Текст книги "Око за око"

Автор книги: Мария Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 17

Когда с Ярослава слетели остатки дурного сна, он понял, что уже наступило утро. Вставать, да какой там вставать – шевелиться и то не хотелось – все тело Ярослава ломило так, будто он не конюшню чистил, а всю ночь камни на спине носил. Гришка еще спал, и Ярыш сам себе разрешил еще немного побездельничать.

Мысль о том, что им с Отрепьевым предстоит сегодня отправиться вместе со всеми лошадьми на реку, привела Ярослава в чувство. Начинать это хлопотное дело надо пораньше, потому он кинулся будить Григория.

Гришка, в отличие от Ярослава, чувствовал себя прекрасно, и Ярослав понял, что причина всех его страданий кроется в кривой лавке, на которой он уснул.

– Все, Гришка, я тебя покидаю, – совершенно серьезно сказал Ярослав.

У Отрепьева вытянулось лицо, но он безмолвствовал. Неужели Евсеев не сдержит своего слова, неужели сейчас, когда они почти у цели, он решил оставить его одного?

– Не могу я так больше, – немного помолчав, вновь обратился Ярыш к Григорию, – сил никаких нет так больше мучиться.

И, видя, как на глазах бледнеет Гришка, подумавший, что Ярослав не хочет служить у Адама, закончил мысль:

– С сегодняшнего дня сплю на сеновале, а то у меня от этой лавки все бока болят.

– Ну, Ярыш, я тебе этого никогда не прощу, – сорвался на крик Гришка, сообразив, как же ловко его разыграл Евсеев.

– Ха, – продолжал издеваться Ярослав, – так ты темноты боишься или одиночества?

Гришка уже готов был выплеснуть на Ярослава все свое возмущение, но, видя, какую рожу скорчил Евсеев, произнося последние слова, только и смог, что рассмеяться.

– Хорош балду гонять, нам сегодня весь табун предстоит перемыть, – вдоволь посмеявшись над другом, поторопил Ярослав Гришку, и Отрепьев покорно отправился вслед за Евсеевым.

Несмотря на то что час был ранний, из прислуги никто уже не спал. В коридорах то и дело туда-сюда сновали разные люди, которых Ярослав с Гришкой еще не успели узнать. Евсеев, любивший простор и волю, сразу невзлюбил отвратительный узкий темный коридор, по которому только и можно было выбраться из их каморки, потому заторопился и, резко открыв входную дверь, на пороге нос к носу столкнулся с девицей.

То ли потому, что Ярослав умудрился задеть ее дверью, то ли просто от неожиданности служанка уронила небольшую корзинку, которую держала в руках, и из нее во все стороны покатились разных размеров клубочки, которые, по всей видимости, она приносила своей госпоже для рукоделия.

Ярыш со времен Углича с девками не водился, потому поначалу растерялся, девица тоже, однако Евсеев оправился первым. Сообразив, что служанка по его вине уронила корзинку, Ярослав тут же кинулся ей помогать.

Словно примерзнув к земле, Анна в оцепенении смотрела на незнакомого ей молодого человека, который, опустившись чуть ли не на колени у ее ног, ловко подбирал разноцветные клубки.

Анна сразу же догадалась, почему ноги не хотят ее слушаться: этот воинственно открывший дверь мужчина был пригож собой. Незнакомец оказался высоким и ладно сложенным, так что заглядеться тут могла не только Анна, однако поразил он служанку даже не статью. Ни разу в жизни не видела она таких ярких зеленых глаз и жгуче-черных, цвета воронова крыла волос.

Не видала Анна до сей поры таких пригожих, да и не приглядывалась она к мужчинам особенно. Знала свою слабость – разумные речи были ей по сердцу, да нежные слова. А теперь, не зная, каков этот незнакомый человек, умен он или глуп, добр или зол, ни разу с ним не переговорив, Анна с ужасом поняла, что стоит ему только позвать, и из-за этих ярко-зеленых очей она пойдет за ним хоть на край света.

Не успела Анна даже и глазом моргнуть, как незнакомец собрал все рукоделие и с ласковой усмешкой подал ей корзинку:

– Не зашиб я тебя, красавица? В другой раз осторожнее буду.

Анна даже ничего не успела ответить незнакомцу, как вместе с каким-то поджидавшим его рыжим он мгновенно скрылся за углом. Кто этот незнакомый человек? Что он тут делал? Появится ли он здесь еще раз? Анна не знала. «Даже имя не спросил», – расстроено подумала Анна, и горячая волна обиды подступила к горлу.

– А ты, Ярыш, не промах, – усмехнулся Отрепьев. – На ходу успеваешь девок с ума сводить.

– Даже и не собирался, – попытался скрыть смущение Ярослав. Приглянулась ему девка…

Однако от наблюдательного Гришки, прекрасно все видевшего со стороны, трудно было что-то скрыть.

– Да ладно тебе, нашел кого обманывать, – возразил Гришка. – Между прочим, ты ей тоже понравился.

– Неужели? – вырвалось у Ярослава, и Гришка рассмеялся.

А вслед за ним рассмеялся и Ярыш, понимая, что Гришкин смех – плата за утреннюю проделку.

Гришка угадал верно – Анна и впрямь понравилась Ярославу.

Да что там, Ярославу – вся мужская половина замка сохла по Анне. Однако никого из слуг Адама Анютка так и не приласкала: она одинаково ровно и доброжелательно относилась ко всем своим обожателям, и если к кому и проявляла больше симпатии, так это к любителям поболтать.

Скорее всего, красота только бы навредила Анне, но ее никто не смел трогать: по никому не понятной причине жена Вишневецкого, княгиня Софья, относилась к Анне Зелинской почти как к родной, так что даже эконому пришлось угомониться.

А переживать действительно было из-за чего – Анна была просто красавицей. Правильной формы нос, изогнутые луком брови и огромные темные глаза под длинными ресницами могли свести с ума кого угодно. Ее густые шелковистые волосы так и хотелось погладить, а такой стройный стан впору иметь не служанке, а княжне.

Ярыш еще раз вздохнул – тихонько, чтобы не слышал Гришка, и постарался выбросить из головы все мысли об Анне куда подальше – что бы ни говорил Отрепьев, вряд ли такая красавица обратит внимание на простого конюха.

На реку их отпустили без слов – Ян ручался перед Адамом собственной шкурой, что новые конюхи не пропадут вместе со всеми его лошадьми. Это только в дурную голову князя могла прийти такая безумная мысль – куда можно деть эдакую прорву коней, да еще когда весь Брагин знает лошадей Вишневецкого?

На этот раз Ярослав с Гришкой действовали сообща, притом сперва на реку сгоняли одну конюшню, потом – другую, и все это время Евсееву помогал Януш. Этот день, в отличие от вчерашнего, оказался на удивление легким: как выяснилось, старый конюх, отец мальчишки, когда-то именно так и делал, и лошади, то ли помнящие старые добрые времена, то ли просто бывшие на редкость умными тварями, вели себя спокойно.

Ярослав, позволивший Янушу вернуться домой на любом понравившемся коне, окончательно расположил к себе мальчонку, и Гришке оставалось только локти кусать и досадовать, что упрямый Януш никак не хочет с ним водиться.

– Ладно, Ярыш, считай, что твоя взяла, – кивнув в сторону Януша, сказал он другу. – Так и быть, город я тебе подарю. Вот только скажи честно, ты его подкупил?

– Господь с тобой, Гришка, – рассмеялся Ярослав. – Да разве я стал бы ради ерунды деньги тратить?

– Ну, деньги-то и впрямь грех тратить, так, может, ты ему что наобещал?

– Ну ты, Григорий, и жадина, – возмутился Ярослав. – У тебя целое государство будет, а для меня одного города жалко?

– Да не в городе дело, Ярыш, – приняв всерьез слова Евсеева, оправдывался Отрепьев. – Я все никак не пойму, за что же он меня так не любит. Вроде бы ничего я ему дурного не сделал, напротив, первый с ним подружиться попытался, а он все равно морду от меня воротит, упрямец. Ей-богу, – вздохнул Гришка, – если это ты его против меня настроил, мне даже легче станет.

– Прости, друг, но легче тебе не станет: я ему про тебя ничего дурного не говорил и общаться с тобой тоже не запрещал. Хочешь, я с ним поговорю, узнаю, в чем дело?

– Не, не надо, – отказался Гришка. – Не хочет со мной водиться, как хочет. Вот буду я государем, тогда и пожалеет. Потерпи, Ярослав, еще немного, план у меня уже есть.

Остается только ждать.

Ярослав молча кивнул – ждать ему было не впервой.

Назад Ярослав, Гришка и Януш возвращались на самых красивых конях, и даже если бы Адам и увидел, как гордо Ярослав восседает на его любимце, все равно не сказал бы и слова.

То, что Евсеев выбрал любимца князя, было не случайно – Ярыш, прекрасно разбиравшийся в лошадях, мигом заметил самого лучшего. К тому же, после увиденного сна ему захотелось проехаться непременно на белой лошади.

Конечно, таких же ощущений, что и во сне, Евсееву испытать не удалось, но конь был все же очень хорош. Да и смотрелся Ярослав на нем просто великолепно: как заметил Януш, этот конь до сих пор не видел лучшего наездника.

Довольный тем, что этот день у него оказался не таким хлопотным, Ярослав последним въехал в замок. Гришка что-то заторопился, скорее всего, проголодавшись, потому подгонял лошадей, да еще у ворот Ярыша задержал Ян, поэтому Евсееву в полном одиночестве предстояло проехать через пустой двор.

«Ну и чудненько, – думал Ярослав, – что никто меня не заметит». Однако кое-кто все же увидел Ярослава: едва он успел приблизиться к замку, как из дверей опять вышла Анна, что-то весело напевая.

В руках у нее снова была корзина, но на этот раз уже большая, и, кажется, не тяжелая. Она осторожно закрыла дверь, спустилась по довольно крутым ступенькам, и только тогда подняла глаза. На ослепительно-белом коне без седла сидел всадник, одетый во все черное, с волнистыми, цвета воронова крыла волосами…

Глава 18

Когда другие служанки восхищенно обсуждали друг с дружкой нового конюха, Зелинская и представить не могла, что именно он и запал ей в душу, но после того, как Анна увидела его верхом на Адамовом любимце, сразу же все прояснилось. И как только она сразу не поняла, что этот зеленоглазый и есть конюх – ведь подруги все уши прожужжали, наперебой рассказывая Анне все, что только было о нем известно!

От такой догадки Анне сразу стало легче – теперь-то она знала, что Ярослав не должен задирать нос. Что ни говори, но он простой конюх, а Анна – любимица княгини. Будь они на равных, тогда другое дело, и, сообразив это, Анна сразу успокоилась.

Уже не робко, как прежде, смотрела служанка на Евсеева, и этот показавшийся Ярославу сомневающимся взгляд девушки решил все: опять дрогнула темная сторона его души. На миг ему показалось, что он не оправдал ожиданий этой красавицы. Опусти, как прежде, Анна глаза, он так бы, наверное, и проехал мимо, но пронзительный взгляд черных глаз задел за живое.

«Она будет моей!» – даже не понял, а звериным нюхом почуял Ярослав, и теперь его было проще убить, чем заставить переменить свое решение. Утвердившись в своем намерении завоевать сердце Анны, он решил тут же действовать.

Евсеев уже успел понять, что конь Адама хорошо обучен, и потому решил рискнуть. Вспомнив свою казачью жизнь, решил он повторить забаву, которой когда-то долго учился у Наливайко. Широко открытыми глазами смотрела Анна на то, как под умелой рукой Ярослава белоснежный конь послушно опустился на колени прямо перед ней, и гордый всадник спешился.

– Помочь? – скорее не спрашивая, а утверждая, обратился он к Анне, и, не дав ей ответить, взял у нее из рук корзину.

Поступок Ярослава попал в цель – ни разу в жизни не видевшая такого зрелища, ошарашенная Анна даже не знала, что сказать.

– Меня Ярославом зовут, а тебя как, красавица? – вновь спросил Евсеев у служанки.

– Анной, – ответила девушка, и все еще не в состоянии забыть увиденное, спросила:

– И как же это у тебя получается? У тебя, наверное, и отец, и дед лошадьми занимались.

– Вовсе нет, – рассмеялся Ярослав, стараясь справиться с волной нахлынувшей на него злобы: если бы не Салтыков, он бы сейчас как Вишневецкий жил, а не конюшни чистил. – С лошадьми ладить я с детства научился, но никогда и не предполагал, что мне с ними вот так работать придется.

– А чем же ты тогда занимался? – поинтересовалась Анна.

– Ух ты какая любопытная, – вновь улыбнулся Ярослав.

– А все-таки? – не унималась Анна.

– Какая разница – ты все равно не поверишь.

– Почему?

– Долгая эта история, – схитрив, ответил Ярослав, – а мы уже пришли, – разговаривая, Анна с Ярославом приблизились к той части замка, в которой жила прислуга. – Но если хочешь, я попозже могу рассказать, – Евсеев хитро посмотрел на Анну.

– Хорошо, – как показалось Ярославу, слишком быстро согласилась девка.

– К тебе можно зайти вечерком?

Анна замялась – ей не хотелось, чтобы вся женская прислуга подслушивала их разговор.

– А к тебе?

– Да запросто, – обрадовался Ярослав, а потом, смутившись, добавил, – вот только у нас с Гришкой – его тоже конюхом взяли – одна комнатенка на двоих, помехой он нам будет…

– А ты, стало быть, в дальней конюшне работаешь? – поразмыслив, спросила Анна.

– Верно.

– Тогда давай я вечерком туда подойду, – предложила Анна, ты ведь все равно поздно заканчиваешь, вот и поговорим.

– Испачкаться не боишься? – улыбаясь, поинтересовался Ярослав.

– А ты думаешь, я ни разу на конюшне не была? – тем же шутливым тоном ответила Анна.

– Значит, договорились?

– Договорились, – серьезно ответила девушка и, взяв корзинку, словно мышка в норку, юркнула в дверь.

Ярослав, не желавший выслушивать ядовитые Гришкины усмешки, решил скрыть свою встречу с Анной, потому ближе к вечеру нарочно завозился на конюшне.

– Ты идешь, Ярыш? – в конце дня зашел к другу Отрепьев.

– Не, Гришка, я ж тебе утром говорил, что на сеновале ночевать буду.

– А ужинать ты тоже на сеновале будешь?

– Да я, Гришка, что-то не хочу пока. Попозже.

– Ты уж не заболел ли, Ярослав? – удивился Отрепьев. – Или переработался? Бросай ты все это дело, до добра оно не доведет.

– Да, пожалуй, ты прав, – согласился с ним Ярослав. – Пойду-ка я полежу немного, – Евсеев нарочно отправился на сеновал, чтобы Гришка это видел.

Как только Отрепьев скрылся из виду, Ярослав чуть ли не бегом отправился обратно в конюшню. И, надо сказать, не зря: едва он отдышался, как у входа послышались чьи-то шаги.

– Анна? – тихонько позвал Ярослав, и, действительно, в дверях появилась Зелинская.

– Ну и где твой любимец? – едва войдя, спросила Анна.

– Какой любимец? – не понял Ярослав.

– Какой-какой, конь, конечно же. Должен же у тебя быть любимый конь.

– А почему должен?

– А ты разве не любишь лошадей?

Ярослав от души рассмеялся, а потом сказал удивленной Анне:

– Знаешь, Анютка, меня об этом уже второй раз спрашивают.

– Ну и кто же меня опередил?

– Януш.

– Ах, да, как же я забыла. Его отец, Мацей, прежде у князя конюхом служил. Хороший был человек, – добавила Анна, – вот только на лошадях помешанный. И Януш тоже. Мацей ведь на коне убился, а перед смертью просил, чтобы Януш никогда не занимался лошадьми. Вот потому Адам и не берет его конюхом, хотя он уже мог бы справиться.

– Вот ведь как, – озадачился Ярослав, – а я ему сам посоветовал в конюхи напроситься…

– Это наверно, и есть твой любимец, – наконец найдя белого коня, на котором Ярослав подъезжал к Зелинской, обрадовалась Анна. – Угадала?

– Нет, – покачал головой Ярослав. – Конь, конечно, знатный, что и говорить, но мне больше нравится другой.

– Какой? – удивилась Анна. – Да ведь лучше этого коня во всем Брагине не сыскать.

– Хм, – удивился Евсеев тому, что Анна так хорошо разбиралась в лошадях. – Я тоже поначалу так думал, пока не заметил одного жеребенка. Пошли, – и, взяв Анну за руку, Ярослав повел ее в самый дальний угол конюшни.

Когда Анна рассмотрела жеребенка, которого, впрочем, уже можно было принять за взрослого коня, то ахнула. Черный, как безлунная ночь, с длинным не по росту хвостом и гривой, он напряженно смотрел на пришедших огромными глазами и время от времени нервно постукивал правым копытом.

– Вот это да! – восхищенно произнесла Анна. – Сколько уже здесь служу, а ни разу его не видела. – Его что, прятали, что ли?

– Вовсе нет. Просто он был еще маленьким, и ты не обращала внимания на жеребенка, – объяснил Ярослав. – Его ведь даже Януш не заметил, а может быть, и заметил, но мне он про него ничего не говорил. Добрый конь будет, как подрастет. Эх, и придется же с ним помаяться, – задумчиво заметил Ярослав, – может, потому он мне и нравится, что не знаешь, что от него ожидать…

Почти до самого вечера проболтали Ярослав и Анна, сперва про лошадей, потом Ярослав рассказал про свою жизнь – и хотя ему совсем не хотелось обманывать девушку, пришлось сочинить о себе какую-то замысловатую историю. Позже Зелинская рассказала про себя, и с ее слов Евсеев узнал, что Анна сирота. Кто был ее отцом, до сих пор никто не знает, а мать умерла, когда Анютке было всего пять лет.

Много еще о чем переговорили Ярослав и Анна, и ни на миг меж ними не повисала тягостная тишина. «И почему же он в конюхи пошел?» – думалось Анне. – Оно, конечно, в лошадях он разбирался не хуже Мацея, но никому и ни за что не удалось бы убедить Анну, что он где-то когда-то был конюхом.

В историю, наскоро придуманную Ярославом, Зелинская тоже не поверила. Все в ней было складно и правдиво, но Анну смутила только одна вещь – откуда же тогда Евсеев научился так обращаться с лошадьми? Ведь по его рассказу получалось, что и в седле-то он нечасто бывал. Однако ничего говорить Ярославу Анна не стала – кто знает, может быть, придет то время, когда он сам ей все правдиво расскажет.

Помимо того, что она была красива, потрясающе красива, Евсеев сразу заметил, что Аннушка еще и умна. Пожалуй, впервые ему было так занятно разговаривать с девушкой, и, несмотря на все свое желание узнать Анну поближе, Ярослав в этот вечер так и не рискнул ее даже обнять. Каким-то внутренним чутьем Евсеев знал, что стоит ему сегодня только прикоснуться к девушке, и ноги ее не будет больше рядом с ним.

Вот поэтому с наступлением темноты Ярослав просто-напросто проводил Анюту до дверей.

– Зайдешь как-нибудь? – спросил Ярослав на прощанье.

– На конюшню?

– Если хочешь, можешь зайти к нам с Гришкой…

– Не нравится мне твой Гришка, – перебила его Анна.

– Ну тогда на конюшню. А если что, после работы я на сеновале.

Анна кивнула и тут же скрылась за дверью, а Ярослав, тяжко вздохнув, отправился на сеновал.

Глава 19

– Ярыш, ты чего такой хмурый? – через несколько дней после знакомства Анюты и Евсеева, встретив Ярослава, спросил у него Стовойский.

– Скучновато что-то, – солгал Ярослав, и лицо Яна странно просветлело от этих слов.

– А Григорий тоже скучает? – хитро спросил Стовойский.

– Да кто его знает… – неопределенно ответил Ярослав, давая понять, что Гришка не будет особенно радоваться этому предложению.

– Ну Бог с ним, с Гришкой, можно и без него сходить в «Золотую Бочку». Посидим, выпьем по кружечке… – Ян вопросительно посмотрел на Ярослава.

– Неплохо бы, – согласился Евсеев.

– Тогда до вечера?

– Угу.

Ярослав отнюдь не горел желанием напиваться в этот вечер, однако согласился. Похоже, что Гришка был прав: Стовойский относился к ним с особым вниманием, видимо, не желая терять ценных работников, и, судя по тому, что Ян зовет в «Золотую Бочку» второй раз, он действительно не любил пить один.

Ян в замке Вишневецкого был экономом, и Ярослав быстро сообразил, что добрым расположением Стовойского не стоит пренебрегать. Напротив, им можно попользоваться. Конечно, только пока. В общем-то, Евсеев потому и соврал про Гришку, что хотел наедине кое о чем попросить Яна…

Отправиться в корчму без Отрепьева не составило никакого труда – Григорий, перезнакомившийся за несколько дней со всей прислугой, укреплял свои дружественные связи, и порой даже не замечал, что рядом с ним нет Ярослава.

– Что, Гришка не пойдет? – первое, что спросил Стовойский, встретив вечером Евсеева, и, не дожидаясь ответа, тоном человека, привыкшего повелевать, сказал: – Идем.

В корчме все было по-прежнему, и хотя Ярослав здесь был всего один раз, он без труда узнал тех же самых людей, как и в прошлый раз скучавших за соседними столиками. Однако, несмотря на то что Стовойский был здесь частым гостем, эти самые люди воззрились на него с нескрываемым удивлением. Точнее, они круглыми глазами попеременно смотрели то на Яна, то на Ярослава, потом опять на Яна, как будто в том, что они появились вместе, было что-то невероятное.

Ян, кивнув почти всем на него смотревшим в знак приветствия, заказал им с Ярославом по кружечке, и только когда в неспешной беседе о том о сем они уже отпили больше половины, любопытные взгляды перестали им докучать.

– Ну что, Ярыш, доволен ты работой? – наконец задал прямой вопрос Стовойский.

Ярослав замялся – ему не хотелось быть неблагодарным, выражая недовольство, однако кто знает, может быть, Ян предложит ему что-то получше.

– Можно сказать, что да, – сказал Ярослав, и по его ответу так и нельзя было понять, доволен Евсеев или нет.

– Да, работенка не по тебе, ничего не скажешь, – задумчиво продолжил Ян, – но пока другой нет. Я могу тебе как-то помочь? – и при этом вопросе в глазах Яна вновь появились те неприятные искорки, которые испугали Евсеева при их первой встрече.

– Можешь, – на этот раз без тени сомнения в голосе произнес Ярослав. – Вот только дело это деликатное. Не хотел бы я, чтобы Гришка об этом знал.

– В чем же дело? Хлопотно с ним работать?

– Нет, напарник он что надо, да и человек неплохой, – запротестовал Ярослав. – Вот только жить мне с ним в тягость – храпит он по ночам, сил никаких нет, солгал Ярослав, – а скажи чего, обижается.

На лице Стовойского появилось изумленное выражение, и сердце Ярослава ушло в пятки. Казалось, все существо Яна так и говорило: «Гришка? Не может быть!» Однако эти слова так и не слетели с губ Стовойского, а вскоре от удивления не осталось и следа.

– Что ж, – усмехнулся Ян, – помогу, чем смогу. Тем более, я обещал, что долго это не продлится.

Ярослав поднял взор на Стовойского и вдруг испытал странное чувство, будто только что раздавил огромную жабу – настолько омерзительным был взгляд Яна. В этот миг Евсеев не только пожалел о том, что попросил эконома об одолжении, но и о том, что вообще оказался на службе у Вишневецкого. Хотя Ярослав был далеко не из робкого десятка, на этот раз ему хотелось, ничего не выясняя, бежать, бежать куда глаза глядят, только бы подальше отсюда.

– Ты что, Ярыш? – вдруг забеспокоился Стовойский и тут же стал прежним.

– А в чем дело? – не понял его Ярослав.

– Ты чего такой бледный сделался? С тобой все в порядке?

– Конечно, – Ярослав попытался улыбнуться.

– Пошли-ка домой, пока ты тут не свалился, – предложил Ян. – А на вид ты вроде кажешься крепким малым…

Ярослав и представить себе не мог, что причина уйти найдется сама собой. По дороге Стовойский пару раз спросил Евсеева, как он себя чувствует, и, видя, что с Ярославом все в порядке, вернулся к прерванному разговору.

– В общем так. Гришка пусть себе там и остается, а тебе я выделю другую комнатенку. Не Бог весть что, но зато отдельная, – кашлянув, сказал Стовойский. – Она только сегодня освободилась, но если хочешь, ты можешь занять ее прямо сейчас.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Ярослав, – так я и сделаю. Вот только перед Гришкой неловко.

– Я же обещал вас со временем расселить, вот и выполнил свое обещание, что ж тут неловкого? За Гришку ты не переживай – уж кто-кто, а он тебе только спасибо скажет.

Однако когда Ярослав увидел свое новое жилье, ему все-таки стало неловко: комнатка не в пример Гришкиной была просторнее и уютнее и находилась она в другой – спокойной части замка. Ярославу теперь можно было тихо и незаметно прошмыгнуть в свою комнатку прямо с улицы – длинного темного коридора здесь не было. Однако вскоре Ярослав успокоился – в конце концов, никто не мешал Гришке сделать то же самое – попросить Стовойского об услуге.

Вообще-то, Гришка никогда в жизни не храпел, да и Ярославу на сеновале было неплохо, и старался он так совсем по другой причине. В очередной раз пригласив Анну на конюшню, Евсеев заметил ее откровенно разочарованный взгляд, и, несмотря на то, что Анна все-таки пришла, Ярыш понял, что ей надоели такие встречи.

Попросив Яна об одолжении, Ярослав был уверен, что на этот раз он старается не напрасно: после которой уже встречи с Зелинской он знал наверняка, что вовсе не безразличен Анне. И вот наконец у них есть возможность спокойно встретиться… Ожидания Ярослава действительно оправдались: всего лишь один раз пришлось ему уговаривать Анну зайти к нему вечерком, и с тех пор Зелинская приходила уже сама.

Только теперь красавица Анна, по которой убивалась половина замка, наконец стала понимать этих несчастных, постоянно за ней увивающихся. Никогда не принимая всерьез ни одного мужчину, она впервые влюбилась, влюбилась без памяти, с первого взгляда, и он ответил ей взаимностью. Во всяком случае, Анне так казалось.

Да разве она могла думать иначе, если сам Ярослав верил в то, что лучшей девушки, чем Анна, не найти на всем свете! Пожалуй, искушенная в делах любовных особа, и та не смогла бы устоять перед неиссякающим напором его красноречия, перед теми пламенными взорами, которые время от времени бросал Ярослав на Анну, перед ласковыми словами, которые он так нежно шептал ей на ушко…

Ярослав, просто чудом на этот раз отвертевшийся от настойчивых уговоров сперва Гришки, потом Яна, уже тысячу раз пожалел о том, что ему на голову свалилось это чудо. Сидел бы он сейчас себе в корчме, брагу попивал, над Гришкой издевался. Так нет же! «Теперь вот торчи тут один, как пень, и сон не идет…» – тяжко вздохнул Ярослав.

Уже давно стемнело, и час, когда они договаривались встретиться с Анной, давно прошел. Дела ее никак не могли задержать – слуги, за исключением, наверное, только Яна с Гришкой, которых к тому же и не было в замке, давно уже спали. Ничего случиться с Анной не могло, вот только…

Могло произойти только одно – Анна больше не хотела с ним встречаться.

А ночь была просто великолепной, словно нарочно созданной для любви – в тяжком ожидании не знавший, чем себя занять, Ярослав распахнул окно и так и не смог от него отойти. Огромные звезды на далеком небе казались в тысячу раз ярче, чем обычно, но даже их мерцающий свет не мог разрушить чарующей темноты этой ночи. Не шелохнулась ни одна травинка, ни одна веточка на макушках деревьев, только бесшумно опадал липовый цвет, расстилаясь по земле пушистым ковром…

И вдруг все это неожиданно исчезло – Ярослав почувствовал на глазах чьи-то горячие ладони, и тут же кто-то прошептал:

– Тс-с-с…

Ярослав осторожно отнял ладони от своих глаз, не отпуская одной руки, обернулся и обомлел – перед ним была Зелинская, но как же она была потрясающе красива! Ярослав и не догадывался, что у Анны, всегда подтянутой, гладко причесанной, такие длинные волосы, такая пышная грудь…

– Анечка, – не отпуская руки Анны, только и смог вымолвить Ярыш, – какая же ты прелесть…

Будь у Ярослава сейчас несметные богатства, в этот миг он, не раздумывая, сложил бы их к ногам Анны, а приди она просить прощения, простил бы ей что угодно. Вот только не знала Анна, что до сих пор в душе Ярослава гнездится лютая ненависть к Салтыковым, ведь простил бы, ей-Богу, простил бы даже этих душегубцев, скажи Анна хоть слово.

Но Анюта так ни слова и не произнесла, а дальше для Евсеева все было как в тумане. Позже, очнувшись от этого сна наяву, он так и не мог понять, что же он говорил Анне, что она ему отвечала, хотя точно знал, что, как всегда, они долго болтали. Все, что он помнил, – это нежное Анино тело: приоткрытые для поцелуя влажные губы, упругую девичью грудь, тугие бедра… И слегка спутанные шелковистые волосы Ани, будто впитавшие в себя сладкий аромат цветущей липы…