Текст книги "Шанс (Коммуналка)"

Автор книги: Марина Болдова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 11

– Витя, я ничего не понимаю, возьми трубку, пожалуйста.

Виктор Васильевич Маринин опять не успел первым подбежать к телефону. Звонки в последнее время стали частыми, новости день ото дня все хуже и хуже, а здоровье Зои уже нешуточно пугало. И он, и его жена понимали, что доживают в дружественном некогда Узбекистане последние недели, а то и дни. Поначалу было просто дико осознавать, что все вдруг резко вспомнили, кто узбек, а кто так, в гости заехал. Вот он, майор Маринин, оказывается, гость. Да еще припозднившийся с отъездом. А потому, не желаете ли до дому? А он домом-то давно привык считать квартиру в пятиэтажке на улице Ленина в этом маленьком городке. Кстати, на сорок процентов населения – русском. Так что, на вполне вежливые до поры до времени намеки отвечал, посмеиваясь – не всерьез же они, право? А они, оказывается, всерьез. "Гонят нас отсюда, Витек, гонят, ты что, еще не понял?" – говорил ему на днях его друг прапорщик Зубов, пьяно раскачиваясь на казенном табурете с инвентарным номером на внутренней стороне сидушки. Злился майор Маринин, на прапора, на глупую свою жену Зою, зудевшую об отъезде, на себя, не желавшего принять правду. Наверное, должно было что-то случиться, чтобы он протрезвел. Дом их, почти наполовину опустевший, пугал вечерами темными окнами, двор – тишиной. Никто не приходил в гости, просто на партийку в шахматы, попить пивко с привезенной с берегов Волги воблой или просто посмотреть телевизор (одному-то скучно!). Не хватало Маринину всего этого. И он забеспокоился. Потом позвонили соседи: избили дочку сослуживца. За то, что просто не так посмотрела. С высоты своего модельного роста на него, тщедушного, узкоплечего, с глазами – щелками узбека. А что ей вообще на него смотреть, когда любит другого? Как раз старшего сына Зубовых, здорового Пашку, боксера. Первый звонок, первая страшная весть. А вторая – следом: Пашку в милицию забрали, не выдержал, дал в зубы заморышу. Да так, что…

У Зои в тот день первый приступ случился – Пашка-то ровесник их дочери Ольги. Видел он, рада жена, что Ольга далеко, своей жизнью живет. Хоть какой…

А на следующий день он оцепенело стоял на пороге зубовской квартиры и плакал, не таясь. Войти – вошел, а вот выйти – сил не было. В голове только одна мысль: как Зое сказать? Нет больше Зубовых, никого нет. Даже старую тещу прапорщика не пожалели. И дочку двенадцати лет. На стене по-русски красным – "Убирайтесь, собаки!" Это кто ж, собаки?! Он, Маринин, собака? Или жена его?

Зоя опять слегла. А он стал кидаться к телефону, на каждый звонок.

А вот сейчас не успел.

– Дай трубку, иди, ложись, – он подтолкнул жену к двери спальни, – Майор Маринин, слушаю. Из Самары? Кто? Марина? Здравствуй, рад слышать. Что Ольга? Какой внук? Почему один? Ничего не понимаю. Что?!!! Когда это случилось? Да, конечно, мы выезжаем.

– Витя, что? Что-то с Олечкой? – она никуда так и не ушла, его жена. Она осталась стоять в дверях спальни, уже предчувствуя беду, замерев в ожидании чуда – вдруг все не так, как мнится?

Он помедлил несколько секунд, страх поднявшийся унять, и повернулся.

– Это из Самары звонок. Помнишь, подружку Ольги? – он запнулся всего чуть на имени дочери, и тут же заметил в глазах жены панику, – Марину? Это она звонила. Говорит, внук у нас с тобой. Вот такая хорошая новость.

Он врал, убеждая сам себя, что только так и есть. И это все, что сказала ему Марина. И нет той, второй части. Которая, про смерть. Про смерть единственной дочери, боль за которую не утихает ни на минуту уже много лет.

… Он тогда не смог ее простить. Рубанул, отрезал. И жене строго наказал – не звонить, забыть. Дочь – наркоманка! В первый раз, когда он узнал, что его Олененок, нежная, славная девочка, употребляет всякую дрянь, просто испугался. Тут же решение стал искать, нашел. Квартиру матери без сожалений продал, учебу в Школе Агнессы Бауман оплатил. Знал наверняка, что делает. В успех стопроцентный верил. Так и вышло. Девочка ожила, расцвела. Все, казалось, позади. А тут – хочу в Москву! И легко поступила, училась тоже легко. Он и подумать не мог! Служил себе спокойно! Если бы Маринка ее тогда не встретила случайно… Тут же позвонила ему, телефон через отца – генерала штаба округа добыла. Он рванул в Москву, еле отговорив жену от поездки с ним, прилетел, увидел дочь и понял – все! Не его это дочь, не может это существо быть Оленькой. Он и узнал-то ее не сразу. Глаза пустые, вот, что его добило. Бросил, уехал. С того дня покоя не знал, вся душа изболелась. Но – молчал, с женой ни слова, нет больше дочери! Только один раз об Ольге заговорили – тещенька любимая, умирая, на подарок расщедрилась – квартиру самарскую Ольге оставила. Поняла, змея, свою вину! Он тогда только и порадовался, что угол, если что, у Ольги есть…

– Как внук? Олечка родила? Что же она нам сама ничего не сказала? Все ты, обидел ее, вот она…Ехать же нужно! Витя, давай собираться! Бросим все! Бог с ней, квартирой, станем с Олечкой жить. Или она замуж вышла? Что же мы не знаем-то ничего?! А все ты, ты виноват! А я, дура, тебя всю жизнь слушала! Все! Уезжаем, тот час же!

Он смотрел на свою жену, молча соглашаясь с ней во всем. Он не знал, как сказать ей главное. В любом случае, это убьет ее. Узнает ли она, что дочери больше нет, когда приедет в Самару, или прямо сейчас. Все равно, сердце не выдержит.

– Что ты застыл на пороге! Звони насчет билетов! Витя, ну что с тобой? – она уже сердилась. Смешно морща нос, точно с брезгливостью, всем своим видом укоряя его за неповоротливость.

Вдруг она остановилась.

– Ты мне не все сказал, да? Говори! – почти крикнула она, прислоняясь к стене.

– Зоя, не выдумывай.

– Говори! – уже в полный голос прикрикнула она на него.

– Зоя, нашей Оленьки больше нет, – кляня себя, не выдержал он, – Она погибла.

– Как это?! Так не бывает! Она же внука нам родила…Глупая девочка, молчала зачем-то!

Он смотрел, как страшная весть постепенно доходит до сознания его жены.

– Как это случилось? Где внук? – вдруг твердым голосом задала она вопрос.

– Авария на дороге. А внуку уже пять лет. Он остался один. Марина просила приехать, мы нужны мальчику, ты и я.

– А пять лет нужны не были? Как же так, Витя? Что же ты наделал, Витя? И я виновата, слушалась тебя! – Зоя Михайловна, глядя на Маринина почти с ненавистью, пятилась от него к двери их спальни.

– Зоя, осторожно! – дернулся он к ней, видя, как та запнулась о порог комнаты.

Она умерла, еще падая, как сказал врач. Сердце просто остановилось.

"Господи, прости!" – молил он впервые за свою жизнь, понимая, что только и осталось, что просить прощения у Бога: мертвым его "прости" уже не услышать.

Глава 12

– Ну, давай, рассказывай все по порядку, – Катерина покосилась на сына, уж больно медленно шнуровавшего ботинки.

– А, че, теть Аль, вы от мужа ушли, да? – выпалил двенадцатилетний Марат, округляя свои карие глаза.

– Не твое дело! Что за парень, сплетник просто! Все подслушивает, во все лезет! Аль, скажи ему, – Катерина показала кулак так не похожему на нее мальчику. Марат был "отпечатком" Равиля, Катерининого мужа, отличался от старшего брата простотой в общении и нахальством.

– Да, Марат, – спокойно ответила Аля, считавшая, что лучше тот будет знать правду, чем домыслит себе невесть что.

– Правильно, – одобрительно сказал Марат, и, увернувшись от занесенной над его головой рукой матери, резво сбежал с крыльца.

– Нани его избаловала. Берет все время с собой в деревню, тот слушает бабские разговоры, кто женился, кто так гуляет, кто кому глаз подбил, потом приходит, мне пересказывает. Попробовал бы отцу, так к нему не лезет, знает, чем чревато. Равиль ему пилу в руки – и пилите, сэр, пилите! Не все языком работать. А Маратик наш ленив, хитер, настоящий татарчонок!

– И ты его любишь больше, чем Сашку!

– Не больше, по-другому. Сашка скрытный очень, в своего отца. И какая-то в нем повышенная тяга к справедливости. Это уже от меня. Ищет, ищет он эту справедливость, а сам все время на подлость натыкается. Я думаю, комплекс у него из-за того, что мы рассказали, что Равиль ему не родной отец. Рано рассказали, нужно бы лет пятнадцати дождаться, он бы не так остро все воспринял. А то – первые слова были, как он, отец, мог меня, беременную, бросить – ведь несправедливо же! С тех пор все на черное – белое делит. И все мои слова, что не знал его настоящий отец о нем, что я не говорила – все бесполезно. Словно не слышит. Говорит, мужчина должен отвечать за свои поступки. Я уж ему не говорю, при каких обстоятельствах он был зачат…

– Брось, Кать, парень вырос давно, сам скоро отцом станет.

– Не станет, Аля. По крайней мере, в ближайшее время. Разошлись они с Яной. Теперь пытаюсь Сашку в чувство привести: опять считает, что не заслужил такой подлости. Янка изменила ему, почти не пытаясь скрыть этот факт. Подозреваю, порвать с Сашкой она давно уже задумала. А тут выпила лишнего, что греха таить, любит она по водочке, и ушла с каким-то парнем из клуба, на прощание наговорив Сашке всякого. Так для него теперь все бабы – дрянь. Ладно, может быть действительно с ним это пройдет! Как Буров-то отреагировал на твое бегство?

– Шубу на ленточки порезал, – усмехнулась Аля, – спасибо, не меня! Кать, я думаю, он мне еще устроит проводы! Я хотела к Лизке сразу уехать, но передумала. Не могу вот так, снег на голову. Я пока в Светкиной коммуналке поживу, устроюсь на работу, сниму квартиру.

– Ты сама себя слышишь? Какая работа? У тебя хоть трудовая книжка есть? Насколько, я знаю, нет. Буров ведь тебя специально дома держал, чтобы ты от него полностью зависела. Поезжай к Лизе. Хотя, могу предложить еще один вариант. Комната в мансарде свободна, дом отапливается, жить можно и зимой, а в деревенской школе не хватает учителей. Не возьмут в школу, можно воспитателем в детсад. А, если мой муж не перестанет пить, зимовать вместе будем. Пусть уж в городской квартире спивается.

– Что, опять?

– Снова. Нани вся почернела, жалко ее. Ведь у татар как мать почитают! А этот…

Раньше, хотя бы, боялся ее. Потом, брат Нани жив был. Равиль пикнуть не смел. Я уже неделю его рядом с нами не наблюдаю. В городе живет, запой у него. Вот деньги кончатся, приползет. Беда, Алька, прямо беда! Никогда не думала, что Равиль таким слабым окажется. Черт его дернул тогда, в девяносто пятом, связаться с этим Крестовским.

…Его отговаривали все. А он никого не слушал. Молчал, набычившись, и с тоской глядя на скудно обставленный стол. В день рождения своего сына он накричал на Катерину, попытавшуюся с юмором сгладить обстановку: ну, нет мяса, а пирожки с ливером, капустой, картошкой, да сладкие! Она еще не поняла, что так взбесило Равиля, гости с удовольствием закидывали в себя пирожок за пирожком и сыто отваливались от стола. Потом просто посмотрела в ту же сторону, куда и Равиль: на его школьного друга, имеющего по тем временам достаток выше среднего. В наступившей после проявления восторгов тишине вдруг зло прозвучал голос ее мужа: "Следующий день рождения моего сына мы будем отмечать в ресторане, я обещаю. Я открываю свое дело!" "Что за дело?" – тут же заинтересовался бывший одноклассник, – "Можно поучаствовать финансами?" "Не нуждаюсь. Сам Крестовский дает мне деньги под мою идею!"

Первым и начал отговаривать Равиля его школьный друг…

Дальше все по накатанной: идея не прошла, деньги нужно было возвращать, Нани продала свою квартиру, но и этого было мало. В тот день, когда тот самый его друг принес ему деньги, Равиль сорвался в первый раз… "У нас в роду никто капли спиртного в рот никогда не брал!" – наступала на сына Нани. Он отмалчивался, пил втихаря с кем попало, в пьянке впадал в гнев и, в конце концов, ударил – таки подвернувшуюся под руку Катерину. "Ты мне не сын!" – подписала приговор Нани и уехала на дачу. Катерина, с тоской представив свое будущее, потрусила за ней, благо до каникул оставалась неделя, и пацанам в школе делать было уже нечего. Равиль через полмесяца пришел в себя, отмолил прощение и, получив шанс, поселился с ними. Мальцы, скучавшие без мужика, ходили за ним по пятам и, потому, первыми знали, когда отец начинал заглядывать в сельмаг. И все катилось по новой…

– Кать, давай бабку найдем. Деревенскую. Заговорит его, в рот взять спиртное не сможет.

– Не пойдет он, пробовала я. "Не лишай меня последней радости", – говорит. Вот как! Радость одна – водка. А мы так, по жизни недоразумение. Хватит о нем, надоело, – произнесла Катерина довольно жестко, – Давай еще по чайку и пойдем устраиваться.

– Подожди. Совсем забыла! Что-то странное со мной сегодня произошло. Да-да…,– Аля потерла пальцами лоб, словно силясь вспомнить, – Старушку одну я встретила. В сквере, у площади. Кого-то она мне напоминает…

– Аль, ты о чем? – встревожено посмотрела на подругу Катерина.

– Сейчас. Я из дома ушла очень рано, в начале восьмого. Буров только проснулся. Пока собиралась, так перетряслась, что ноги подкашивались. Дошла до Оперного, села в сквере на лавочку. Может, и задремала. Нет, точно, нет! Только не помню, откуда та старушка пришла. Как материализовалась, ей-Богу. Такая, знаешь, как в сказках братьев Гримм. Только вместо капора – береточка кокетливая. Зонтик-тросточка, сумочка лаковая. Кстати, дорогая, современная, не старый ридикюль.

– Мало ли у нас таких старушек? Может, городская сумасшедшая. Помнишь, ходила у нас одна по Дворянской. Букли огненно – рыжие, шляпка, как горшок с цветами. И все бубнила себе под нос что-то!

– Нет, эта не такая! Понимаешь, она, кажется, и двух слов мне не сказала, просто поздоровалась. Даже и не спрашивала ничего…А я ей все про себя выложила. Как на духу. Говорила, говорила!

– А она?

– Она? Слушала, молча. Ни разу не перебила. А, когда я замолчала, просто похлопала меня по руке, так, знаешь, успокаивающе, и сказала: "У тебя все будет. Не просто хорошо, а отлично". Я на нее посмотрела, наконец, внимательно. И, знаешь, она мне показалась знакомой. Что-то из детства.

– Так бывает. Может быть, вы жили по – соседству, ты маленькая была, лицо в памяти отпечаталось. Что дальше?

– Дальше? Она ушла.

– Как? Не имя не спросив, ни свое, ни назвав.

– Нет, подожди! Имя… Я ей фамилию Бурова называла. Точно. Я же его по имени-то никогда не зову… Буров и Буров. Ну, она же не спрашивала, как меня зовут! И я тоже…

– Ну, ты, Орешкина, даешь! – как всегда, когда Катерина начинала злиться на подругу, она называла ее девичью фамилию, – Рассказываешь, фиг знает кому, про себя все, да еще и про Бурова! Ты, на минуточку, забыла, кто есть твой муженек! Чин милицейский! А ты первой встречной! А, не дай Боже, не старушка она совсем, а загримированная…

– Кто?! Шпионка?! Кать, остановись! Ты не книжку детективную читаешь!

– А, ну, да! Тогда, объясни, что ей нужно?

– От меня?

– От тебя, от тебя. Не я же с ней откровенничала.

– Ничего ей не было нужно! Это мне нужно было, похоже, а она просто подвернулась.

– Ну-ну! Орешкина, я тебя знаю четверть века. Из тебя клещами не вытянешь ни пол – слова. И с чего бы ты, вдруг, стала такой разговорчивой? Слушай, а ты ничего не пила с ней? Чай там, кофе из термоса?

– Кать, ну какой термос? На лавочке мы сидели, в сквере.

– Тогда, ничего не понимаю… Значит, просто разболталась. "Синдром попутчика", понятно!

– А мне непонятно. Непонятна и прощальная ее фраза. Когда она уже уходила, повернулась ко мне и говорит: "Как все-таки похожа! Невероятно!". Она даже не мне это говорила, а так, в пространство.

– И ушла?

– И ушла. Все.

– Дурдом отдыхает. Может быть, и впрямь не в себе старушка… В любом случае, что теперь? Где ты и где она? Скорее всего, больше в жизни вам не пересечься. Забудь, не ломай голову. Стоп! Где твой сотовый верещит?

– В сумке, у тебя за спиной, на полке.

– На, держи.

– Слушаю тебя, Буров. Хорошо, давай попробуем цивилизованно. Хорошо, ключи от машины верну. От квартиры тоже. Что-то еще? Лиза? Лиза не может считать меня сумасшедшей, не ври, Буров. Я с ней вчера разговаривала, она меня поддерживает. Да, Буров, представь, и подружки мои ненаглядные тоже. А ты и не сомневайся. Хорошо, делай, как знаешь, – Аля отключила телефон.

– Что говорит?

– Ничего неожиданного. Машину отберу, вещи выброшу, из квартиры выпишу, бомжихой станешь.

– С квартирой это он погорячился! По закону…Да и на остальное имущество ты права имеешь!

– Какой закон, Кать? Буров и есть закон. Живой бы остаться…., – расплакалась она, наконец, признав свою свободу.

Глава 13

«Не нужно было оставлять девку в живых, не нужно!» – смутно беспокоясь, думал Василий Голод. И еще об одном он жалел: что сам приехал на квартиру к сыну, поручил бы ее Рашиду, а сам дома остался. Сына ждать. А то, так нескладно получилось! Марк к нему с разговором, а он только и успел, что руки вымыть. Как будто сам к ней прикасался. И еще эта, жена так называемая, глазками зыркает, точно догадывается о чем. Или он себе все надумал? А на самом деле просто страшно. Страшно сына потерять, не простит отца, никогда! Нет, нужно было сказать Рашиду, чтобы до конца ее…А он по глупости – «Не добивай, брось». Тот все точно и выполнил: на обочине и бросил. Девка – шлюха, даже найдут – подумают, отодрали и избили. А заговорить она не посмеет! Не совсем уж идиотка. И, все-таки, лучше бы до конца…

Он сейчас ни о чем не мог думать, только о сыне. После разговора с ним, тот рванул к себе на квартиру. К ней, объясняться. Так и не понял Василий, поверил ему Марк? С сомнением большим на него посмотрел, ничего не сказал, просто быстро так из кабинета вышел. А объяснение, которое он Марку дал, безупречно продумано было. Давно еще, можно сказать сразу после ареста Фурцева игру он, отец, затеял. Вроде бы помогал тогда Василий Голод попавшему в беду чиновнику Фурцеву. Конечно, не гласно. Не мог он, мол, тогда в открытую "дружбу" со взяточником показывать, тут его сын понял. Ну, а то, что не получилось помочь…Что же, и правосудие бывает не подкупным! Случается…

В дверь постучали.

– Входи, Рашид. Что там?

– Отвез домой. Еле уговорил, чтобы сам за руль не садился. Горячий очень! Сердитый!

– Спрашивал о чем?

– Спрашивал. И сам говорил. Но, я не знаю ничего, – хитро прищурился чеченец.

– Ладно, иди.

– Василий Валентинович, тут еще одно дело!

– Ну!

– Ваш друг. Вы его Жориком зовете.

– Что? Приходил?

– Нет. Я мимо дома его ехал. Сгорел он.

– Ты что мелешь?

– Квартира его сгорела. Вся. Окна черные, соседка убивается, плачет.

– А сам Жорка? Жорка жив?! Что там случилось, черт его дери?

– Он напился и ушел, огонь оставил, папирос. Квартира вся сгорела. Он живой.

– Фу, ты! – облегченно вздохнул Голод, – Где теперь это горе луковое?

– Не знает никто. Исчез.

– Куда он мог исчезнуть? Ему и пойти не кому. Ладно, все равно у меня объявится. Хорошо, что сам не сгорел по дурости! Вот, Рашид, что водка делает! – погрозил он парню пальцем.

– Правильно! Лучше травка курить! – сверкнул черными глазами тот.

– Посоветуй еще! Узнаю – обратно поедешь, к братьям, – совсем не пошутил Голод.

"Черт! Вот еще проблема на мою голову! Допился, дурак! Говорил, нужно бабки делать, а не водку жрать!" – с досадой и жалостью подумал Голод о школьном друге. От мыслей о Жоре Полякове его отвлек звонок мобильного телефона.

– Слушаю, Марк. Кто пропал? Какая Юля? Ах, эта твоя? Почему я должен об этом знать? Не выдумывай, Марк! Мне дела нет до твоих подружек! Да какая мне разница, где она сейчас! – слукавил он, вроде как возмущаясь, – Не дури, Марик. Может, вышла на время, что ей у тебя сидеть? Послушай меня! Я думаю, Марк, она сама ушла. Пойми, она из другой жизни, сам же сказал, чем она занимается. Очнись! Бывших проституток не бывает! Нет, Марк! Я точно не знаю, куда могла деться твоя подружка из твоей квартиры, – уже достаточно зло и твердо сказал он и отключился.

Сейчас его сын побежит расспрашивать охрану. Но, те будут молчать. То, что он, отец, был там, никто Марку не скажет. Соседи могли, конечно, что-то заметить. Так ведь Марк там никого не знает. Не пойдет же он по квартирам! Не настолько же у него крышу снесло! А, если настолько? Что он может еще предпринять? По больницам и моргам позвонить? Да, может. И, если она там…Надо было добить, надо!

– Марк, ты где? Прости, я наговорил тебе…ты к ней что, так серьезно? Ладно, ладно, прости. Куда ты хочешь поехать? К ее сутенеру? Ты его что, знаешь? Хорошо, поезжай. Конечно, в принципе найти его не трудно. А я давай пока больницы обзвоню. Спасибо потом скажешь. Пока, до связи, сынок.

"Вот пусть и ищет хозяина девочек! Часа три на это уйдет", – думал Голод, набирая номер из записной книжки.

– Сергей Сергеич! Приветствую, Голод! Спасибо, спасибо, не плохо. По делу звоню, по делу. Конечно, не по телефону. Спасибо, сейчас подъеду.

С полковником Буровым они были «повязаны». Настолько, что не выполнить такую пустяковую просьбу Буров не посмеет. Марк, конечно, ее не найдет. Потому, что, даже, если она жива и в больнице, это ненадолго. Сегодня же ее переведут в тюремную, а потом – срок за кражу. И – прощай, девочка. А Марку он скажет…

– Ало, Марик! Да, сынок. Нет, пока еще не все обзвонил. Да, не поступала. Я все же думаю, ушла она. Хорошо. Если что-то будет известно, обязательно позвоню.

Похоже, его сын не знает, что в городе есть единая служба по поиску: милиция, больницы, морги. Вот туда он, очень его любящий отец и позвонит.

– Алло. Я хотел бы узнать, не проходит ли у вас по базе Фурцева Юлия 1984 года рождения. Приметы? Блондинка, стройная. Не знаю, во что одета! Особые? Да, есть. Татуировка чуть выше пупка в виде стрелки, – вспомнил он ее оголившийся в их драке с Рашидом живот девушки, – Хорошо, жду. Как вы сказали? Первая городская? Спасибо.

"И, все-таки, нужно было до конца…Жалостливый ты стал, Вася, себе во вред жалостливый", – посочувствовал он сам себе.

Глава 14

Качинский внимательно слушал Эмилию Фальк, сидевшую в кресле напротив.

– Вот именно. Осталось определиться с кандидатами. Я, конечно же, хотела бы сама выбрать всех пятерых. Но, у меня совсем не осталось времени. Для себя я определила, примерно каким данным они должны соответствовать. Но, объяснить это словами я, боюсь, не смогу. В принципе, все просто: они должны были попасть в безвыходную ситуацию. И, причем, недавно. Двоих я уже нашла. Вот, – Эмилия Фальк протянула Качинскому пластиковый файл. Вы прочтите, и сразу поймете, кто мне нужен.

– Борис Сергеевич Раков, 38 лет. Родители умерли. Образование высшее, гуманитарное. Работал…статьи, очерки, телекомпания "СТ-арт", сценарист. Жена (бывшая) – Яшина Ирина Михайловна. Дочь владельца компании ЗаволжсГАЗ?

– Да.

– Однако. А как вы его нашли?

– Я подсела к нему на лавочку в сквере. Заговорила. Потом пригласила на завтрак в кафе. И он мне все про себя рассказал.

– И он согласился? На завтрак?

– Почему бы нет? – Эмилия Фальк пожала плечами, – Как-то так получается, что мне в жизни мало кто отказывал. Наверное, я умею убеждать…

– Это – да, – невольно вздохнул Качинский.

– Борис недавно потерял работу, ему нечем платить за съемную квартиру, не было денег даже на кофе. Но, самое главное. Он не хочет опуститься на дно. Он признался, что когда-то был очень пьющим человеком. Пить начал после нелепой гибели старшего брата. Тогда он выкарабкался. Ему помогла жена и ее отец. И еще какая-то подруга. А я хочу, чтобы он и не начинал пить. Он мне сказал, что у него есть хороший сценарий. Ему нужно только время, чтобы его пристроить. Как видите, есть желание работать, жить. Это важно. Он молодой мужчина, свободный. Мы отдадим ему комнату с отдельным входом. Как знать, возможно, он устроит и свою личную жизнь.

– Да, согласен, – ответил Качинский, делая пометки у себя в блокноте. Он поймал себя на мысли, что уже увлекся идеей Эмилии Фальк.

– Второй кандидат – женщина. Ее я тоже нашла на скамейке в сквере. Она ушла от мужа, полковника милиции. Ушла, в чем есть, оставив ему и квартиру и все остальное имущество. Так ее допекла семейная жизнь. Дочь замужем, живет в Австралии.

– Алевтина Андреевна Орешкина. По мужу – Бурова. 45 лет. Не работает?

– Муж не разрешал. У нее даже нет трудовой книжки. Хотя, по образованию – учитель. Эта женщина меня удивила. В сорок пять лет так резко поменять жизнь! Ей нужно помочь. Мы ее поселим в комнате с окнами в тихий двор. Это бывшая детская, в нее когда-то вела дверь спальни родителей. Сейчас она замурована. Да-да, именно в детскую.

– Эмилия Яновна, вы сказали, что нашли только двоих…

– Да, Иван. Остальных придется искать вам. И сделать это нужно быстро.

– Побойтесь Бога, Эмилия Яновна! Где же мне их искать? – растерялся Качинский.

– Да помилуйте! У вас столько клиентов! Такие судьбы! Я бы только хотела только, чтобы вы держали меня в курсе. Пока это возможно.

– Вам трудно отказать.

– Вот и хорошо.

– Тогда у меня к Вам, Эмилия Яновна, два вопроса. Первый. Вы сказали, что один тайник не открывали…

– Да! Я немного слукавила. Я его открыла, конечно. Ценностей там не было. Я кое-что туда положила и закрыла опять. Собственно, изначально я и хотела его оставить не вскрытым. Но, знаете, любопытство… Деньги мне больше не нужны, я оплатила все, что только можно, даже собственные похороны, – улыбнулась она, – Пусть этот тайник будет призом тому, кто его случайно найдет. Он находится как раз в детской. Я думаю, сообщать о нем не следует, это может привести к нежелательным последствиям…

– И не сомневайтесь! – совсем невежливо перебил ее Качинский.

– Какого же вы плохого мнения о людях, Иван, – осуждающе покачала головой Эмилия Фальк.

– Я – реалист. А мой друг Егор Беркутов – следователь прокуратуры. С его слов, большинство преступлений совершают в общем-то нормальные в быту, обыкновенные люди. И движет ими жадность, ревность и зависть к ближнему.

– Согласна. Поэтому вы и не скажите никому из будущих жильцов квартиры о тайнике. Вот, если найдут случайно…пусть радуются. И только по окончании срока…А второй вопрос?

– Второй? Да уж, вопрос! Что делать с теми, кто не сможет использовать шанс? Или не захочет? Пройдет год, а у него так ничего и не изменится? Этого человека мы должны будем выгнать на улицу?

– Нет, Иван, что вы! Я купила четыре комнаты в коммунальных квартирах в разных домах. Те, кто не сможет "выплыть", переедут туда.

– А, если "выплывших", как Вы сказали, будет двое, трое?

– Тогда они разделят квартиру между собой, чего уж проще. Знаете, Иван! Мне кажется, что борьбы между моими жильцами, как таковой и не будет. Я не могу представить корысть в мыслях женщины, отказавшейся от обеспеченной жизни с мужем. Алевтина Бурова могла судом взять у него половину имущества. Но, ушла гордо! А Раков? Он мне показался просто влюбленным в свою работу, не меркантильным человеком. Я надеюсь, и остальных вы найдете похожих на этих двоих.

Мы все вопросы прояснили? Тогда, до встречи. Я жду вас в клинике вечером, часам к восьми, – и Эмилия Фальк протянула Качинскому визитку с адресом своего последнего пристанища.

«Было бы чудно, если бы вы, Эмилия Яновна, не ошиблись!» – подумал Качинский с некоторым сожалением глядя на нее.

Глава 15

Он шел за незнакомым человеком, который предложил ему помощь. Или он, Георгий Поляков, решил, что тот ему поможет? В любом случае, думать так было удобно. Он бы, может, и не пошел бы за ним, но, сил и совести, чтобы смотреть, как убивается его соседка Полина Яковлевна, оплакивая свое добро, не было. И он попросту сбежал. Он не видел лица мужчины, только спину. Тот был высок и широк. Широкой была его спина, Георгию на зависть, потому, что собственная мелкая фигура заставляла его краснеть перед женщинами. Это, когда он ловил их сожалеющий взгляд. Как ему думалось, тех, кто все-таки задерживался возле него, стареющего, привлекал его ум. А иначе что?

Мужчина вдруг остановился около неприметной двери старого дома. Георгий с удивлением заметил, что они завернули во двор, но никак не мог вспомнить, по каким улицам они шли.

– Проходите, пожалуйста, – посторонился мужчина, открыв дверь своим ключом.

– Спасибо.

– Присаживайтесь, – легкий указующий жест на псевдо-кожаный диван.

Георгий сразу понял, что это не частная квартира, да и на кабинет в государственном учреждении это помещение похоже не было.

– Вы в нотариальной конторе. Я – нотариус, Качинский Иван Семенович. А вас как зовут?

– Поляков. Георгий Аркадьевич. Кандидат технических наук. Могу я спросить прямо, почему я здесь?

– Наверное, потому, что нуждаетесь в помощи, – пожал плечами Качинский.

– А вы всех так подбираете на улице? Вот таких, нуждающихся? – Поляков поймал себя на мысли, что, почему-то невежливо разговаривает с незнакомым, и в сущности, ничего плохого не сделавшим ему человеком.

– Хотите кофе? Чая нет, у нас его здесь никто не пьет, – мирно предложил Качинский.

– Наливайте, – согласился Георгий, плюхаясь на диван, и тут же смутился: не хотелось ему вот так, с размаху! Красиво хотелось сесть, небрежно – непринужденно, но подвела все не проходящая дрожь в коленках.

Иван Качинский и сам не смог бы четко объяснить, зачем он привел этого не очень трезвого погорельца к себе в контору. Весь сегодняшний день его мысли были заняты заданием Эмилии Фальк: найти еще троих жильцов для ее квартиры. Он проходил мимо пожарища, остановился, прислушиваясь к разговорам возбужденных соседей и складывая из отрывочных диалогов вполне связную информацию. Выяснил он, что хозяин сгоревшей недвижимости сегодня похоронил мать, что личная жизнь не удалась, детей нет. "Вот ведь правда, что беда не приходит одна", – говорила одна соседка другой, – "Сначала Жорку с работы попросили, полгода уж без денег с парализованной матерью на руках! Мать, царство ей небесное, похоронили сегодня. Так вот еще и дома лишился!" "Пить меньше надо!" – упрекнула вторая. "Да… Пропадет Жора теперь…" И тут у Качинского что-то щелкнуло. А, почему бы нет? Вот и пригласил плачущего на пороге своего жилища мужчину пойти с ним. Завтра Эмилии все обрисует, пусть сама решает.

Он налил полную чашку горячего напитка, поставил перед Поляковым на низкий столик и достал из застекленного шкафа сахарницу и пакет с печеньем и вафлями.

– Это – комната отдыха в нашей конторе. Вы можете здесь переночевать пару ночей. До понедельника никого не будет. Или у вас есть куда еще пойти? Родственники?

– Нет, никого.

– Тогда, располагайтесь, – Качинский достал их стенного шкафа подушку и плед. Я утром зайду. Часов в девять. А вам нужно выспаться. Вот мой домашний телефон. Звоните, если что. Я рядом живу, в двух кварталах.

– Спасибо.

– Туалетная комната по коридору направо. Спокойной ночи, – Качинский похлопал себя по карманам, достал из правого ключи, из левого – мобильник, покрутил его, будто в сомнении и сунул обратно, – До завтра.