Текст книги "Преступление высшей пробы"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Значит, бабушка тебя в тот день ждала? – уточнила я.

– Да, мы с ней заранее договорились. Я даже не позвонил в тот день…

– А как ты вошел в квартиру? – поинтересовалась я. – У тебя есть свой ключ?

Саша покачал головой.

– Нет, не было у меня ключа. Зачем он мне? Бабуля всегда дома, я просто звонил, и она мне открывала.

Да в том-то и дело, что в тот день Елена Григорьевна не могла открыть дверь своему внуку.

– Ты и в тот раз позвонил в дверь? – спросила я.

– Ну да. – Саша посмотрел на меня каким-то унылым затравленным взглядом. – Звонил несколько раз, но бабуля не открывала. Подумал уж, что она куда-нибудь вышла в кои-то веки. Бабуля ведь из дома почти не выходила. Я достал телефон, хотел позвонить, спросить. А потом смотрю – дверь вроде как приоткрыта. Чуть-чуть совсем. Я еще удивился, как это бабушка дверь не закрыла. Она всегда за этим очень следила. Иногда сидим с ней на кухне, чай пьем, или в комнате у компа, так она просит, чтобы я еще раз сходил посмотреть, закрыта дверь на замок или нет. Я ей говорю, что закрыта, а она: «Нет, ты посмотри! Вдруг забыл». И так несколько раз.

Тут Саша замолк, словно задумался.

– И ты вошел в квартиру? – прервала я молчание.

– Угу, – отозвался он, не глядя на меня. – Дверь открывать начал, а она только до середины открывается, будто держит кто изнутри. Ну я протиснулся, а там…

Саша замолчал и каким-то нервозным движением откинул волосы со лба. Он судорожно вздохнул и с силой сжал несчастный мячик.

– Узнаю, кто это сделал – убью, – пробормотал Саша сквозь стиснутые зубы.

– Самосуд – это недопустимо, – напомнила я.

Саша резко повернулся в мою сторону.

– А убивать невинных людей допустимо?! – Лицо парня было перекошено, губы дрожали. Еще немного, он и впрямь разрыдается. – Бабуля никому ничего плохого не сделала, она же как маленький ребенок! За что было ее убивать?! Почему?!

Саша невольно повторил фразу, произнесенную недавно его отцом. Теперь парень облокотился на спинку скамейки и сидел в расслабленной позе, тяжело дыша. Казалось, внезапная вспышка ярости вконец его вымотала.

– Ты учишься в университете? – спросила я, решив ненадолго отвлечь парня от тяжелых мыслей. Я ему искренне сочувствовала, но если он каждый раз будет так взрываться, мы далеко не уедем. – По стопам родителей не пошел, не хочешь становиться юристом?

– Не-а. – Саша покачал головой. – Скука сплошная эта ваша юриспруденция. Я еще в школе решил стать программистом. Отец был против, а бабуля меня поддержала.

– А мама? – поинтересовалась я.

– А матери пофиг, – коротко отозвался сын Солодовникова и едва заметно поморщился.

Понятно… Здесь, похоже, кроется тот еще клубок противоречий.

Я решила осторожно потянуть за ниточку.

– Скажи, а какие отношения были у бабули с твоей мамой?

Саша лишь равнодушно пожал плечами.

– Да нормальные. Они ведь общались редко, мама была очень занята. Сначала кандидатскую защищала, потом докторскую. Вся на нервах, с работы очень поздно приходила.

– А ты все это время жил у бабушки?

– Да нет, я с родителями жил. А к бабуле приходил очень часто, это да. Она всегда была рада.

– А родители в гости к бабушке приходили? – продолжала выпытывать я.

– Ну да, конечно, приходили. – Саша, похоже, даже удивился. – На день рождения всегда бабушка приглашала. И на другие праздники. Даже мой день рождения у себя устраивала. И тортики пекла, каждый раз разные, очень вкусные. Да что я вам рассказываю, вы же к бабуле в гости приходили.

Он был прав, в дни нашего знакомства Елена Григорьевна баловала меня своей чудесной выпечкой.

– А как Елена Григорьевна отнеслась к разводу твоих родителей? – рискнула я наконец спросить, не зная, как отреагирует на это Саша.

Как ни странно, парень отнесся к моему любопытству довольно равнодушно.

– Да нормально. Сказала, вы, мол, взрослые, сами знаете, что вам делать. Я вам не указ и все такое. Да и прошло все довольно тихо. Родители не цапались, не скандалили. Просто разошлись мирно, да и все.

– А жить ты остался с мамой?

Саша покачал головой.

– Нет, пока родители разъезжались, я жил у бабушки. Потом переехал к отцу. А год назад отец женился на Алле, а мне теперь снимает квартиру.

– Но ведь ты мог остаться жить с бабушкой, – предположила я.

– Мог бы, не вопрос, – с готовностью согласился Саша. – Она и сама предлагала. Но отец уперся, что нечего мне бабушке надоедать, и вообще пора жить самостоятельно.

– А по-моему, твой отец предложил неплохой вариант, – заметила я.

Сама я всегда считала, что лучше жить отдельно от родственников, и чем раньше, тем лучше.

– Да, неплохой, – со вздохом согласился парень. – Только вот подумал на днях, что, если бы я жил у бабули, а не просто в гости к ней заходил, она бы сейчас была жива. А так…

Он махнул рукой. Мне стало жаль парня.

– Не растравляй себя, ты здесь ни при чем. – По крайней мере, в тот момент я действительно так думала. – Раз уж убийца замыслил преступление, он рассчитал бы, когда тебя точно не будет дома. Возможно, именно так он и действовал.

– Но кому понадобилось убивать бабушку? – мрачно пробормотал Саша, немного успокоившись.

– Именно это мы и должны выяснить, – отозвалась я. – С твоей помощью. Ты, случайно, не помнишь, Елена Григорьевна никого не ждала в гости в тот день?

– Да нет вроде бы. – Саша задумался. – К ней и в гости-то почти никто не ходил. Ну кроме нас с отцом, конечно. И еще мама, но очень редко.

– Может, у нее в последнее время появились какие-то новые знакомые? – не сдавалась я.

– Вот уж не знаю. – Саша развел руками. – При мне к ней никто не приходил, а бабуля ни о чем таком не говорила. Да и не любила она гостей, разве что самых близких.

– Не любила? – удивилась я.

Я запомнила Елену Григорьевну как радушную хлебосольную хозяйку.

– Да нет, не то чтобы она их ненавидела. – Саша усмехнулся. – Просто говорила, что хлопотно это все, она последнее время книги полюбила читать. Особенно русскую классику. Тургенева там, Достоевского. Нет, насчет знакомых ничего не могу сказать. Рад бы, но не знаю.

– Понятно… – Я вздохнула. – Скажи, а во сколько ты в тот день пришел к бабушке?

– В три часа, – уверенно заявил сын Солодовникова. – Полтретьего у меня тренировка во Дворце спорта закончилась, и к трем часам я уже был у нее.

– И ты так быстро добрался? – удивилась я.

Елена Григорьевна жила в доме так называемой сталинской постройки на Лермонтова, неподалеку от набережной. От Дворца спорта туда добираться было довольно прилично, особенно если учесть, что ехать надо с пересадками.

– Так я же на машине, – усмехнулся Саша. – Мне отец подарил, когда я поступил на бюджет. Мировой подарок.

– Отец у тебя тоже мировой, – задумчиво отозвалась я.

Саша не стал возражать, а мне вдруг пришло в голову, не был ли этот подарок попыткой загладить собственную вину. Ну, например, Солодовников-старший мог чувствовать себя виноватым перед сыном из-за развода с его матерью. А теперь к этому еще прибавилась его новая женитьба на юной красотке, почти ровеснице сына. Хотя подобной рефлексии за Солодовниковым я никогда прежде не замечала. Но как знать, со временем люди меняются.

Прежде чем попрощаться с Сашей, я обратилась к нему с просьбой:

– Ты все же еще раз поразмысли, кому твоя бабушка могла без опасения открыть дверь. Следствие склоняется к мысли, что она сама впустила убийцу в квартиру.

С этими словами я протянула Саше свою визитку.

Парень кивнул с серьезным выражением лица, принимая у меня визитку.

– Хорошо, – заверил он меня. – Я постараюсь как следует все обдумать, и если хоть что-нибудь вспомню, обязательно вам позвоню.

На том мы и расстались.

Вернувшись домой, я первым делом приготовила себе кофе. Мне предстояло многое обдумать, а этот напиток, без которого я была неспособна обходиться дольше нескольких часов, способствовал мыслительному процессу.

Устроившись на диване с чашкой в руках, я принялась подробно анализировать информацию.

Пока мне удалось выяснить только одно: милейшую старушку убил неизвестно кто и неизвестно за что. Ах да, еще и неизвестно зачем, ведь в квартире убитой ничего не пропало.

Оба Солодовниковых, как отец, так и сын, в один голос утверждают, что у Елены Григорьевны не было врагов, и недоумевают, с какой стати кому-то могло прийти в голову совершить столь же гнусное, сколь и бессмысленное, преступление.

Какой-нибудь новоявленный Раскольников? Но ведь Елена Григорьевна отнюдь не старуха-процентщица. Беспечная и безобидная, как мотылек, пожилая женщина, день за днем коротавшая свой бесхитростный досуг за чтением книг, приготовлением вкусностей, да еще игравшая в компьютерные игры с обожаемым внуком. Кого могли до такой степени вывести из себя эти занятия, чтобы этот кто-то с силой нанес удар по голове бедной женщине, отправив ее на тот свет?

Кстати, с орудием преступления тоже полная неясность. Наверняка убийца унес его с собой.

Я потянулась за блокнотом и сделала в нем пометку насчет предполагаемого орудия преступления.

Не сказать, что у меня была необходимость непременно заносить список дел в блокнот, но это занятие неизменно помогало мне сосредоточиться, упорядочить мысли, что называется.

Заодно уж я сделала пометку о проверке записи с камеры видеонаблюдения.

По поводу этих двух пунктов мне все же придется обратиться к полковнику Кирьянову, моему давнему другу и бесценному помощнику.

Так, что еще?

Я закрыла глаза, мысленно выстраивая схему ближайших действий.

Главного свидетеля, то есть внука погибшей, первым обнаружившего тело, я уже опросила. Теперь мне предстояло побеседовать с консьержем, уж он-то должен знать, кто и как часто приходил к Елене Григорьевне. И вообще, и в тот роковой день в частности. Саша, внук, вполне мог не знать знакомых Елены Григорьевны. К тому же она вполне могла и не обсуждать с ним своих друзей или приятельниц, считая, что молодому человеку попросту скучно все это выслушивать. Елена Григорьевна обладала редким тактом, и такого рода соображения были вполне в ее духе.

А вот пожилой консьерж может оказаться весьма ценным информатором. Консьержи знают о жильцах вверенного им дома даже то, чего те сами о себе не знают.

Эта мысль меня воодушевила, и я принялась рассуждать дальше.

Еще была молодая мать-одиночка, соседка Елены Григорьевны. Таким образом, я могу опросить сразу двух свидетелей за один визит. Редкая удача, если учесть, что порой мне приходится разъезжать по всему городу из конца в конец, не говоря уже о поездках в соседние области, а то и перелетах.

Обе встречи я наметила на завтрашнее утро, а пока решила прояснить ситуацию с записью камер видеонаблюдения и набрала номер Кирьянова, или Кири, как привыкла его называть. Впрочем, преимущественно за глаза.

– Слушаю, – отрывисто отозвался полковник.

Я моментально сообразила, что отрываю Кирю от сверхважных (без тени сарказма) дел, поэтому кратко изложила свою просьбу.

– Да, Татьяна, я тебя понял, – отозвался полковник. – Пока ничего определенного сообщить не могу, подъезжай завтра в управление, а там посмотрим.

– Во сколько?

– С утра у нас, как всегда, запарка. Давай после обеда, часикам к четырем.

– Спасибо, Володечка, – с чувством поблагодарила я. – Буду завтра ровно в четыре. С презентом.

– Да ладно тебе… – буркнул Киря и отключился.

Глава 2

В начале десятого я уже парковалась неподалеку от многоквартирного дома на Лермонтова.

Давненько мне не доводилось бывать в этом уютном уголке Тарасова. Я с интересом огляделась. За несколько лет здесь мало что изменилось, однако небольшой чистенький дворик перед трехподъездным домом не утратил своего очарования. Все так же мирно шелестели еще не начинавшей желтеть листвой липы и каштаны, разве что детская площадка перед домом стала более яркой и современной.

Я вошла в знакомый подъезд и сразу увидела нужного мне свидетеля, то есть того самого консьержа, оказавшегося сухоньким старичком с аккуратно постриженными и абсолютно седыми волосами.

Он восседал за довольно большим столом, на котором было все необходимое для несения суточной службы, включая электрический чайник и высокий керамический бокал. Центральное место занимал журнал для записи посетителей. Кроме стола в отведенной для консьержа нише помещалась тумбочка, на которой стоял маленький, едва слышно бормотавший телевизор.

Едва я переступила порог подъезда, как старичок оторвался от просмотра выпуска новостей и устремил на меня строгий взгляд серых слегка выцветших глаз.

– Вы к кому, барышня? – сурово осведомился он неожиданно звучным, хорошо поставленным голосом.

– Доброе утро. – Я приветливо улыбнулась и продемонстрировала свое удостоверение частного детектива. – Татьяна Александровна Иванова, хотела бы побеседовать именно с вами.

– Митченко Юрий Валерьянович, – с достоинством представился в ответ старичок. – Чем могу служить?

– Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хотела бы с вами побеседовать, – доверительно начала я.

Юрий Валерьянович вздохнул и, наклонившись к тумбочке, выключил телевизор.

– Ну а что тут гадать. – Он развел руками. – Ваши уже приходили, в тот же день опросили полподъезда. И меня, конечно, в первую очередь.

Он осуждающе посмотрел на меня и покачал головой.

– Только что я мог им сказать? Я ведь отсюда никуда не отлучался и не видел никого из чужих. Да мимо меня и мышь не проскочит! – Митченко внезапно разгорячился, убеждая меня с таким видом, словно я упрекала его в недобросовестном исполнении должностных обязанностей.

Между тем у меня и в мыслях не было ничего подобного, разве что я действительно хотела узнать, кто приходил в тот день к Елене Григорьевне и не покидал ли свой пост консьерж в то самое время, когда произошло убийство.

Видимо, внезапная вспышка раздражительности старичка объяснялась тем, что «наши», как выразился Митченко, уже подробно обо всем его расспросили, особенно упирая на то, что тот мог отлучиться с дежурства в самый неподходящий момент. И вот теперь какая-то особо недоверчивая сотрудница правоохранительных органов решила допросить его по второму кругу. Меня уже давно перестало удивлять, что люди зачастую приписывают мне службу в полиции, едва взглянув на мое удостоверение.

– А сама Елена Григорьевна никуда в тот день не выходила? – спросила я, чтобы придать нашей беседе более мирный характер.

Сама по себе эта информация меня мало интересовала, ведь старушка погибла в собственной квартире. Даже если она и выходила, например в ближайший магазин или просто подышать свежим воздухом, вряд ли это имело бы отношение к ее гибели.

Услышав мой вопрос, Юрий Валерьянович решительно покачал головой.

– Нет, она вообще очень редко выходила из дома, – заявил он. – Не любительница была прогулок всяких, а покупки ей родня приносила.

– Родня? – переспросила я.

– Ну да. – Митченко удивленно взглянул на меня. – Сын ее на машине привозил целые сумки. И еще внук, Сашок, как они его называли. То с одним пакетом, то с двумя. Хороший парень, вежливый. Всегда здоровается и по имени-отчеству обращается.

– А в тот день, когда Елену Григорьевну убили, кто-нибудь из родственников к ней приходил?

Тут Митченко воззрился на меня с неподдельным изумлением, мне даже неловко стало.

– Да как же… – забормотал он, едва вновь обрел способность говорить. – Ведь ваши же все записали. Приходил Сашок, ну, то есть Александр Солодовников. – Консьерж ткнул пальцем в журнал. – Вот у меня запись, все как положено.

Я взглянула на аккуратно расчерченную страницу. Действительно, «все как положено». Записи о посещениях жильцов с номерами квартир и временем прихода-ухода были сделаны аккуратным, крупным, каким-то детским почерком.

– Говорю же, мышь не проскочит, – обиженно повторил консьерж.

– Да, Саша, то есть Александр Солодовников, был в этот день единственным посетителем, – негромко произнесла я, чтобы не дать Юрию Валерьяновичу потерять нить нашей беседы. – Это он тело обнаружил?..

– Ну да, да, он! – с горячностью перебил меня Митченко. – А потом и отец его прилетел, то есть сын Елены Григорьевны. Этого-то я не записал, не до того уж было… Ну вот, а потом полиция, суматоха, жильцы-то, кто дома был, повыскакивали. Что, мол, такое, ох, ах!

Он схватил свой бокал с чаем и сделал большой глоток.

Я же с любопытством рассматривала небольшую дверь в правом углу позади поста консьержа.

Интересно, что там, за этой дверью, и куда она ведет? Может, в подъезде есть второй выход.

– Скажите, Юрий Валерьянович, – продолжила я свои вопросы, когда старичок немного успокоился, – а что это за дверь, в подвал?

Консьерж несколько нервозно покосился в сторону той самой двери.

– Так нет. В подвал-то у нас вход снаружи. Спуск там есть, лесенка небольшая. – Он сделал еще один глоток. – А это бытовка моя. Вещи кое-какие там храню, ну и из съестного что-нибудь на день. За целый день-то проголодаешься, поди…

Тут он спохватился:

– Только вы не подумайте! Ничего горючего или там запрещенного – ни-ни!

Я улыбнулась.

– Не волнуйтесь, Юрий Валерьянович, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Вы только скажите, через эту дверь можно выйти из дома с другой стороны?

Консьерж так удивился, что аж всплеснул руками, едва не опрокинув свой бокал прямо на журнал с записями.

– Вот ведь! – Он перевел дыхание и теперь почти кричал: – Нету! Говорю же русским языком, нету там никакого выхода! Ну не верите, сами взгляните, мне скрывать нечего!

Он привстал, видимо, для того, чтобы открыть дверь и продемонстрировать помещение за заинтересовавшей меня дверью.

Я мягко удержала разбушевавшегося старичка за столом.

– Не волнуйтесь, Юрий Валерьянович, я вам верю. – Произнеся эту успокоительную формулу, я тем не менее продолжала неотрывно смотреть в глаза Митченко.

Некоторое время я не произносила ни слова, лишь молча и пристально всматривалась в лицо пожилого консьержа. Тот заметно занервничал и принялся перелистывать журнал.

– Да что? Нет там ничего, – пробормотал он.

Я еще несколько секунд не отводила взгляд от переносицы Митченко, затем со вздохом произнесла:

– Я не об этом, Юрий Валерьянович.

Тот быстро пожал плечами, словно вздрогнул.

– Вы ведь и сами прекрасно понимаете, о чем, – тихо проговорила я.

– Так я… – Он принялся озираться по сторонам.

– Признайтесь, Юрий Валерьянович, вы ведь отлучались куда-то в тот день. Причем именно в то самое время, когда и произошло убийство. Почему вы не рассказали об этом следователю?

– Да они не спрашивали! – Митченко почти кричал. – Они спросили, выходил я куда-нибудь из подъезда или нет. А из подъезда-то я никуда не выходил. Выходит, не соврал.

– Но куда-то же вы выходили? – не отставала я.

– Да в эту самую подсобку и зашел! – буркнул Митченко. – Ну так и что с того? Если бы кто в подъезд в это время зашел, неужели бы я не услышал? Сразу бы вернулся и все записал: кто, куда, к кому. А не заходил ведь никто.

Теперь уже Митченко уставился мне прямо в лицо с полным осознанием собственной правоты. Однако я не спешила разделять его уверенность, подобное объяснение показалось мне более чем сомнительным. Если злоумышленник целенаправленно выслеживал консьержа, ожидая, когда тот покинет свой пост (что время от времени неизбежно для любого живого человека), то вряд ли стал бы громыхать дверью или топать как слон. Полсекунды хватило бы, чтобы незаметно проскользнуть на лестницу, ведущую на верхние этажи. Так что напрасно Митченко похвалялся своей неусыпной бдительностью.

– Вот, можете сами посмотреть, – упрямо повторял между тем консьерж, – никто из посторонних не приходил и не выходил. Ни к Солодовниковой, ни к кому другому.

Я не стала тратить время на просмотр бесполезных записей. Вместо этого я спросила:

– А соседка Елены Григорьевны сейчас дома?

– Оленька? Внучка моя? – удивился Митченко. – Конечно, дома. Матвейку, наверное, гулять скоро поведет. А вам она на что? Ее вчера уже допросили, только знать она ничего не знает, хватит уже девчонку мучить своими вопросами…

Теперь настало мое время удивляться.

Вот так поворот! Оказывается, соседка Елены Григорьевны – внучка консьержа.

– И все же мне необходимо с ней поговорить, – твердо заявила я. – Будьте добры, запишите меня.

Я положила перед Митченко свое удостоверение, чтобы он убедился в серьезности моих намерений.

– Ладно уж, – проворчал консьерж и принялся аккуратно записывать в журнал мои данные.

Взглянув на часы, он вписал в соответствующие колонки время и номер квартиры.

– Проходите! – разрешил он, возвращая мне удостоверение. – Четвертый этаж, квартира девяносто три.

– Спасибо, – вежливо ответила я и направилась на знакомый мне этаж.

Я не стала ждать лифта и, бодро взбежав на четвертый этаж, очутилась в небольшом коридоре, в который выходили две металлические двери.

Одна из них – дверь квартиры Солодовниковой – была опечатана.

Позвонив в девяносто третью квартиру, я пару минут вслушивалась в звенящую тишину.

За дверью не было слышно ни малейшего шороха, не доносились до меня и звуки, свидетельствующие о том, что в квартире есть маленькие дети. Уж не ошибся ли бдительный консьерж, заявив, что его внучка дома с малышом? Может, Ольга с маленьким сыном вышла из подъезда в тот момент, когда ее дед на пару минут заглянул в подсобку.

Я подняла руку, чтобы еще раз надавить на кнопку звонка, но тут раздался легкий щелчок, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшейся щели я разглядела чей-то испуганно расширившийся глаз.

– Вы к кому? – голос прошелестел едва слышно.

Я раскрыла свое удостоверение.

– Мне необходимо побеседовать с Ольгой Митченко.

Дверь приоткрылась чуть шире.

– К нам уже приходила полиция. – Теперь я разглядела круглое полноватое лицо.

– Я не из полиции. Я частный детектив, просто хочу задать вам несколько вопросов.

Теперь дверь распахнулась во всю ширь, и на пороге появилась молодая женщина, с изумлением взиравшая на меня широко распахнутыми светло-серыми глазами. Видимо, любопытство взяло верх над осторожностью, ведь моя профессия все еще воспринимается как некая экзотика.

– Проходите. – Девушка посторонилась, пропуская меня в квартиру.

Я вошла в просторную прихожую, из которой высокая двустворчатая дверь открывалась прямо в гостиную.

Ольга слегка придержала одну створку и, пропустив меня в комнату, прошмыгнула следом, сразу же плотно закрыв за собой дверь.

– Боюсь сквозняков, – пояснила она. – Матвейка часто простужается, вот я и стараюсь двери плотно закрывать. Он ведь любит играть на полу.

Упомянутый Матвейка, пухлый карапуз, сидел на детском коврике, постеленном поверх толстого ковра, покрывавшего весь пол в гостиной. Ребенок был всецело поглощен разложенными перед ним яркими игрушками и не обращал на нас никакого внимания.

– Как раз собиралась с ним погулять, пока погода хорошая, – вполголоса проговорила Ольга, жестом предлагая мне кресло. – Может, хотите чай?

– Нет-нет, не беспокойтесь, – вежливо отказалась я, не желая доставлять лишних хлопот молодой матери.

Девушка устроилась в кресле напротив, теперь нас разделял небольшой журнальный столик.

Я мельком оглядела гостиную, видимо, служившую одновременно детской, а заодно и спальней хозяйки квартиры. Вдоль стены стоял широкий раскладной диван, рядом примостился небольшой комод. Другую часть комнаты полностью занимали детские вещи: кроватка, расписная коробка с игрушками, стульчик для кормления.

Несмотря на скромную обстановку, светлая просторная комната производила приятное впечатление благодаря царившим в ней чистоте и порядку. С первого взгляда было понятно, что с обязанностями молодой матери Ольга справляется превосходно.

Заодно я присмотрелась и к самой хозяйке. Теперь, в залитой ярким солнечным светом гостиной, Ольга выглядела совсем юной, да, возможно, она и была такой, я ведь понятия не имею, сколько ей лет. Круглолицая, румяная, с наивными широко распахнутыми светлыми глазами, Ольга напоминала старшеклассницу, которой вот-вот предстояло отправиться на выпускной бал. Только платье подходящее выбрать, да и туфельки бы в тон.

Однако в действительности Ольгу занимали совсем другие заботы, она то и дело бросала беспокойные взгляды на Матвейку.

– Так, значит, вы живете в квартире дедушки? – Я решила начать расспросы с нейтральной темы, а заодно уточнить кое-какие подробности о самом Митченко.

Ольга кивнула.

– Да, мы с сыном в этой комнате, а дедуля почти все время проводит на работе, только спать приходит. У него в кухне диванчик, кухня у нас просторная, хотя сама квартира небольшая. – Ольга говорила довольно охотно, видимо, была общительной и добродушной.

Да, но почему она решила поселиться именно с дедом, а где же ее родители, да и отец Матвейки, в конце концов?

Мой взгляд невольно задержался на фотографии, стоящей на комоде. Мужчина и женщина, молодые и привлекательные, держались за руки, оба широко улыбались. Мужчина на снимке выглядел загорелым, у девушки русые волнистые локоны до плеч, как у Ольги.

– Мои родители, – тихо пояснила хозяйка, заметив мой взгляд. – Папа и мама часто ездили в горы, увлекались альпинизмом. И вот однажды они не вернулись… С тех пор я живу с дедушкой. Он меня вырастил, стал мне вторым отцом, да и мамой.

– Простите, я не знала, – смущенно пробормотала я.

– Да ничего. – Ольга грустно улыбнулась, чуть слышно вздохнув. – Столько лет прошло. Время лечит, хоть и не до конца.

– Знаете, – продолжала Ольга, словно погрузившись в собственные переживания и забыв, что я ей совершенно посторонний человек, – дедушка ведь действительно смог заменить мне папу. Он в то время был очень похож на моего папу… Ну то есть, конечно же, это мой папа был похож на него, так будет точнее. Просто одно лицо. Это сейчас в это трудно поверить. Дедушка сильно постарел, у него была очень тяжелая жизнь. Очень.

– А отец ребенка? – осторожно продолжала я, понимая, что рискую затронуть весьма болезненную тему.

Ольга опустила глаза, ее лицо приняло равнодушное выражение. Она принялась крутить тоненькое колечко на среднем пальце. На безымянных пальцах никаких колец не было.

– Он жив-здоров, с ним все в порядке. – Мне показалось, что Ольга едва заметно усмехнулась, хотя я могла и ошибаться.

Значит, как я и предположила в самом начале, Ольга не состоит, что называется, в законном браке с отцом своего ребенка.

– У меня к нему нет никаких претензий, к тому же он помогает нам с Матвейкой. – Ольга произнесла это спокойно, по-прежнему не глядя на меня.

Я промолчала, почему-то почувствовав себя неловко.

Тут девушка, словно спохватившись, встревоженно посмотрела на меня.

– Ой, вы ведь по делу пришли, а я тут со своими разговорами. – Она виновато похлопала густыми темно-русыми ресницами. – Извините, пожалуйста, я у вас столько времени отняла.

– Вовсе нет, – возразила я, причем вполне искренне.

Никогда ведь не знаешь, из какой именно, казалось бы, пустопорожней болтовни случится извлечь крупицы бесценной информации.

– Я хотела порасспросить вас о вашей соседке, – перешла я непосредственно к сути дела. – Скажите, в тот день, я имею в виду день убийства, к Елене Григорьевне кто-нибудь приходил? Вы ведь живете практически дверь в дверь, может, слышали что-нибудь?

– Да в том-то и дело, что не знаю, – ответила Ольга, как мне показалось, слегка раздраженно. – Пока мы с Матвейкой были дома, никто не заходил, все было тихо. Потом я повела сынулю в поликлинику, а возвращаемся – тут такое! Ну, думаю, доигрался мажорик!

Я насторожилась.

– Вы сказали – мажорик? – переспросила я. – О ком вы говорите?

Ольга слегка пожала плечами.

– О внуке ее расчудесном, Сашуле, о ком же еще?

Странно… Я довольно давно знала Сашу Солодовникова, но никогда не думала о нем как о мальчике-мажоре. В моем представлении он никоим образом не соответствовал подобной характеристике.

– Оля, – осторожно начала я, – что вы имели в виду, говоря, что Саша доигрался? Что вы хотели этим сказать?

Ольга усмехнулась, ее взгляд стал жестким.

– Да они орали друг на друга так, что стены тряслись! – заявила она.

Я ошеломленно молчала. Вот так так!

– Вы говорите о том самом дне?

Ольга покачала головой.

– Да нет же! В тот день я ничего подобного не слышала. Должно быть, без меня все произошло. Я ведь вернулась, когда ее уже убили, а пришел-то к ней именно Саша. – Ольга посмотрела на меня, как на несмышленыша.

– То есть вы считаете, что это Саша мог убить свою бабушку? – спросила я напрямик.

Ольга, нахмурившись, молчала, и тогда я задала следующий вопрос:

– А что именно они кричали, вы сможете пояснить?

– Кричал в основном Саша. – Ольга говорила, по-прежнему не глядя на меня. – Он прямо-таки орал: «Я тебя сейчас замочу! Ты у меня свое получишь!», ну и все в таком духе. А как-то раз даже: «Сдохни, тварь!». Очень злобно, между прочим, прямо с ненавистью.

Я не верила собственным ушам. Никогда не слышала, чтобы Саша кричал, да еще в подобных выражениях. Милый, прекрасно воспитанный мальчик из интеллигентной семьи. К тому же на свою бабушку, в которой он, по его же собственным словам, души не чаял. Чем же так достала своего единственного внука безобидная с виду старушка?

– А что отвечала Елена Григорьевна? – продолжала я расспрашивать девушку.

– Что именно она говорила, я почти не слышала, – не сразу отозвалась Ольга. – Но она тоже кричала, хотя и тише, чем ее внучок. Только однажды она буквально заорала: «Нет, я сама замочу!» Матвейка проснулся, начал плакать. Он всегда просыпался, когда они скандалили. Я каждый раз хотела сказать Елене Григорьевне, чтобы они вели себя потише, но все как-то не решалась.

Я призадумалась. Какой же крик стоял в квартире Елены Григорьевны, если от него в испуге просыпался годовалый малыш…

– Ах да! – Ольга внезапно оживилась. – Не так давно они тоже вот так орали, потом стало тихо, и вдруг Саша выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице. А дверью он хлопнул с размаху, и она так и осталась открытой. Я как раз собиралась выйти, чтобы отнести дедушке термос с чаем и бутерброды. Сначала я так испугалась, что прямо замерла возле соседской двери. Она ведь была открыта, а внутри тишина. Хотела осторожно заглянуть, не случилось ли чего с Еленой Григорьевной, может, «Скорую» надо вызвать. Но только я собралась войти, как она сама подошла к двери и закрыла ее прямо у меня перед носом.

Я внимательно выслушала Олю, после чего уточнила:

– А как выглядела при этом сама Елена Григорьевна? Так, словно на нее было совершено нападение? Или, может, была расстроена?

Ольга покачала головой.

– Нет, выглядела она как обычно. Спокойная, подтянутая, аккуратно причесанная. Я еще удивилась. После такого ора даже не раскраснелась.

Я все меньше понимала, что же творилось в семье Солодовниковых. Тут я вспомнила фразу, вскользь брошенную Ольгой.