонила пораньше, в семь утра, продиктовала твою просьбу, повариха сказала, что поедет на рынок из дома, Петрович ее отвезет. Глафира побоялась тебе сама говорить, что они пропали, поэтому я и приехал. Хотел тебя обрадовать этим известием, когда в твою спальню заглянул, – сообщил Шахновский. – Писец тебе пришел, Верховцев! Капитальный, концептуальный, конкретный и так далее по списку. Моя афера тоже, похоже, съездила копытом по роже. Девка, которую я нанял в качестве твоей временной жены, не явилась. Мобильник ее не отвечает. Глашка готовить не умеет. Нанять нового хорошего повара – времени нет. Все! Отменяем ужин. Звони старперу и извиняйся.

– Какая еще девка? Что ты несешь! Глафира где? – спросил Никита.

– Поехала на рынок продукты закупать. А девка хорошая, блондинка, с большими сиськами.

– Я убью тебя, Шахновский! Достал ты меня уже своими сиськами! – сжал кулаки Никита.

– Спокойствие, только спокойствие! Глашка пока не исчезала. Жива-здорова, но… хрен ее знает! Я уже ничему не удивлюсь, если она тоже того…

– Того-сего! – Верховцев покрутил пальцем у виска, чуть не вдавив его в мозг, живописуя свое душевное состояние, и опять завыл: – Трупешник в моей постели! Как он здесь оказался? Ущипни меня, Илья!

– Лучше я тебе пендаль дам, алкаш поганый! Сколько ты вчера выжрал, скотина, что даже не заметил, как тебе труп в койку подкинули? – язвительно поинтересовался Шахновский и отхлебнул виски из горлышка.

– Хватит мне морали читать о вреде алкоголя, уродец! Куда труп девать?

Атмосфера в комнате накалилась до предела.

– Сам думай, Верховцев, я не знаю! Отупел, как только вошел в твою спальню и увидел, что ты нежно держишь труп Саши Зимина за руку, – Илья сделал еще два больших глотка, закашлялся и крякнул.

– Твою мать, кто у нас мыслительный центр, ты или я? Хватит виски жрать! – Никита вырвал из рук Ильи бутылку и демонстративно вылил содержимое на ковер.

– Ну ты и сволочь! – задохнулся от возмущения Илья, с ненавистью глядя на Верховцева слегка окосевшими глазами.

В отличие от Никиты, Илья спиртное употреблял редко, побаивался: алкоголь, вступив в химическую реакцию с его хрупким организмом, провоцировал иной раз совершенно непрогнозируемые вариации поведения. Однажды Шахновский оказался ночью голым на метромосту в противоположном от своего дома районе Москвы. Это его сильно озадачило, потому что логику своего поступка понять Илюша так и не смог. Во-первых, было далеко не лето, во-вторых, он с уверенностью мог утверждать, что никаких замужних дам, чьи мужья пребывали в командировках, он в тот вечер не посещал. Случались и другие эпизоды: катание на велосипеде по Москве в сочельник, радостный звонок на телевидение с сообщением, что кошка принесла в своем потомстве одного котенка с рожками. Поверили, однако, – приехали со съемочной группой снимать уникального котенка, рожденного от кошки Шахновского, которой, к слову, у него никогда и не было. Да и как было не поверить, если экология нынче такая дерьмовая! В общем, приехали и набили пьяному веселому Шахновскому морду. С тех пор алкоголем Илюша не злоупотреблял.

– Илья, нужно срочно от него избавиться! – встряхнул Шахновского Никита. Манера у него была такая идиотская, чуть что – сразу за грудки. – Срочно! Давай снова в лес его отвезем, пока менты не приехали и нас не повязали.

– Ага, а завтра тебе его опять в постель подложат. Ты что, не въезжаешь, что за нами кто-то следит?! – рявкнул Илья. Никита затравленно огляделся по сторонам. – Нет, здесь все чисто, я уже проверил, когда ты в душе был, – опроверг его опасения Шахновский. – Но за домом явно наблюдают и ждут, какие действия мы предпримем.

– А какие действия мы предпримем? – вопросительно посмотрел на Илью Верховцев. – Нельзя же труп в доме оставлять и сидеть сложа руки. Менты могут с минуты на минуту нагрянуть.

– А тебе не кажется странным, что менты до сих пор не приехали? – спросил Илья. – Труп-то, судя по всему, засунули к тебе в постель ночью или под утро.

– Кошмар! – Никита зажмурился. – Наверняка меня сняли в обнимку с трупом в постели. Пленку продадут на все телеканалы и фотографии опубликуют во всех газетах, меня назовут голубым некрофилом-убийцей. Моей репутации – конец!

– Лучше молись, чтобы жизни твоей конец не пришел. Сомневаюсь, что тот, кто это сделал, будет такой ерундой заниматься. Нет, тут другая игра, крупная. Точно, это все конкуренты крутят! Ментам, возможно, тебя уже сдали, ордер сейчас получат и с ОМОНом тебя… того. Или менты в засаде сидят и ждут, когда ты труп в лес повезешь, чтобы за зад тебя прихватить с поличным. Блин! Вот влипли! Надо все как следует обмыслить.

Шахновский напряженно задумался, машинально уселся на кровать рядом с покойником, посмотрел на труп, испуганно вскочил, отбежал к окну и, осторожно отодвинув плотную гардину, выглянул на улицу.

– Пока все тихо, – доложил он. – Слушай, а скворечник давно у тебя в саду? Я раньше его не видел.

– Какой, в жопу, скворечник! – завыл Верховцев, подошел к окну и отодвинул штору. – Правда, скворечник. Это Лилька, наверное, Петровича попросила повесить.

– Штору закрой! – заорал Шахновский, оттолкнув Никиту от окна.

– Не дергайся. Калистратова пока не видать, – нервно усмехнулся Верховцев.

– При чем тут Калистратов! – Шахновский задернул штору, пружинистой походкой прошелся по комнате и остановился напротив Никиты. – Сам подумай: разве дядя будет родного племянника выкапывать из могилы и тебе в постель класть? Что он, не человек? Вернее… не тот он человек, чтобы такие вещи вытворять. Голову тебе в отместку отстрелил бы, и все дела. Хотя не могу исключать, что это произойдет в самое ближайшее время. Явится добрый дядюшка как раз к ужину и устроит тут кровавое побоище. Отменяй ужин, Верховцев. Ну его на хрен! Если отменишь, может, пронесет еще.

– Ни фига! Мероприятие состоится, я сам ужин приготовлю! Ни фига! Не на того напали. А моей женой будешь ты, Шахновский! – неожиданно заявил Никита и, кажется, сам обалдел от своего заявления и упер взор в друга, разглядывая его как-то по-новому, весьма странным взглядом.

– Охренел?! – подскочил на месте Илья.

– Как же я раньше не догадался? – продолжал с интересом разглядывать Илью Верховцев. – Все просто чудесно! Ты – мелкий, симпатичный, волосы длинные, осталось тебе сиськи приделать и в женское платье обрядить. Скоро стилист приедет, Глафиру в англичанку переделывать по новой, заодно слепит из тебя бабу. Получится просто супер!

– Ну, спасибо! – возмущенно воскликнул Шахновский и зарумянился.

– Придется! – отрезал Никита.

– Дай телефон! – раздраженно потребовал Илья, размахивая мобильником. – Дай телефон, Верховцев, быстро! Мне надо позвонить! Немедленно дай телефон!

– Тихо, тихо! Телефон у тебя в руке, – откашлялся Никита, – в правой, – уточнил он на всякий случай.

Шахновский озадаченно уставился на трубку и крякнул.

– Как на пульт охраны позвонить? – спросил он тихо.

Верховцев продиктовал номер, подошел к постели, осторожно прикрыл лицо покойника одеялом и уселся в углу комнаты на пол.

Шахновский вышел в ванную, вернулся, сел в кресло, сосредоточенно жуя верхнюю губу и тыча палочкой в дисплей своего навороченного коммуникатора. Через полминуты он поднял глаза на Верховцева:

– Верховцев, оказывается, ты вчера заказал пропуск на въезд. Пробил его по базе, тачка принадлежит Анжелике Сологуб.

– Чего?! – выпучил глаза Никита. – Я не заказывал никакого пропуска!

– Да ясно, что не заказывал! Это сделали от твоего имени, но кто – охрана не знает, смена поменялась, а в журнале твое имя стоит. Замки я проверил, ворота и дверь окрыли не отмычкой, а ключом – вот что плохо. Потом труп провезли на территорию, занесли в дом и выгрузили в твою постель.

– Значит, Анжелика? Вот сука! Как чувствовал, что от этой гадины следует в первую очередь подлянки ждать. Всю жизнь она мне палки в колеса вставляет! Сколько контрактов у меня из-под носа увела, скольких клиентов переманила, чувырла. Даже не постеснялась свое имя засветить. Сволочь! Ничего не боится, всегда демонстративно все делала, напоказ. Никогда не стеснялась и нагло вела себя, чтобы я знал. Как банда «Черная кошка»! Ненавижу! Ненавижу ее!

– Бабам, чтобы выжить в бизнесе, приходится быть стервами. Что ж поделаешь, – философски изрек Илья.

– Ты ее оправдываешь, что ли? Нашел, блин, Золушку! Погоди минутку. Раз ворота открыли ключом и пропуск заказали, то, значит, в моем доме предатель. Неужели Глашка? Точно! Она и пропуск заказала, и дверь открыла, подлая тварь!

– Почему именно она? – вредным голосом спросил Илья.

– Потому что она вчера весь вечер ко мне подлизывалась! Такая заботливая была: хотите, Никита Андреевич, это, хотите то. Выходной день, а она никуда уходить не хотела, насилу выпроводил ее.

– Так уж и не хотела? – Шахновский некрасиво сморщил нос.

– Да, не хотела! Я еще подумал: что это она вдруг такая вся из себя добренькая стала? А мне как раз хотелось в одиночестве побыть, гнал я ее, а она все причины находила, чтобы остаться, вертелась поблизости, насилу выпер ее, такси даже заказал. Теперь все ясно! Она так себя вела, чтобы незваных гостей в дом впустить. И снотворное в стакан с виски она мне подмешала, я ведь выпил совсем немного, но колбасить меня начало конкретно.

– А Зинаида Федоровна с Петровичем?

– Они уехали раньше Глашки. У них вчера какое-то торжество было. Кажется, годовщина брака.

– Кажется, годовщина брака! – передразнил Шахновский. – Видали! Ты как с персоналом своим обращаешься? Никакого участия в судьбе служащих.

– Я плачу им деньги! – взвился Никита Андреевич. – Короче, Петрович с Зинаидой уехали домой вечером. Но на них я не думаю. Зачем им хорошее место терять? Это Глашка до денег жадная, а Зинаида с Петровичем – нет. Им главное – спокойная жизнь, они приятные, милые люди. В доме у нас работают довольно давно, зарекомендовали себя только с хорошей стороны. Нет, не верю. И потом, это Лилины родственники.

– Замечательно! А что, если…

– Заткнись! – с угрозой процедил Верховцев. – Ни слова про Лилю. Какой я идиот! – схватился за голову Никита. – Охрану свою в субботу отпустил, хотел с Лилькой наедине побыть. Ребята ведь настаивали, чтобы меня телохранитель даже дома страховал. Нет же, я решил, что в охраняемом поселке мне ничего угрожать не может. Вот тебе пожалуйста! От собственной горничной под дых получил, продалась и меня продала. Все меня предали! Гады!

– Глашка не виновата, – застенчиво доложил Илья.

– Откуда такая уверенность, друг мой? – с подозрением взглянул на него Никита.

– Во-первых, не забывай, что Глафиру моя маман рекомендовала, а она плохого не посоветует.

– Вот кому надо «спасибо» сказать! Софье Павловне! Погоди, Шахновский, а почему я об этом не знаю?

– Я думал, ты в курсе, – удивленно пожал плечами Илья. – Глашка, когда в Москву приехала, у маман моей вначале трудилась и в мастерской жила. Даже что-то калякала на холстах, маман ей уроки давала за то, что она веником машет. Прикинь, Глафира – художница! – хихикнул Шахновский.

– Угу, от слова «худо», – скривился Верховцев. – Понял, почему я не в курсах. Мы тогда только с Лилькой поженились, и она, как прилежная хозяйка, персонал сама тестировала на профпригодность. Я только паспорта проверил и договора оформил. А почему Глашка от Софьи Павловны ушла?

– У маман случился творческий кризис, она всех разогнала и заперлась дома на несколько месяцев. Творчество – это дело такое, башню от него сносит периодически. Ладно, колюсь! Глаша уходить не хотела, потому что я позвонил и просил ее за тобой приглядеть. Не нравилось мне твое душевное состояние. Прости, снотворное она по моей просьбе тебе дала.

– Ах ты мать Тереза, твою мать! – скаламбурил Верховцев. – И после этого ты еще меня алкашом называешь? Да ты хоть понимаешь, что я… Что ко мне… Ладно, опустим эту тему.

– К тебе кто-то тоже должен был приехать? – поднял бровки Шахновский. – Поэтому Глафиру ты так настойчиво из дома и гнал? Кто должен был к тебе заявиться, Никита? Охрана сказала мне только об одном пропуске.

– Потому и сказала, что никто ко мне не должен был приехать! Еще раз повторяю: мне хотелось побыть одному, музыку послушать, подумать как следует обо всем, а ты мне весь кайф обломал, гад такой!

– Тебе надо было выспаться как следует, – попытался оправдаться Илья. – А когда ты уснул, Глаша уехала, вернулась только под утро. – Шахновский смущенно посмотрел на друга. – Не кати на нее бочку, она со мной эту ночь провела.

– Бабник хренов!

– Мне просто было одиноко, – вздохнул Илья. – Ладно, надо придумать, что с трупом делать, потом в деталях разберемся. Как же я слежку не заметил, лох! Ведь эта тварь за нами от самого дома Зимина следила. Это же надо, покойника из земли выкопать! Никакого уважения к мертвым, – прокряхтел Илья, заворачивая труп в покрывало.

– Согласен, никакого уважения к мертвым, и к живым тоже, – прокряхтел Верховцев, помогая другу. – Слушай, Шахновский, у меня идея! Я, начиная дом строить, заложил в проект бойлерную. А потом к участку газ провели, и всю систему пришлось переделывать. А котельная с печкой осталась на случай сильных холодов. Котел там у меня угольный и даже уголь остался…

– Ты чудовище, Верховцев! – печально изрек Шахновский и заинтересованно спросил: – А он в котел влезет?

– Впихнем! – воодушевленно заявил Никита и бодро поволок одеяло с трупом по лестнице вниз.

Илья тоже воодушевился – идея, посетившая голову Верховцева, решала очень многое: нет трупа – нет проблем, ну почти нет. Но чем дальше они продвигались к импровизированному крематорию, тем все более ужасной им казалась эта затея. Даже выпитый алкоголь не помогал. Но отступать было некуда.

Металлическая дверь в старую бойлерную была завешана бархатным красным знаменем с морщинистым изображением дедушки Ленина. Верховцев, еще учась в школе, спер знамя из актового зала в знак протеста против засилья… Засилья конкретно чего – он уже не помнил, но скандал получился грандиозный. Завуч, очкастая мымра, носилась, как взбесившаяся курица, по школе, директор вызывал на ковер каждого ученика, ужом вползал в доверие, пугал, устраивал допросы с пристрастием, происшествие грозило вылиться в ЧП районного масштаба, но – не вылилось. После закрытого педсовета вдруг все стихло. Ученикам было объявлено, что злоумышленник раскаялся и вернул стяг на место. Все поверили и кинулись в актовый зал: посмотреть на вновь обретенное сокровище. Никита тоже кинулся и некоторое время пребывал в состоянии легкой шизофрении, потому что никак не мог взять в толк – как знамя могло оказаться в актовом зале, если он лично спрятал его на чердаке собственного дома? Потом Верховцев понял суть фокуса: опасаясь серьезных неприятностей и увольнений, руководство решило дело замять и не выносить сор из избы, и знамя аккуратно подменили, что, собственно, и спасало Никиту от смерти, то бишь от вылета из состава учащихся в 24 часа. Теперь даже страшно было представить, чем мог обернуться для него этот глупый поступок! В лучшем случае действительно – исключением из школы, а в худшем – колонией для малолетних преступников. Знамя, завернутое в полиэтилен, пролежало на чердаке пару лет в старой ржавой трубе, потом Никита набрался смелости, притащил его в квартиру и повесил на стену.

Никита аккуратно снял знамя с крючка, открыл дверь и включил свет. Неоновая лампа нервно замигала. Пыль защекотала нос, Шахновский громко чихнул, звук чиха эхом запрыгал по комнате, отскакивая от кафельных стен. Никита тоже чихнул, матюгнулся и попытался содрать с лица липкую паутину.

Ношу втащили в бойлерную, положили на пол, развернули покрывало, но тут же замотали тело обратно. В мигающим голубоватом свете лицо покойника казалось живым и оттого особенно ужасным.

– М-да, Верховцев, у тебя явно что-то с визуальным аппаратом, – почесал макушку Илья, озадаченно оглядев котел. – Расскажи мне, родной, как ты планировал его впихнуть в эту дырку?

– А может, все-таки он туда…

– Не влезет он туда! – разозлился Шахновский, беспомощно огладываясь по сторонам.

– Сходить за бензо…

– Надо что-то другое придумать! – остановил крюгерские фантазии друга Илья и глубоко задумался.

– Тогда, может, просто углем его завалим? – ткнув пальцем в гору полезных ископаемых, сваленных в старую чугунную ванну, предложил Верховцев. – Или лучше… лучше уголь вытряхнем на пол, его положим в ванну…

– Хорошая идея! – оживился Шахновский. – У тебя случайно не найдется в доме парочки бутылей с серной кислотой?

– Совсем ты уже! – на этот раз не выдержал такого кощунства Верховцев, в очередной раз покрутил пальцем у виска, выругался и сплюнул на пол.

– Можно подумать! – съехидничал Шахновский и немножко обиделся: как расчлененкой заниматься, так это ничего, а как… тут он вспомнил, что химичка в школе Верховцева больше всех чморила, и обижаться перестал: что поделаешь, раз воспоминания об этом предмете у друга остались весьма болезненные.

– Нету у меня серной кислоты, а жить отчего-то очень хочется, – буркнул Никита Андреевич. – Вываливай уголь, а я пока известь принесу. В каком-то фильме я видел, что покойников известью посыпают.

– Не пойдет. Нет, не пойдет! Если его начнут искать в доме, то в первую очередь – здесь. Надо такое место подобрать, чтобы и в голову не могло прийти… – Шахновский со всей силы шмякнул себя по лбу. – Придумал! – заорал он. – Понесли его в гостиную. Спрячем его там.

– Обалдел! – с сомнением заявил Никита, но спорить не стал.

Илья всегда отличался умом и сообразительностью. Однако, когда они перетащили труп в гостиную, Никита сильно усомнился в сметливости друга.

– У тебя есть кошка? – поинтересовался Шахновский.

– Какая кошка! Ну, какая кошка? Когда кончится этот кошмар уже! – взвыл Верховцев, глянул на труп и затопал ногами. – Не могу больше! Не могу! Ненавижу тебя, Саша Зимин! Чтоб ты сдох!

– Он уже… того, – тактично напомнил Илья и уточнил: – Кошка-якорь мне нужна, дебил, и длинная крепкая веревка. Или крюк какой-нибудь. Ясно теперь?

– Теперь ясно, – кивнул Никита. – Ты хочешь труп Зимина над потолком повесить, как икебану?

– Икебану над потолком не вешают. Внушаю: неси веревку и кошку. Времени нет! Спрячем труп в камин. Скинем веревку со второго этажа, через трубу, кошкой подцепим тело, подтянем вверх, будет висеть между первым и вторым этажами.

– Шахновский, ты чего, офанарел?! Андерсена начитался! Он что тебе, Санта-Клаус, блин?! Ты голову свою тупую в камин сунь и посмотри, какого диаметра дымоход! – заорал Никита, схватил Илью за шкирку и пихнул к камину, чуть не треснув его лбом о мраморную отделку.

Совсем обнаглел, возмутился Илья, проверил размер вытяжки и загрустил. Почему-то он был уверен, что дымоход пошире. Видать, и правда сказки, чтением которых мучила Илью бабушка все его детство каждый вечер перед сном, свой отпечаток в памяти оставили. И еще – полет с зонтиком из окна квартиры в возрасте четырех с половиной лет. Какое счастье, что тогда еще не вышел «Гарри Поттер» и жил Шахновский всего на третьем этаже, иначе тяга Илюши к экспериментам закончилась бы не сотрясением мозга, а гораздо более трагическим образом.

– Ну… даже гении ошибаются, – попытался оправдаться Илья. – Надо бы его на самом видном месте спрятать. Говорят, если вещь на самое видное место положить, то ее точно не найдут.

– И как ты себе это представляешь? Труп – это не вещь! Ну Лиля! Ну удружила! Так взял бы и утопил. Есть в старом парке темный пру-у-у-уд! Там лилии цвету-у-у-ут, – заунывно завыл Верховцев.

– Слушай, да что мы мучаемся! – воскликнул Илья. – У тебя же в самом деле за домом пруд есть!

– Не пруд, а декоративная лужа. Он мелкий!

– Не такой уж и мелкий, метра полтора там точно будет, этого достаточно. Каменюку сейчас на шею ему привяжем – и туда. Если тело найдут, мы сделаем вид, что понятия не имеем, как он там оказался. Идиотизм, конечно, но это лучше, чем если труп обнаружат в твоей постели или в гостиной.

– Каменюка не потребуется, у меня цепь есть толстая, вокруг пояса обвяжем, и все дела.

– Тащи! Быстрее! – поторопил Илья, подпрыгивая от нетерпения. – Не ровен час Глашка вернется.

В этот момент, словно в подтверждение его слов, до их ушей долетела мелодичная трель звонка.

– У Глашки есть ключи, – прошептал Никита. – У Зинаиды и Петровича тоже. Стилист в четверть шестого приедет. Это менты! Или Калистратов пришел нас убивать.

– Черт! Я ворота не запер! Значит, Калистратов уже на территории, – вякнул Илья (до сего момента он не воспринимал ситуацию как представляющую угрозу для него лично), покачнулся, привалился к стене и схватился за сердце. Никита взглянул на товарища, пребывающего в коматозном состоянии, и тоже впал в ступор.

Звонок продолжал надрываться.

– Без цепи обойдемся – все в сад! – первым очнулся Никита.

Страх придал им силы и ускорение. Управились за три минуты. Радовало, что прудик был скрыт от посторонних глаз густыми зарослями жасмина, сирени и других декоративных растений, и увидеть его можно было только из окон гостиной комнаты. Тело осторожно положили в воду, и оно медленно пошло ко дну. На поверхность поднялась муть, пузыри и… нога в ботинке.

– Твою мать! Почему она всплыла? – выругался Никита, со всей силы хлопнув по ботинку – нога скрылась в воде и снова поднялась на поверхность, как поплавок.

– Подошва из говна какого-то плавучего, – предположил Шахновский и в свою очередь попытался утопить ногу – ничего не вышло.

– Есть кто живой? – послышался с другой стороны дома певучий женский голосок. В окнах задребезжали стекла. Друзья синхронно вздрогнули, Илья осел на землю.

– Хто это? – ошалел Никита.

– Наверно, твоя фиктивная жена явилась. Я заказал ее в модельном агентстве. Телка отпадная, Викой зовут. Умная, готовит превосходно, блондинка с большими сиськами, – сообщил Илья, икнул и повалился в травку, глядя в небо и счастливо улыбаясь.

– Шахновский! – испугался Никита. – Ты что это разлегся, козел! Сделай что-нибудь! Нога плавает!

– Я устал, – доложил друг и закрыл глаза. Через секунду послышался его оглушительный храп.

Минуты шли, звонок трезвонил, Шахновский спал, Верховцев молчал, тупо глядя на храпевшего Илью. В сердце Никиты расползалась чернильная клякса злости, страстно захотелось дать Шахновскому по печени или утопить его в этом пруду! Когда желание достигло пика и Никита уже шагнул к дрыхнувшему гаду Илье, нога в ботинке вдруг булькнула и пошла ко дну.

Верховцев с облегчением вздохнул, подхватил Шахновского под мышки, оттащил его от пруда подальше, кинул в кусты и бросился открывать дверь.

* * *

К парадной двери Никита подошел, полный радужных надежд, распахнул ее и… Он, конечно, всегда знал, что Шахновский западает на большие груди, но не думал, что все запущено до такой степени. Это были даже не груди – это было восхождение Эдмунда Хиллари на Эверест! Впрочем, большим было все. Перед ним, загородив весь дверной проем, стояла гора килограммов в двести весом, упакованная в ядовито-желтое платье в мелкий черный горох. Возраст девушки тоже впечатлял, вернее, озадачивал.