Текст книги "Развитие креативности, или Дюжина приемов остроумия"

Автор книги: Марина Мусийчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

1.3. Юмор – черта богов. Мифы о юморе

Миф (от греч. mythos, «слово», «речь»), предание, возникшее в глубокой древности, ранний вид устного народного творчества. В отличие от легенды миф не имеет элементов подлинного факта, а целиком исходит из вымышленного. Есть что-то мистическое в совпадении количества олимпийских богов и приемов остроумия. И тех и других – двенадцать. В число 12 олимпийских богов Дионис вошел поздно. В Дельфах он стал почитаться наряду с Аполлоном. На Парнасе каждые два года устраивались оргии в честь Диониса, в которых участвовали фиады – вакханки из Аттики. Символично, что до сих пор тонкая учтивая насмешка, носит название аттической соли. В Афинах устраивались торжественные процессии в честь Диониса. В Риме Дионис почитался под именем Вакха (отсюда вакханки, вакханалии) или Бахуса.

Из религиозно-культовых обрядов, посвященных Дионису (греч. tragodia букв. «песнь о козле» или «песнь козлов», то есть козлоногих сатиров – спутников Диониса), возникла древнегреческие трагедия и комедия. В Аттике Дионису были посвящены Великие, или Городские, Дионисии, включавшие торжественные процессии в честь бога, состязания трагических и комических поэтов, а также хоров, исполнявших дифирамбы (проходили в марте – апреле); Ленеи, включавшие исполнение новых комедий (в январе – феврале); Малые, или Сельские, Дионисии, сохранившие пережитки аграрной магии (в декабре – январе), когда повторялись драмы, уже игранные в городе. Дионис славится как Лиэй («освободитель»), он освобождает людей от мирских забот, снимает с них путы размеренного быта, рвет оковы, которыми пытаются опутать его враги, и сокрушает стены

Сатиры (S a t u r o i) демоны плодородия, составляющие вместе с силенами свиту Диониса. Они териоморфны и миксантропич-ны, покрыты шерстью, длинноволосы, бородаты, с копытами (козлиными или лошадиными), лошадиными хвостами, с рожками или лошадиными ушами, однако торс и голова у них человеческие, символом их неиссякаемого плодородия является фаллос. Они задиристы, похотливы, влюбчивы, наглы, преследуют нимф и менад (Hymn. Hom. IV 262 след.). Они забияки, любят вино.

Диониса сопровождала свита сатиров. С течением временя их изображали в более антропоморфном виде, сохраняя от древнего животного облика пышный лошадиный хвост. Часто отождествляются с силенами. Известен миф о сатире или силене Марсии, состязавшемся с Аполлоном. Хор сатиров – непременный участник так называемых сатировских драм (например, «Киклоп» Еврипида, «Следопыты» Софокла).

Мифология (от греч. mythos, «повествование», «сказание» и logos, «учение», «слово»), фантастическое отражение действительности в первобытном сознании, воплощенное в характерном для древности устном народном творчестве. Миф – возникающее на ранних этипах истории повествование, фантастические образы которого (боги, легендарные герои, события и т. п.) были попыткой обобщить и объяснить различные явления природы и общества. Это своеобразная форма проявления мировоззрения древнего общества. В мифологии отражаются также и нравственные взгляды, и эстетическое отношение человека к действительности. Мифологические образы в различном осмыслении часто использовались искусством.

 
Летучих нимф был полон пруд лазурный,
Дриадами одушевлен был сад,
И светлый водный ключ бил искрами из урны
Смеющихся наяд.
 

Ф. Шиллер

Особенно обширен был в представлении древних греков мир нимф (греч. «девы») божеств природы, ее живительных и плодоносных сил, олицетворяющих все движущееся и растущее в природе, все дающее жизнь растениям. Различали несколько видов нимф: нимф морей, источников (океаниды, нереиды, наяды), озер и болот (лимнады), гор (орестиады), рощ (альсеиды), деревьев (дриады, гамадриады) и их отдельных пород (мелиады – нимфы ясеня). Своих нимф имели также долины и острова. Главными нимфами считались водные, по античным лексикогафам слово «нимфа» означает «источник».

Нимфы обитали вдали от Олимпа, в глубоких, гулких пещерах, в чей загадочный мрак решится вступить не каждый, но по приказу Зевса призывались во дворец отца богов и людей. Там, где начинают свой бег ручьи, склонялись прекрасные девы над новорожденными водами, вместе с ними выходили из недр, пробивая земную толщу, и никто не мог остановить их движения. Радуясь солнечному свету, они искрились, словно плясали. Места их выхода для людей были священны; в пещерах и гротах, рощах и лесах воздвигались святилища – нимфеумы, где нимфам приносили жертвы. Гомеровское описание пещеры нимф на Итаке получило символическое толкование как средоточие космических сил у философа Порфирия в трактате «О пещере нимф». Нимфы долговечны, но, в отличие от богов, смертны. Источник может иссякнуть, дерево засохнуть. Нимфы хрупки, как сама природа, и требуют к себе бережного отношения.

С развитием человеческого общества менялись его представления о природе и ее силах. Нимфы начали приобретать индивидуальные имена, в сознании людей они стали больше походить на прекрасных обнаженных или полуобнаженных дев, от браков которых с небожителями стали рождаться герои.

Позитивная эмоциональная сущность юмора была отмечена мыслителями, начиная с глубокой древности. Так, о мажорном смехе богов говорил Прокл. Гомерический хохот языческих богов вошел в число общекультурных идиом. Аналогичного рода отношение к эмоциональной составляющей юмора и вызываемого им смеха содержится в древних мифах. Мифы говорят, что «плачут боги не вечно, смеются же непрестанно, ибо слезы их относятся к попечению о вещах смертных и бренных, и порой есть, а порой нет их, смех же знаменует целокупную и вечно пребывающую полноту вселенского действования … Смех мы отнесем к роду богов, а слезы – к состоянию людей и животных» (Цит. по Новейший философский словарь /сост. А.А. Грицанов. – Мн., 1998. – С. 871). В данном высказывании речь идет о таких важных сущностных характеристиках юмора, как способность к эмоциональному возрождению посредством отстранения от рассматриваемой ситуации, что позволяет достигать большей объективности.

В Древнегреческой мифологии также был бог насмешки и злословия Момос. Уже в наши дни исследователь В.Л. Вартанян предлагает термин «момистическое» как интегрирующий различные проявления способности к смеху, рассматриваемое в качестве особой формы психической активности, в том числе и когнитивной, или интеллектуальной активности. Активность юмора и его проявления в смехе также нашли отражение в одном древнеегипетском папирусе (III в н. э. Хранится в Лейдене). Божественный смех в данном папирусе описывается как сотворитель мира (креативная функция юмора). «Когда бог смеялся, родились семь богов, управляющих миром… Когда он разразился смехом, появился свет… Он разразился смехом во второй раз – появились воды …» Наконец, при седьмом взрыве смеха родилась душа. В данном памятнике культурного наследия отражена важнейшая сущностная характеристика юмора – способность обновлять душу средствами юмора.

Есть еще один красивый миф о юморе … Горе и радость встретились ночью в лесу и, не узнав друг – друга, поженились. У них родился ребеночек. И назвали его – юмор.

Существенная, генетическая характеристика, заключающаяся в стремлении давать сложную, как сама жизнь, оценку, свободную от односторонности общепринятых стереотипов. В связи с данными характеристиками юмора Жан Поль (Иоганн Пауль Фридрих Рихтер) уподобляет юмор птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из вида землю, – образ, материализующий оба аспекта юмора (комическую трактовку и внутреннюю серьезность).

Остроумие (agudeza) как способ связывать и сопоставлять различные понятия описывал Б. Грасиан (1601–1658). Задача остроумия в придании стилю красоты и изящества. Остроумие – пища души. Остроты в произведениях самых хитроумных писателей единичны, а не единственны в своем роде (то возражения, то соотношения, то игра слов), отсутствует разнообразие – великая матерь красоты. Мысль без остроты и суждений подобна солнцу, лишенному света и лучей.

В сочетании и переплетении материала, собранного из всех стран мира и областей действительности, юмор как бы возвращается назад к символическому, где смысл и облик также расходятся друг с другом. Разница в том, что теперь материалом и смыслом распоряжается только субъективность поэта, подчеркивал Г.В. Гегель.

Значение юмора в образной метафорической форме, впрочем, как в прямом, так и в переносном смысле удалось описать Б. Шоу: «Юмор – черта богов».

1.4. От плоского остроумия к истинному остроумию. Креативная функция юмора

Проблемы, связанные с осмыслением дефиниции «юмор», возникают в связи с феноменологической сущностью данного понятия. Креативная природа юмора ярче всего проявляется в остроумии, как гносеологической составляющей юмора. Так Аристотель говорит, что «остроумие – это дерзость, получившая образование». Креативный характер остроумия особым образом выделен И. Кантом в работе «Антропология с прагматической точки зрения». Так в § 54 «О талантах и познавательной способности» подчеркивается, что «талант – продуктивное остроумие». И далее «продуктивное остроумие позволяет находить сходство между неоднородными вещами и дает рассудку материал для того, чтобы сделать его понятия общими» [Кант, 2002]. Г. Гегель в «Науке логики», подошёл к анализу остроумия как формы мышления, подчеркивая, что остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет «понятие светиться через противоречие». Ф. Шлегель, выделяя креативную составляющую юмора, пишет, что «острота есть взрыв связанного сознания», то есть рассудочного мышления, окостенелого в односторонних, непротиворечивых понятиях. В юмористической форме конкретное, противоречивое не просто ставится рядом; противоположности связываются в резком противоречии, и эта связь содержит намек на глубоко спрятанную истину, кроющуюся в синтезе этих противоположностей.

Объективными, данными выделения креативной сущности юмора, является наличие целого ряда понятий, отражающих степень выраженности рассматриваемого явления: «истинное остроумие» (К. Гельвеций), «плоское остроумие» (И. Кант), «продуктивное остроумие» (И. Кант), «плоский юмор» (Г. Гегель), «низкопробный юмор» (К. Маркс), «остроумие идей» (Г. Гейне) и др. Остроумие основывается на принципе фиктивности, допущении подобия. Модус «как если бы» позволяет остроумию отождествлять различное, включать неизвестное в структуру уже имеющегося знания. При этом понимание не редуцируется к простому сравнению, а ориентируется на более глубокое проникновение в предмет. В связи с этим необходимо рассмотреть проблему реализации в юморе (юмористической форме) процесса понимания имплицитного смысла как способа экзистенциально-индивидуального бытия. В этой связи отметим, что взгляды Ж. Батая и Ж. Деррида основываются на понимания процесса зарождения юмора в момент отказа от смысла, поскольку смешно именно закабаление очевидностью смысла. Эту мысль развивает М. Делез, подчеркивая, что юмор порождается на уровне чистого события или «поверхности» в соразмерном действии друг на друга нонсенса и смысла. При этом юмор определяется М. Делез в «Логике смысла» как номадическая (кочующая) сингулярность. «Номадическое мышление» стремится сохранить различие и разнородность понятий там, где «государственное мышление» выстраивает иерархию и сводит все к единому центру-субъекту. Понятие, освобожденное от структуры репрезентации, представляет собой точку воздействия различных сил, которые противопоставляются Делез власти. Последняя является продуктом репрезентации и направлена на создание иерархии, в то время как свободная игра сил разрушает любой централизованный порядок. Понятие, согласно Делез, не должно соотноситься ни с субъектом, ни с объектом, т. к. оно представляет собой совокупность обстоятельств, вектор взаимодействия сил. Рассматривая противостояние двух видов мышления на уровне топологии, Делез указывает, что пространство номадических потоков представляет собой гладкую поверхность с возможностью движения в различных направлениях, означающей наличие множества вариантов развития. В анализируемых подходах выделяются отдельные аспекты юмора, основанные на логико-гносеологическом рассмотрении феномена «юмор». Однако следует признать, что специфика креативной природы юмора, заключается в понимании нового, имплицитного смысла.

Под креативным механизмом юмора, нами понимается порождение в процессе восприятия юмористического текста нового, имплицитного смысла, основанного, на компоновке текста, с высокой степенью контраста (двойственности и/или многозначности). Это можно утверждать на основании ряда положений:

– порождение нового смысла, опосредуется изменением устойчивых семантических связей (разрушение смысловых стереотипов) и выходом на различные уровни обобщения (осмысления) ситуаций, с целью выявления сущностных характеристик, в соответствующем контексте,

– юмористическая форма, как основа смыслового восприятия, порождает трансформацию содержания через понимание значений, выражающих имплицитный смысл;

– создание значений альтернативных имеющимся через возникновение нового смысла, порождаемого значимыми отклонениями от нормативных структурных ожиданий;

– предвидение последствий, посредством проигрывания на лингво-юмористических моделях, принятия тех или иных решений и выборе оптимального решения в соответствии с заданными критериями управления.

Рассмотрим данные положения на основе вербального юмора, поскольку, «язык – дом бытия» (М. Хайдаггер). В юмористических высказываниях наиболее отчетливо проявляется индивидуальный модус бытия. «Ни в чем, так не проявляется характер человека, как в том, что он находит смешным» (И. Гете).

Понимание, порождение смысла определяется принципом релевантности. Данный принцип сформулирован в русле основных парадигм прагматики языка, опирающихся на теории Д. Спербера и Д. Уилсона. В соответствии с подходом, предложенным данными авторами, говорящий, гарантирует слушателю, что в процессе обработки информации, будут получены эффекты контекста, т. е. достигнуто порождение нового смысла., возникающего из объединения высказанного предложения и контекста. Юмору, обладающему природой Протея (Ж. Поль), присущ потенциал многозначности, основанный на преобразовании значений слов. А. Ф. Лосев отмечает, что в языке знак может употребляться в бесконечном множестве контекстов, в каждом из которых он приобретает определенное значение, отличное от значений этого же знака в других контекстах. Погружение слова или выражения в определенный контекст, порождает юмористические высказывания, в которых происходит замена многозначности – двузначностью, основанной на индивидуальных осмыслениях. При этом может происходить трансформация абсолютно однозначно воспринимаемого вне контекста слова, например, «рисковать», в «горький юмор».

Два старика вспоминали молодость.

– Ради меня одна прелестная девушка рисковала своей жизнью, – говорит со вздохом один.

– Как это?

– Она сказала, что скорее прыгнет в Дунай, чем выйдет за меня замуж.

Этот пример представляет особый интерес в связи с тем, что не происходит никаких трансформаций в лексическом значении слова. Новый смысл порождается наличием контекста. Таким образом, новый смысл порождается, после того как определены импликации, выведенные из контекста. При этом подчеркнем, что язык и юмор, как форму существования языка невозможно рассмотреть с точки зрения «внеличностного представления мира» (Л. Витгенштейн). Иногда, порождение нового значения связано, не с исследуемым предметом, а с представлениями слушателя или читателя. Возьмем для анализа следующую ситуацию. Небольшая газета организовала конкурс с целью выявить наиболее порядочного и доброжелательного гражданина своего города. Среди поступивших писем было и такое: «Я не курю, не потребляю спиртного, не играю в карты, не бегаю за женщинами, предан своей супруге, много работаю, ложусь рано и встаю на заре… Такую жизнь я веду уже три года… Не подождете ли вы до следующей весны, когда меня освободят из заключения?»

В начале у читателя формируется представление о добропорядочном гражданине, примерном семьянине, которое разрушается за счет понимания имплицитного содержания, порожденного в данном конкретном случае приемом остроумия – «ложное противопоставление. Процесс познания, как понимание имплицитного смысла, являясь основой креативного механизма юмора, основан на порождении нового смысла, в соответствующем контексте. В связи с этим подчеркнем, что один из творцов теории речевых актов Дж. Серль указывал, что „затрагиваются отношения между значением слова и предложения, с одной стороны, и значением высказывания или значением говорящего с другой“ [Серль, 1990].

Одной из распространенных в коммуникативных процессах форм создания контекста, являются, являются клишированные приговорки. Так ключевые фразы анекдотов входят сознание носителей того или иного языка, так же и на уровне клишированных приговорок. Вырванные из анекдота, данные фразы, тем не менее, связаны с породившим их контекстом. Приведем пример. „Ты не прав, Вася“ – из анекдота об электрике, которому на голову капнуло расплавленное олово, когда его напарник паял проводку. Говорится в ситуации, когда один из участников процесса коммуникации нечаянно причиняет боль другому.

И так, эффект рождения нового смысла, при порождении и понимании юмора, безусловно требует существования контекста. В этой связи хочется привести мысль Р. Рорти, что язык, состоящий из одних метафор, был бы просто журчанием [Рорти, 1996]. (Метафора, в данном контексте, нами рассматривается как одна из форм создания юмористического эффекта). Креативный механизм юмора состоит в указании вектора раздумий об определенных событиях. При этом происходит выявление имплицитного содержания, на основе динамизации устойчивых семантических связей и выход на различные уровни обобщения (осмысления) ситуаций, с целью выявления сущностных характеристик.

Понимание имплицитного смысла в юмористической форме, происходит на основе трансформации содержания. Данное положение доказывается тем, что юмористическая форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к иному смыслу. Рассмотрим это положение на примерах. Объявление: „Продается автоответчик Калашникова“ (А. Кнышев). В данном случае юмористическая форма основана на менотомии (греч. metonymia – переименование). Перенос имени с одного класса объектов или объекта на другой класс или предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Вследствие подобного перехода возникает подтекст, порождающий новый смысл. Если придать данной мысли другую форму, то юмористический эффект исчезает. Например, в такой формулировке. „Продается автомат системы Калашникова“.

Креативная природа юмора, прослеживается, например, и в образце пародии, на символистскую форму из журнала „Сатирикон“ (1910).

Полы. Прилавок. Покупатель.

Чулки. Сорочек ряд. Духи.

Перчатки. Палки. О. Создатель.

О. Как. Легко. Писать. Стихи.

Имплицитный смысл представлен абсурдностью символистского текста, путем нарушения законов логики и эксплицирующие абсурд, как особый модус бытия. Вл. Соловьев [Соловьев, 1896], охарактеризовал представленное в анализируемой пародии направление искусства – символизм, как лишенное смысла. В анализируемой пародии алогизм достигается на основе подражания форме стилистической манере символистов использовать номинативные предложения. Смена формы, неизменно приведет к изменению смысла содержания.

При рассмотрении третьего положения, о создании значений альтернативных имеющимся через возникновения нового смысла, порождаемого значимыми отклонениями от нормативных структурных ожиданий, в процессе понимания юмора, необходимо обратиться к языку, как средству передачи мысли. Участвуя в коммуникации с элементами юмора, мы либо понимаем, то, что говорят другие, либо сами порождаем высказывания. Однако знания, используемые при выявлении скрытого смысла высказывания, не ограничиваются знаниями о языке. В этот процесс, включаются также знания о мире, социальном контексте высказывания, умение извлекать хранящуюся в памяти информацию, планировать и управлять процессом решения задачи и многое другое. Согласно современным концепциям эксплицитно выраженные знания составляют лишь незначительную часть общей базы знаний носителей языка, соответственно имплицитно выраженные знания, являют большую часть. И эксплицитная и имплицитная база знаний не являются семантическими „хранилищами информации“, а представляют собой самоорганизующуюся и саморегулируемую систему, подвижную и изменяющуюся на основе новых знаний. И. Кант подчеркивает, что способность находить для общего особенное есть процесс суждения, способность придумывать для особенного общее, есть остроумие. Дело первой способности – замечать различия в многообразности, дело второй – замечать тождество многообразного». Положение, о том, что остроумие это способность замечать тождество многообразного является ключевым для понимания функций креативного механизма юмора. Уточнение данной мысли И. Канта – в работах Дж. Локка, подчеркивавшего, что наряду с нахождением сходства, главное заключается в том, чтобы не ошибиться, приняв мнимое сходство, за истинное.

Объединение идей в процессе выявления имплицитного смысла осуществляется благодаря обнаружению определенного признака, являющегося основой такого объединения, возникновение которого невозможно без анализа объекта. В основе выявления имплицитного смысла лежит способность как умение видеть сходство далеких друг от друга понятий (явлений), так и диссонанс явлений одного класса. Аналогичная мысль высказывается и З. Фрейдом, рассматривающим механизм восприятия юмора, через призму сознания одновременно в двух планах. При этом подчеркивается, что мы одновременно или с быстрой последовательностью применяем для одной и той же работы представления два различных способа представления, между которыми потом происходит «сравнение» в результате чего возникает юмористический эффект.

Структуры знаний, именуемых фреймами, матрицами, схемами, сценариями и т. п., представляют собой пакеты информации (хранимые в памяти или создаваемые в ней по мере необходимости из содержащихся в памяти компонентов), обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций. Данные структуры играют существенную роль в процессе выявления имплицитного смысла при понимании юмора, предвосхищая контекстные ожидания, позволяют прогнозировать будущие события на основе структуры ранее встречавшихся сходных событий. М. Минский подчеркивает, что не следует соотносить с понятием «юмор» какую-то реальную вещь, так как юмор, скорее всего, представляет собой некую мыслительную сетевидную модель, возникающую в результате срастания в единую сеть механизмов различных по своей целевой направленности. «Самым общим элементом для всех видов юмора, является неожиданная смена фреймов: сначала сцена описывается с одной точки зрения, а затем неожиданно (для этого достаточно одного единственного слова) предстанет в совершенно ином ракурсе» [Минский, 1988]. Мы бы сочли необходимым добавить, к пониманию М. Минским механизма возникновения юмористического эффекта, тот факт, что на процесс выявления имплицитной сущности, решающее значение может оказывать не только «одно единственное слово», но и более того – молчание, например, в ситуации реализации приема остроумия «намек». Например, намек на известные всем события, реальный политический, исторический или литературный факт, в форме аллюзии (лат. аllusio – шутка, намек). Так современников А. С. Пушкина смешила первая строфа «Евгения Онегина»: «Мой дядя самых честных правил». Она напоминала первую строку старой басни: «Осел был самых честных правил». Не менее привлекательна реализация приема остроумия «намек», через призму исторической перспективы. «Объявление. Ищу работу. Подпись Герострат». Не смотря на требование мегаполиса забыть Герострата, совершившего уничтожение одного из семи чудес света – поджог храма Артемиды, знание исторического контекста события вызывает возникновение юмористического эффекта, на основе умолчания.

Для описания подобного рода трансформаций, возникающих в процессе, как порождения, так и понимания юмора отметим, что основная функция юмора заключается в дестабилизации сложившихся знаковых систем. И определяется динамикой взаимопереходов образующих его полярных по смыслу значений. В основе понимания имплицитного смысла юмора находится освоение условности, как особого знака несовпадения видимого и сущего. Креативный механизм юмора, проявляется в создании новых смысловых, целевых и операциональных установок. Как, например, в этой истории показывающей значимость сочетания стратегии и тактики.

Приходит мышь к Сове и спрашивает:

– Меня совсем замучили кошки, не знаешь, как от них уберечься?

– Это очень просто, отрасти себе иголки как у ежа, и ни одна кошка не захочет иметь с тобой дело.

Мышь радостная убегает и через день возвращается и говорит:

– Ой, я совсем забыла спросить, как мне отрастить колючки?

– Понятия не имею, я стратег.

Таким образом, делая промежуточный вывод, подчеркнем, что именно противоположность сравниваемых понятий, «их столкновение», обладает свойством взаимодополнительности, их синтез приближает к выявлению имплицитного смысла.

Для анализа выдвинутого положения о понимании имплицитного смысла на основе креативного механизма юмора, через предвидения последствий, посредством проигрывания на лингво-юмористических моделях, принятия тех или иных решений и выборе оптимального решения в соответствии с заданными критериями управления, обратимся к общепринятым в современной когнитивистике фактам. Так, процесс приобретения знаний из связанного текста являет собой сложное когнитивное поведение, включающее в себя ряд мыслительных операций, направленных не только и не столько на анализ отдельно взятых текстовых составляющих, сколько на дальнейший синтез, конечной целью которого является адекватное восприятие информационного фрейма в целостности его эксплицитных и имплицитных характеристик.

Используемые для выявления имплицитного смысла стратегии в большинстве случаев не являются заранее запрограммированными, намеренно осуществляемыми или осознанными и более того в значительной степени находятся вне сознательного контроля личности. Действие стратегий носит гипотетический и вероятностный характер, с их помощью производится быстрое и эффективное прогнозирование наиболее вероятной структуры или значения воспринимаемого сообщения. Часть стратегий при выявлении имплицитного содержания юмористического текста (высказывания) имеет собственно лингвистический характер. Например, каламбуры Тэффи. Или редкий по красоте каламбур Гераклита, основанный только на смене ударения. «Луку имя „жизнь“ (bios), а дело его „смерть“ (bios)». То есть слово bios, с ударением на первом слоге означает «жизнь», а с ударением на втором – лук (оружие, орудие смерти).

Изменение смысловых установок в процессе деятельности сознания, приводит к выявлению имплицитного смыла, что может переводить понимание в действие. В ситуации не понимания, возникает юмористический эффект. Например, такой: «Сидят две обезьяны и пилят атомную бомбу. / Что вы делаете, она же взорвется?! Кричат им. / Ничего, у нас еще одна есть! – отвечают они». В данном примере использован прием остроумия «ложное противопоставление». Убеждения, существующие как модус индивидуального бытия, эффективно преобразуются в юмористической форме.

И так, понимание имплицитного смысла как креативный механизм юмора основывается на: порождении нового смысла, в соответствующем контексте; юмористической форме порождающей трансформацию смыслового содержания; создании значений альтернативных имеющимся, посредством отклонений от нормативных ожиданий; выборе оптимального решения на основе предвидения последствий принятия решений.

Список литературы

1. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. СПб. 2002. C. 281.

2. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. Когнитивные аспекты языка. М.: Прогресс. 1988. С. 293–294.

3. Pорти Р. Случайность, ирония, солидарность. М.: Русское феноменологическое общество. 1996. С. 68.

4. Серль Дж. Р. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс 1990. С. 309.

5. Соловьев Вл. Еще о символистах // Вестник Европы. 1895. № 10. С. 850–851.