Текст книги "Восточный плен. Княгиня"
Автор книги: Мариша Кель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Глава 3
Абдул-Меджид, тридцать первый султан Османской империи, старший сын Махмуда Второго, сидел напротив Арифа-паши за массивным письменным столом из тёмно-красного дерева. В молчаливом раздумье он поднялся на ноги и неспешно подошёл к распахнутому окну.
Солнце ярко светило в разноцветные стёкла окон кабинета, отчего на смуглом красивом лице султана играли цветные лучи.
Вдоль ближайшей стены от самого окна располагались ряды книжных шкафов с разными редкими книгами от древних писаний до греческой и латынской классики, увесистые тома по философии и научной литературе, а также разнообразная подборка иноземных писателей и поэтов. Медж всегда питал большое уважение к своей стране, но, путешествуя, он научился также ценить и уважать культуру всех великих цивилизаций. Если бы только и его подданные имели столь же широкие взгляды…
Абдул-Меджид вообще имел слабость ко всему иноземному, любил европейскую музыку, говорил по-французски и по-русски и даже знал немного язык англичан. Он создал свой маленький рай на европейском побережье Босфора и укрывался в нём от бередивших сердце и душу неудач и бед, случившихся по вине отчаянного невежества и узости суждений.
Долмабахче поражал своей архитектурой и великолепием. Он был более приспособлен к современным условиям, чем старый сераль, и султан устраивал здесь приемы на европейский лад, отличавшиеся показной роскошью и богатством. Поистине Насыпной сад, как именовали дворец иноземные гости, поражал своей дерзкой роскошью. Мраморные залы, сверкающие позолотой, хрусталём, гипсом и порфиром, словно переносили гостей в волшебный мир. Потолки этих сказочных залов были расписаны французскими и итальянскими художниками и представляли собой истинные произведения искусства. А тронный зал, украшенный крупнейшими в мире зеркалами, завораживал новаторской фантазией, и всё это вызывало как восхищение, так и зависть. И даже ходили смешные, на взгляд султана, слухи, что постель в его спальне была изготовлена из чистого серебра. Дабы не разочаровывать сплетников и лжецов, Медж приказал в кратчайшие сроки отлить для себя огромную кровать из чистого серебра, чем ещё больше возбудил интерес и ропот недовольства среди тайных завистников и недругов.
Солнце продолжало бесстыдно ласкать своими лучами мужественное лицо Абдул-Меджида, а он всё стоял у окна в томительной задумчивости. Однако его молчание затянулось, и Ариф начал медленно подниматься в своём кресле, чем тут же привлёк внимание повелителя.
– Нет-нет, пожалуйста, останься, – попросил он и, приблизившись к креслу Арифа, положил руку ему на плечо, тем самым усадив собеседника на место. – Нам ещё необходимо заняться изменением в распределении податей, отказаться от системы сдачи их на откуп. И ещё определить расходы на сухопутные и морские силы… Как ты… что ты предлагал? Извини, я отвлёкся.
– Установить публичность судостроения, – почтительно, но не без толики раздражения произнёс Ариф.
Он давно стал замечать, что уставший от бремени власти правитель стал проявлять апатию к государственным делам. Ему часто нездоровилось последнее время, если только дело не касалось прекрасного вина и восхитительных женщин. Имперская казна была практически пуста, выплаты жалования военнослужащим превратились в сплошные долги со стороны правителя. И стоимость жизни росла, и беднеющее население становилось всё более враждебным. Арифу порой казалось, что Меджид ведёт внутреннюю войну с собственным народом. Неудачи и череда бед, казалось, просто сломили волю султана. Он утратил интерес к государственным делам, ценностям жизни, всё чаще уединяясь в своём дворце.
А вот младший брат Меджида с самого раннего детства равнялся на старшего и неосознанно завидовал ему, стремясь доказать, что он лучше. И теперь как зверь, питающийся падалью, будто почувствовав слабость султана, в последнее время активно настраивал против него все высшие собрания. Оба брата, Абдул-Азис и Абдул-Меджид, были красивыми и физически крепкими мужчинами, но амбициозному и полуграмотному Азису было далеко до своего старшего брата. Будучи лицемерным, сладострастным и кровожадным тираном, скорее напоминавшим султанов прошлых веков, чем своего брата, он неотступно стремился занять место Меджида.
– Я позволю себе заметить, – аккуратно начал Ариф, – сегодня вы ещё более рассеянны, чем когда бы то ни было…
– Аль-Бари1919
Создатель!
[Закрыть]! – устало воскликнул Меджид. – Не могу это слышать от тебя! То, что ты мой друг, не даёт тебе права так говорить со своим султаном.
– У султана нет друзей, но тем не менее это так, – с учтивым поклоном ответил Ариф. – Я знаю, – продолжил он, – что вы знаток женских прелестей и ваш гарем полон красавиц. В вашем гареме уже больше женщин, чем позволяет всемилостивый Аллах, неужели же среди них нет той, которая смогла бы даровать вам радость и успокоение?..
– Это так, – сурово кивнул Меджид. – Женщин у меня в избытке, но такой, о которой ты говоришь, нет…
Он покачал головой и прибавил:
– Ты знаешь моё отношение и мои взгляды на бесполезность этого змеиного гнезда.
– Разве не прекрасно, что султану положено иметь четырёх жён и великое множество наложниц? – Чувственная улыбка изогнула губы Арифа. – А из всех удовольствий, которые женщина может предложить мужчине, мой друг, самые великие – это наслаждение и успокоение.
– Для этого достаточно одной.
Арифу ничего не оставалось, как почтенно склонить голову. К тому же суждения султана абсолютно соответствовали его замыслу и подводили к нему.
– Эта женщина с севера красива, – неожиданно произнёс Меджид.
И Ариф вновь почтенно кивнул.
– Она напоминает цветочный бутон, застывший на морозе и мечтающий о солнце. Все северянки выглядят чопорными и напряженными и, как правило, холодны и ничего не смыслят в искусстве любви.
Он вновь поднялся со своего места и, пройдя к окну, подставил своё лицо золотистым лучам солнца. Улыбнувшись его теплу, он произнёс:
– Я должен встретиться с ней. Думаю, мне будет интересно узнать, какие цветы растут под холодным солнцем.
Ариф сидел молча, глядя в пустоту перед собой. Он никак не мог понять и принять своей реакции на произнесённые султаном слова. Но только что-то заволновалось и взбунтовалось внутри него, и он никак не мог с этим справиться. Всё шло в точности по намеченному им плану, и теперь, в тот момент, когда цель Арифа была почти достигнута, его сердце защемило, оно пошло на попятную. И он испугался собственного, ещё неосознанного, не совершённого пока предательства. Сам не ведая почему и даже не пытаясь удержать непонятный для него порыв, он вдруг произнёс:
– Она ещё не готова.
Насладившись теплом под ласковыми лучами солнца, войдя в тень и чуть закашлявшись от глубокого вдоха, Меджид выпрямился и, заложив обе руки за спину, вопросительно вскинул чёрную густую бровь.
Арифу пришлось подняться. Лихорадочно пытаясь внутри себя подобрать слова и сформулировать из них вескую причину, по которой он только что имел наглость возразить повелителю, совладав со своими чувствами и мыслями, он невозмутимо продолжил:
– Она не так давно у меня… Должно пройти больше времени, чтобы она смела войти в число наложниц вашего гарема, повелитель.
Видит Аллах, он сам не понимал, по какой причине пытался сейчас лгать.
– Я не трону её ровно столько, сколько будет нужно, если я правильно тебя понял, – парировал султан спокойным голосом.
Ариф кивнул.
– Думаю, в следующие выходные…
– Завтра, – перебил его Меджид. – Я желаю видеть её завтра.
И вышел из залитого солнцем кабинета, оставив Арифа наедине с игривыми лучами, но в тени его тайных сомнений, что так внезапно заставили страдать и терзаться его душу.
***
Тем же вечером Ариф призвал в свои покои Мари.
На протяжении всего вечера она ощущала на себе его пристальный взгляд – холодный, спокойный и абсолютно непроницаемый. Она же почувствовала напряжение, боль, исходившую от него, и это заставляло её нервничать и теряться в догадках. Она словно чувствовала каждое его движение, будто они были крепко связаны невидимыми нитями, более крепкими, чем дружба и уважение. Ей нравился его облик. Нравилась его походка, его речь, то, как мгновенно его высокомерие сменялось пониманием. И его взгляд… Он смотрел на неё так пронзительно, словно видел что-то, что больше никому не доступно. От этого взгляда она чувствовала себя достойнее и даже возвышеннее, чем, возможно, была на самом деле. Она поднималась над собой в его глазах. Она замечала, что в его глазах она была прекрасной, в тот же миг становилась прекрасной и ощущала себя такой. Прежде единственным, кто так мог смотреть на Мари, был её муж. Влад обожал её, и теперь очень близкое и похожее она видела в глазах Арифа.
– Как прошёл ваш день? – попытавшись заполнить тишину, произнесла она.
Но ответа не последовало.
Через какое-то время, совершенно смущённая его поведением, Мари попыталась вновь:
– У вас всё хорошо? Не приключилось ли беды?
На этот вопрос Ариф лишь отрицательно покачал головой, при этом ни на секунду не отрывая от её лица сурового взгляда.
– Мне оставить вас? – последовал очередной вопрос Мари.
– Нет, – резко ответил он.
– Что же произошло, вы погрузились в глубокое молчание и точно пытаете меня?!
Услышав отчаяние в её голосе, Ариф растерянно посмотрел на Мари. Затем лениво улыбнулся, и с его лица улетучилась маска печали.
– Не знаю, поймёте ли вы меня, моя дорогая… Я стал заложником собственных стремлений, и это впервые огорчает меня. Я всегда, так сказать, проявлял слабость к своим собственным творениям. Понимаете меня?
– Смотря что вы имеете в виду под словом «слабость».
Он печально улыбнулся:
– Восхищение… привязанность… любовь… страсть.
Всё это он произнёс жёстко, так, будто презирал и отторгал эти чувства.
Мари глубоко вздохнула и попыталась уйти от опасной темы разговора.
– Ну, ваша страсть мне известна, – с обезоруживающей улыбкой заметила она. – Каждый человек привязывается к вещам, созданным своим трудом. И поверьте мне, каждый питает особые чувства, которые вы охарактеризовали как слабость, к своему произведению. Музыканты боготворят свои симфонии, художники разговаривают со своими полотнами. И попрошу заметить: я считаю настоящим произведением искусства рождение нового человека. Каждое человеческое творение, будь то ребёнок или молитвенный коврик, – это произведение искусства, заслуживающее восхищения, привязанности, любви и даже страсти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
