Текст книги "Семицветье (СИ)"

Автор книги: Марина Кравцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

История третья. Ангел и хрустальный шар

Танцевали в мире Воздуха нежные ветерки, тяжело качались располневшие облака, дивные птицы, приходящие в сны, перекликались звонкими голосами, ангелы пряли нити из золотистого света – света без солнца, без луны и без звезд, света, который всегда был и никогда не кончится.

Был День Жизни – ветерки превратились в веселые вихри, облака пролились хрустальными дождями, птицы разбились на пары – роняя перья, плясали над облаками, ангелы создали из света сияющий кокон.

Мягко притянул к себе золотистый кокон легкость ветров и пышность облаков, трели птиц и любовь ангелов – и родился из него новый ангел, Мирикки, белокурая крылатая дева.

Ангелы – все братья и сестры, но особенно полюбила юную Мирикки мудрая Лорели. Когда настал следующий День Жизни, она сказала:

– Вот и год прошел, милая сестра, как ты появилась на свет. Что я могу подарить тебе?

– Ты мудра и сильна, старшая сестра, – сказала Мирикки, – отпусти меня посмотреть на мир Воды.

– Ты еще слишком юна для путешествий в другие миры, – возразила Лорели. – Боюсь, не справишься.

Мирикки очень опечалилась.

– Наш мир прекрасен, – отвечала она. – Но я так хочу увидеть больше!

– Что ж… Среди всех созданий, что есть на свете, всегда рождаются те, кто хочет увидеть больше, чем дано изначально, – вздохнула Лорели. – И ты, видимо, из их числа. Что ж, иди. Я буду присматривать за тобой.

Призвала она облака, повелела им собраться в кольцо и сотворила из них дверь в Водный мир.

Целый год прожила Мирикки в мире Воды. Каталась на переменчивых волнах, пыталась сплетать водные струи, как сплетала ветерки, создавать ожерелья из капель, словно в зеркало смотрелась в волшебных медуз. Танцевала с ундинами текучие длинные танцы, читала стихи печальным водяным, вела ученые беседы с разумными рыбами. Спустилась на самое дно Водного мира, в мерцающий полумрак, удивляясь яркой, пестрой красоте.

Как в пещеру вошла однажды Мирикки внутрь громадной ракушки, закрыла серебристые глаза и почувствовала вдруг, что убаюкивает ее журчание этого неспешного мира, затягивает в непробудный сон. Мысленно позвала она сестру Лорели, и та услышала. На ладони Мирикки появилась крупная жемчужина. Поднесла она ее к губам – и очутилась в своем родном мире.

– Как тебе понравился Водный мир, сестра? – спросила Лорели.

– Он всем хорош, но слишком уж неспешная там жизнь. Еще немного – и заснула бы я навсегда. Но послушай, ведь прошел целый год и сегодня новый День Жизни? Сделай мне подарок Лорели, отправь меня в мир Огня.

– Как? – удивилась старшая сестра. – Ты даже не хочешь осмотреться дома, познакомиться с новорожденными ангелами?

Но Мирикки настаивала на своей просьбе.

– Что, да будет так.

И вновь открыла Лорели дверь в другой мир.

Сразу же поразила девушку-ангела красота Огненного мира. Сыпались жаркие искры с листьев пламенных деревьев, на которых зрели молодильные яблоки. В высоте над ними пылали жар-птицы, в корнях сверкали саламандры, бабочки-огоньки садились на горячие рубиновые цветы. А над всем этим возвышался посреди лавового озера великий, постоянно извергающийся вулкан… Даже не поговорила ни с кем Мирикки, почувствовала себя неладно, воззвала к сестре – и ощутила в руке лавовый камень. Подула на него Мирикки – и очутилась дома.

– Что-то ты быстро, – заметила Лорели.

– Именно так! Быстро там время летит, не заметила бы, как стала древним ангелом, а мудрости так и не набралась. Нет, там мне не место, а отправлюсь-ка я в мир Земли.

– В мире Земли живут люди, – предупредила старшая сестра. – Среди них нет такого единения, как у нас. Многие добры, но иные злее чудовищ. Но тебя, как я понимаю, не остановить? Что ж, ступай, но будь осторожна.

И опять с помощью Лорели оказалась Мирикки в другом мире. И поразилось – сколько всего вокруг! Леса и степи, поля и бездны, звери различные, птички забавные, людские селения – большие и малые… Три года прожила Мирикки в мире людей. Познавала вместе с травниками магию дарованных Землей волшебных растений, гуляла в рощах с дриадами – и лукавыми, и застенчивыми, часами наблюдала за животными – лесными, полевыми, домашними. Видела зиму, весну, лето, осень… Узнавала людей. И чем больше узнавала – тем печальнее и взрослее становилась. Проживала рождение и смерть, любовь и себялюбие, простоту и коварство, чистоту и подлость.

Поначалу Мирикки показывалась людям, а потом перестала.

Сидела она однажды у озера, капли дождя стекали по полупрозрачным крыльям – а девушка-ангел словно и не замечала. Сидела и думала.

– Любовь в этом мире больней и острей, потому что может пройти. И дружба ценней, потому что могут предать. И чем сильнее страх одиночества – тем теплее чувство. Но одиночество… почему?..

И закрыла глаза, полные грусти, потому что в этом мире она была одиноким ангелом. А когда вновь открыла – оказалось, что дождь прекратился. Веселая, нежная радуга сияла над землей – и озарила семицветная красота ангельское сердце Мирикки. Как же случилось, что за эти три года она до сих пор не увидела радугу?

– Какое чудо… После печали дождя – словно образ надежды этого мира.

И притянула Мирикки кусочек радуги к себе в ладони, и без помощи других ангелов вернулась в родной мир.

– Как ты изменилась, сестра! – удивилась Лорели. – Ты стала взрослой. Неужели в мире Земли время тоже спешит?

– Нет, – ответила Мирикки. – Просто я увидела другую сторону жизни.

– Я так и полагала, – задумчиво кивнула Лорели. – Но неужели и на следующий праздник ты отправишься куда-то?

– О нет. Но попрошу у тебя подарок, сестра. Подари мне хрустальный шар.

И вот настал новый День Жизни. Ветерки превращались в бойкие вихри, облака проливались чистыми дождями, птицы разбивались на пары, ангелы созидали из света сияющий кокон… Мирикии лежала в пушистом облаке и смотрела в хрустальный шар. Раз – и радуга из мира Земли расцветила шар семицветьем, и родились внутри него семь разноцветных островов, парящих в пустоте. Два – и жемчужина из мира Воды упала из ладони ангела на шар, стукнулась о него, растворилась, проникла сквозь хрусталь и явилась пятью новыми островами, призрачно-зыбкими, непостоянными. Три – и лавовый камень из мира Огня, войдя в шар, сделался великими островом, на котором – так решила Мирикки – будут соседствовать зима и весна, лето и осень. И вырвала девушка-ангел перо из своего крыла и дунула на него. Легко скользнуло перо сквозь прозрачную поверхность шара и обернулось белой птицей. И тогда Мирикки вселилась в тело птицы, взмахнула белыми крыльями – и стали расти крылья, и разбился шар, разбрасывая по облакам хрустальные осколки – и освободился новый мир, увеличился, расширился, устремляясь в новое, незанятое еще пространство, туда, где Создатель Всех Миров оставил достаточно места для творений своих детей – новых мироздателей.

Снова стала ангелом Мирикки, но теперь она могла обращаться в птицу семи обликов – создательницу и богиню мира Семицветья, мира радуги, мира надежды…

– Что ж, – задумчиво произнесла Лорели. – Путешественники по мирам, те, кому тесно в своем, порой вот так и заканчивают. Хотя о чем это я?.. для нее ведь все только начинается. И ведь красиво получилось!

И Лорели, поймав плавающий меж облаков осколок хрустального шара, играючи превратила его в прозрачную крошечную птичку.

История четвертая. Колокольчики Сельны

У людей существует поверье, что если срубить дерево, у которого есть дриада-хранительница, то она погибнет. Мне нравится, что они так думают. Кого-то, может, это заставит воздержаться от бессмысленного уничтожения лесов. Но на самом деле люди неправы. Они нас просто не знают. Не подозревают, что деревья мы себе избираем сами, силой своей магии создаем связь. Да, иногда она и впрямь становится настолько сильной, что лишившись своего друга, дриада погружается в глубокий сон, мало чем отличимый от смерти. И все же чаще всего, поплакав и погоревав, мы просто выбираем себе другое дерево.

Иногда нас называют древесными феями. Когда я стала немного разбираться в человеческих понятиях, то решила, что это, пожалуй, верно. Как и другие феи, мы рождаемся от союза мужчины и женщины. Сходимся с древесными духами, когда они принимают обличье прекрасных юношей. А иногда и с людьми, но так бывает редко.

Настоящие же дриады рождаются из древнего ствола, который сам собою раскалывается, отдавая дочери последние свои силы. Таких люди боятся и называют лесными кикиморами, ведь они совсем дикие – ходят растрепанными и нагими, ярко зыркают глазами и едва умеют разговаривать.

Говоря откровенно, сейчас я была бы рада обществу и такой сестры. В этом лесу кроме меня живет древесный дух, связанный с дубом, что растет у самой северной опушки, но с ним мы так долго существовали здесь вместе, что просто друг другу надоели. Когда-то нас было больше. Но одни погрузились в вековой сон, другие просто истаяли от старости. Мы все-таки тоже не вечны. Я и сама несколько раз ложилась вздремнуть ненадолго – лет на двадцать-тридцать. И чем старше становилась, тем яснее понимала – мы умираем, потому что надоедает жить.

Но мне не надоело. Может быть, потому еще, что я давно уже изучаю людей. Если порой в моих волосах распускаются цветы, моя кожа – цвета вишневых лепестков, а в жилах течет древесный сок, это же не значит, что я не способна понять других существ? Правда?

Ночь. Из трактира доносятся звуки скрипки. Трактир – это такой дом, где останавливаются путники, а местные приходят по вечерам, едят, пьют и веселятся. Я и сама люблю невидимкой затаиться у окна, слушать музыку. Деревья тоже ее любят. Если бы люди знали, может, они приходили бы в лес играть для них?

Я бы и сама сыграла для людей, но боюсь. Они, вроде, и неплохие, но кто их знает, что сделают, услышав вдруг звуки ниоткуда? А раскрываться и того опаснее… И потому я жду и уже совсем глубокой ночью вхожу в дом Тэнго – молодого мастера-кукольника. Он мне нравится, он любит лес, а еще – вырезает игрушки из коряг и частиц упавших стволов. Хорошо, когда умирающей части древа дается новая жизнь… Вот они, стоят на полке – мои любимцы! Кот и кошка. Гладкие, округлые, блестящие, пестрящие веселыми разводами. Котик светлый – ольха, кошечка темнее – дуб. В них внутренняя красота древесная, глаз не отвести. И я начинаю свою магию.

Хорошо поработал мастер Тэнго, вложил душу, вновь пробудил жизнь, мне надо лишь дать ей раскрыться. Как почке на ветке. Тихо-тихо запеваю я песню. Она ни о чем и обо всем. Люди, наверное, сочли бы ее сходной с легким, веселым шелестом листвы… Но вот эти кошки, которые сами были деревом, понимают – это песнь весны, песнь пробуждения. И они оживают. Шерстка блестит, подрагивают ушки, легко ступают мягкие лапки. Светлый кот сразу прыгает с полки мне под ноги и начинает о них тереться. Темная кошечка ждет, лениво потягивается, потом надумает и наконец делает изящный прыжок вниз и также подходит ко мне. А молодой мастер спит, и, наверное, слышит во сне мою песню. Но он не проснется, я этого не хочу, моя магия не даст.

Мне нравится этот дом, пахнет деревом, пахнет травами. И не чувствуется зла. И я начинаю играть. Хотя я с рождения – покровительница вишневых деревьев, но сейчас у меня в руках три стебля с гроздьями розовых колокольчиков. Они волшебные, разных размеров, и издают переливы чистейших звуков – ни у кого больше нет такого инструмента. Кот и кошка начинают мяукать – подпевают мне, ходят кругами. Весело!

Надоедает играть, и я сажусь на теплый дощатый пол. Луна ярко светит в окно. Кот и кошка садятся рядом, я глажу их пушистые спинки.

– Что, друзья, хотите узнать, откуда у меня эти колокольчики? – спрашиваю я их.

– М-р-р, – отвечает кошка.

– Мя-а… – отвечает кот.

– Тогда слушайте.

Случилось это давным-давно. Я была еще совсем девчонкой, хранительницей тоненькой вишни. В нашем лесу жили феи, духи и дриады, хотя и тогда их было немного. Деревни здесь не было, а ближайший город сам был как деревня. Проживал тут один лишь травник с семьей, но люди приходили к нему отовсюду, кто за снадобьем, а кто и за советом – мудрый был человек.

Но нашла и на него напасть. Бродила в нашем лесу осенняя печальница. Маялась, неприкаянная, и однажды, встретив травника в лесу, навела на него морок. Слег, бедняга, жить расхотел и угасал понемногу.

Младший его сын, паренек лет двенадцати, с волосами белыми, как цветы моей вишни, и глазами темными, как ее ягоды, горевал больше всех.

Однажды пришел он в лес, сел у ручья, как раз под моим деревом и горько заплакал. Я стояла рядом, невидимая, и хотела его утешить, но не знала как.

Соткалась тут из дыма осенняя печальница, белесая, зыбкая, с трудом собирала себя в видимый образ. Но глаза у нее были похожи на болотистые водоемы, готовые затянуть в свою глубину. Взглянула она на меня – она-то меня видела! – и я испугалась. Молодая еще была.

Иркас тоже испугался, но не убежал, а сидел и смотрел на нее как завороженный.

– Не пугайся меня, дитя, – ласково зашелестела печальница. – Я помогу твоему горю. Обещаю, что отпущу твоего отца, если ты отдашь мне взамен силу своей молодости.

«Не верь ей!» – хотела я крикнуть, но Иркас тут же вскочил на ноги.

– Так это ты всему виной! Перестань отца мучить! Сделаю все что скажешь, – он прижал руки к груди. – Хочешь, хоть убей меня потом.

Печальница нагнулась к мальчику и поцеловала его.

– Вот и все, – сказала она. – Никого убивать не надо. Договор наш скреплен.

Прошли годы, семья травника разрослась, его старший сын взял себе жену из ближней деревни, дочку тоже сосватал один охотник – но не увел за собой, а сам тут у нас поселился. Новые дети народились. А Иркас всегда был один. Никогда не смеялся. Даже не улыбался. Родные считали его порченым и были правы. Поцеловала его печальница – и забрала себе молодые силы, сама получила что хотела – обрела постоянный облик…

Иркас же от этого поцелуя разучился радоваться и потерял жажду жизни. Только музыка могла его взволновать. Он научился играть на флейте и часто приходил под мою вишню у ручья – это было любимое его место. Иногда мелодии, что он играл, были тихими и спокойными, но чаще – пронзительно печальными. Я была рядом, в пору цветения осыпала его лепестками или же просто молча слушала. Мне-то ничего, а вот на людей от такой музыки навалилась бы тоска. Жаль мне было парня. И однажды я решила ему показаться – просто вышла к ручью. Он не испугался. Долго мы смотрели друг на друга. Иркас попытался улыбнуться, но у него не получилось, и он отвернулся.

Мы, дриады, многое знаем о том, что творится на свете. От листа к листу, от дерева к дереву передаются вести, а тут и ветер, играющий в кроне, их подхватит и несет в другой лес… Так я узнала, что ходит по лесам ангел – неслыханное дело! Я и попросила свою вишню – скажи, мол, ветру, пусть донесет он до ангела мое приглашение, чтобы и в наш лес пришел.

И вот лежала я как-то в траве под вишней и пыталась дыханием оживить засохшую яблоневую ветку, как делали порой старшие дриады. И тут увидела ее – прекрасную и сияющую, с полупрозрачной кожей и белыми волосами, с огромными крыльями, сложенными за спиной. Кажется, я застыла с раскрытым ртом, как какая-нибудь человеческая девчушка.

А девушка-ангел приблизилась и посмотрела на меня. Она ничего не сказала, но я мысленно услышала ее нежный голос:

«Мне сказали, что дриада Сельна позвала меня в этот лес. Скажи, это ты – Сельна? Я Мирикки»

Я вскочила на ноги, растерянно вертя в руках яблоневую ветвь, заглянула ангелу в лицо. Мирикки показалась мне слишком печальной для такого светящегося существа. Откуда она вообще здесь? Мне рассказывали старшие духи, что ангелы – одни из немногих созданий, которые могут перемещаться между мирами и давать эту способность другим, но они редко пользуются ею. И все-таки передо мной была обитательница Воздушного мира.

– Я Сельна… Я подумала, что ангел сможет помочь тому, кому никто уже не поможет.

В это время к ручью как раз шел Иркас со своей флейтой, и я просто указала на него. И увидела ее улыбку – улыбку ангела. Мирикки вежливо поклонилась мне и пошла Иркасу навстречу. Он остановился… они просто стояли и смотрели друг на друга. А я, отведя взгляд, увидела, как сама собой расцветает у меня в руках сухая яблоневая ветвь…

С тех пор Иркас и Мирикки каждый день встречались у ручья. Они просто сидели там и все так же молча друг на друга смотрели, а я, становясь невидимой, смотрела на них. Конечно, они мысленно разговаривали, а мне очень хотелось узнать, о чем… Люди бы сказали, что это не мое дело, но сами-то они в лесу не слишком стесняются его обитателей, доходит ли до секретных разговоров, поцелуев или еще чего-то… что ж с того, что и мы – духи, феи, дриады – привыкли все видеть и слышать и считаем это в порядке вещей? Но сейчас я могла слышать только мелодии, ведь Иркас часто играл ангелу на флейте. И хотя музыка была по-прежнему щемяще-печальна, что-то в ней изменилось… она стала как будто мягче, светлее… А однажды я увидела, как во время игры слезы медленно потекли у юноши из глаз.

Был вечер, Мирикки бродила по лесу по своему обыкновению, а я молча ходила за ней – куда она, туда и я. Наконец она обернулась и отрицательно покачала головой.

«Я ничем не могу ему помочь, – услышала я ее мысленный голос. – Он боится. Боится радости, боится того, что давно утратил. Не открывает сердце из-за этого страха, не дает себя исцелить».

– Но так ведь быть не должно! – воскликнула я вслух.

Я разозлилась. Как можно быть таким глупым, чтобы бояться радости? Говорят, что у людей чувства сложней, чем у нас, – чепуха! Все понимают, что такое веселье, свет, улыбка… а он, видите ли, не хочет.

Но девушка-ангел пристально посмотрела на меня своими похожими на звезды глазами, и я почувствовала, как в сердце рождается что-то новое… Мирикки не внушала мне никаких мыслей, я как будто сама училась думать по-другому. Иркас когда-то отдал часть себя, чтобы спасти отца, а почему бы и мне не отдать ему то, что я так хорошо понимаю и чувствую? Я всего лишь дриада или, по-другому, фея вишни, но ведь и у меня есть душа…

Этой ночью я пришла к Иркасу под окно и запела. Не так, как пою сейчас, я была взволнованной и шумной, словно дерево под порывистым ветром. Но все равно то была песня весны и цветения, и я вкладывала в нее все, что мог бы понять человек. Все, что есть общего у людей, дриад, ангелов, у всех, кто умеет любить и понимать весну…

И когда я закончила, сердце продолжало петь и ликовать.

– Вот так, Иркас, – прошептала я вслух на языке людей. – Вот так должен ты ей играть, вот так…

И убежала, чувствуя, как внутри у меня звенят невидимые колокольчики, а в волосах сами собой распускаются вишневые цветы…

Как же я удивилась, услышав на следующий день в мелодии, которую Иркас играл для Мирикки, отголосок собственной песни! Непривычно, робко, волнуясь, он пытался играть радость, и во взгляде его были свет и тепло… И я уже не замечала того, что стою совсем рядом, забыв про невидимость. Я просто тихо-тихо подпевала. А потом, приняв всю эту нежность в себя, я слилась духом с собственным деревом, проживая в тот миг всю полноту его цветения. Приняла – и вернула, вскинув руки, рассыпая с пальцев розовато-белые лепестки, которые падали и падали на человека и ангела… Я увидела, как Мирикки, просиявшая ярче обычного, собирает их в ладони, создавая маленькие пенистые вихри, бросает в Иркаса, и лепестки у него за спиной превращаются в белые, чуть тронутые розовым, крылья. И вот тогда-то он улыбнулся…

Дальше все было просто. «Иди, – сказала Мирикки так, что услышала и я, – теперь ты исцелен. И ты нужен людям, нужен своей семье. Может быть, мы еще встретимся».

И он расстался с ней с большим сожалением, а я, ощутив, как сильно устала, уснула под моей вишней и сладко-сладко проспала несколько лет. Когда же проснулась, чудесно отдохнув, мое дерево стало вполне взрослым, как и я сама. Я встретила Иркаса в разросшейся уже деревне, которую стали называть просто Травники, он жил там счастливо, играл на флейте – людям на радость. Вот только девушки по сердцу себе так и не нашел. И еще – оказалось, что никто, кроме меня, не мог видеть его крыльев.

Так-то, думалось мне, и закончилась эта история, да не тут-то было. Однажды осенним утром у ручья, под моим деревом, я вновь увидела Мирикки. Я сразу узнала ее и очень обрадовалась, хотя что-то в ней явно изменилось.

«Теперь я стала другой, – сказала мне она. – Меня называют Семиликой птицей. Ведь я сотворила собственный мир…»

Присев на берегу, крылатая дева опустила руку в ручей, и легкое сияние от ее пальцев передалось воде. Я не дыша смотрела, как яркие искры рождались и тонули, и вспыхивали снова. Я чувствовала, как вода меняется, как совершается что-то удивительное… А потом в ручей упало перо ангела.

«Вот и все, – Мирикки светло улыбнулась мне. – Теперь не для одной меня открыт путь из вашего мира в Семицветье и обратно. Этот ручей – отныне дверь, он связан с ручьем в моем мире. Тот придет ко мне, кому это действительно нужно. Приходи и ты, Сельна, если захочешь. Но только, когда устанешь от своего леса, ведь назад уже вряд ли вернешься…»

Вот тогда-то она, уходя, и подарила мне розовые колокольчики, умеющие играть чудесные мелодии. Как видите, я до сих пор не рассталась с ними.

Может быть, когда-нибудь я воспользуюсь приглашением Мирикки. Но пока, как бы ни было скучно, мне не хочется оставлять родной лес. Я знаю, что были те, кто прошел через ручей в другой мир. Ушел через него и Иркас. На прощанье он, обернувшись, улыбнулся мне и помахал рукой. И я увидела розовый отблеск на его крыльях перед тем, как он исчез в заискрившейся светлой воде…